Философия науки 4

Тема: ФИЛОСОФИЯ НАУКИ

С. ТУЛМИН

Тулмин Стивен Эделстон (род. 1922) — американский философ и методолог, один из основателей постпозитивизма. Выдвинул эволюционистскую (по аналогии с биологической эволюцией) программу изучения науки. Наиболее продуктивные моменты этой программы: указание на недопустимость абсолютизации аппарата формальной логики, критика догматизма, подчеркивание особой важности принципа историзма для анализа развития науки, требование многомерного (всестороннего) изображения научных процессов, выявление их социокультурной обусловленности и др. Основное произведение: «Человеческое понимание» (М., 1984).

Принципы эволюции и системности

Все аспекты природы — от конечных неизменных материальных частиц, планетных систем и видов животных вплоть до вневременных императивов морали и социальной жизни — рассматриваются теперь как исторически развивающиеся, или «эволюционирующие». Если теория человеческого понимания должна следовать остальным наукам и истории XX века, тогда она должна основываться не на неизменных принципах и гарантиях, а на исторических взаимодействиях между человеком, его понятиями и миром, в котором он живет. Человеческая изменчивость ограничена только медленно изменяющимися пределами нашей генетической конституции и культурного опыта. Проблема человеческого понимания в XX веке — это уже не аристотелевская проблема, в которой познавательная задача человека состоит в том, чтобы понять неизменные природные сущности; это и не гегелевская проблема, в которой исторически развивается только человеческий разум в противоположность составляющей статический фон природе. Скорее всего, эта проблема требует теперь, чтобы мы пришли к терминам развивающихся взаимодействий между миром человеческих идей и миром природы, причем ни один из них не является инвариантным. Вместо неизменного разума, получающего команды от неизменной природы посредством неизменных принципов, мы хотели бы найти изменчивые познавательные отношения между изменяющимся человеком и изменяющейся природой.

Тулмин Ст. Человеческое понимание. М., 1984. С. 41.

Цит. По: Хрестоматия по философии: Учебное пособие для высших учебных заведений. – Ростов-на-Дону: изд-во «Феникс», 1999. – С. 439.

Мы можем считать, что общество в целом образует единую функциональную «систему» только в том случае, если нам не удается отделить более свободные социальные и политические связи между различными общественными институтами от более тесных и более формальных отношений, существующих в отдельно взятых институтах. В каждом институте вполне возможны жесткие функциональные связи между различными ролями, например, между председателем правления и генеральным директором или между главнокомандующим и начальником штаба. Но строить отношения, скажем, между армией и индустрией, церковью и законодательными учреждениями по одной и той же системной модели было бы столь же ошибочно, как и считать отношения между механикой и оптикой жесткими логическими отношениями, сравнимыми с теми, которыесуществуют в самой механике. В каждом случае эта ошибка вызывает один и тот же отклик. Если составные элементы общества в целом (или науки в целом) так тесно связаны между собой, как подразумевает эта точка зрения, то в таком случае их нельзя будет модифицировать постепенно или по одному: единственная возможность осуществить радикальные перемены будет состоять в том, чтобы отвергнуть всю «систему» в целом и начать все с начала.

Напротив, единственный безопасный способ избежать этого заключения — одним ударом разбить и ультрасистемную, и ультрареволюционную точки зрения.

Тулмин Ст. Человеческое понимание. М., 1984. С. 139 -140.

Цит. По: Хрестоматия по философии: Учебное пособие для высших учебных заведений. – Ростов-на-Дону: изд-во «Феникс», 1999. – С. 439 – 440.

