Министерство образования и науки РФ
Алтайский государственный технический университет имени И. И. Ползунова
Даосизм
Выполнил: студентка гр. КиРС-71
Шевцова Н. В.
Проверил: Васильев С. Ф.
Барнаул 2009г.
Содержание
Введение
"Дао Дэ Цзин"
"Чжуан-цзы"
"Гуань-цзы"
Дао
Дэ
Заключение
Литература
Введение
Даосизм предлагает вернуться к естественности,
чтобы вновь в полной мере почувствовать вкус
жизни, утраченный в далеком детстве.
Ханю Цян-цзы
Некоторые китайские философы, жившие, вероятно, в V и IV столетиях до н. э., излагали идеи и представления о жизни, которые впоследствии стали известны как даосизм - путь сотрудничества человека с миром природы. Даосизм (кит. dаojiаo) — китайское традиционное учение, включающее элементы религии, мистики, гаданий, шаманизма, медитационной практики, несущее также традиционную философию и науку.
Отражение принципов даосизма мы находим в структурах течения воды, газа, огня, в фактуре камня и дерева, а также - в разнообразных произведениях искусства. Все сказанное этими китайскими философами чрезвычайно актуально для нас в XX веке, когда с каждым днем нам становится все очевиднее, что наше стремление с помощью техники подчинить себе природу и заставить ее "выпрямиться" может иметь самые катастрофические последствия.
Даосизм почти никогда не был официальной религией — скорее представлял собой движение народных масс, одиноких учёных и отшельников. Но в недрах даосизма регулярно рождались или всплывали новые идеи, которые вдохновляли учёных, политиков, писателей.
Философские сочинения, относящиеся к даосизму, начинаются с эпохи Борющихся Царств (Чжаньго) в V век до н. э., практически одновременно с учением Конфуция. Традиция считает основоположником даосизма легендарного Жёлтого Императора Хуанди.
Другим основателем даосизма считается древнекитайский мудрец Лао-цзы. Даосской традицией ему приписывается авторство одной из основных книг даосизма — «Дао Дэ Цзин». Этот трактат явился ядром, вокруг которого стало формироваться учение даосизма.
"Дао Дэ Цзин"
Написанная около двух с половиной тысячелетий назад, «Книга о Пути и Силе» (так можно перевести название «Дао Дэ Цзин», что буквально означает «Книга о Дао и Дэ») является в настоящее время одним из самых известных в мире произведений этого жанра. О самом авторе этого текста - мудреце Лао-Цзы - известно немногое. Что он был старшим современником Конфуция, одно время занимал должность смотрителя книгохранилищ чжоуских царей, долго жил в горах отшельником. Но даже его истинное имя неизвестно,т.к. известен он также под именами Лао-дань и Ли-эр, Лао-Цзы - это лишь прозвище, означающее "Старый Мальчик" и происходит от легенды, что он родился с седыми волосами.
Согласно легенде, на склоне лет Лао-Цзы решил покинуть Поднебесную и отправился на Запад. Когда он проходил через пограничную заставу, ее начальник упросил Лао-Цзы оставить в память о себе книгу, в которой бы отразились мысли «мудрого старца» о Пути мира и Пути человека в нем. Так и появилась на свет рукопись из 5000 иероглифов, которая сохранилась и до наших дней.
1 чжан
Путь, что кончается целью,
не может Путем быть Извечным, -
так изреченное слово
не может Извечное Слово вместить.
Неназываемое - начало Неба и Земли,
я называю его «мать всех вещей».
И потому,
неустанно освобождаясь от стремлений,
узришь сокровеннейшее его,
неустанно обретая стремления, будешь
видеть облик его.
И то, и другое имеют один исток
и различаются лишь названием.
Для неведомого - все имена, что одно,
видеть в чудесном чудесное -
вот ключ ко всем тайнам мира.
В первых строках своей книги Лао-Цзы говорит о главном, о том, что отличает человека Пути от других людей. Для него главная цель всегда абстрактна, и что бы он ни делал, никакая «конкретная» цель не может от него заслонить сияющих горизонтов Беспредельного. Эта главная цель - учиться жить, расти и обновляться, двигаться к новым горизонтам и свершениям, и на этом Пути любая конкретная цель есть лишь определенный этап, открывающий новые горизонты.
Главным учителем для человека Пути всегда является сама жизнь, вечно живой изменчивый Мир.
4 чжан
Дао пусто,
но благодаря ему существует все
не переполняется.
О, бездонное!
Ты - как глава рода, а род твой -
тьма вещей.
Ты сохраняешь его остроту,
не даешь превратиться в хаос
бесчисленным его нитям,
наполняешь гармонией его сияние,
уравниваешь меж собой асе его
бренные существа.
О, величайшее,
хранящее жизнь!
