Участники обсуждения (в тексте представлены лишь первыми буквами их имени и фамилии (приводятся в порядке появления в дискуссии)):
АЛ: Рук. семинара Аркадий Исаакович Липкин (д.ф.н., к.ф.-м.н., рук. Центра философии и истории науки МФТИ, проф. каф. истории науки РГГУ,):
ВЭ: Валентин Данилович Эрекаев (к.ф.н., доц. каф. истории науки РГГУ, ст. н.с. ИНИОН РАН)
ГК: Геннадий Копылов (гл. ред. методологического журнала «Кентавр»)
НК: Наталья Ивановна Кузнецова (д.ф.н., гл. н.с. ИИЕТ, проф. фак. философии РГГУ)
ДА: Давид Астаурьян (аспирант ИФ РАН)
АЛ :В повестку данного заседания входит два вопроса: обсуждение возможных целей данного семинара и мой доклад. В отношении первого вопроса могу сказать, что у меня возникла гипотеза, что семинар с подобным названием является актуальным. Насколько эта гипотеза оправдается, будет видно по тому, затухнет или разгорится данный семинар. К этому следует добавить, что в название семинара можно было бы вставить знак вопроса, поскольку, что входит в «современную» философию науки я не знаю . Но по моим представлениям то, о чем я буду говорить в своем докладе, туда входит. У других участников семинара может быть свой вариант ответа на этот вопрос.
ВЭ : По поводу целей и формы данного семинара. Во-первых, считаю, что семинар по философии науки мог бы стать очень нужным. Все будет зависеть от «локомотива» данного семинара. На мой взгляд, возможно два варианта. 1-й – обсуждать все, что относится к философии науки (ФН). При удачном сочетании многих факторов такая форма могла бы стать перспективной и плодотворной. 2-й вариант. ФН уже прошла ряд эволюционных этапов. В результате грубо можно сказать, что отношение ко всем появившимся концепциям далеко не однозначное и даже в отдельных случаях имел место приговор о полной неудаче некоторых подходов. На мой взгляд, было бы важно попытаться осуществить целостный анализ всему случившемуся в ФН и подвести некоторый концептуальный вывод о том, что же достигнуто фундаментального. Другими словами – подвести итоги развития ФН на начало XXI века. Это – первое. Во-вторых, по-видимому, было бы очень интересно и любопытно попытаться сформулировать некоторую «путеводную» (конечно, в относительном смысле) идею, выйти на совместную интересную всем тему, которая могла бы превратиться в новую программу, как это произошло в случае с Венским кружком в 1920-х гг. Это, конечно, мне было бы максимально интересно.
АЛ : Меня вполне устраивает постановка Валентина Даниловича (мы это с ним уже обсуждали, когда задумывался этот семинар), но ни он, ни я не знаем, как выйти на 2-й вариант (если это возможно). Начинать все равно надо с первого, но с некоторой нацеленностью на актуальное для начала XXI века поле проблем. И в этом контексте я и буду делать свой доклад. Я его построю в виде ряда резких, может быть даже провокационных, тезисов, чтобы вызвать дискуссию.
Доклад:
«Три взаимодополнительные постпозитивистские модели научного знания. Философия науки или наука о науке?»
АЛ: Я отношу к современным три постпозитивистские модели науки (научного знания): Т. Куна, И. Лакатоса и свою.
ГК: Мне представляется, что модели Куна устарели.
АЛ: Я так не думаю. Для меня они, особенно Куна, очень эффективно работающие модели. С их помощью можно анализировать структуру и развитие современной науки (т.е. науки Нового времени). Вообще, на сколько я понимаю (опираясь и на мнение западных философов науки), последняя полоса серьезных нововведений в философии науки связана с постпозитивизмом 1960–70 гг. Среди них я выделяю куновскую и лакатосовскую как актуально работающие на эмпирическом материале реальной науки . Это для меня если не критерий, то признак «современности».