Познание и наука

Философское объяснение концептуального познания всегда вводит какие-нибудь предположения (хотя и неразработанные) о тех механизмах, благодаря которым «чувственные импульсы» «протекают» в нервной системе; однако нейрофизиология в свою очередь должна иметь в виду, что функции центральной нервной системы являются инструментом совершенствования познания. Точно так же мы можем ясно понять интеллектуальный авторитет наших познаний только в том случае, если мы имеем в виду социально-исторические процессы, благодаря которым они развиваются в жизни культуры или сообщества: однако более ясный анализ этого интеллектуального авторитета в свою очередь дает нам средства для развития более точных идей о самих этих процессах. <... >

Социальные и политические понятия в принципе ничем не отличаются от понятий естественных наук, как можно было бы предположить на первый взгляд; напротив, отношения между мышлением и практикой в науке и политике чрезвычайно сходны. В каждом случае появлению новых осмысленных понятий предшествует осознание новых проблем и введение новых процедур, позволяющих решить эти проблемы. В обеих областях понятия приобретают смысл благодаря тому, что они служат человеческим целям в реальных практических ситуациях. В обеих областях последовательные изменения в применении этих понятий связаны с постепенным уточнением или усложнением их значения. И в обеих областях всеобъемлющая «рациональность» существующих в них процедур илиинститутов зависит от того, есть ли в самой инициативе сфера их критики и изменения.

Тулмин Ст. Человеческое понимание. М., 1984. С. С. 46, 173-174.

Цит. По: Хрестоматия по философии: Учебное пособие для высших учебных заведений. – Ростов-на-Дону: изд-во «Феникс», 1999. – С. 440 – 441.

Конечно, длительная причастность к науке дает о себе знать несколькими различными способами. Группа людей, которые работают в качестве физиков-атомщиков, цитологов или нейроанатомов, связаны в генеалогии ученых как руководители и их ученики; аналогичным образом связаны в институциональные генеалогии научные общества или исследовательские центры в каждой науке; в то же время другие генеалогии соединяют экспериментальную технику, модели объяснения, терминологию, математические методы, предметы исследования предшествующих и более поздних стадий данной науки. В том или ином контексте, возможно, будет полезно описать историческое развитие науки в терминах какой-либо из этих последовательностей, либо усовершенствования оборудования и улучшения методик расчетов, либо расширения эмпирической сферы. Трудность состоит в том, чтобы понять, какая из этих различных областей имеет наибольшее значение, а может быть, подобно волокнам каната, они воздействуют на науку совокупно, причем ни одним из них нельзя пренебречь.

Тулмин Ст. Человеческое понимание. М., 1984. С. 153.

Цит. По: Хрестоматия по философии: Учебное пособие для высших учебных заведений. – Ростов-на-Дону: изд-во «Феникс», 1999. – С. 441.

Проблемы, на которых концентрируется работа последующих поколений ученых, образует своего рода диалектическую последовательность; несмотря на все изменения актуальных для них понятий и методов, стоящие перед ними проблемы в своей совокупности образуют длительно существующее генеалогическое дерево. В таком случае преемственность научной дисциплины, если ее проанализировать в данных терминах, столь же основывается на обстоятельствах, управляющих изменениями следующих друг за другом «поколений» включенных в нее проблем (вместе со всеми связанными с ними теориями и идеями), сколь и на обстоятельствах, приводящих к выживанию неизменных проблем или принятых теорий и понятий. В конце концов если науки должны представлять собой подлинно «рациональные» и исторически развивающиеся инициативы, за которые мы их принимаем, то именно этого и следовало ожидать.

Именно «генеалогия проблем» соответственно лежит в основе всех иных генеалогий, с помощью которых можно охарактеризовать развитие науки.

Тулмин Ст. Человеческое понимание. М., 1984. С. 155.

Цит. По: Хрестоматия по философии: Учебное пособие для высших учебных заведений. – Ростов-на-Дону: изд-во «Феникс», 1999. – С. 441 – 442.

Задача науки состоит в том, чтобы постепенно, шаг за шагом усовершенствовать наши представления о природе, идентифицируя проблемные зоны, где сократить разрыв между возможностями находящихся в обращении понятий и нашими разумными интеллектуальными идеалами.

Долгосрочные крупномасштабные изменения в науке, как и везде, происходят не в результате внезапных «скачков», а благодаря накоплению мелких изменений, каждое из которых сохранилось в процессе отбора в какой-либо локальной и непосредственной проблемной ситуации. Следовательно, в своих попытках понять концептуальные изменения в науке мы должны быть особенно внимательными к локальным и непосредственным требованиям каждой интеллектуальной ситуации, к преимуществам, связанным с различными концептуальными новообразованиями. Эти требования редко бывают простыми, но всегда очень специфичны. Таким образом, четкая преемственность проблем, стоящих перед наукой, отражает не внешний вечный диктат логики, но преходящие исторические факты в каждой отдельной проблемной ситуации.

