Содержание
1. Герменевтический круг
2. Герменевтическая философия науки
3. Смысл и понимание в коммуникации
библиографический список
1. Герменевтический круг
Данное понятие выражает ту существенную особенность процесса понимания, которая связана с его циклическим характером. Герменевтический круг был известен уже античной риторике, а также патристике. Так, согласно Августину, для понимания Священного писания необходимо в него верить, но для веры необходимо его понимание. Различные модификации герменевтического круга связаны с осознанием взаимообусловленности объяснения и интерпретации, с одной стороны, и понимания – с другой. Для того, чтобы нечто понять, его необходимо объяснить, и наоборот.
Изначально герменевтический круг разрабатывается как круг целого и части: целое следует понимать исходя из частного, а последнее – исходя из первого. Это правило было выработано античной риторикой, а герменевтика Нового времени перенесла его на искусство понимания. Уже Ф. Шлейермахер применил риторически-герменевтическое правило – «части становятся понятными благодаря целому, а целое – исходя из частей» – к внутреннему миру «Я» как понимающего. Так, например, слово – часть относительно предложения, предложение – часть относительно текста, текст – часть относительно творческого наследия данного автора и т.д. Следовательно, смысл отдельного всегда вытекает только из взаимосвязи и, тем самым, в конечном счете – из целого.
Шлейермахер применяет этот принцип к психологическому пониманию, считая, что каждую мыслительную структуру можно понять лишь как момент целостной жизни данного человека. Он, таким образом, выделяет психологическую сторону герменевтического круга: текст есть фрагмент целостной душевной жизни некоторой личности, и понимание части и целого здесь также взаимно опосредовано. Свою герменевтику он основывал на понятии индивидуальности.Согласно Шлейермахеру, «понимание – это всегда самодвижение в таком круге, в силу чего столь существенным является возврат от целого к частям и наоборот. В довершение ко всему подобный круг постоянно расширяется». Таким образом, смысл текста раскрывается только в этом, «взад-вперед» кругового движения между целым и частями. В таком же движении мы учимся понимать чужое мнение, чужой язык, чужое прошлое и т.д. Заслугу Шлейермахера Гадамер видит в том, что он в процессе понимания постоянно употребляет «прием полярного диалектического описания», выводя данный прием из древнего принципа целого и частей и включает предмет (текст, язык и т.п.) во все более широкие взаимосвязи.
Рассматривая индивидуальность как «тайну, которую невозможно до конца разгадать», Шлейермахер считал герменевтику не «механической сноровкой», а искусством. Он полагал, что понимание должно быть доведено до такой степени завершенности, как великое произведение искусства. Герменевтическое движение по кругу (а точнее – по спирали) необходимо потому, что ничто истолковываемое не может быть понято за один раз – даже при понимании текста на родном языке.
Таким образом, Шлейермахер рассматривает понимание как круговое движение, которое происходит «туда и обратно» в пределах текста и снимается в его законченном понимании. Последнее оказывается, по его мнению, возможным только тогда, когда мы полностью переносимся в душевное состояние автора и уже с этой точки зрения разрешаем все «загадки и странности», встречающиеся в тексте.
Впоследствии В. Дильтей, присоединяясь к этой концепции и развивая идеи Шлейермахера, переносит на исторический мир то, что издавна служило основным принципом всякой интерпретации текстов, а именно, что текст должен быть понят из него самого. Дильтей считал, что понимание текста как «объективизации жизни» творческого индивида возможно при условии понимания духовного мира соответствующей эпохи, что, в свою очередь, предполагает понимание оставленных этой эпохой «объективации жизни».
Достоинство концепции Дильтея – универсальное расширение герменевтического метода: «Подобно взаимосвязи текста, структурная взаимосвязь жизни определена отношением целого и частей. Каждая часть выражает некоторую сторону жизни, то есть имеет значение для целого, а собственное значение части определяется на основе целого». Тем самым давно известный способ интерпретации текста был перенесен на реальную жизнь и оказался верным в отношении взаимосвязи ее явлений. А верным данный способ здесь является на том основании, что в жизни (как и в тексте) предполагается единство значений, которое выражается во всех ее частях.
Если Дильтей расширил герменевтику до органона наук о духе, то М. Хайдеггер предпринял выведение круговой структуры понимания из темпоральности бытия. В его философии герменевтический круг связывается не с формальными условиями понимания как метода познания, а с онтологическими его условиями как основного определения человеческого существования. Поскольку герменевтический круг выражает взаимообусловленность истолкования бытия человеком и человеческого самоистолкования, постольку задача герменевтики состоит не в размыкании герменевтического круга, а в том, чтобы в него войти.