Я не знаю, кто породил тебя,
похоже, что ты существовало еще
прежде Небесного Владыки.
16 чжан
Делая взгляд свой пустым и
открытым, я
проникаю к нездешним пределам.
В сердце храня бессловесный покой, я
открываю нездешние виды.
Вот пути тьмы вещей: то сплетаются,
то расплетаются, -
я, созерцая, могу видеть их
возвращение.
Все бесчисленные существа, рожденные
в мире,
все они возвращаются назад, к
своему началу.
Возвращение к началу именуется
обретением покоя и безмолвия.
Это и называют «исполнить свою судьбу».
Исполнить свою судьбу значит
познать извечное.
Познать извечное значит стать
сиянием, светом.
Не думая об извечном,
ты слепо идешь навстречу
собственному концу.
Познав извечное вместилище всего, поймешь,
что оно и есть «всеобщая казна»,
эта казна и есть верховный правитель,
что этот правитель и есть Небо,
что Небо и есть Дао,
что Дао и есть сама Вечность.
Только «я» умирает, остальное - живет.
Здесь Лао-Цзы описывает процесс медитации, когда посредством освобождения своего сознания от груза повседневных мыслей и забот, он проникает восприятием за грань мира вещей, «открывая нездешние виды».
21 чжан
Непостижимое Дэ - это то, что наполняет форму вещей,
но происходит оно из Дао.
Дао - это то, что движет вещами,
путь его загадочен и непостижим.
Такое неясное, такое смутное!
Но суть его обладает формой.
Такое смутное, такое неясное?
Но суть его обладает существованием.
Такое глубокое, такое таинственное!
Но суть его обладает силой.
Сила эта превосходит все, что
существует в мире,
и суть ее можно узреть.
С древности и до наших дней
не иссякнет голос его,
несущий волю Отца всей тьмы вещей.
Где же могу я узреть облик Отца всех
вещей?
Повсюду.
Как уже отмечалось, человек Пути отличается от других людей тем, что он всегда стремится следовать дальше. Но плотно пригнанный костюм «я» сковывает движения, не дает возможности рассмотреть оттенки окружающего, низводя волшебные просторы мира до плоской картинки, где каждая вещь занимает положенное ей место. Вот почему тот, кто хочет «видеть ясно» должен преодолеть власть «шэнь», освободиться от того, что обычно свойственно человеку. «Шэнь» - это то, что делает человека человеком, это дар человечества каждому из нас, неслучайно иероглиф «шэнь» значит также «костюм», «одежда», «форма». Но почему же тот, кто виден всем, не может сам видеть ясно? Да потому, что работа по чистке своей жизни, по «прояснению» своего кокона подобна деятельности диверсанта на территории противника. Даже хуже – ведь человеческое звено следит за всем не только «снаружи», но и «изнутри». Поддерживать установленный порядок, следить за четкой настройкой сознания окружающих и самого себя - вот главная задача человеческого «я», ради выполнения которой мы готовы на все.
33 чжан
Тот, кто знает людей, мудр,
тот, кто знает себя, ясен духом,
тот, кто побеждает людей, силен,
тот, кто побеждает себя, крепок,
тот, кто довольствуется тем, что
имеет,
лучше всех,
тот, чьи действия неотразимы,
обладает
волей,
тот, кто не теряет того, что
приобрел,
обретает постоянство,
тот, кто, умирая, не прекращает
быть,
обретает Вечность.
"Чжуан-цзы"
Продолжателем данной традиции был Мо Цзы (V-IV в. до н.э.), известный также как критик учения Конфуция. Другим знаменитым текстом раннего даосизма является Чжуан-цзы, автором которого является Чжуан Чжоу (369—286 гг. до н. э.), известный под именем Чжуан-цзы, в честь которого и названо его произведение
С маленьким знанием не уразуметь большое знание.
Короткий век не сравнится с долгим веком. Ну, а мы-то сами
как знаем про это? Мушки-однодневки не ведают про смену дня
и ночи. Цикада, живущая одно лето, не знает, что такое
смена времен года. Вот вам "короткий век". Далеко в южных
горах растет дерево минлин. Для него пятьсот лет - все
равно, что одна весна, а другие пятьсот лет - все равно что
одна осень. В глубокой древности росло на земле дерево
чунь, и для него восемь тысяч лет были все равно, что одна
весна, а другие восемь тысяч лет были все равно, что одна
осень. Вот вам и "долгий век". А Пэнцзу по сию пору
славится своим долголетием - ну не грустно ли?
Собранные в этой главе небылицы, анекдоты и иронические диалоги побуждают неустанно преодолевать ограниченность всякой "точки зрения" и достигать абсолютной свободы в идеале "безмолвного скитания".
