И. Кант - основоположник классической немецкой философии
Немецкий философ Иммануил Кант жил в XVIII веке, причем прожил всю свою жизнь в городе Кенигсберге в Восточной Пруссии, который после второй мировой войны отошел к России. В результате сегодня могила великого немецкого философа Канта находится в российском городе Калининграде. Кант с детства был физически слабым, страдал излишней робостью и забывчивостью. И только благодаря силе воли телесные недуги и особенности характера не помешали ему в занятиях науками. Исходя из личного опыта, впоследствии Кант ставил дисциплину на первое место в процессе воспитания. Отсутствие дисциплины, считал он, превращает человека в дикаря. Приучившись к порядку, согласно Канту, человек может получить навыки труда, затем научиться вести себя в соответствии с приличиями и, наконец, открыть для себя нравственный закон.
Окончив философский факультет. Кант занялся преподавательской деятельностью, которой посвятил 41 год. Не менее усердно он занимался научными исследованиями. В конце концов за достигнутые успехи Кант был признан первым философом Германии. Нужно заметить, что он никогда не был женат. Жизнь Канта протекала размеренно. Выходя на прогулку изо дня в день в установленное время, он стал своеобразными “часами” для жителей Кенигсберга. Так он прожил 80 лет. Однако в творческой биографии Канта были свои проблемы и сомнения, в результате чего его творчество принято делить на два периода.
Так называемый “докритический” период в творчестве Канта связан с его интересом к законам естественного мира. Характерны названия его первых работ: “Мысли об истинной оценке живых сил”, “Вопрос о том, стареет ли Земля с физической точки зрения”. Магистерская диссертация Канта называлась “Об огне”, а самый известный трактат этого периода - “Всеобщая естественная история и теория неба”. В этом космогоническом произведении речь идет об образовании Солнечной системы из газопылевого облака. Впоследствии эта теория получила название теории Канта-Далласа. В физике Кант обосновывал относительность движения и покоя, в биологии занимался вопросами классификации животного мира, в антропологии предложил идею естественного происхождения рас.
Перелом во взглядах Канта наступил в 70-е годы, когда знакомство с работами Юма пробудило его от “догматического сна”. Напомним, что, согласно Юму, чувственный опыт не может дать нам всеобщего и необходимого знания. А это значит, что на основе эмпирических данных невозможно возвести здание теоретической науки. Но тогда как возможно научное познание вообще? В поисках ответа на этот вопрос Кант обращается к методологии научного познания.
Но не только чтение работ Юма спровоцировало кантовский интерес к методологическим вопросам. Не менее спорным и сложным был в XVIII веке вопрос о познавательных возможностях метафизики. Речь идет о той самой метафизике, которую издавна противопоставляли естественным наукам как изучающим отдельные “части” мироздания. В противоположность им, под метафизикой понимали учение об “основных формах всякого бытия”, или учение о “мире в целом”. Причем если естественные науки исследовали природу, опираясь на чувственный опыт, то метафизика была чисто умозрительной наукой, признающей только силу логического доказательства. В Новое время метафизика стала ядром всякой философской системы. Что касается эпохи, в которую жил Кант, то в это время метафизика занималась исследованием мира в целом, души и Бога. И в соответствии с этим она делилась на рациональную космологию, рациональную психологию и рациональную теологию, в которых чисто умозрительно обосновывалось существование этих сверхприродных форм бытия.
Метафизика опиралась на формальную логику, основы которой заложил еще Аристотель. Но уже предшественник Канта немецкий философ Лейбниц показал, что, пользуясь этой логикой, метафизика приходит к взаимоисключающим выводам о мире в целом, к примеру, к выводам о том, что он конечен и бесконечен одновременно. Отталкиваясь от тех противоречий, которые обнажила метафизика Лейбница-Вольфа в Германии, Кант делает свое заключение: метафизика вообще невозможна как строгая наука.
Главный порок метафизики Кант видел в том, что она догматична, поскольку абсолютно некритически принимает неявную предпосылку о том, что познание мира в целом возможно, и при этом никак не исследует наши познавательные возможности. Хотя именно эту задачу, считает Кант, должна прежде всего решать философия. И такую философию Кант называет, в противоположность догматической метафизике, критической философией. Это был переворот в философии, равный по масштабам Великой французской революции. Сам Кант сравнивал его с коперниканским переворотом в астрономии.