Как пишет Гадамер, «суть хайдеггеровской герменевтической рефлексии сводится не к тому, что мы сталкиваемся здесь с логическим кругом, а скорее к тому, что этот круг имеет онтологический позитивный смысл». Задачу герменевтики Хайдеггер видел в том, чтобы в разработке ее понятий «научная тема гарантировалась самими фактами». Он подчеркивал, что всякое правильное истолкование должно отрешиться от произвола озарений к ограниченности чисто «мыслительных привычек» и сосредоточить внимание на самих фактах, руководствоваться сутью дела. Например, для филолога в качестве таковых выступают осмысленные тексты, которые, в свою очередь, говорят о фактах.
Как видим, Хайдеггер требует реализации в процессе понимания принципа объективности, ибо у него «речь идет о том, чтобы придерживаться фактов вопреки всем искажающим воздействиям, которые исходят от самого толкователя и сбивают его с верного пути». Чтобы этого не произошло, тот, кто хочет понять текст, постоянно осуществляет «набрасывание смысла», т.е. разрабатывает «предварительный набросок», который подвергается непрерывному пересмотру при дальнейшем углублении в смысл текста. Этот «набросок» и есть предмнение, предпонимание – важнейшее герменевтическое понятие, о котором речь шла выше.
Проанализировав проблему герменевтического круга, Хайдеггер по словам Гадамера, показал, что понять нечто можно лишь благодаря заранее имеющимся относительно него предположениям, а не когда оно предстоит нам как что-то абсолютно загадочное. Определяя вклад Хайдеггера в разработку данной проблемы, Гадамер в статье «О круге понимания» отмечает, что тонкость хайдеггеровской герменевтической мысли состоит не столько в доказательстве наличия круга, сколько в обосновании онтологически позитивного смысла, присущего кругу.
Согласно Хайдеггеру, текст всегда необходимо читать с известными ожиданиями в направлении того или иного смысла. При этом предварительная проекция смысла, несомненно, постоянно пересматривается в зависимости от того, что получается при дальнейшем вникании в смысл. Кроме того, рядом друг с другом могут существовать соперничающие проекции смысла, пока не установится более или менее однозначное единство смысла. Таким образом, «толкование начинается с предварительных понятий, которые со временем заменяются более адекватными понятиями, – вот это непрестанное проецирование, пробрасывание смысла, составляющее смысловое движение понимания и истолкования, и есть процесс, который описывает Хайдеггер».
Он обращает внимание на то, что те предмнения, которые не оправданы самой сутью дела, представляют собой источник заблуждений. А это значит, что понимание должно постоянно заботиться о том, чтобы разрабатывать верные, адекватные самой «сути дела» проекции смысла. При этом важно, чтобы сознание, во-первых, с самого начала понимания было восприимчиво к «инаковости текста», а во-вторых, осознавало свою собственную предвзятость, оберегало себя от «произвольных внушений». Чтобы быть таким, т.е. объективным, сознание должно пройти школу герменевтики. Только пройдя эту школу, оно будет в состоянии выполнить важнейшее герменевтическое требование. А именно: «методически руководимому пониманию придется не просто реализовать предвосхищаемое им, но и осознавать свои предвосхищения, чтобы контролировать их и благодаря этому обрести верное понимание, исходя из самой сути дела. Это и имеет в виду Хайдеггер».
Он, таким образом, осознает, что понимание текста всегда предопределено забегающим вперед движением предпонимания. Тем самым герменевтический круг у Хайдеггера получает, как отмечает Гадамер, совершенно новое значение. Круг целого и части, лежащий в основе любого понимания, у него является по смыслу содержательным, а не формальным.
Гадамер считает хайдеггеровское описание и экзистенциальное обоснование герменевтического круга решительным поворотом от формального понимания к содержательному, считающемуся с «конкретностью исторического сознания». Преодолевая рамки формального отношения частного и общего, «Хайдеггер описывает круг так, что предвосхищающее движение предпонимания постоянно определяет понимание текста. ...Круг понимания, таким образом, вообще не является “методологическим” кругом, он описывает онтологический структурный момент понимания».
Хайдеггеровский круг целого и части, таким образом, описывает понимание как взаимодействие двух движений – традиции и истолкования. Понятым, по его мнению, является лишь то, что действительно представляет собой законченное смысловое единство.Развивая идеи Хайдеггера, Гадамер отмечает, что рассматриваемое герменевтическое правило («целое надлежит понимать на основании отдельного, а отдельное – на основании целого») «берет начало в античной риторике; герменевтика Нового времени перенесла его из области ораторского искусства на искусство понимания. В обоих случаях перед нами круг. Части определяются целым и в свою очередь определяют целое: благодаря этому эксплицитно понятным становится то предвосхищение смысла, которым разумелось целое».
