А.А. Петрова, аспирант сектора социологии знания Института социологии РАН
Социология интернета, как любое новое направление социального знания, формируется в "разграничении полномочий" между уже сложившимися научными дисциплинами. Изучение виртуальных коммуникаций связано с вполне традиционной тематической областью: организация знания, конструирование идентичностей, формирование социальных групп и т. д. Но в данном случае вся эта проблематика исследуется с учетом социальных последствий, которые может иметь использование современных информационных технологий. Научная дисциплина как система дискурсивной деятельности включает интернальный и экстернальные аспекты. Первый подразумевает выявление внутридисциплинарных источников нового направления, второй — вненаучных дискурсов (дискурса контркультуры как неакадемической критики общества модерна, политических дискурсов и т. п.), которые могут препятствовать становлению доминирующего образца исследования и переходу дисциплины в "нормальную" фазу (по Т. Куну).
Социология научного знания практически безоговорочно признает дискурсивный характер научной деятельности [1– 3], и большинство представителей этого направления заняты доказательством искусственности научных "продуктов", аргументативной природы результатов исследований, сконструированности объекта науки в целом [4, 5], что представляется странным и с методологической, и с теоретической точек зрения. Во-первых, в исходной посылке о принципиальной возможности рассматривать науку как дискурс они усматривают связь научных репрезентаций с активностью субъекта исследования — научного сотрудника. Во-вторых, в качестве социального истока науки определяется индивидуалистическая категория интереса, которая предполагает определенную идеологию — представление о расчетливом, сознательном индивиде, способном стратегически мыслить и действовать. Этот образ в политике соответствует либерализму, в науке — принципу методологического индивидуализма, который в полной мере принимается лишь в экономике. Противопоставить методологическому индивидуализму можно объяснение социального социальным, в центре внимания которого оказываются отношения между сложившимися структурами и их продуктами (институтами и текстами), с одной стороны, и инновационными практиками — с другой. Возникновение научной дисциплины, как любой другой инновации, отчасти определяется устоявшимися в науке и обществе иерархиями и принципами. Новое направление подчиняется как логике становления изучаемого предмета, так и логике научного дискурса, что приводит к борьбе за самоопределение — формированию особого языка.
В многочисленных определениях дискурса выделяются общие черты: (1) семиотическая (или более узко — языковая) природа, (2) организованность (свойственная любой знаковой системе), (3) привязанность к действию или практике / праксису. В замечании Л. Витгенштейна о том, что "критерии истинности описания некоего процесса не являются критериями истинности признания… и важность правдивого признания не сводится к достоверности сообщения о некоем процессе" [6, с. 310], подчеркивается необходимость исследовать не только семантику языка, но и прагматику — аспект связи языкового знака и действия. В англосаксонской поствитгенштейновской философии языка и действия разрабатывалась модель речевого акта как языкового проявления действия [7; 8]. В континентальной традиции анализа дискурса, сформировавшейся под сильным влиянием структуралистского марксизма Л. Альтюссера и философии М. Фуко, проблематизируется бессубъектность истории и отношения господства и подчинения, а в качестве предмета исследования выдвигаются "дискурсивные практики" и "эпистемические структуры", конституирующие "дискурсивные формации".
Один из основателей дискурс–анализа Мишель Пешё выделяет три составляющие дискурсивной формации: "материальный базис", или институты, "внутренний порядок", или интрадискурс, и интердискурс — отношения с другими типами высказываний и дискурсивными формациями [9, р. 100]. Например, политический дискурс не следует рассматривать только как чистую полемику. Анализ дискурса может учитывать контекст республиканских собраний, в которых политические дебаты приводят к реальным последствиям. Институты, в свою очередь, могут анализироваться с точки зрения их роли в социальной иерархии коммуникаций, способности присваивать специфические единицы и устойчивые идеологические значения в качестве средств достижения результатов в особых социально-политических или идеологических взаимодействиях [9, p. 145]. Различение интра- и интердискурса в значительной мере является аналитическим, а не субстантивным: оба аспекта тесно переплетаются в языковых компонентах дискурсивной формации. Однако если интрадискурс — это относительно "мирное сосуществование" знаков, то "между дискурсивными системами существуют… отношения, построенные на силе" [11, с. 537]: именно в интердискурсе представлена гетерологичность знания. Выделение в интердискурсивном аспекте академического дискурса пресуппозиции (preconstruit) и идеологически маркированных элементов (например, специфической идеологически окрашенной лексики) связано с определением автономии научной деятельности. Зафиксировав "внешние" элементы, можно проследить, где и как происходит определение и переопределение границ научного исследования.