Таким образом, в 70-е годы начинается “критический” период в творчестве Канта. В это время были созданы его знаменитые “Критики”: “Критика чистого разума”, “Критика практического разума” и “Критика способности суждения”. Кантовская критика метафизики привела к пересмотру того, что и как должна изучать философия. И прежде всего она обнаружила пустоту той логики, которой пользовалась традиционная метафизика. Эта логика, которую Кант называл “общей логикой”, рассматривала только форму суждения и умозаключения, не затрагивая их содержания. Например, если мы возьмем умозаключение: “Все люди смертны. Кай - человек, следовательно, Кай смертей”, то это умозаключение верно не потому, что в нем речь идет о людях и некоем Кае, который тоже человек. Оно верно по своей форме, в которой все содержательные компоненты легко заменяются неопределенными символами: все А суть В, Х есть А, следовательно, Х есть В.
Недостаток такой формальной логики Кант видел в том, что она не позволяет получать нового знания, а только преобразует уже имеющееся знание. Это логика анализа, а не логика синтеза. Вместе с тем наши суждения, согласно Канту, делятся на аналитические и синтетические. Аналитические суждения как бы раскрывают содержание наших понятий; например, “треугольник - это плоская геометрическая фигура, имеющая три угла”, или: “холостяк - это неженатый человек”. Новое тут появляется только для тех, кто не знает значений соответствующих слов. Примерами синтетического суждения могут быть суждения типа: “эта роза красна”, “2+5=7”. Ведь в понятии розы не заключено того, что она обязательно должна быть красная, розы бывают и желтые. Поэтому здесь мы имеем синтез - синтез представления о красном цвете и представления о цветке розы.
Если общая логика регулирует отношения между суждениями в соответствии с их формой, то ее совершенно не интересует, как происходит синтез содержания внутри самого суждения. Для этой логики суждение, каким бы оно ни было, - это предельная логическая единица, логический “атом”. Но существуют правила образования суждений, считает Кант, которые принципиально отличаются от правил обычной логики. Согласно этим правилам как раз и происходит синтез по типу: 2+5=7. Ни в понятии двойки, ни в понятии пятерки не содержится непосредственного понятия их суммы и ее численного значения. И правила синтеза этого содержания должны выясняться в особой логике, которую Кант называет трансцендентальной. В отличие от обычной “общей логики”, основы которой заложил Аристотель и которую культивировали средневековые схоласты, эта логика должна быть логикой суждения, а не логикой рассуждений. Это логика синтеза содержания, а не логика анализа формы.
Трансцендентальный - значит выходящий за пределы. В случае с логикой это означает, что она впервые выходит за пределы субъекта, что было невозможно для обычной логики. Трансцендентальная логика Канта рассматривает не только отношения между суждениями субъекта. Занимаясь правилами образования суждений, она вынуждена рассматривать отношение субъекта к объекту, отношение познающего человека к объективному миру. Но данную задачу в философии Нового времени решала теория познания. При этом теория познания, у английских эмпириков прежде всего, трактовала процесс познания не как логический, а как психофизиологический процесс. Напомним, что в английском эмпиризме образование субъективных чувственных образов, а затем преобразование этих образов в понятия не предполагает каких-либо объективных законов и правил. Теория познания до Канта не имела ничего общего с логикой, а логика - с теорией познания.
Таким образом, трансцендентальная логика у Канта оборачивается теорией познания нового типа. При этом в ней идет речь о правилах образования суждений двух видов: апостериорных и априорных. “Апостериори” буквально переводится как “после опыта”, “априори” - “до опыта”. Примером синтетического суждения апостериори является суждение “роза красна”, поскольку здесь синтез основан на чувственном восприятии, то есть он осуществлен после того, как мы увидели красную розу. Другое дело синтетическое суждение априори, типа “2+5=7”. Такое суждение мы можем высказать до того, как получим возможность на опыте складывать два предмета и пять предметов, получая в результате этого семь предметов. К примеру, уже до того, как сажать деревья в ямы, мы можем точно установить, что ям должно быть ровно столько, сколько деревьев. Согласно Канту, такого рода доопытные суждения мы способны высказывать потому, что владеем некими “схемами”. В особенности это характерно для математики, где понятия представляют собой чисто оперативные схемы, для которых внешний чувственный образ есть лишь случайный знак. “Схематизмы”, по Канту, несут в себе не только научные понятия, но и любые понятия обыденного плана. Например, “схематизм” понятия собаки, говорит Кант, это правило, которое позволяет мне нарисовать обобщающий образ этого четвероногого животного.