Как и Хайдеггер, Гадамер также озабочен прежде всего обоснованием онтологических предпосылок понимания. При этом он стремится связать принятое наукой понятие объективности с требованием историчности понимания. Хайдеггеровскую «соль герменевтики фактичности» Гадамер конкретизирует «историческим пониманием». Исходя из того, что процесс понимания постоянно переходит от целого к части и обратно к целому, он пишет: «Задача состоит в том, чтобы концентрическими кругами расширять единство понятого смысла. Соответствие всех частностей целому суть критерий правильности понимания. Отсутствие такого соответствия означает неверность понимания». Лишь в пределах целого и может совершаться понимание. При этом вопрос применения правил, которыми руководствуются в «критико-текстологических изысканиях» неотделим от содержательного понимания текста.
2. Герменевтическая философия науки
Герменевтическая философия науки сохраняет достаточно тесную преемственность по отношению к воззрениям Хайдеггера, тем не менее, многие акценты расставляются существенно по-другому. Для Гадамера, лидера современной герменевтики, абсолютно не характерны какие-либо выпады в адрес науки, ее значимость не ставится под сомнение. Но ей и не поются дифирамбы. Основополагающая мысль Гадамера состоит в том, что несостоятельно изолирование науки от философии, высшей формой которой является герменевтика. Но если так, то «... вся наука включает в себя герменевтический компонент». Следует отметить, что главный труд Гадамера «Истина и метод» дал повод для сомнений, отрицания сопряженности герменевтики с ясным и четким методом, наводил на мысль о ее чуждости науке. Но когда герменевтика была подвергнута критике со стороны таких выдающихся философов, как Ю. Хабермас, К.-О. Апель, Г. Альберт, Гадамер прореагировал на нее незамедлительно: «Если оценивать мою работу в рамках философии нашего столетия, то нужно как раз исходить из того, что я пытался примирить философию с наукой... Это, конечно, принуждает к тому, чтобы перешагнуть ограниченный горизонт научно-технического учения о методе».
Гадамер издает сборник «Герменевтика и наука», в котором научную часть (и честь) герменевтики защищают А.Н. Уайтхед, П. Рикер, М. По-лани, не уступающие в известности упомянутым выше философам. Как выяснилось, многие из аргументов Гадамера были плохо поняты его оппонентами, герменевтика не находится в натянутых отношениях с наукой и не сторонится ее. Более того, именно герменевтика позволяет дать далеко нестандартную интерпретацию содержания науки, ее жизненной значимости в том числе. Именно в этой связи вполне правомерно введение представления о герменевтической философии науки (сам Гадамер под философией науки имеет в виду работы аналитиков).
Напомним основные положения герменевтики – это первостепенное внимание к человеческой коммуникации, реализующейся в среде языка; движение в герменевтическом круге как интерпретация, позволяющая расширить горизонты понимания; диалектика вопросов и ответов, реализуемая в диалоге; единство понимания и его применения, т.е. практики. Если все эти моменты присутствуют в ярком виде и не подавлены искусственно, то налицо герменевтика как философия. В противном случае уровень герменевтического содержания в жизнедеятельности человека понижается, но не настолько, чтобы пропало само это содержание. Для герменевтика наука, равно как и любое другое предприятие человека, всегда герменевтична; вопрос в том, насколько она герменевтична.
Современная герменевтика – высокоинтеллектуальное занятие, нельзя удовлетворяться ее расхожим пониманием. Рассуждают, например, таким образом: человек, в отличие от камня, нам не чужд, он поддается пониманию, а камень нет, ибо с ним нельзя составить разговор. Физика как несостоявшийся разговор с камнями негерменевтична, юриспруденция, наоборот, герменевтична. Такого рода рассуждения с позиций герменевтики крайне поверхностны. Результат физических экспериментов – это своеобразный текст, который нуждается в интерпретации не меньше, чем текст Библии или законодательства. Понимание в первую очередь относится не к сознанию другого человека, а к положению дел. Всякое положение дел есть текст. Предметом наук является нечто такое, к чему принадлежит человек. В этом отношении нет разницы между науками.
Гадамер поэтому правильно утверждает, что «в “моральных науках” не обнаруживается никакого следа чего-нибудь другого, чего нет в “правильных” науках». Понимание есть везде, где присутствует хотя бы один человек. Если бы физика как наука обходилась без людей, то она была бы негерменевтичной. Но поскольку физика создана людьми, то она есть форма, разновидность понимания и, следовательно, герменевтична. Деление наук на экспериментальные и герменевтические несостоятельно, ибо и экспериментальные науки являются герменевтическими.