Здесь я хочу пояснить вторую часть названия доклада, которая со знаком вопроса. Мне представляется, что в философии науки (далее – ФН) ХХ в. происходит качественное изменение, напоминающее то, которое произошло с физикой в XVII в., где произошел переход от чисто умозрительных моделей натурфилософии (философии природы) к естественнонаучным моделям науки о природе. Эти модели реализуются в материале в ходе эксперимента (обеспеченного процедурами приготовления и измерения). В результате этого возникает сопротивление эмпирического материала, что, по крайней мере, в рамках «нормальной науки», приводит к принятию или отбрасыванию строимых моделей. Так вот, философия науки до логического позитивизма (эмпиризма) была умозрительной, а после – стала реально сравниваться с эмпирическим материалом реальной науки и испытывать его сопротивление. Это привело к тому, что логическим позитивистам пришлось в центральном для них вопросе о «протокольных предложениях» сначала отступать до рубежа «вещного языка», а затем вся программа ушла в лету. Мне представляется, что куновская и лакатосовская модели (и моя, о которой ниже) пока выдерживают сопротивление эмпирического материала, по крайней мере, во многих отношениях. Этот момент и навел меня на вопрос: не превратилась ли эта часть философии науки в «науку о науке»?
НК: Первоначальное название доклада называлось «Философия науки как наука о науке…», а семинар называется «Современная философия науки». Для меня здесь есть противоречие.
Я сегодня читала лекцию по ФН. Есть журнал, публикации. Вот книга (учебник) А. Никифорова по ФН, рекомендованная для подготовке к сдаче канд. минимума. Согласна я с ним или нет – это отдельный вопрос, но проблемы у нас с ним общие. Есть сообщество и традиция в рамках кот. они друг друга понимают. Это эмпирический факт. Это реальное сообщество с очерченным кругом проблем. Сообщество определилось с тем, что такое ФН. Поэтому постановка вопроса является ли ФН плохим термином? – Вас засмеют. Термин «наука о науке» – архаичен.
Я как эмприк смотрю, как феномен функционирует, люди работают, это можно анализировать. Я себе очень хорошо представляю, как оформлялось науковедение. Термин «наука о науке» или «науковедение», отвечающее западному «Science of Science», появляется в 1960-х, когда к науке отнеслись как к феномену, вокруг которого образовалась масса дисциплин: социология науки, экономика науки, наукометрия, право в науке, география науки, история науки, и т.д., а еще и теория науки в виде философии науки. И весь этот комплекс и входил в понятие «науки о науке» или «науковедения». Появился журнал «Науковедение» у нас, а у них – «Science Study»… И была мечта создать, «науку о науке», которая не реализовалась. Ну, как я сейчас, в XXI в. могу слушать снова это предложение? В вашей аналогии с натурфилософией есть здравая мысль. Но зачем такой архаический язык?
АЛ: Я правильно услышал у Вас приравнивание «теории науки» и «философии науки»? – Да.
– Тогда я снимаю термин «наука о науке» как неудачный, поскольку он уже ангажирован. Но оставляю вопрос, в которым вместо «наука о науке» поставлю «теория науки». Эта формулировка мне тоже не нравится, но вопрос, опирающийся на аналогию с переходом от натурфилософии к науке, я оставляю
ВЭ: Хорошая натурфилософия – тоже большое дело. В теоретической физике при желании также все можно рассматривать в качестве умозрительного.
АЛ: Не путайте умозрительность с работой с идеальными объектами.
ВЭ: А Вы можете это различить?
АЛ: Да, могу.
ВЭ: Я же готов показать, что и в теоретической физике, и в натурфилософии, а также и в умозрительной деятельности, и при работе с идеальными объектами очень много общего, да и первооснова – одна. С моей точки зрения и куновская, и лакатосовская, и Ваша модели, как и вообще любой подход в ФН, во-первых, серьезно предметно ограничены по сравнению с потенциалом «философствования о науке», а, во-вторых, – определены достаточно расплывчато. Скорее всего, причина в том, что все еще достаточно плохо определен сам предмет ФН. Вот и Вы предлагаете рассматривать ФН как «науку о науке». О науке можно философствовать, но можно пытаться выстраивать и «науку о науке». В отношении ни одного из подходов не существует «no-go» теорем и любой из них может быть и конструктивен и плодотворен. Но все-таки их следует различать. И в любом случае нельзя заменять одно другим. Вместе с тем, на мой взгляд, Ваша мысль о том, что часть ФН может трансформироваться в «науку о науке» – очень интересна и отражает все еще продолжающийся, на мой взгляд, перманентный процесс выделения наук из философии. По-моему, эту мысль можно конструктивно развивать.
