Министерство образования и науки РФ
Саратовский государственный университет
им. Н. Г. Чернышевского
Курсовая работа
Тема
Регулирование властью социального и телесного пространства личности
По дисциплине «Социальная философия»
Выполнил
студент 5-го курса
заочного отделения факультета
Философия и психология
Стасов С.В
Проверил
д. ф. н., профессор
Устьянцев В.Б
Саратов 2007г.
Содержание
Введение
Глава I. Пространство власти: институциональные и ценностные основания
1.1 Категориальные ряды пространства общества и пространства власти
1.2 Центростремительные и центробежные силы в пространстве власти транзитивного общества
Глава II. Концепция регулировки власти в творчестве М. Фуко
2.1 Специфика археология социальной политики М. Фуко
2.1 Власть и управление в концепции М. Фуко
Заключение
Список использованной литературы
Введение
Власть — в классических философских концепциях — особое отношение между людьми, способность осуществлять свою волю. Традиция интерпретации власти в терминах воли (субъективной или коллективной) и дихотомии "господин — раб" восходит к Платону и Аристотелю. Преодолевая доминировавшие в средневековье сакральные представления о власти, Макиавелли выдвинул идею о светском характере власти, необходимой для сдерживания эгоистической природы человека и определяемой тактическими соображениями в отношениях "государь — подданные". В доктрине европейского либерализма (Локк, Гоббс и др.) нашли свое развитие рационалистические взгляды на природу, источники и функции власти. Работы Маркса и Энгельса сместили акценты на исследование политической власти, основанной на классовых антагонизмах и определяемой в конечном счете материально-производственными отношениями.
Проблема власти была систематически проанализирована в социологии М. Вебера, который ввел понятие легитимности господства (признания власти управляемыми индивидами), выделил легальный, традиционный, харизматический виды, а также личностный и формально-рациональный типы власти.
Неклассические философские версии власти связаны со снятием оппозиции "правитель — подчиненный", пересмотром понимания власти как чисто идеологического, подконтрольного разуму феномена и рассмотрением ее в более широких философских контекстах. С первым наброском такого подхода выступил Ницше. Он дезавуировал деятеля-субъекта как «присочиненного» к волевому акту. Безличная сила "воли к власти" лежит, по Ницше, в основании существования; познание мира, будучи «волей к истине», оказывается формой проявления иррационального полифункционала «воли к власти».
Природа власти, по Фуко, обращена к сфере бессознательного, существуя в модусе самосокрытия, она обнаруживает свои подлинные «намерения» на микроуровне социальной жизни (классификация удовольствия, ритуал исповеди, локализация секса и т.п.), на поверхности кристаллизуясь в государственные институты и социальные гегемонии. Р. Барт развивает и перерабатывает в русле "политической семиологии" ницшеанские интуиции об укорененности власти в "самом начале языка". Он демонстрирует, что язык, считающийся нейтральным средством коммуникации, на самом деле пропущен через механизмы вторичного означивания (идиоматические смыслы, жанровые конвенции и т.п.), имеющего идеологическую природу и обеспечивающего языку социальную действенность и статус дискурса.
На фоне непрерывного обновления концепции пространства в социальной философии, философии политики весьма парадоксальным на первый взгляд оказывается неизменность понятийного аппарата теории жизненного пространства, сохранившего логические и смысловые характеристики 30—40-х годов XX века. В отношении к проблемному полю теории власти дисциплинарные модели жизненного пространства в геополитике и психологии исчерпали свои возможности. Здесь весьма показателен тот факт, что концепция государства как системообразующего элемента жизненного пространства, сформированная Ф. Ратцелем и раскрытая в категориях политической географии его последователем К. Хаусхофером в конце 30-х годов XX века, не получила своего должного развития. Подходя к оценке классических парадигм геополитики с методологических позиций, следует отметить, что философская рефлексия жизненного пространства в этом теоретическом поле не могла состояться хотя бы потому, что в исследовании преобладал категориальный аппарат политической географии и довлели прагматические установки, продиктованные конкретными внешнеполитическими задачами. Цель данной работы рассмотреть регулирование властью социального и телесного пространства личности. В соответствии с поставленной целью выдвигаются следующие задачи:
1. проанализировать категориальные ряды пространства общества и пространства власти;
2. Выявить центростремительные и центробежные силы в пространстве власти транзитивного общества;
3. исследовать проблему регулировки власти в концепции М. Фуко
4. выделить специфику археологии социальной политики в концепции М. Фуко;
Глава I. Пространство власти: институциональные и ценностные основания
1.1. Категориальные ряды пространства общества и пространства власти
В отличие от дисциплинарных теорий в современной философии общества можно выделить два познавательных поля исследования жизненного пространства власти. Первое возникает на основе идей философии жизни и баденской школы; второе является следствием интеграции понятийного аппарата социальной философии и философии политики. Обозначим в общем виде их особенности в исследовании жизненного пространства.