Однако трансцендентальная логика не может заниматься правилами синтеза математических суждений, поскольку именно этим занимается математика. Точно так же она не может заниматься понятием собаки. Но она может и должна заниматься некоторыми обобщенными правилами, которые необходимы и в математике, и в кинологии (учении о собаках), и в любой другой области знаний. Бели мы возьмем, например, такое правило: ничего из ничего не возникает, то такое правило является всеобщим, то есть имеющим силу для всякого человеческого суждения и понятия. А если мы хотим понять суть какого-то явления, то мы обязательно ищем его основание, или причину. В результате понятие причины оказывается той наиболее широкой рамкой и “схемой”, внутри которой и согласно которой движется всякое, и в особенности научное, познание.
Такие предельно общие понятия со времен Аристотеля именовались “категориями”. Аристотель считал их наиболее общими формами “всякого бытия”, а также наиболее общими формами “сказывания о всяком бытии”. Предшествующая Канту метафизика также занималась категориями. Однако только Кант стал рассматривать их как необходимые догмы нашего мышления, как формы синтеза и суждения о мире. А поскольку “схематизм” имеет место уже на ступени чувственного восприятия, то Кант делит все категории на априорные формы созерцания и чистые рассудочные понятия. Априорными формами созерцания, по Канту, являются пространство и время, а чистыми рассудочными понятиями - причинность, необходимость, количество и т. д. Благодаря априорным формам созерцания, считает Кант, мы имеем дело уже с упорядоченным опытом, а не с хаосом внешних впечатлений. А благодаря чистым рассудочным понятиям этот опыт становится осмысленным. Чувства без понятий слепы, говорит Кант, а понятия без чувств пусты.
Но здесь необходимо вспомнить, что Кант поставил перед собой задачу объяснить, как возможно всеобщее, необходимое и объективное знание, без которого немыслима наука. После Юма уже нельзя было утверждать, что объективность наших знаний гарантируется чувственным опытом. И действительно, с точки зрения чувственной достоверности аристотелевско-птолемеевская система, где в центре Вселенной помещается Земля, более объективна, чем система Коперника, в которой все наоборот. Но на самом деле, как мы знаем, последняя является объективно-истинной картиной мира, а первая иллюзорной, хотя именно она согласуется с нашим чувственным опытом.
Следуя этой логике. Кант сделал вывод о том, что не чувственный опыт внушает нам уверенность в объективности нашего знания, а те самые априорные формы, о которых говорилось выше. И этот странный, на первый взгляд, вывод трудно опровергнуть. Ведь на самом деле элементарное математическое доказательство придает любому положению математики такую принудительную силу, какую не сообщает ему никакая чувственная достоверность. Как бы ни очевидно было то, что сумма внутренних углов треугольника равна двум прямым, известное доказательство успокаивает нас в гораздо большей степени, чем самые тщательные измерения с помощью самых точных измерительных приборов. Так откуда же берутся эти правила и формы, позволяющие всем нам одинаково воспринимать мир и верить в истинность полученной картины мира?
Отвечая на этот вопрос, Кант утверждает, что указанные всеобщие правила и формы предваряют личный опыт каждого человека, то есть по отношению к индивиду они априорны. Что касается происхождения этих форм, то оно, по мнению Канта, является тайной, которая вряд ли когда-либо будет раскрыта. Казалось бы, такой ответ должен нас разочаровать. Но он разочаровывает и обнадеживает одновременно. Надежда в данном случае связана с тем, что для Канта уже неприемлемы те способы объяснения, которые предлагались до него. Напомним, что у рационалиста Декарта объективность наших знаний гарантировалась Богом, а у его антагонистов-эмпириков - устройством наших чувств. Но Кант уже не может полагаться в научных вопросах на мудрость Всевышнего. Точно так же он ясно видит тупик, в который зашли те, кто опору для научных истин искали в природной гармонии нашего тела и разума со всей окружающей действительностью. Но если ни в Боге и ни в Природе, то где искать опору и гаранта для истинного познания?
