Герберт Спенсер - жизнь, судьба, творчество

Муниципальное образовательное учреждение

Игримский профессиональный колледж

Реферат

По философии

Тема:

«Герберт Спенсер – жизнь, судьба, творчество»

Игрим 2009

Введение

Герберт Спенсер родился 27 апреля 1820 г. в Дерби в семье учителей. Его дед, отец и дядя были учителями. Герберт был единственным оставшимся в живых ребенком в семье и настолько слаб здоровьем, что родители несколько раз теряли надежду, что он выздоровеет. Герберт не был «вундеркиндом» и только в восемь лет научился читать, но проявлял мало желания пользоваться этим искусством. В школе он был невнимателен и ленив, к тому же непослушен и упрям. Воспитание его шло вне школы, с ним много занимался его отец. Отец и мать Спенсера были методистами, и его религиозное воспитание небело в пренебрежении. Благодаря заботам родителей Герберт вырос здоровым мальчиком. В 13 лет его отправили по английскому обычаю на воспитание в чужой дом к дяде, который был священником в Бате. Дядя спенсера – Томас являлся «университетским человеком», обладающим чрезвычайно независимым, ясным умом. Он хотел, чтобы Герберт продолжал образование в Кембриджском университете, но тот после окончания трехлетнего подготовительного курса уехал домой и занялся самообразованием. С 17 лет Герберт несколько лет был помощником учителя в школе, где ребенком учился сам. Благодаря блестящим математическим способностям, в 1838 г. Гербер принят на службу на Бирменгемскую железную дорогу, где он изобретает инструмент для измерения скорости локомотивов. Спенсер предан своим инженерным занятиям, но видит, что профессия не гарантирует ему прочного положения.

В 1841 г. он на два года возвращается домой и продолжает свое самообразование.

В 1842 г. публикует первые сочинения – статьи для «Нонконформиста» по вопросу истинных границ деятельности государства.

В 1843–1846 гг. он вновь работает инженером и возглавляет бюро из шестидесяти служащих. В 1846 г. Спенсер берет патент на изобретенную пилильную и строгальную машину. Этим завершается его инженерная карьера, и он переходит к журналистике. В 1848 г. Спенсер получает место помощника редактора еженедельника «Экономист». Это место дает ему приличный доход и досуг для собственных работ. Он пишет свою крупную работу «Социальная статистика».

В период с 1848 по 1858 он публикует ряд работ и обдумывает план, выполнению которого посвятил всю жизнь. В 1858 г. Спенсер решился объявить подписку на издание своего сочинения. Он публикует первый выпуск в 1860 г. и продолжает эту работу в течение 35 лет.

Спенсер терпит убытки и нужду, находится на грани нищеты, но в 1867 г. после смерти отца получает наследство. Герберт знакомится с Юмансом, который оказывает ему помощь в издании работ в Соединенных Штатах, где Спенсер приобретает широкую популярность раньше, чем в Англии. Юманс с помощью американских поклонников Спенсера оказывает философу материальную помощь в критический момент. Дружба Спенсера и Юманса продолжалась 27 лет, до смерти последнего. Постепенно имя спенсера становится известным, спрос на его книги возрастает, и к 1875 г. он покрывает свои финансовые убытки.

Последующие годы своей жизни он совершает два путешествия в Америку и на юг Европы, но в основном живет в Лондоне. Его цель закончить свое громадное сочинение, ей он все принес в жертву.

Если спенсер потратил больше 20-ти лет воплощение своего плана, единственной причиной этому было его слабое здоровье. В конце 1879 г. его силы все больше слабели и наконец в 1886 г. он должен был оставить свой труд на четыре года. Но постоянные физические страдания не ослабили его духовную мощь. Последний том своего главного сочинения Спенсер издает осенью 1896 г.

Умер Герберт Спенсер 8 декабря 1903 г. в Брайтоне.