Топики научной дисциплины
Основная смысловая единица научного дискурса — утверждаемая или опровергаемая пропозиция, или научное высказывание о чем-то. Чтобы пропозиция имела смысл, ей необходим особый контекст, позволяющий проверить то, что она утверждает (или опровергает). Контекст включает несколько компонентов. На макросемантическом уровне это, во-первых, теоретические модели, определяющие отношения высказывания к другим пропозициям и, тем самым, разграничивающие их "сферы действия", и, во-вторых, средства выражения этих моделей, позволяющие их использовать с тем или иным эффектом.
Предполагается, что в основе теоретических моделей лежат базовые когнитивные операции, которые с помощью конечного набора макроправил позволяют сводить большие последовательности семантических структур "к некоторым иерархически организованным макропропозициям", или топикам дисциплины [12, с. 48; 13]. Складывающиеся из этих операций макроструктуры обеспечивают дальнейшее понимание дискурса, событий или действий, и таким образом выполняется "исключительно сложная задача по упорядочиванию огромного количества семантических данных" [12, с. 48]. Т. ван Дейк подчеркивает, что для любого дискурса (как системы коммуникативных действий) важную роль играет "управление" топиками (семантическими макроструктурами) и их сменой. Например, редакторы решают, какие новые топики будут фигурировать в дальнейших выпусках, а преподаватели определяют, какие темы будут затронуты на занятии, и т. п. [14]. Дисциплинарные топики поддерживаются посредством ораторики: они выстраиваются в споре, в столкновении противоречий. В аргументативной семантике Дюкро предлагает подводить под определенные топики даже отдельные высказывания из обыденной речи, диалогов на улице, чтобы реконструировать их аргументативный подтекст [15].
Топики, представленные в тексте социологии интернета, соотносятся с конечным числом различений. Интрадискурсивными для социологии интернета можно считать схемы "научной рациональности" и критики этой "рациональности". Именно "просвещенческие" и "контрпросвещенческие" схемы задают такие различения, как "свободный" и "контролируемый", "частный" и "публичный", "письменный" и "устный", "обман" и "доверие". Преобладание той или иной проблематики формирует тематическую структуру научной дисциплины. Порядок "внутренних различений" дисциплинарного дискурса социологии интернета содержит ряд оппозиций.
Виртуальное vs реальное. "Виртуальная реальность" — это одно из технологических оснований интернета, поэтому данное разделение рассматривается как вполне естественное. За описанием интернета как множества "виртуальных миров" неизбежно стоит независимое от "традиционных" дискурсов представление о "виртуальном"1. Социология традиционно настаивает на выделении "социального" в качестве своего предмета, поэтому для нее важно различение "социального" и "несоциального". Делая опосредованные компьютером коммуникации предметом социологического исследования, мы вынуждены признавать их "социальность". При этом оказывается, что их "социальность" отличается от привычной, "реальной": в ней действуют специфические, не принятые в "реальном" обществе механизмы; виртуальные коммуникации происходят в специфической среде, и ее особенности накладывают отпечаток на их протекание [16; 17]. Императив особой виртуальной среды выводится из утопических идеалов адептов "виртуальных сообществ", которые проектируют и строят их как альтернативу существующему обществу, которая должна привести к "парадигмальному сдвигу" [18, p. 468] как проект "освобождения", "преодоления" ограниченности физического и социального пространства. Интернет представляется автономным образованием, коренным образом отличающимся от традиционных сообществ, особенно в свете утверждений о том, что "новые технологии будут продолжать изменять наши традиционные представления о пространстве и времени" [19]. Киберпространство онтологизируется как пространство sui generis, отделенное от реального мира. При таком понимании любую деятельность, связанную с виртуальными коммуникациями, можно трактовать как уход, или бегство, от реальности, что делает возможной аналогию с любым вариантом эскапистского поведения: в таком дискурсе можно проблематизировать, например, интернет-аддикцию.
"Виртуальное" может соотноситься с "реальным" и исследоваться как: (1) значимое, важное для "реального"; (2) влияющее на "реальное"; (3) схожее с реальным, т. е. управляемое теми же законами, обладающее подобными характеристиками. Многие, в том числе академические работы об интернете, начинаются с более чем оптимистических утверждений о значимости информационных технологий в современном обществе: "современный интернет — выдающееся достижение технической мысли" [20, с. 4]. Такое оправдание интереса характерно больше для публицистического, нежели научного текста. Правда, к этому типу предикации тяготеют и "новые" направления научного знания, которым не хватает автономного, самореферентного оправдания. В этом случае апеллируют не к истории "разворачивания дискурса" — высказываниям предшественников и оппонентов, — а к самому изучаемому предмету.
