Представление Гегеля о государстве
Одна из наиболее смелых и оригинальных концепций Гегеля в его философии права является концепция государства как зрелого осуществления нравственности .В противоположность обычному пониманию, склонному видеть в государстве организацию социального этического минимума, Гегель утверждает политическую совместимость людей как организацию такого этического максимума, который в свою очередь только и возможен при наличности высшего индивидуально-этического взлета. Если, как это уже ясно, нравственная субстанция немыслима без социально- сращенной жизни людей, а такая жизнь требует, чтобы личная добродетель стала всеобщим законом человеческого бытия, то понятно, что уровень на котором осуществляется государство как зрелая и высшая форма нравственной субстанции, является исключительно высоким.. Государство получает максимальное задание и абсолютную санкцию. Однако в таком понимании государство есть не идеал , но действительный образ мира; сущность его в торжестве социально – всеобщего и индивидуально- единичного ; жизнь его есть жизнь органической тотальности ; сила его есть сила Духа Божия, живущего в нем и творящего себя через него; право есть правота всеобщей воли ; уровень его есть конкретная нравственность, сотканная через слияния добродетельных душ; цель его есть Духа Божия на земле – свобода. Общий , схематически взятый, облик этого замысла во многом близок политическому учению Аристотеля; однако схема выполнения значительно приближает Гегеля затруднениям платоновского дуализма; то и другие , конечно , с сохранением всей глубокой оригинальности его самостоятельных социально- философских прозрений.
Основная сущность государства- это метафизически-конкретное единство эмпирически- дискретного множества людей. Первое условие наличности государства есть существование множества человеческих индивидуумов.
Множество людей, участвующих в государстве , не есть “простое множество” , то есть толпа , лишенная связи и единства, или “агрегат частных лиц”, пребывающий в состоянии атомического распыления. Такое состояние народа было бы “состоянием бесправия, безнравственности, неразумия”;подобно “взволнованной стихии моря”, народ как “бесформенная масса” был бы “элементарен, неразумен и страшен” в своих движениях и деяниях; это был бы не народ, а сброд черни, не populus, а vulgus, дикая, слепая сила”, всегда готовая к саморазрушению.
Все учение Гегеля о государстве есть учение о том , в чем состоит и как осуществляется спекулятивно- политический строй и порядок в условиях конкретно- эмпирического ; это есть своего рода “спекулятивная политика” , выслеживающая и описывающая те субъективные (то есть одинаковые у всех) и объективные (то есть общие для всех ) связи, наличность которых объединяет людей в единый народно- государственный организм, для этого должна образовываться единая субстанция народного духа, жизненное содержание которого определяется термином “Нравственность”, а жизненная форма – “Государство”. То есть в основе государства лежит наличность определенного народного духа.
Народный дух в своем зрелом виде есть торжество всеобщего самосознания и всеобщей воли. Он есть дух именно потому и постольку, поскольку самосознание и воля, вообще составляют основную природу духа; он есть народный дух именно потому и постольку, поскольку его самосознание есть трижды всеобщее самосознание, и его воля есть трижды всеобщая воля. Народный дух есть всеобщее самосознания, как органическая конкретность множества единичных самосознаний и сознаний. Словом, зрелое всеобщее самосознание состоит в том, что каждый знает, что и он сам, и другие признают его самого и других, свободным через тождество и тождественным через свободу, притом через тождество и свободу, реальное в нем самом и других.
Подобно этому, народный дух есть всеобщая воля, как органическая конкретность множества единичных стремлений и воли. Эта воля всеобщая не только в том смысле, что она есть разумная, цельная, правая и свободная страсть индивидуального духа, но и в том смысле, что она есть единая воля социального коллектива, в котором воля каждого совпадает по содержанию , по цели и по результатам – с волей каждого из всех.