АЛ: Подводя предварительные итоги этого кусочка, отмечу на будущее, что меня не совсем удовлетворяет данный НК ответ на вопрос «что такое современная философия науки?» через устоявшееся на сегодня сообщество , причем в отдельно взятой стране. Я бы обсудил этот вопрос подробнее позже. Отмечу, что аналогичную ситуацию можно наблюдать и в ответах на вопрос «что такое физика (биология,…)?» в виде перечисления того, чем и как занимаются физики (биологи,…). Но в плане физики я могу, используя анализ физики с помощью своей модели, дать более содержательный ответ. Более того, я уже могу дать критерии различения «общей», «теоретической» и «математической» физики, в чем суть отличия «неклассической» физики. Возможно, что в ходе содержательных обсуждений моего и других докладов мы сможем оторваться от социально центрированного ответа на вопрос «что такое современная философия науки?». Поиски ответа на вопросы типа «что такое наука?», «что такое гуманитарная наука?», «что такое современная философия науки?» мне представляются в этом смысле продуктивными, но ответа на них следует ждать в результате анализа их развития и функционирования.
Еще вопросы или выступления по этим общим темам есть?
ДА: Была единая философия, а сейчас она разбита на дисциплины: философия естествознания, философия сознания…?
НК: Это то, что называется «отпочкованием», в конце XIX в. Виндельбанд сравнивал философию с королем Лиром. Мол, философия все отдала другим (физике, математике…). Он, правда, оставил ей аксиологию, к этому можно добавить онтологию и гносеологию – стандартные области философии. Однако, в духе того, о чем говорит АЛ, можно в рамках аксиологи строить науку – исследовать ценности, а можно их проектировать – это дело философии.
АЛ: Для меня вопрос о появлении «философии сознания», «философии естествознания»,… – интересный вопрос. Но сегодня я его обсуждать не готов.
АЛ: Теперь я перехожу к собственно моему докладу «Три взаимодополнительные постпозитивистские модели научного знания.
Под этими тремя я имею в виду куновскую, лакатосовскую и свою модель «первичного идеального объекта» (ПИО).
НК: Вы свою относите к постпозитивистским? А почему вы выбрали три, а не ограничиваетесь рассказом о своей?
АЛ: Во-первых, главной чертой постпозитивизма я считаю отрицание «решающего эксперимента» как универсального критерия отбора теорий и как следствие этого введение элементов конструктивизма или активизма, т.е. активной роли теоретика, уход от «наивного реализма». В этом плане и куновская, и моя, и даже лакатосовская (через элементы конвенционализма, в его терминологии) обладают этими свойствами. Во-вторых, модели Куна и Лакатоса традиционно относятся к постпозитивизму, а моя, с моей точки зрения родственна с ними.
И здесь я перехожу к ответу на вопрос, почему я говорю о трех, и об этих трех моделях. Во-первых, с моей точки зрения они, безусловно, относятся к современной философии науки (сказать, что еще к ней относится – дело других участников семинара). Во-вторых, как я постараюсь показать, они, с одной стороны, имеют области пересечения, как по используемым понятиям, так и по сферам применения. Но, с другой стороны, они высвечивают разные аспекты и являются не альтернативными, а взаимодополнительными. В третьих, их сопоставление позволяет кое-что уточнить в этих моделях.
Я пока ограничусь этим в ответе на вопросы НК и перейду к краткому изложению системы понятий своей модели [Липкин А.И. Основания современного естествознания. М., 2001], поскольку основные понятия двух других всем хорошо известны. После этого дам их сопоставление.
В моей модели много аналогий с моделью геометрии , и я буду пользоваться этой аналогией.
1) В геометрии есть «первичные» объекты – точка и прямая, и «вторичные» – строимые из них фигуры. То же имеет место и в физике: например, в механике мы имеем частицы в качестве «первичных» и модели механических явлений, состоящих из взаимодействующих частиц в качестве «вторичных». Поскольку и в геометрии и в физических теориях речь идет об идеальных объектах, то далее я их обозначения я буду использовать термины «первичный идеальный объект » (ПИО ) и «вторичный идеальный объект » (ВИО ).