Обоснование значимости изучения интернета его влиянием на общество, на "традиционные формы социальности" не мешает включать в дискурс сложные "научные" модели из "развитых", устоявшихся теорий общества. Социологический дискурс может конституироваться и как автономно-научный, и как апеллирующий к "внешнему". Например, исследователи указывают на сильное влияние виртуальной среды на способы коммуникации; рассматривают опосредованную компьютером коммуникацию в терминах более общих теорий действия и утверждают, что "компьютеры и информационные системы находят применение во все новых областях человеческой практики, оказывая воздействие на психические процессы и трансформируя не только отдельные действия, но и человеческую деятельность в целом" [21, с. 11], и что "применение компьютерных сетей ведет к структурным и функциональным изменениям психической деятельности человека" [22, с. 55].
Исследователи, которые пытаются "измерить" влияние информационных технологий на интегрированность общества и построить индексы "общности" и "балканизации" знания, ссылаются на социологические теории обмена, абстрактные сетевые модели и мало беспокоятся о "внешнем" оправдании предмета своего исследования [23, p. 2-31]. Самыми "сильными", по-видимому, будут высказывания о "реальности" или сходстве с "реальностью" виртуальных коммуникаций [24; 25], поддерживаемых риторическими стратегиями, интегрирующими социологию интернета в дискурсивный контекст социальных наук. Здесь требуется привлечение наиболее сложных методических схем, переопределение базовых социологических понятий, например, "сообщества" [26]. Хотя развитие виртуальных сообществ начиналось под знаком "разрушения социальных границ и освобождения индивидов от социальных влияний и группового давления, обесценивания статусной и властной дифференциации" [27, р. 689], появление этой "социальной формы" породило новые основания для дифференциации. Балканизация и первоначально неорганизованная фрагментация сети в дальнейшем могут привести к четкой и упорядоченной дифференциации [23].
Один из основных барьеров становления осмысленной дифференциации в интернете — язык. Пользователи, не владеющие английским языком, исключаются из большинства видов глобальной сетевой активности. Утверждения о том, что графическая природа виртуальной реальности и машинный онлайновый перевод в реальном времени позволит преодолеть языковые барьеры, отражают наивную веру во всемогущество технологий. Язык разделяет людей, и разделение выгодно носителям доминирующих языков2. Если интернет — это альтернативная реальность, то следует критически рассмотреть, кто создает эту реальность. Это касается не только доступа к информации в киберпространстве, но и возможности вводить и изменять данные и тем самым строить образы виртуального мира.
Классовые различия также могут оказаться не менее эффективным дифференцирующим признаком в сетевом пространстве, чем в "реальном" мире. Несмотря на заявления о равенстве в киберпространстве, доступ и необходимые навыки — все еще результат привилегированной классовой позиции: депривированных исключает не рука "злого тирана", а рынок. Кроме того, изучаются возрастная дифференциация и неравное положение инвалидов в интернете [28; 29]. Ожидания относительно ускоряющегося распространения информации и параллельной гомогенизации общества благодаря информационным технологиям основывались на предположении о том, что структура и культура общества останутся неизменными [26]. Даже абсолютная доступность информационных технологий не приведет к равенству между людьми. В теме стратификации используются разные варианты предикации, но основное внимание уделяется поиску стратификационных оснований в интернете, которые все более приближаются к реальным. Исследователи виртуальной стратификации, как и их коллеги, занятые структурой "реального" общества, часто исходят из критической традиции.
Письменное vs. устное. Различение "письменного" и "устного" тесно связано с различением "реального" и "виртуального", поскольку формы (и жанры) виртуальных коммуникаций определяются по аналогии с "письменными" и "устными" формами традиционной (социальной) коммуникации. Интернет описывается как отличное от "реального" пространство, в котором трансформируются принципы производства текстов / высказываний. Опираясь на это различение, исследователи обычно исходят из риторической стратегии дифференцирования. Возможен выбор между "эмпирическими" микросоциальными моделями коммуникации, специально разрабатываемыми для изучения виртуальных сообществ3, и макроисторическими нарративными схемами, описывающими формы организации коммуникативного действия в интернете как "историческую формацию" вроде "способа производства текстов".
Исследователи выделяют две важнейшие характеристики "виртуальной среды": (1) сенсорную редуцированность (особенно в текстовых "средах") и (2) нелинейность, гибкую организацию, "гипертекстовость" сети. Сенсорная редуцированность описывается топиком "псевдоустной коммуникации". Виртуальные сообщества организуются вокруг онлайновых "публичных форумов", "агор", таких как "комнаты" чатов или системы телеконференций. Г. Рейнгольд утверждает [30], что виртуальные виды деятельности изоморфны "реальным". Единственное существенное различие в том, что взаимодействие происходит через письменный, то есть отображенный на экране текст. Нелинейность представлена более абстрактным топиком. Авторы реже ссылаются на эмпирические данные и основывают свои нарративные, макроисторические рассуждения на готовых социально-философских концепциях: "печатание несомненно способствовало замене средневековой организации знания… Компьютерные технологии (текстовые редакторы, базы данных, электронные доски объявлений и электронная почта) начинают вытеснять печатные книги" [32, p. 2]. Гипертекст — основная форма "организации" виртуального пространства — описывается как децентрирование, подобие "ризомы" Делеза [33, p. 36–38], "революции" [34, p. 6], как нечто, дающее неограниченную власть манипулировать символами, текстами и образами. Визуальные образы и звуки компьютерных приложений становятся элементами топик, так как пишущие интегрируют их в общую структуру дискурса и могут соотнести образы разных топиков [35, p. 113].