В устах Гегеля “дух народа”, “нравственная субстанция” суть синонимы. “Дух есть нравственная жизнь народа”, или, иначе дух как действительная субстанция есть народ”. А так как субстанция есть всегда “тотальность своих членом”, то народ может быть определен как “абсолютная нравственная тотальность”
, или же как “нравственная организация. Именно “нравственное” составляет “абсолютную связь народа” и от падения “этого элемента” развивает конкретность, распыляя её на “абстрактную единичность”. Народный дух, как зрелый (в своем элементе) совершенный образ мира, только и может быть целостной победой над стихией эмпирического хаоса и разъединения, ибо всякая цельность, всякое отпадение, всякая неполнота неизбежно превратили бы его в неудавшееся явление, то есть в частичное поражение освобождающегося Божества. Поэтому образ народного духа есть подлинная действительность Идеи, “совершеннейшая организация разума” в виде человеческого общества; “в свободном народе” “поистине осуществлен разум”: он стал “присутствующим живым духом, в коем индивидуум не только находит свое назначение, то есть свою всеобщую и единичную сущность…” А это и значит, что добродетельный индивидуум есть реальный existenz-минимум нравственной субстанции народа. Народный дух как субстанция, единая во множестве своих органов, есть органическая ценность или “тотальность” , то естественно , что эта органичность предполагает поставную и устойчивую организацию. “Сращенность множества в единство” есть уже само по себе строй и порядок.
Если с обычной точки зрения можно сказать, что “государство” есть форма народной жизни, то по Гегелю, Государство есть оформленная народная жизнь. Но есть схематический облик, или мыслимая абстракция, или юридическая форма, оно есть имманентно оформленное содержание, или форма наполненная содержанием, создаваемый ею самою.
Зрелость народного духа измеряется именно совершенством его государственного устройства, а государственное устройство определяется именно свойствами народного духа. “В государстве все возникает” из народного духа.
Нравственно живущий народ “знает свое государство и его деяния, как свою собственную волю и осуществление” ; он не отрывен от своей государственной “формы”, ибо он живет ею, а она есть его способ жизни. Нельзя жить вне своего “способа” жизни вне той жизни , которая его осуществляет. Поэтому государственное устройство народа зависит от характера и развития его самосознания и каждый народ имеет то устройство , которое “соразмерно” и “соответствует” его духу.
Если дух народа принимает форму государства, то это значит, что он слагается в государство, становится государством, что он сам есть государство; поэтому все , что по существу характеризует народный дух, характеризует тем самым и государство.
Государство есть организм, где уровень низшего определяется и измеряется совершенством высшего. По Гегелю следует не “государство” уподобляет “животному”, а наоборот – “животное” следует рассматривать как несовершенное, по ограниченности, подобие “государству”.
Государство как органическая тотальность обладает силою и способностью поддерживать свое внутреннее единство, устанавливая положительные права и отрицательные пределы для своих подчиненных сфер ; и эта внутренняя деятельность его есть его собственная самоорганизация: разграничивая жизнь и творчество своих органов, оно творит “архитектонику своей разумности блюдет “ строгую соразмереность”, “гармонию частей” и “силу целого. Поэтому государство является духовно- нравственным организмом. Иными словами: между государством и нравственностью реального различия, а есть метафизическое торжество. Зрелое государство есть осуществленная и оформленная нравственность; зрелая нравственность есть спекулятивно- государственное единение людей. Только люди. Объединенные силою спекулятивного сращения. Сжившиеся до степени нравственного единения. Могут образовать государство. Гегель выражает это так: “жизнь государства в индивидуумах называется нравственностью”.
По своей глубокой, духовной сущности государство есть один из образов свободы, осуществленной в мире явлений. Свобода, реализуемая его жизнью, есть свобода духа от инобытия. Это означает, что в государственной жизни народный дух сливается в тождество с индивидуальными душами, а индивидуальные души познают и осуществляют свое тождество с народным духом; и обе стороны, преодолевая таким образом эмпирическую разорванность социального множества, побеждают силою своего организованного единства отчужденность природы и ее вещей от самосознания и его высших целей.
Истинное государство пребывает в “торжестве” со своими гражданами; оно не над ними, а в них; и этим оно осуществляет конкретную свободу.