Для анализа эвристических возможностей первого поля несомненный интерес представляют идеи Генриха Риккерта. В его работах пространство обретает смысловые характеристики жизненного пространства благодаря способности человека посредством культуры выявлять ценности жизни распространять их на окружающий социальный мир. Проблема жизни неизбежно ведет к проблеме ценностей. Развивая эту мысль, философ утверждает, что понятия жизни и ценности неразрывно связаны не только в проблеме теоретической истины о жизни, но вообще во всех проблемах жизни. Он уверен, что философия жизни, устанавливая ясное понимание жизненных целей, раскрывая внутреннюю связь социально-политических идеалов, в том числе и идеалов власти, с миром ценностей открывает путь к выявлению роли власти в жизненном пространстве цивилизации.
Следуя логике философской теории Г. Риккерта, можно заключить, что центром жизненного пространства социума оказывается не государство-Левиафан, берущее жизненную энергию из ассоциированных индивидов, а мир человеческих ценностей, структурирующий горизонты культурного и политического пространства. Ценности, выраженные в отношении к власти, значительно расширяют границы наших представлений о природе власти, ее предназначении для человека. Начиная с «идеального государства» Платона, философы создавали идеальные модели гармоничного пространства власти, где человек находит оптимальные средства и пути реализации своих политических и социальных устремлений. Эти идеальные конструкции не совпадали и не могут совпадать с реальным политическим пространством, но за философией всегда существовало и будет существовать право оценивать власть, соотносить ее со смыслами и целями человеческого бытия. Поэтому развитое ценностное сознание и категориальный аппарат современной философии жизни содержат широкие эвристические возможности для исследования ценностных структур власти.
Категория «социальное пространство» как родовое понятие социальной метафизики дает возможность с позиций исходных форм территориальной организации общества выяснить институциональные структуры политического пространства и пространства власти. В метасоциальном плане категориальный ряд социального пространства содержит представления о структурах трех видов:
а) институциональных, необходимых для функционирования общественного строя, - чем выше уровень развития социальных институтов, образующих основу строя, тем сложнее пространственная организация общества и совершеннее система гарантий для нормального функционирования основных сфер общественной жизни;
б) пространственно-стратификационных, создающих горизонтальную и вертикальную расположенность больших социальных групп и социальных связей в соответствии с состояниями равенства или неравенства; социальная стратификация оказывается особым видом социального пространства, где система статусов реализуется через институциональные структуры;
в) цивилизационных, организующих пространство техники и культуры, где общество реализует достигнутый уровень цивилизационного развития. Социальное пространство измеряется средовыми категориями, и в этом случае мы говорим о государственной или национальной территории, пространстве институтов, территории города или села.
В категориальном ряде социального пространства преимущественно выделяются институционализация социальных дистанций в обществе, интеграционные качества территориальных связей между социальными субъектами и объектами. Преобладание территориально значимых норм и требований в структуре социального пространства раскрывает внутреннюю связь с порядком, укладом общественной жизни.
В предложенном институциональном контексте понятие пространства власти содержит существенные признаки социального пространства, представленные понятийно выраженными волевыми отношениями, интересами и институциональными структурами. Объективные основания пространства власти заложены в онтологических структурах социального пространства. Общие тенденции расширения, трансформации или уплотнения пространства общества преломляются в политическом пространстве, реализуясь в пространстве власти, которое выступает одной из форм политического пространства. Выражая волевые отношения между социальными субъектами, властные отношения и их институты способны устанавливать различные территориальные связи, где реализуется подчинение властной воли и создается политический порядок.
В гносеологической цепочке, выстраиваемой для исследования пространства власти, «порядок» оказывается логическим звеном между пространственными структурами и пространством власти. В предельно широком смысле порядок выражает особый способ пространственной взаимосвязи власти и общества, возникший в результате совпадения основных интересов субъектов власти и населения в сохранении целостности общества и гарантированной законами безопасности граждан. Ключевым элементом порядка выступает государство, а гарантом социальной упорядоченности является государственная власть. Освоенная людьми территория становится составной частью политического порядка национального или полиэтнического государства в том случае, если на этой территории устанавливаются властные центры и административное управление. В истории России государственная власть жестко привязана к административным центрам, а пространство власти постоянно находилось и находится под действием центростремительных сил. Эти тенденции хорошо прослеживаются на историческом материале, отражающем освоение Сибири в XVI-XVII вв. Овладение сибирской территорией было не столько ее освоением, и даже не столько овладением территорией, сколько созданием на территории властных центров. Более того, именно создание властного центра и воспринималось собственно как освоение (присвоение) территории, его конечная цель.