2) И в геометрии, и в физике ВИО определяются через ПИО явным образом (треугольник – это фигура, образованная пересечением трех прямых, планетная система – это набор планет, сводящихся к частицам, обладающим массой, находящихся в центральном поле гравитации). С определением же ПИО происходит следующая история. До сер. XIX в. и в геометрии, и в физике считалось, что это неопределимые интуитивно ясные понятия. Однако к концу (в последней трети) XIX в . ситуация меняется. В геометрии появляются неэвклидовы геометрии, а в физике – электродинамика Фарадея-Максвелла. В результате появляются понятия прямой и электромагнитного поля (волны), которые трудно сделать интуитивно ясными. И в геометрии, и в физике переходят к работе с более сложным типом ПИО, что требует более сложного типа их определения . И Д. Гильберт вводит «неявный» тип определения, с помощью которого ПИО задаются четко и однозначно в рамках системы аксиом геометрии. Я утверждаю, что в теоретической физике, которая выделяется в конце XIX в., пошли по тому же пути: ПИО в физике стали определяться «неявным» типом определения , которые я буду называть «ядром раздела науки » (ЯРН ). Это лежит в основе теоретической физики. Вследствие этого она разбилась на ряд разделов, каждый из которых имеет свое ЯРН (я употребляю термин «ядро раздела науки», а не «ядро раздела физики», поскольку то же можно сказать и про химию, и про синергетику).
3) Важнейшим отличием физики от геометрии (математики), с одной стороны, и от натурфилософии (философии природы, где строятся умозрительные модели) – с другой, является наличие в качестве одного из элементов, наряду с теоретическими элементами, процедур приготовления (<П|) и измерения (|И>), с помощью которых ПИО и ВИО материализуются в эксперименте, имеющем структуру:
<П|Т|И>, где Т – теоретическая часть, содержащая модельный слой-то, что понимается, и математический слой-то, что позволяет получать результаты.
4) Для разделов физики структуру ЯРН можно прописать абсолютно четко и конкретно. Она одна и та же для всех разделов физики:
<П| |И> (1)
В основе теоретической части раздела физики лежит модель физического процесса (движения) как перехода физической системы (A) из одного состояния (SA1 ) в другое (SA2 ), набор возможных состояний является важнейшей характеристикой физической системы.
При этом связь между состояниями физической системы задается с помощью «уравнения движения» (например – уравнения Ньютона), для чего вводится «математическое представление», состоящее из математических образов физической системы (A ) (принадлежность математическому слою будем обозначать подчеркиванием), внешних воздействий (сил и т.п.), состояний физической системы (SA ) и самого «уравнения движения».
То, что центральное место в физике занимает физическая модель, проявляется в том, что одна и та же физическая модель может обслуживаться разными эквивалентными «математическими представлениями» (в классической механике – это представления Ньютона, Лагранжа, Гамильтона). Выбор математического представления в физике во многом аналогичен выбору разных систем координат (декартовой, цилиндрической, сферической и т.п.) в аналитической геометрии. В обоих случаях этот выбор исходит из соображений удобства. Физическая модель составляет центральную часть физической теории. Она, с одной стороны, связана с математическим представлением, а с другой – с процедурами приготовления и измерения
Все элементы структуры (1) взаимосвязаны и определяются, как и основные понятия геометрии, совместно (правда, часто (но не всегда) процедуры приготовления и измерения определяются отдельно от теоретической части). Так уравнение движения (а, следовательно, и весь математический слой) влияют на то, что представляет собой состояние физической системы. Оно определяет не только связь между состояниями (диахронический или динамический аспект), но и сам набор (спектр) возможных состояний физической системы (синхронический аспект). Состояние физической системы – одно из центральных понятий физики, хотя в курсе общей физики и в школе, его избегают.
Впрочем, я увлекся. Для сегодняшнего обсуждения здесь много лишнего. Из сказанного в этом пункте мне важно следующее: а) в физике структура ЯРН прописана очень четко и конкретно (в отличие от понятий в модели Куна и Лакатоса); б) здесь можно выделить ряд иерархических уровней: 1) построение новых ВИО в рамках существующих разделов физики; 2) построение нового раздела физики, отвечающего изменению содержательного наполнения указанных на схеме (1) функциональных элементов; 3) построение новой науки (дисциплины, – это логическая, а не историческая последовательность), отвечающего смене структуры теоретической части (у физики, химии, синергетики они разные); 4) научной революции XVII в., отвечающей смене всей структуры (1).
5) Наличие двух иерархических уровней ПИО и ВИО приводит к наличию двух типов работы: построению новых ВИО (моделей явлений природы) из существующих ПИО и построению новых ПИО. Первый тип работы очень близок куновской «нормальной науке», второй – куновской «научной революции». Образец последней дает Галилей в своих «Беседах…». Я к этому вернусь ниже.
В курсе «общей физики» (так же, как и в
10-09-2015, 23:28