Этот строй конкретной свободы может быть охарактеризован тем, что индивидуум ведет в ней “частичную”, а не “публичную” жизнь, то есть жизнь, посвященную субстанциальной всеобщности” и ее интересам; тогда он становится действительным гражданином, то есть органически в государство участником его. Гражданин ,не отличающий себя от своего государства и не противопоставляющий себя ему, принимает свои обязанности добровольно и не утрачивает своей свободы, повинуясь государству и закону. Воля гражданина свободно подчиняется законам своей родины и этим сливает воедино необходимость и свободу. Сознание гражданина относится с доверием к своему государству и не унижает себя до воззрения черни, согласно которому “интерес правительства и государства” противоположен “интересу народа”, то есть государственная жизнь слагается вне принуждения и насилия и правительство, которое бы обратилось к принудительным мерам при расхождением с народом создало бы только “разрушение и разложение государств”; оно попрало бы его истинную идею, то есть идею той “субстанциальной нравственности, с которой тождественна свобода для себя сущего самосознания”.В таком понимании “государственная власть”- это “Добро”, превратившееся в “неизменную сущность всех сознаний”. Ее “право” обеспечивает ее “правотою” ибо она есть сила самого Добра, сама по себе сущая “духовная сила” или “сама простая субстанция” народного духа.
Право, руководящее государственной жизнью, является внешнею силою, но его собственною творческою энергией, сосредоточенною мощью целого. Оно правит целым не потому, что оно само совпадает с этим целым: оно само есть “живая”, “органическая тотальность”; или, если угодно, система энергий, “имманентно” и “длительно созидающая” жизнь государства.
Истинный гражданин- это добродетельный гражданин; его обязанности совпадают сего действительным, добровольно осуществляемыми и необходимыми состояниями и в то же время с его правами. Истинный гражданин не просто “любит” сове отечество , но живет в нем и ради него. Поэтому патриотизм есть не случайное настроение его, но существенная сила его души, руководящая его делами и мотивирующая его решения. Цель государства есть его собственная конечная цель; назначение гражданина в том , чтобы добровольно и радостно погружать свою жизнь в жизнь своей государственной субстанции; он знает это и в душе его живет сверхличное мужество, этот венец всех добродетелей.
Жизнь государства протекает на уровне конкретной нравственности и личной добродетели, так, что само государство может быть определено как органическая тотальность добродетельных духов. А так как природа добродетели состоит в “творческом восприятии имманентного миру вездесущее Божие”, то можно сказать, что последняя основа государства- религия: “государство покоится , согласно этому отношению на нравственном настроении, а это последнее на религиозном”Не следует толковать это в том смысле, что государство должно быть подчинено религии или тем более в церкви. Правда религия и государство одно и тоже, именно высшее, что человек имеет и реализует; и можно сказать, что религия просто совпадает с “основою государства”. Гегель признает неверным такое понимание государства, при котором оно существует независимо от религии, само по себе, на основании какой-нибудь самостоятельной власти и силы, а религия остается субъективным настроением индивидуумов.
Государственный способ жизни не может быть вытеснен или заменен религиозным: те, кто пытаются это сделать, делают ту же ошибку, как мыслители, останавливающиеся в познании на „сущности" и не переходящие далее к „быванию" и „существованию ". „Церковь" и „государство" различны и не заменяют друг друга, но различие это не в существе, а только в форме существования: дело церкви - веровать в Сущность', дело государства - мыслить Сущность в ее земном существовании и через это творить ее осуществление. Вот почему „государство" стоит ближе к „науке", чем к „религии".
Государство божественно, как зрелый образ нравственности, ибо нравственность и есть „Божественный дух, живущий" в действительной наличности самосознания - в „народе и его индивидуумах.
Гегель говорит, что Государство „есть божественная воля, как Дух, присутствующий и раскрывающий себя в действительный образ и организованный мир".9 Государство есть „мир, который Дух создал себе", и потому его следует чтить, как „божественное на земле",10 а историю его постигать, как „путь Божий в мире"." А так как в целостном „образе" каждая часть и каждая деталь проникнута Духом целого и от него получает свое содержание и значение, то „спекулятивная политика" слагается в учение о божественности всех учреждений, необходимых в совершенном государстве. Вот откуда у Гегеля возникает возможность рассматривать „высшее правительство как „явление Бога , государственное устройство-как „Божественное и пребывающее", право монарха-как „основанное на божественном авторитете" 1 и т. д. Истинная философия, по его убеждению, не только не уводит от Бога и государства,2 но приводит к признанию того, что божественный дух есть субстанция государства, а государство есть действительность духа Божия на земле.
