В Нобелевской лекции И. Пригожин так определил синергетическое представление о бифуркации:
«Обнаружение феномена бифуркации ввело в физику элемент исторического подхода. <…> Любое описание системы, претерпевшей бифуркацию, требует включения, как вероятностных представлений, так и детерминизма. Находясь между двумя точками бифуркации, система развивается закономерно, тогда как вблизи точек бифуркации существенную роль играют флуктуации, которые и определяют какой из ветвей кривой будет далее определяться поведение системы».
Речь идет о том, что на кризисном этапе развития системы заканчивается однозначный эволюционный путь, характерный для ее предыдущего стационарного этапа. Возникает несколько ветвей потенциально возможных продолжений развития после выхода из кризиса. Количество таких переходов определяется особенностями развивающейся системы и условиями ее взаимодействия с внешней средой. «Выбор» одной из таких ветвей определяется воздействием на систему одной из возникающих в этот период времени флуктуаций.
Что же происходит на этапе бифуркации, как протекают процессы перехода в качественно новые состояния исторически развивающейся системы?
Необходимость объяснить существование направленного развития сложных систем создает определенные трудности. Сама по себе самоорганизация при подходящих условиях случайным образом осуществляет единичный акт перехода системы в состояние с более высоким уровнем организованности, чем в исходном положении. Но направленный процесс развития состоит из последовательности взаимосвязанных одиночных актов усложнения. Сомнительна возможность объяснить согласованное существование таких одиночных актов случайностью. Здесь можно вспомнить слова Пригожина о том, что вне равновесия материя прозревает, придав прозрению смысл наличия необходимой информации в сочетании с самоорганизацией.
В-75. Соотношение истины и ценностей в научном познании
Разведение истины и ценностей, как и проблема их взаимоотношения, возникает в силу конкретных причин. Она порождена феноменом классической науки, когда ценность относилась к субъекту, а знание — к его отрицанию. Это предполагало, что для функционирования и развития общества научное знание необходимо. Поэтому оно становится ценностью, а любые ценностные отношения рассматриваются как деформация истины.
Современная наука требует включения в знание ценностных параметров, поскольку ее объектами являются человекоразмерные системы. Поэтому ценность представляют не столько «объектные» истины, сколько те, которые сопоставимы с непосредственным бытием людей. Истина и ценность здесь не противостоят друг другу. Первая акцентирует обращенность рациональной активности вовне, а вторая — ее соотнесенность с человеком.
Можно выделить три основных философских теории истины. Во-первых, теории, которые обосновывают абсолютную достоверность знаний, апеллируя к Богу (Декарт). Во-вторых, теории, сводящие обоснование объективности и абсолютности истины к миру объективной реальности — материальной или идеальной (как, например у Платона или в материализме). В-третьих, трансцедентально-субъективистские теории истины, согласно которым объективность истины обосновываются структурами трансцендентального субъекта, который сам может истолковываться по-разному (Кант). Все три вида обоснований истинности знания имеют смысл, потому что схватывают некоторые вполне реально присутствующие в знании и в его динамике моменты. В силу этого Л. А. Микешина говорит о необходимости разработки антропологической трактовки истины, которая позволит преодолеть узость прежних рамок рациональности.
Новое понимание познания должно, по ее мнению, относиться ко всей области знания (научного и ненаучного) и осуществлять целостный подход к проблеме его результата, то есть выявлять смысл как истины, так и заблуждения. При ведущей роли субъективного начала получение истины в качестве необходимой предпосылки содержит личное творчество, риск, ответственность. Человек выступает, таким образом, в качестве необходимого основания истины. Л. А. Микешина указывает на важность обоснования принципа доверия субъекту, поскольку личность несет ответственность не только за практические действия, но и за полученные знания. Этот подход придает проблеме соответствия истины и субъекта негносеологический, а метафизический и мировоззренческий характер.