Свобода vs. контроль — третья важная оппозиция. Коммуникации, опосредованной компьютером, иногда приписывают власть разрушать социальные границы, освобождать индивидов от социальных влияний, группового давления, статусных и властных различий, которые непосредственно проявляются в общении "лицом-к-лицу" [24, p. 689]. Виртуальное сообщество описывается как пространство свободы, где контрактные отношения гарантируют равные возможности всем участникам взаимодействия. Такое понимание вполне объяснимо, поскольку исторически развитие интернета связано с развитием контркультуры, утопических и либеральных идеалов. Однако сами социальные и технологические условия возникновения виртуального сообщества определяют неравенство возможностей некоторых пользователей. В виртуальном сообществе сочетание развитых технических навыков работы на компьютере с высокой языковой / коммуникативной компетентностью (как предпосылка для создания и поддержания самого виртуального сообщества) встречаются у пользователей с высоким статусом и престижем. Провал "проекта реализации полной свободы" в "киберпространстве" был очевиден уже давно. В середине 1970-х гг. Розан Стоун писала: "Настала эпоха надзора и социального контроля в электронных виртуальных сообществах". В начале периода, названного одним из участников сообщества "кануном свободного выражения", появились технические средства, позволяющие системным администраторам отслеживать и подвергать цензуре "неприемлемые" послания [36, p. 107]. Если виртуальное сообщество проектируется как публичное пространство "свободного обсуждения", то может ли оно обойтись без институционального "обеспечения" этой свободы? Системный администратор в конференции Usenet и "маг" в MUD оказываются необходимыми для поддержания "свободы".
"Понимание" как необходимый элемента коммуникации основано на обеспечении более или менее "универсальных оснований дискурса". Для этого требуются ограничения в выборе топики, способов построения высказываний, что естественным образом ведет к формированию дополнительных форм контроля за высказываниями в "свободном обсуждении". Предположение о большей индивидуальной свободе и относительной анонимности в сети приводит к формулированию гипотез в терминах социально-психологической модели "эффектов деиндивидуализации социальной идентичности", что приводит к росту антинормативного поведения4.
Различение "свободы и контроля" позволяет строить как высокотеоретичные абстрактные схемы, так и прикладные модели. Различение оказывается значимым и в методологическом плане, поскольку имплицирует тему предсказуемости процессов виртуальных коммуникаций и возможности построения соответствующих аналитических моделей. По-видимому, определение виртуальных коммуникаций в терминах "неуправляемой свободы" исключает возможность разработки строгих, экспериментальных методик.
Публичное vs. частное. В исследованиях "виртуальных сообществ" часто рассматривается эффективность разных видов сетевой активности. Если в обществе существует противоречие между реализацией частных интересов и обеспечением общих / общественных условий, в которых они могут быть реализованы, то следует находить механизмы уравновешения публичного и частного. Отсюда возникает тема формирования институтов, систем действий по обеспечению "нормального" функционирования виртуальных сообществ5. Если виртуальные сообщества создавались в пику контрактным рыночным отношениям, то в них должны отсутствовать "нормальные" механизмы, посредством которых подобные проблемы решаются в "современном" обществе. Логичным выглядит обращение к антропологическим данным, в которых отсутствуют "современные" институты и предположение о том, что "хозяйство" виртуальных сообществ основывается на регламентированном "обмене дарами" [17, p. 221–226]. Регламентация "обмена дарами" и коммуникативного действия в виртуальном сообществе в целом производится опосредовано, через выделение позиций и ролей по урегулированию конфликтов и поддержанию "нормальной" коммуникации [37, p. 139–142]. Интернет рассматривается как пространство новых возможностей для развития не только публичной сферы, но и потребительского поведения [39, с. 146]. Тот факт, что многие "публичные блага", производимые в интернете, представляют собой цифровую информацию, означает их общедоступность и неисчерпаемость: обращение к информационным ресурсам одного пользователя ничуть не снижает ее доступность для других. С одной стороны, это вызывает беспокойство владельцев интеллектуальной собственности, с другой — стимулирует тех, кто заинтересован в создании "публичных благ" [16, p. 225]. Каждый день пользователи передают бесплатную информацию через электронную почту, списки рассылки, телеконференции и веб-сайты. Свободное распространение
11-09-2015, 00:21