Образцовый комментатор книги Чжуан-цзы Го Сян, живший в конце III в. н. э., приравнивал "беззаботное скитание" к "обретению себя " (цзы-дэ), в котором все люди независимо от их способностей, возможностей и жизненного опыта совершенно равны: по Го Сяну, радости гигантской птицы ничуть не хуже и не лучше радостей мелкой пташки.
Глава I
О ТОМ КАК ВЕЩИ ДРУГ ДРУГА УРАВНОВЕШИВАЮТ
Цзы-Ци из Наньго сидел, облокотившись на столик, и дышал, внимая небесам, словно и не помнил себя. Прислуживавший ему Яньчэн Янь почтительно стоял рядом.
- Что я вижу! - воскликнул Яньчэн Янь. - Как же такое может быть? Тело - как высохшее дерево, Сердце - как остывший пепел. Ведь вы, сидящий ныне передо мной, Не тот, кто сидел здесь прежде!
- Ты хорошо сказал, Янь! - ответил Цзы-Ци. - Ныне я похоронил себя. Понимаешь ли ты, что это такое? Ты, верно, слышал флейту человека, но не слыхал еще флейты земли. И даже если ты внимал флейте земли, ты не слыхал еще флейты Неба.
- Позволь спросить об этом, - сказал Яньчэн Янь.
- Великий Ком выдыхает воздух, зовущийся ветром. В покое пребывает он. Иной же раз он приходит в движение, и тогда вся тьма отверстий откликается ему. Разве не слышал ты его громоподобного пения? Вздымающие гребни гор, дупла исполинских деревьев в сотню обхватов - как нос, рот и уши, как горлышко сосуда, как винная чаша, как ступка, как омут, как лужа. Наполнит их ветер - и они завоют, закричат, заплачут, застонут, залают. Могучие деревья завывают грозно: у-у-у! А молодые деревца стонут им вслед: а-а-а! При слабом ветре - гармония малая, при сильном ветре - гармония великая. Но стихнет вихрь, и все отверстия замолкают. Не так ли раскачиваются и шумят под ветром деревья?
- Значит, флейта земли - вся тьма земных отверстий. Флейта человека - полая бамбуковая трубка с дырочками. Но что же такое флейта Неба?
- Десять тысяч разных голосов! Кто же это такой, кто позволяет им быть такими, какие они есть, и петь так, как им поется?
Эта глава содержит, пожалуй, наиболее важные в философском отношении тексты Чжуан-цзы. Уже первый сюжет о "флейте Небес" излагает исходную интуицию даосской мысли: в мире нет принципа, управляющего явлениями, но все существует "само по себе", так что, по замечанию комментатора Го Сяна, "чем больше вещи отличаются друг от друга по своему облику, тем более они подобны в том, что существуют сами по себе". Реальность, согласно Чжуан-цзы, - это не онтологическое единство, но самое Превращение, неизменная изменчивость. В целом стиль главы характеризуется сочетанием мистических прозрений с утонченной критикой софистов, злоупотребляющих рациональной аргументацией.
Притча о флейте Неба - одно из лучших в даосской традиции изложений идеи единения человеческой практики и природного бытия в несотворенной Пустоте. Вместе с тем природный и предметный мир отнюдь не подобны пустоте и сходятся в ней по завершению.
"Полнота жизненных свойств" - одно из определений реальности у Чжуан-цзы и вместе с тем главнейшая характеристика "просветленного сердца" в даосской традиции.
Что же, согласно Чжуан-цзы, является верным признаком "полноты жизненных свойств" в человеке? Прежде всего, ненаигранно покойное отношение ко всяким жизненным невзгодам или кажущимся "несправедливостям" - например, к собственному уродству или увечью. Похвала мудрым уродам или калекам - популярная тема "внутренних глав" книги Чжуан-цзы.
Речь - это не просто выдыхание воздуха. Говорящему есть что сказать, однако то, что говорит он, крайне неопределенно. Говорим ли мы что-нибудь? Или мы на самом деле ничего не говорим? Считают, что человеческая речь отлична от щебета птенца. Есть ли тут отличие? Или отличия нет?
Отчего так затемнен Путь, что существует истинное и ложное? Почему так невнятна речь, что существует правда и обман? Куда бы мы ни направлялись, как можем мы быть без Пути? Как можем мы утверждать существование чего-то такого, чего не может быть? Путь затемняется человеческими пристрастиями, речь становится невнятной из-за цветистости. И вот уже возникает "правильное" и "неправильное", о которых толкуют последователи Конфуция и Мо Ди, и то, что одни объявляют правдой, другие начисто отрицают. Но вместо того чтобы принимать то, что они отрицают, и отрицать то, что они провозглашают, лучше прийти к прозрению.