Подобные трактовки истины уже были разработаны в истории философской мысли, поэтому имеет смысл рассмотреть их более детально. М. Фуко полагал, что еще в античности произошла дифференциация двух подходов к познанию. С целью иллюстрации этого он анализирует преобладающий в античной ментальности философский принцип epimeleia (заботы, попечения). Это, с одной стороны, общее отношение к себе, миру, другим людям, предполагающее изменение и преобразование себя, а с другой, свод законов, определяющих способ существования субъекта. Эта концепция, определившая историю человеческой субъективности, была сформулирована Платоном, как условие политического и нравственного действия. Он подчеркивает, что необходимым условием познания является стремление ввысь, т. е. работа над собой, изменение, в противном случае человек становится подвержен мнениям и теряет разум. Фуко подчеркивает: «С точки зрения духовного опыта, никогда акт познания сам по себе и как таковой не мог бы обеспечить постижение истины, не будь он подготовлен, сопровожден, дублируем, завершаем определенным преобразованием субъекта — не индивидуума, а самого субъекта в его бытии как субъекта. Гнозис — это, в конечном счете, то, что всегда стремится переместить, перенести в сам познавательный акт условия, формы и следствия духовного опыта».
Аристотель же свел духовную работу субъекта к познанию. Однако он также полагал, что только разум и Бог являются последними основаниями философской мысли. Тем не менее, и к душе он подходит как ученый, считая, что ее познание проясняет сущность познания истины. Фуко полагает, что аристотелевский подход получает свое окончательное развитие лишь в Новое время «...Современная теория истины ведет свой отчет с того момента, когда познание, и лишь оно одно, становится единственным способом постижения истины, то есть этот отсчет начинается с того момента, когда философ, или ученый, или просто человек, пытающийся найти истину, становится способным разбираться в
самом себе посредством лишь одних актов познания, когда больше от него ничего не требуется — ни модификации, ни изменения его бытия». Тем не менее, платоновский подход все-таки сохраняется в философии, когда указывается на то, что познание и стремление к истине только один из планов жизни, что способность новоевропейского человека к науке сама зависит от каких-то других начал.
Антропологическая исходная позиция отчетливо прослеживается в различных направлениях современной философии. Здесь, в отличие от классической философской традиции, утверждается иная система отношений между миром и человеком, призванная преодолеть ограниченность субъект-объектного противопоставления. Суть этого нового подхода заключается в обосновании экзистенциально или трансцендентально антропологической исходной основополагающей инстанции, в подчеркивании обусловленности мира вещей и наших представлений о нем различными формами человеческой деятельности. На этой основе не только пересматриваются традиционные представления об истине, но и создается новая концепция социальной деятельности.
В-76. Социокультурные и экзистенциальные предпосылки кризиса научной рациональности.
В рамках современной техногенной цивилизации наука приобретает особую значимость. Поэтому вплоть до XX века различные философские системы, несмотря на полярность мировоззренческих установок, сохраняют в шкале фундаментальных ориентации ценность научного знания и основанного на нем общественного прогресса. Однако в XX столетии эти ценности подвергаются сомнению благодаря возникшим вследствие научно-технического развития проблемам. Конец 60-х — начало 70-х годов отмечены развертыванием острой критики науки. Возникают контрнаучные движения, стремящиеся возродить иные — традиционные формы культуры. Появляются антисциентические концепции, подвергающие критике науку и пессимистично настроенные к ее способностям обеспечить прогрессивное развитие. Одновременно с этим подвергаются отрицанию идеи истины, рациональности и т. д. Появление контранаучных движений — серьезный симптом кризиса науки, который касается не столько ее интеллектуальных возможностей, сколько взаимоотношений с обществом.
С. Тулмин связывает контрнаучное движение с контркультурой, причем для него критика науки составляет одну из важных тенденций истории культуры. Он выделил ряд наиболее значимых принципов, характерных для всех вариантов критики науки:
1)требование гуманизации знания;
2)противопоставление научной и художественной деятельности, поскольку научная деятельность не позволяет выразить
индивидуальность ученого, подчиняя его интеллект мнению
профессиональной группы;
3)подавление в науке воображения;
4)пренебрежение качественной стороной явлений ради их
количественной соизмеримости;
5)абстрактный характер научных идей, лишающий науку гуманистического содержания.
Известный физик Э. Вайнберг выделил следующие группы критиков науки:
1)разоблачители, подвергающие критике современные фор
мы институциализации науки, ее связь с истэблишментом;
2)вдумчивые законодатели и администраторы, критикующие
естественников за отсутствие у них чувства ответственности, политических установок и интересов;
3)технологические критики, подвергающие критике науку за
отрицательные последствия ее технического приложения;
4)нигилисты и аболиционисты, усматривающие в научно-
техническом прогрессе вообще угрозу существования человечеству.