Кант, как уже сказано, оставляет вопрос открытым. Но дальнейший ход развития классической немецкой философии позволяет утверждать, что он вплотную подошел к той реальности, анализ которой дает возможность ответить на все поставленные вопросы. За априорными формами Канта скрываются
те навыки, умения и способности, которые освоены человеческим родом и закреплены, а другими словами - “опредмечены”, в теле культуры. Именно там, в теле культуры, то есть в науке, технике, искусстве, наши знания существуют независимо от отдельного индивида. И в таком виде они действительно предшествуют опыту отдельного человека, они для него априорны. Но для такого субъекта, каким является человечество, эти знания и способности апостериорны, поскольку именно в историческом опыте человечества они вырабатывались усилиями многих поколений. И как раз эта совокупная деятельность, посредством которой на протяжении веков осваивались необходимые формы и законы природы, выступает главным гарантом объективности и истинности в науке.
Однако зависимость отдельного индивида от такого трансцендентального субъекта, каким является человечество, в учении Канта только намечена. Сущность человека и его способностей, говорит нам Кант, лежит за пределами отдельного эмпирического субъекта, отдельного индивида. А потому в конечном счете она так же непознаваема, как и тот мир, который воздействует на нас извне, вызывая поток ощущений. Таким образом, и наша собственная природа, и природный мир вовне нас оказываются у Канта по большому счету непознаваемыми. И здесь мы подходим к вопросу об агностицизме как одному из самых трудных моментов в учении Канта.
Сам термин “агностицизм” появился в середине XIX века, но в современной литературе он повсеместно употребляется для характеристики прежде всего кантовской философии. Как правило, агностиком Канта называют в связи с его трактовкой внешнего мира как “вещи в себе”, или ноумена. Внешний мир, утверждает Кант, воздействует на наши чувства, наполняя их хаосом ощущений. Но после того, как этот хаос упорядочивается при помощи категорий, мы уже имеем дело с феноменальным бытием. И оно свидетельствует не столько об устройстве внешней реальности, сколько об устройстве наших познавательных способностей, о всеобщих правилах и формах познавательного процесса. Что касается воспринимаемой нами реальности, то ее подлинного лика мы никогда не узнаем. Поэтому Кант именует ее “в себе”, а не “для нас”. Здесь можно привести пример с Америкой, которая тоже существовала “в себе”, а не “для нас”, пока о ней не узнали европейцы. Но разница между Америкой и кантовской “вещью в себе” заключается в том, что первая из “вещи в себе” все-таки превратилась в “вещь для нас”, а последняя никогда не станет таковой. Она, согласно Канту, абсолютно непознаваема.
Итак, научная картина мира соткана из феноменов, а потому прогресс в области научного познания не углубляет нас в сущность мира, а, наоборот, служит нашему самопознанию. Ведь законы, открываемые наукой, по большому счету являются категориальными схемами, то есть законами нашего мышления. Но наука никогда не выходит за пределы нашего опыта, тогда как метафизика, напротив, стремится выйти за его пределы и постичь сверхчувственные основы бытия, такие, как мир в целом, душа. Бог, свобода. Но на атом пути наш разум впадает в противоречия, о которых идет речь в трансцендентальной диалектике Канта. Так человеческий разум с необходимостью доказывает, что мир в целом является бесконечным в пространстве и времени. И с той же необходимостью он доказывает, что этот мир конечен в пространстве и во времени. Такого рода противоположные утверждения по одному и тому же поводу Кант называет антиномиями чистого разума. Антиномии, по Канту, возникают вследствие неистребимого желания человеческого разума перейти границу, за которой скрывается последняя сущность, последнее основание сущего. Но границу эту он перейти не в силах. В форме антиномий, так сказать, проявляется и сила, и бессилие разума. Он настолько силен, чтобы дойти до границы, и не настолько силен, чтобы ее перейти.
Антиномии, согласно Канту, разрешить никак невозможно. Но в самом стремлении разума постичь сверхчувственную основу мира он видит позитивный смысл. Существуют ли Бог и бессмертная душа на самом деле,
10-09-2015, 22:15