Особый теоретический горизонт раскрывается в постановке проблемы жизненного пространства власти. Жизненное пространство не сводится только к ценностным императивам, поэтому необходимо расширить горизонт исследования. Во-первых, власть в лице государства оказывается гарантом защиты жизни гражданского населения на территории страны от внешней и внутренней угрозы. Во-вторых, территория, превращенная государством в жизненное пространство, дает возможность реализовать гражданским общностям экономические, национально-политические и духовные интересы, необходимые для полноценной общественной жизни. Жизненное пространство становится пространством саморазвивающегося гражданского организма. В-третьих, власть и ее институты обретают в сознании населения определенные ценностные измерения, порождают широкий спектр эмоций, общественных суждений, выражающих одобрение или, «наоборот», критику действия властей. В процессе взаимодействия властных институтов и населения образуются структурные уровни жизненного пространства власти.
В сравнении с социальным пространством смысловая структура жизненного пространства раскрывается в категориях культуры, в предельно общих социально-экологических понятиях, понятии образа жизни, в базовых человеческих ценностях. В широком смысле слова - это социоприродная среда, обустроенная людьми посредством институтов, сложившихся технологий, социокультурных стандартов и ментальных структур. Практически и духовно освоенное природное и социальное пространство становится жизненным пространством общества и человека. В отличие от социального пространства и его функциональных характеристик, жизненное пространство более динамично и связано с практическими и духовными ритмами жизнедеятельности различных социальных общностей. Смена поколений порой привносит значительные изменения в жизненное пространство, изменяются гендерные отношения и установки, пространственные связи между поколениями приобретают новые социокультурные измерения. Территориальные связи больших и малых социальных групп, стратов в жизненном пространстве социума детерминированы уровнем жизни социальных субъектов, объективными и субъективными показателями их качества жизни.
Выражая в понятийной форме практическое и духовное освоение индивидами сложившихся пространственных структур социума, жизненное пространство включает пространство власти. В этой связи волевые отношения между субъектом власти и подвластными субъектами, формирующиеся на определенной территории, охватывают широкий спектр действий, поведенческих практик, относящихся к различным сегментам жизненного пространства.
Свойственное российскому менталитету отождествление пространства власти с политическим и социальным пространством имеет глубокие исторические корни. Идеализируя реальное состояние российского общества, исключая конфликтность во взаимоотношениях государственной власти и народа, славянофилы создают образ гармоничного пространства российского социума, который стал частью утопического сознания, создал иллюзию одномерного жизненного пространства политически и духовно регулируемого единой системой ценностей. В конце XX века отмечаются сходные тенденции. Стремление массового сознания россиян к расширению пространства власти до масштабов жизненного пространства, по мнению исследователей, может иметь весьма негативные политические последствия. Как считает А. А. Казаков, расширение масштабов политического пространства до размеров социального пространства порождает у политиков иллюзию возможности решения любых проблем политическими средствами, население же предъявляет к власти те требования, которые не могут быть выполнены в принципе. Системообразующие элементы пространства власти, связанные с институциональными структурами, приобретают приоритетное значение в политическом пространстве. Свойства системной интеграции, присущие пространственной организации властных отношений, наиболее полно раскрываются в институтах, концентрирующих функции управления, представленные законодательными, исполнительными и судебными органами власти на определенной территории. Институты власти в силу их универсальности образуют центры взаимодействия экономического, политического и правового порядка, устанавливают или закрепляют социально-экономические, социально-политические дистанции между разными субъектами власти.
1.2. Центростремительные и центробежные силы в пространстве власти транзитивного общества
Взаимодействие институциональных и ценностных структур наиболее полно проявляется в действиях центростремительных и центробежных силовых полей политического пространства. Стремясь к самообновлению при одновременном, сохранении устойчивости жизненно важных общественных связей и социальных институтов государство неизменно поддерживает центростремительные силы, заинтересованные в сохранении природных, социальных ресурсов, сложившейся культуры и коммуникаций. В любом интегрированном социуме наиболее надежным средством регулирования центростремительных сил оказываются властные структуры. В пространстве власти центростремительное движение инициируется, поддерживается и закрепляется посредством действенных норм, институтов и законов, обеспечивающих социально-политическую и культурную стабильность общества. Инициируя центростремительные силы, власть активно поддерживает слои общества, способные интегрировать духовные ресурсы нации.
Длительное преобладание центростремительных сил над центробежными закрепляется в институциональном пространстве власти. Феноменом такого пространства становится разветвленный бюрократический аппарат, осуществляющий политику государственного интервенционализма в хозяйственной, социальной и культурной жизни общества. При отсутствии или слабом развитии демократических традиций и форм контроля за деятельностью государства со стороны общества происходит расширение этатистского пространства: жесткая бюрократическая иерархия и диктат формального лидерства распространяются на негосударственную сферу жизни и пространство гражданских отношений.