Не выдерживает критики и старогерменевтическое дильтеевское положение о том, что методом наук о природе является объяснение, а понимание – прерогатива наук о духе. Объяснение – то же понимание, которое реализуется как выведение из имеющихся истин ранее неизвестных истин. Понимание как феномен шире объяснения, оно содержит и объяснение, и то, что выходит за его границы, например дискуссию.
Герменевтика должна видеть за присвоением некоторым наукам пышного эпитета «понимающие» («понимающая» социология, «понимающая» психология и т.п.) известную двусмысленность. С одной стороны, эпитет «понимающая» указывает на герменевтическое содержание науки. С другой стороны, нет таких наук, которые являются «непонимающими».
Итак, с герменевтических позиций наука – это существенная, но не единственная часть герменевтического опыта. Понимающими глазами смотрит образованный герменевтик на все науки, любые научные новации ему представляются герменевтическим предприятием. Витгенштейновские языковые игры одобряются, но при условии достижения ими жизненней непосредственности герменевтического опыта. Для герменевтика и язык, и игра, а следовательно, и языковая игра – важнейшие компоненты герменевтического опыта. Ничего удивительного не увидит герменевтик и в куновских научных революциях. Но они будут охарактеризованы не как смена образцовых наук, а как смена глобальных интерпретаций. Герменевтик толкует о конфликте не теорий, а интерпретаций. Герменевтик прекрасно обходится герменевтической философией науки. В других концепциях науки он не признает ничего содержательного сверх того, что ему доступно.
Обращает на себя внимание скупость герменевтика в оценке достоинств науки. Создается даже впечатление, что он предпочитает философский и обыденный опыт научному. Между тем все три опыта являются, по определению, герменевтическими. Какие обстоятельства вынуждают герменевтика быть сдержанным в оценке достоинств науки? Возможно ли их устранение в интересах будущего науки? В какой степени уместен фирменный рецепт герменевтиков: хотите избавиться от ограниченности науки, превращайте ее в герменевтическую философию?
Герменевтики, на наш взгляд, не поступаясь принципами, вполне могли бы признать за наукой важнейшую практическую значимость. Признание актуальности герменевтического применения науки согласуется с герменевтическими интуициями. Ведущие герменевтики допускают возможность наук, построенных герменевтически, и не критикуют их. Может быть, при более детальном рассмотрении герменевтикам удалось бы увидеть богатое герменевтическое содержание и в тех принципах науки, которые им не нравятся?
Анализ герменевтических учений показывает, что для них характерно особенно настороженное отношение к феномену теории. Для герменевтика научные факты – это больше чем факты, это события в рамках обширного жизненного опыта человека. События единичны, и их понимание осуществляется в медиуме языка. С этих позиций теория представляет собой жесткий языковый каркас, который грубо натягивается на мир единичных событий и который навязывает ему объективизм законов. Отсюда законофобия, теорияфобия, методофобия, столь распространенные среди ортодоксов от герменевтики. Между тем герменевтика, по определению, должна описывать «то, что есть». Не видно никаких оснований не включать с соблюдением всех правил философской и научной осторожности в это есть и теории, и их методы. Нет оснований выводить теории и методы науки из-под огня герменевтической критики, но и нет оснований подвергать их уничтожающей критике.
Герменевтики слишком часто уподобляют язык континууму, где, по определению, властвует непрерывность. В действительности же в сфере языка много прерывностей, именно это обстоятельство регистрируется своеобразием как науки в целом, так и отдельных наук. Герменевтики справедливо подчеркивают необходимость перехода от языка науки к языку философии и обыденному языку. Такие переходы расширяют перспективу герменевтического опыта, но не умаляют достоинства науки. Наука хороша уже тем, что она есть важнейший компонент опыта человека. Нельзя ей ставить в вину то обстоятельство, что она не охватывает собой весь универсум герменевтического опыта. Герменевтики, что приходится констатировать не без сожаления, порой сами представляют достоинства герменевтической философии науки в неадекватном виде.Герменевтическая философия науки – вполне состоявшееся философское и научное направление. Она позволяет оценить феномен науки с ранее неизвестных позиций, требует очень обстоятельного, можно сказать, бережного отношения к научным фактам (событиям), поиска их максимально адекватного языкового воплощения, тщательного развертывания герменевтического опыта за счет диалектики вопросов и ответов, налаживания диалога между учеными и диалога ученых с не-учеными, развития искусства интерпретаций (а интерпретация – это всегда посредничество, тот или
10-09-2015, 23:34