Судьба

Герберт Спенсер никогда не раскаивался в том, что он не посещал университета. Время, проведенное им среди практической работы, содействовало развитию в нем критического разума и деловой хватки в большей степени, чем обыкновенно можно встретить у философов. Без этой жизненной школы он едва ли преодолел бы все трудности, которые стояли у него на пути перед выполнением его жизненной задачи. Когда Спенсер пишет о своих личных убеждениях, о недостатке университетского образования, он упускает из виду, что условия, при которых может развиваться гениальная натура, могут быть гибельными для среднего человека. В 1839 г. он читает знаменитое сочинения Лайеля «Принципы геологии» и впервые наталкивается на теорию эволюции в применении к органической жизни.

Изданная спенсером в 1848 г. «Социальная статистика» произвела большое впечатление на избранную публику. Отсюда начало его долговременной дружбы с Гексли, Льюисом и Элиотом; это же сочинение принесло ему таких друзей и почитателей как Дж. Стюарт Милль, Георг Грот, Гукер. Только с Карлейлем у него не сложились отношения. Желчный пессимизм Карлейля был невыносим для хладнокровного и рассудительного философа. «Я не могу с ним спорить и не хочу больше слушать его вздор, а потому ухожу от него», – писал он. «Социальная статистика» внушила ему сознание собственных сил и впервые обратило его внимание на те проблемы, которыми затем занялась его мысль. Главному своему труду «Синтетической философии» он отдал 36 лет жизни. Эта работа сделала его настоящим «властителем дум», и он был объявлен гениальным философом своего времени. Льюис в своей «Истории философии» спрашивает: Производила ли Англия когда-нибудь мыслителя более высшего порядка чем Спенсер?» Дж. Стюарт Милль ставит его на одну ступень с Огюстом Контом. Дарвин называет его «величайшим» из живущих теперь философов Англии, может быть равному каждому и прежних философов».

Главные идеи Спенсера, бывшие при его жизни чуждыми всему миру, теперь настолько сделались достоянием всех образованных людей, что мы уже забываем и даже не думаем о том, кому мы ими обязаны.

Творчество

Первая значительная работа Герберта Спенсера – «Социальная статистика», 1848 г. Он рассматривал полное развитие жизни, как постепенно осуществленную божественную идею. Позднее он нашел это понятие слишком теологичным. Но уже в этой работе Спенсер применяет теорию эволюции к социальной жизни.

В своей второй крупной работе «Психология», 1855 г., он применяет гипотезу естественного происхождения к психологии и указывает, что необъяснимое индивидуальным опытом может быть объяснено родовым опытом. Дарвин поэтому считает его в числе своих предшественников.

Свой главный труд «Систему синтетической философии» Спенсер пишет и публикует на протяжении 1861–196 гг. Эта огромная работа состоит из десяти томов и включает «Основные начала», «Основания биологии», «Основания психологии», «Основания социологии». Спенсер считает, что в основе развития мира, включая и общества, лежит закон эволюции: «Материя переходит из состояния неопределенной, бессвязной однородности в состояние определенной связной разнородности», иначе говоря дифференцируется. Этот закон он считает универсальным и на большом конкретном материале прослеживает его действие в различных сферах, в том числе и в истории общества. Признавая закономерность развития общества, Спенсер отказывается от различных теологических объяснений, а его понимание общества кА единого живого организма, все части которого взаимосвязаны, наталкивает его на изучение истории и расширяет круг исторического исследования. По мнению Спенсера в основе Эволюции лежит закон равновесия: при всяком его нарушении его природа стремится вернуться к своему прежнему состоянию. Так как, по Спенсеру, главное значение имеет воспитание характеров, то эволюция совершается медленно, и Спенсер не так оптимистичен по отношению к близкому будущему, как Конт и Милль.

Фрагмент

«Дайте нам руководителя, – кричат люди философу, – мы хотим вырваться из этой жалкой обстановки, среди которой мы погрязаем. В нашем воображении постоянно зарождаются образы лучшего, и мы скорбим о них, но все наши усилия обратить их в действительность остаются бесплодными. Нас утомляют эти постоянные ошибки: укажите нам пути которыми мы можем достигнуть исполнения наших желаний».

«Что полезно, то справедливо», – вот один из последних, в числе многих ответов на этот призыв.