Глава VI
ВЫСШИЙ УЧИТЕЛЬ
Знать действие Небесного и действие человеческого – вот вершина знания. Тот, кому ведомо действие Небесного, берет жизнь от Неба. Тот, кому ведомо действие человеческого, употребляет знание познанного для того, чтобы пестовать непознанное в известном. Прожить до конца срок, уготованный Небом, и не погибнуть на полпути - вот торжество знания.
Однако тут есть сложность: знание, чтобы быть надежным, должно на что-то опираться, но то, на что оно опирается, крайне неопределенно. Как знать, что именуемое нами небесным не является человеческим? А именуемое человеческим не является небесным? Следовательно, должен быть настоящий человек, и тогда появится настоящее знание. Что же такое настоящий человек? Настоящие люди древности не противились своему уделу одиноких, не красовались перед людьми и не загадывали на будущее. Такие люди не сожалели о своих промахах и не гордились своими удачами. Они поднимались на высоты, не ведая страха, погружались в воду, не замочив себя, входили в огонь и не обжигались. Таково знание, которое рождается из наших устремлений к Великому Пути.
Настоящие люди древности спали без сновидений, просыпались без тревог, всякую пищу находили одинаково вкусной, и дыхание в них исходило из их сокровеннейших глубин. Ибо настоящий человек дышит пятками, а обыкновенные люди дышат горлом. Скромные и уступчивые, они говорили сбивчиво и с трудом, словно заикались. А у тех, в кого желания проникли глубоко, источник Небесной жизни 36 лежит на поверхности.
Настоящие люди древности не знали, что такое радоваться жизни и страшиться смерти; не торопились прийти в этот мир и не противились уходу из него. Не предавая забвению исток всех вещей, не устремляясь мыслью к концу всего сущего, они радовались дарованному им, но забывали о нем, когда лишались этого. Вот что значит "не вредить Пути умствованием, не подменять небесное человеческим". Таковы были настоящие люди. Сердце у таких людей было забывчивое, лик покойный, чело возвышенное. Прохладные, как осень, теплые, как весна, они следовали в своих чувствах четырем временам года, жили, сообразуясь со всем сущим, и никто не знал, где положен им предел.
В текстах этой главы, пожалуй, с наибольшей полнотой трактуются характеристики бытия Дао, именуемого здесь "высшим учителем". Термин учитель в данном случае имеет также значение "родовой предок"" ибо Дао есть то, благодаря чему всякая вещь есть то, что она есть, и оно предшествует всякому существованию. Впрочем, понятия учителя и предка являются для Чжуан-цзы, как вообще свойственно его филосо фии, только метафорами: Дао есть великий учитель именно потому, что оно не хочет продлевать свое бытие в последователях; оно есть великий предок потому, что ничего е порождает. Но это не мешает Чжуан-цзы обращаться к бесстрастному, безмятежному, оберегающему лишь глубину нежелания учителю-предку в словах, исполненных неподдельного пафоса.
В тексте говорится буквально о "Небесной пружине» (тянь цзи). Так в даосской литературе обозначается внутренний импульс саморазвития жизни, символически завершенное бытие, сила "таковости" вещей, соотносившаяся с "Небесным", т. е. предвосхищающим все формы, измерением бытия. Некоторые современные исследователи уподобляют даосский термин "Небесная пружина", или "сокровенная пружина" (сюань цзи), понятию энтелехии у Аристотеля.
У Чжуан-цзы также читаем:
Когда вода спокойна, она, подобно зеркалу, отражает бороду и брови. Ее уровень всюду одинаков, и поэтому философ почитает ее своим идеалом. И если такую ясность от покоя получает вода, что уж и говорить о способностях ума? Ум мудреца, пребывающего в безмятежности, отражает вселенную и становится зеркалом всего мироздания.
Текучесть воды является ее естественным свойством, а не результатом приложения усилии. Добродетели совершенного человека таковы, что даже без специальных занятий он обладает всей их полнотой. Небо естественно высоко, земля естественно тверда, солнце и луна естественно светлы. Разве они развивают в себе эти качества?
Чжуан-цзы рассказывает также историю о старике, который прыгнул в водопад, а затем вышел ниже по течению целым и невредимым. Когда его попросили объяснить, как ему это удалось, он сказал:
Нет... у меня нет метода [чтобы делать это]. Вначале у меня была расположенность, затем развилась привычка, и, наконец, следование привычке переросло в судьбу. Я прыгаю в поток, а потом выхожу из потока. Я приспосабливаю себя к воде, а не жду, пока вода приспособится ко мне. Поэтому мне удается действовать в воде подобным образом... Я родился на суше... и приспособился к жизни на суше. Это было моей расположенностью. Я вырос на воде и приспособился к воде. Вот что я называю привычкой. И поступая так, как я поступаю, я не прикладываю усилий - вот что я называю судьбой.
"Гуань-цзы"
Мы сами как минимум на
10-09-2015, 21:18