Большое место в контранаучном движении занимает критика сциентизма, который рассматривается как определенная идеология. В сборнике документов и статей «Само-Критика науки», вышедшем в Париже в 1973 году, выделены основные мифы сциентистской идеологии, совокупность которых и составляет ее кредо. Миф 1: только научное знание является истинным и объективным, лишь оно, будучи квантитативным и формализованным, оказывается универсальным и инвариантным во все времена и во всех культурах. Миф 2: объект научного познания может быть выражен в количественных параметрах и лабораторном эксперименте. Миф 3: мечта науки — построение «механической», «формализуемой» природы, редукция сложных процессов к физико-химическим процессам. Миф 4: только мнение экспертов существенно, сами они принадлежат к технократии, поэтому абсолютизация роли экспертов — абсолютизация роли технократии. Миф 5: наука и технология, основанная на научных исследованиях, способны решить все проблемы человечества. Миф 6: только эксперты обладают знанием, необходимым для принятия решений. Важно то, что идеология сциентизма господствует не только средиученых, а навязывается всему обществу, что в значительной степени актуализирует необходимость борьбы с засильем сциентистских взглядов.
Одним из радикальных подходов научной критики является критика мировоззренческих последствий ее развития. Она исходит из того, что мировоззрение техногенной цивилизации, заложенное в научной рациональности Нового времени, породило кризис самой этой рациональности и продуцируемого ею мироотношения. В основе такого вопроса лежит сомнение в возможности объективного научного знания быть источником человеческих суждений о мире, поскольку в сознании современного человека гуманизм и научность перестали совпадать.
Хайдеггером была установлена связь развития технической цивилизации и картины мира Нового времени. Он отмечает, что научная картина мира вовсе не тождественна представлению об этом мире.
Хайдеггер относит, проблему истины к числу основополагающих философских, а не научных вопросов. Наука, с его точки зрения, не являет нам истину бытия, поскольку сама определенным образом уже «расположена» к ней. Научное отношение, в отличие от донаучного, изначально конституируется актом опредмечивания. Таким образом, основная ошибка науки и метафизики состоит в подстановке вместо истинного бытия того или иного сущего, то есть вещественной или идеальной конкретности.
Хайдеггер отмечает, что для получения истины человек должен быть специально подготовлен, должен получить доступ к непотаенному, алетейе. Истина, следовательно, зависит от свободы и местопребывания познающего.
Хайдеггер полагает, что отделение идеального сущего от бытия породило неявное допущение науки об идеальном исследователе. На этом основана трактовка истины как соответствия положению дел, которая создает возможность отвлечения от субъекта, что считается условием получения объективной истины.
Гуссерль полагает, что причина европейского кризиса заключается в его отчуждении от рационального жизненного смысла. Гуссерль представляет движение европейской истории как раскрытие заключенной в ней имманентной разумной цели, телоса. За всеми историческими событиями он усматривает телеологический разум, придающий единство историческому процессу.
М. М. Бахтин, подчеркивая диалогический характер мышления и зависимость субъекта от познаваемого духовного явления, провозглашает принцип ответственности ученого перед жизнью,связывая гуманитарное познание с духовной работой. Современный человек чувствует себя более уверенно в этом мире, где он поступает не от себя, а следуя общему закону. Принципа перехода от него к реальному миру не существует. Чтобы преодолеть дуализм познания и жизни Бахтин вводит понятие поступка. Только из него и его ответственности есть выход к бытию.
Поступок означает стремление к истине. Истина и правда — это два взаимодополнительных понятия. Правда — это не тождественно себе равная содержательная истина, а единственная позиция каждого человека, правда его конкретного существования. Она доступна лишь участному сознанию, то есть ответственному, причастному бытию.
В-77. Научная рациональность и техника
Одной из наиболее общепринятых характеристик модернового общества является его обозначение в качестве рационального. При этом выявление его особенностей строится на основе последовательного ряда исторических сопоставлений с прошлым состоянием социума. Э. Гидденс, к примеру, выделяет следующие институты модерна как исторического периода: капитализм, индустриализм, всеподнадзорность, нация-государство и военная сила. При таком подходе модерн предстает в качестве «посттрадиционного» социального порядка, отличительными особенностями которого становятся рациональность, инновации и динамизм.