Оно задумано как зрелый и совершенный мировой образ и согласно этому должно быть начертано, силою спекулятивно-мыслящего воображения, на уровне „конкретной нравственности" и „личной добродетели". Однако это начертание естественно приводит к ряду серьезных затруднений. Спекулятивный философ, утверждающий, что государство есть образ „свободной нравственности", „органического сращения" индивидуальных душ, всеобщего „бескорыстия", „доверия" и патриотизма, не может закрывать себе глаза на то, что история слишком часто рисует государство прямо противоположными чертами: сколько раз политическая совместность людей вырождалась во всеобщее распыление и деморализацию, в торжество своекорыстия и систему взаимного подозрения...
В идее „совершенного" или „абсолютного" государства эмпирическая стихия преодолевается до конца как по объему человеческого состава, так и по ритму спекулятивной жизни, так, наконец, и по уровню духовного развития. Необходимо прямо установить, что государство, в котором одно из этих условий отсутствует, есть, так или иначе, несовершенное государство, т. е. не „абсолютное", а относительное, не „бесконечное", а „мирское и конечное": не „осуществленный образ", а „существующее явление".
И вот, если обратиться с этим критерием к тому „государству", черты которого Гегель не раз пытался изобразить конкретно, то обнаружится, что оно скрывает в себе целый ряд „противоположностей" и „неудовлетворительных" сторон, и притом таких, которые не случайны для него, но вытекают из самой его природы. Оказывается, что сущность государства состоит в том, чтобы быть ограниченным во всех трех отношениях: и по объему человеческого состава, и по ритму спекулятивной жизни, и по уровню духовного развития. „Абсолютное" государство остается в этих ограничениях, несмотря на то что оно „абсолютное", но именно потому что оно „государство". И если это так, то „идея" государства явится знаком, отмечающим не „победу" Духа в человеке, а предел человеческого духа.}
В пределах одной и той же государственной общины нравственность одновременно пребывает в трех различных состояниях: семьи, гражданского общества и политического единения (собственно государства). Эти три состояния присущи каждому гражданину, создавая вокруг него как бы концентрические социальные круги людей и необходимых отношений-обязанностей, так, что участие в большем по объему и высшем по спекулятивному развитию круге предполагает участие в меньшем и низшем: только родившись и став членом семьи, человек может оказаться членом сословия и корпорации; только в качестве члена сословия и корпорации человек становится гражданином и участвует в государственной жизни. Сами же по себе эти круги относятся друг к другу как единичное (семья) к особенному (гражданское общество) и ко Всеобщему (государство), так что дух Всеобщего составляет живую сущность особенного и единичного; дух Всеобщего и особенного составляет живую сущность единичного; а единичное и особенное входят во Всеобщее как его живые части. Так семья есть живое видоизменение сословие- корпоративного и государственного духа, и в то же время - живая ячейка государственной ткани.
Жизнь гражданского общества есть прежде всего „система потребностей". Эта живая система развивается, индивидуализируется и утончается, заполняя горизонт души и превращая человека в „совокупность потребностей". Это заставляет его совершить освобождающую „рефлексию" в себя, отделить себя от своих нужд и противопоставить им начало внутреннего произволения и организующего труда.
Жизнь гражданского общества как система хозяйственного труда посвящена не только „формированию" естественного „материала", но и подготовке человеческих умений и способностей, т. е. практическому и теоретическому образованию. Появляются машины, специализация и разделение труда, завершающее взаимную зависимость и связанность людей друг с другом: создается система хозяйственного взаимопитания и заинтересованность каждого в труде и о имуществе всех остальных.
Жизнь гражданского общества как система имущественных состояний приводит к созданию „всеобщего имущества" (национального богатства), слагающегося из „особенных„ состояний т е принадлежащих отдельным людям капиталов и умении. Эти личные „состояния", различные от природы, рождения и развития, и подверженные влиянию случая, делают людей по необходимости неравными, а это неравенство делит все гражданское общество на „системы" или „массы", получающие постепенно характер различных сословии.
Принадлежность к тому или другому сословию определяется не только рождением и обстоятельствами, но в конечном счете субъективным мнением и произволом, скрывающим однако, за собою внутреннюю жизненную необходимость. Индивидууму необходимо принадлежать к известному сословию потому, что только через это он получает свою „особенную действительность и нравственную объективность: сюда ведет его не только удовлетворение потребностей,
10-09-2015, 22:19