На поле движения противодействующих сил по-новому мыслится проблема пространства свободы личности. В этой связи действия центростремительных и центробежных сил в пространстве власти не могут быть сведены к процессу институциализации пространственных структур и приобретают правовое и нравственное содержание. В функционировании центростремительных и центробежных потоков непрерывно идет столкновение жизненных целей, устремлений и интересов различных социальных групп и отдельных личностей. Сложное взаимодействие моральных и религиозных ценностей в действии центростремительных и центробежных сил российского социума отражено в философии всеединства B. C. Соловьева. Центростремительная сила пытается устранить все многообразие частных форм и подчинить свободу личной жизни интересам верховного начала. Центробежная сила разрушает общие нормы, общие начала, порождая всеобщий эгоизм и анархию. Освобождение от крайностей и примирение этих противоположностей достигается духовными усилиями народа и свойственно «в особенности национальному характеру русского народа.
Жизненное пространство не перекрывает институциального пространства власти, а взаимодействует с ним в полях практических действий и политической ментальности реальных политических субъектов. Можно говорить о жизненных полях политиков, политических лидеров или коллективных субъектов политических действий. Ценностные ориентации, символы, идеалы и иллюзии как бы пронизывают жизненное пространство власти реальных политических субъектов, наполняют политическую деятельность жизненными смыслами. Для одних вхождение во власть становится смыслом жизни, для других - профессиональной деятельностью, для третьих - источником эмоциональных переживаний, жизненных надежд, веры или, наоборот, объектом критики и стремлением к противодействию, неповиновению, борьбе.
Расширение жизненного пространства власти может осуществляться под влиянием человеческих факторов, включая увеличение социального слоя управленческих элит, обладающих навыками инновационной управленческой культуры; вовлечение в пространство власти через институт политического представительства людей, профессионально не занимавшихся политической деятельностью и оценивающих действие властей с позиций ценностей культуры, полученного образования или ориентации здравого смысла.
Пульсация жизненного пространства власти происходит под влиянием политических стратегий государства, сложившейся в обществе политической культуры, соотношения политических сил. Внутренняя напряженность пространства власти определяется ее субъектами. На одном полюсе пространства концентрируются правящие элиты и политические группы, транслирующие эти решения в политической среде, на другом - массы населения как объекты политического управления. Институциональные структуры, регулирующие жизнедеятельность пространства власти, связаны с подвижными показателями общественного мнения. По результатам социологического опроса, проведенного в пяти крупнейших регионах России в 2000 году, парламенту доверяли лишь 17,9% опрошенных, государственным учреждениям 39,1%, системе правосудия 34,8% респондентов[1] . В свою очередь, опросы, проведенные среди представителей властных структур, показывают нежелание политиков, чиновников во власти прислушиваться к мнению электората. Латентное противостояние сторон в пространстве власти с наибольшей наглядностью проявляется в условиях реформирования политической системы или в запаздывающей политической модернизации. Образы и проекты политических реформ по-разному преломляются в сознании политиков-реформаторов, правящих элит и гражданского населения. В духовном пространстве правящих элит инициируются проекты реформ «сверху», выражающие запаздывающую модернизацию сложившихся институциональных структур. Стратегии такой модернизации ориентированы на весьма ограниченный круг политических технологий и предполагают довольно жесткую детерминацию реформационного процесса со стороны политического центра.
В таком политическом контексте реформ нарушается подвижное равновесие центростремительных и центробежных сил в политическом пространстве России. Привлекая категорию «политической силы» для анализа динамики институциональных и ценностных структур в пространстве власти, следует внести ряд уточнений. Каждая из активно действующих политических сил отличается институциональной структурой и набором политических технологий, наличием властных элит федерального или регионального уровня и электоратом, способным поддержать стратегические планы «своей» власти. Пространственные измерения и масштабы действия сил определяются политическими традициями территории («красный», «зеленый» пояса), расстановкой сторон, приоритетами стратегий федерального или регионального уровней. Амплитуда действия политической силы в политическом пространстве весьма широка и не сводится лишь к действиям, направленным на общественное мнение различных категорий населения, или выборными стратегиями. Политические ресурсы центростремительных и центробежных сил могут по-разному способствовать увеличению политического капитала правящих элит и других субъектов власти. Ошибки «силовой политики» могут изменить политическую атмосферу и ценностные ориентации электората, привести к дефициту доверия лидерам политических движений, к стагнации политического влияния в пространстве власти.
Обозначим два возможных сценария действия центростремительных и центробежных сил в пространстве власти.
1. В российском обществе начала XXI века институты федеральной власти продолжают целенаправленно регулировать движение центростремительных сил через бюджетную политику, механизмы распределения финансовых средств в регионах. Влияние
10-09-2015, 21:13