«Совершенно верно, – возражают вопросители, для божества справедливость и польза, без сомнения, однозначащие выражения; но для нас остается еще неразрешенным вопрос, которое из них предшествует и которое должно служить выводом. Если согласиться с вашим предложением, что справедливость составляет неизвестную величину, а польза известную и данную, то предложение ваше может послужить делу. Но в том то и беда что горький опыт убедил нас, что обе эти величины одинаково неизвестны и одинаково неопределенны. Наконец, в нас зарождается подозрение, что определение справедливости даже легче, чем определение пользы, и что удобнее было бы ваше предложение преобразить в противоположное и выразить так: что справедливо то полезно».

«Держитесь правила наибольшего счастья наибольшего числа людей», так разрешает сомнение другой авторитет.

Ему отвечают, что «это, точно так же как предыдущее, нельзя даже вовсе называть руководящим правилом; это скорее выражение задачи, подлежащей разрешению. Ваше «Наибольшее счастье» – это именно и есть то, что мы так долго и так бесплодно разыскиваем; мы только не давали названия предмету наших желаний. Вы не говорите нам ничего нового, вы только придумываете слова, чтобы выразить нашу потребность. То что вы называете ответом, это наш вопрос, выраженный в обратной форме. Если такова ваша философия, то она, без сомнения, одно суетное и ничтожное разглагольствование; она не более как эхо, повторяющее вопросы».

«Имейте же немного терпения, – возражает моралист, – дайте мне высказать о том, каким образом можно обеспечит наибольшее счастье за наибольшим числом живущих».

«Опять-таки вы не понимаете нашего требования, – восклицают возражающие, нам нужны не личные мнения, а что-нибудь другое. Этими мнениями уже пересытились. Вся масса пустого прожектерства касательно общего блага была основана на личных мнениях; у нас нет ни малейшей гарантии, что ваш план не прибавит нового звена к перечню прежних ошибок. Придумали ли вы способ для составления безошибочного суждения? Если нет, то мы видим одно, что вы настолько же пребываете во тьме, насколько и мы. Совершенно справедливо, что вы приобрели более ясный, взгляд на цель, к которой мы должны стремиться; что же касается до пути, которым мы должны идти, то ваше предложение высказать мнение показывает уже, что вы в этом отношении не знаете ничего более определенного, чем мы. Мы сомневаемся в вашем положении, потому что оно не заключает в себе того, в чем мы нуждаемся, т.е. руководителя; мы сомневаемся в нем, потому что оно не указывает ни одного верного способа для обеспечения за ними предмета наших стремлений; мы сомневаемся потому что оно не создает veto по отношению к ложной политике; оно настолько же допускает хороший, настолько и дурной образ действия, если только действующие признают его ведущим к достижению предписанной цели. Ваше учение о пользе, об общем благе, о наибольшем счастии наибольшего числа людей не заключают в себе единообразного предписания, удобного для применения в практической жизни. Пусть правители будут убеждены или сумеют подать вид, что они убеждены, что их меры послужат ко благу общества, и ваша философия останется немою, ввиду самого крайнего безрассудства и самых мрачных преступлений. Это не может нас удовлетворить. Мы ищем учение, которое нам давало бы положительный ответ, когда мы спросим его о проступке «Хорошо это или нет?» Нам не нужно мировоззрение, которое нам отвечало бы подобно вам: «да, это хорошо, если оно способно вас благодетельствовать». Мы вам будим благодарны, когда вы создадите нам то, чего мы ищем, когда вы нам дадите аксиомы, из которых мы будим в состоянии выводить ряд заключений до тех пор, пока с математической точностью не разрешим все наши затруднения. Если вы не в состоянии дать нам такого мировоззрения, мы должны будем искать его в другом месте».

В свою защиту философы говорят, что такое требование неблагоразумно. Они подвергают сомнению возможность научно-точных правил нравственности. Независимо от этого они утверждают, что их система достаточна для практических целей. Они ясно определили цель к которой следует стремиться. Они изучили пространство, которое лежит между этой целью и нами. Они полагают, что отыскали лучшую дорогу. Наконец, они добровольно приняли на себя роль пионеров. После этого они думают, что им сделано все, что можно от них требовать, что критику оппозиции они могут считать придирчивою и возражения ее пустыми. Вникнем внимательно в этот спор.