Процесс рационализации, сопровождающий становление индустриального западноевропейского общества описан в классической социальной теории еще Вебером. Господство формально-рационального начала, отличающее индустриальное общество от традиционных, возникло, по его мнению, благодаря взаимодействию сразу нескольких социальных феноменов, каждый из которых нес в себе собственное рациональное начало: галилеевская наука, рациональное римское право, рациональный способ ведения хозяйства и рациональная этика протестантской религии. Этот процесс не всегда позитивен, так как ведет к ограничению свободы и появлению жестких форм господства и отчуждения, лишая человека, в конечном счете, индивидуальной свободы. В данной парадигме ра- ционализация рассматривается как вытеснение целерациональным действием всех остальных видов рационального действия.
Подобная точка зрения, характерная для многих исследователей, исходит из отождествления социальной рациональности индустриального общества с рациональностью классической науки.
Идея свободы предполагает также возможность непрерывной экспансии и прогресса. Причем для возникновения категории прогресса также необходима научно-теоретическая основа, выражающаяся прежде всего в изменении понятия времени, в переходе от цикличности аграрного общества к стреле времени индустриальной цивилизации. Понятия свободы и прогресса и идеология, основанная на естественнонаучном мировоззрении,обещают жесткий контроль над всеми аномалиями и обосновывают необходимость демиургической деятельности человека. Здесь уже свобода выступает как средство, позволяющее игнорировать любые пределы. Для ощущения свободы и бесконечности прогресса было существенно и то, что в картине мира человек был выведен за пределы природы, противостоял ей, познавал и побеждал ее.
Необходимо отметить, что ко многим проявлениям кризиса современной цивилизации, в том числе к экологической катастрофе, ведет именно деятельность практического разума, важнейшим компонентом которого является технологическое применение науки.
Сегодня осмысление техники, ее связей с наукой и культурой, взаимоотношений с человеком составляют важный узел современной философской проблематики. Техника представляет собой один из факторов глобального кризиса, но в то же время она является неотъемлемой стороной современной культуры и цивилизации, органически связанной с их ценностями и идеалами.
Именно в таком ракурсе феномен техники анализируется в современной философии. Отличительными особенностями этого анализа являются гуманитарное и аксиологическое отношения к технике, постановка во главу угла вопросов о ее сущности и значении для судеб современной культуры. Как правило с техникой связывается кризис нашей культуры и цивилизации.
Хайдеггер акцентирует внимание на том, что философия должна рассматривать не саму технику, а ее скрытую от нас сущность, которая заключается в понуждении природы. Эта установка отличается от охранительного восприятия природы более ранних эпох. Сущность техники, таким образом, связана с особым ценностным отношением человека к природе, поэтому разрешить проблемы технического развития при помощи самой же техники невозможно, необходимо изменить мировоззрение человека.
X. Сколимовски также видит в технике источник сложных общественных проблем. Техника превратилась для нас в физическую и ментальную опору в столь извращенной и всеобъемлющей степени, что если мы даже осознаем, как опустошает она нашу среду, природную и человеческую, то первой нашей реакцией является мысль о какой-то другой технике, которая может исправить все это».
Ф. Рапп отмечает, что техника фундирована механизмамикультуры и ценностями человека. В основе ее возникновения лежит не идея практической пользы, а стремление к власти и господству над природой. За техникой стоит инженерное творчество, которое в свою очередь основывается на естественнонаучной рациональности.
Современные исследования обнаружили, что между определенным состоянием науки и техники, с одной стороны, и различными социальными и культурными процессами, с другой, существует тесная взаимосвязь. Поэтому осмысление техники как феномена современного мышления и культуры представляется одной из актуальных и насущных задач.
Гуссерль впервые использовал трансцендентальный метод феноменологии для постижения исторического генезиса духовного мира Европы. Анализируя технизацию, Гуссерль подчеркивает, что это важнейшая характеристика европейской культуры, способ реализации отношения человека к действительности, возникший в Новое время.Его идея состоит в том, что первоначальная технизация есть имманентный теоретический процесс, представляющий собой одно из следствий разрушения жизненного мира человека.
При трансформации теории в метод предпосылки для достижения знания предстают как готовый инструментарий. Поэтому технизация оказывается процессом, отражающимся и в теоретическом содержании.
11-09-2015, 00:49