Правило, принципы и аксиома, имеют значение только тогда, когда слова, которыми они выражены, заключают в себе точно определенную мысль

Это справедливо даже и тогда, когда подобное правило или аксиома будут удовлетворены в других отношениях. Выражения, употребленные в этом случае, должны иметь точный и при том один и тот же всеми признанный смысл; в противном случае предложение будет подвержено стольким разнообразным толкованиям, что оно утратит всякое право называться правилом. Таким образом, когда философ провозглашал правило «наибольшего счастья для наибольшего числа живущих» и признавал его руководителем общественной нравственности, то он должен был предполагать, что понятие «наибольшего счастья» определяется всем человечеством единообразно и точно.

Такое предложении однако же заключило в себе одну из злополучных ошибок, мерка, которою люди меряют счастье, бесконечно разнообразна, – это факт, доказанный самым осязательным образом. Во все времена между всеми народами и у каждого класса людей на этот предмет существовали свои особые взгляды. Для странствующего цыгана домашний очаг оседлого человека скучен и отвратителен; швейцарец был бы несчастен без такого очага. Прогресс необходим для благополучия англосаксонца; эскимос доволен своей грязной бедностью, не имеет никаких дальнейших желаний и остается тем же, кем он был во времена Тацита. Ирландец находит удовольствие в строю; китайцу нужны процессии и церемонии; вялый и апатичный житель Явы приходит в шумный восторг при виде петушьего боя. Рай еврея – это «град наполненный златом и драгоценными камнями, обладающий сверхъестественным изобилием в хлебе и вине»; рай турка – это гарем, обитаемый гуриями; рай краснокожего Америки – это «благодатная для охоты местность»; в скандинавском раю каждый день сражения, и раны излечиваются чудотворную силою; австралиец надеется что после смерти он обгонит благо и будет иметь множество мелкой монеты. Если мы от народов перейдем к отдельной личности, то увидим, что Людовик XVI признавал «высшим счастьем» размышлять за механическим занятием; а его преемник считал таким счастьем – читать, создавая империи. Ликург, находил, что для человеческого счастья необходимо полное физическое развитие; Плотин, напротив, был до того идеален в своих стремлениях, что стыдился своего тела. Множество противоречащих ответов, данных греческими мыслителями на вопрос о том, в чем заключается счастье, подавало повод к устаревшим и опошлившимся ныне сравнениям. Но и теперь мы не находим между нами в этом отношении большого единомыслия. Для скупого Эльва копить деньги составляло единственную радость жизни; Дэй, человеколюбивый автор «Сандофора и Мертона», находил в раздаче денег единственное приятное их употребление. Сельское уединение, книги и друг составляют пожелания поэта; хлыщ стремится напротив к кругу знатных знакомых, к ложе в опере. Стремление купца и артиста менее всего похожи друг на друга; если бы мы сравнивали воздушные замки философа и земледельца, мы бы нашли большую разницу в их архитектуре. Обобщая эти факты, мы найдем, что личная мера «наибольшего счастья» имеет так же мало определенного как и другие проявления человеческой природы. Несходство мнений по этому предмету между различными нациями достаточно очевидно. Сравнивая современных евреев с евреями времени патриархов, можно убедиться, что идеал благополучия изменяется и в среде той же самой расы. Люди одного общества несогласные между собой по этому вопросу. Наконец, если мы сравним желания жадного школьника с стремлениями призирающего земные блага трансценденталиста, в которого он впоследствии превратиться, то не найдем ни тени постоянства в одном и том же индивидууме. Можно сказать, не только своя эпоха, каждый народ имеют с вои понятия о счастии, но что едва ли можно найти двух человек, которые имели бы на этот предмет тождественные взгляды; далее можно утверждать что понятия об этом предмете различны у одного и того же человека в различные периоды жизни.

Вывод из этого всего довольно прост. Счастье состоит в удовлетворенном состоянии всех способностей.

Литература

1. Спенсер Г. Основная психология СПб 1897. изд. 2007.

2. Тормасов Б.А. Философы и философия М.: 2006

3. Волков Ю.К. Социология М.: 2003