Тулмин Ст. Человеческое понимание. М., 1984. С. 157.

Цит. По: Хрестоматия по философии: Учебное пособие для высших учебных заведений. – Ростов-на-Дону: изд-во «Феникс», 1999. – С. 442.

Суммируем: историческая трансформация, благодаря которой эволюционизирует содержание научной дисциплины, постигается только в терминах целей объяснения, принятых в настоящее время в соответствующей специальности. Однако характер, этих целей в свою очередь можно объяснить лишь в том случае, если использовать термины, выведенные из словарного запаса этой дисциплины. Вообще предмет науки действительно «проблематичен» лишь в том случае, если он рассматривается в свете этих интеллектуальных целей занятых в ней ученых; однако сами эти цели можно реалистически сформулировать только в свете опыта соответствующей дисциплины. < ... > В этом диалектическом методе задача определения современных идеалов науки со всей необходимой точностью имплицитно мобилизует весь ее исторический опыт.

В таком случае природа «интеллектуальной дисциплины» всегда включает в себя по крайней мере как ее понятия, так и людей, которые их создали, как ее предмет, или «домен», так и те общиеинтеллектуальные цели, которые объединяют работающих в этой области людей. Если представления «интеллектуальной дисциплины» и «научной специальности» коррелятивны, то коррелятив-ны также и факторы, которые сохраняют интеллектуальную последовательность дисциплины и собственно идентичность специальности. В каждом из этих случаев тот опыт, который был накоплен людьми в отдельной области, приводит к тому, что они принимают определенные идеалы объяснения. Эти идеалы обусловливают те коллективные цели, которые человек стремится достичь, когда получает соответствующую специальность и работает в качестве биохимика или физика-атомщика, и те же самые идеалы сохраняют связность самой дисциплины, ставя пределы, которые ограничивают круг гипотез и размышлений, и совершенствуя критерии отбора, позволяющие судить о концептуальных новообразованиях.

Тулмин Ст. Человеческое понимание. М., 1984. С. 160 – 161.

Цит. По: Хрестоматия по философии: Учебное пособие для высших учебных заведений. – Ростов-на-Дону: изд-во «Феникс», 1999. – С. 442 – 443.

Наука, рассматриваемая в качестве целостной: человеческой инициативы, не является не только компендиумом идей и аргументов, не только системой институтов и заседаний. В тот или иной момент интеллектуальная история научной дисциплины, институциональная история научной специальности и индивидуальных биографий ученых, очевидно, соприкасаются, взаимодействуют и сливаются друг с другом. Ученые усваивают, применяют и модифицируют свои интеллектуальные методы «ради» интеллектуальных требований своей науки, а их институциональная деятельность в действительности принимает такие формы, которые позволяют эффективно действовать «во главе» науки. Следовательно, дисциплинарные (или интеллектуальные) и профессиональные (или человеческие) аспекты науки должны быть тесно взаимосвязанными, но ни один из них не может быть полностью первичным или вторичным по отношению к другому.

Тулмин Ст. Человеческое понимание. М., 1984. С. 305 – 306.

Цит. По: Хрестоматия по философии: Учебное пособие для высших учебных заведений. – Ростов-на-Дону: изд-во «Феникс», 1999. – С. 443.

Современная область любой науки — объекты, свойства или события, которые образуют проблемы науки и таким образом обогащают ее «явления», — определяется не столько природой, сколько теми интеллектуальными установками, с которыми люди в настоящее время подходят к природе; не столько природой в качестве «вещи в себе», как, возможно, сказал бы Кант, сколько характером нынешних «представлений» о природе. В результате свойства окружающего мира, которые ученые одного поколенияотнюдь не находили таинственными, становятся загадочными и «проблематичными» для людей следующего поколения — просто потому, что круг их устремлений стал более широким.

Тулмин Ст. Человеческое понимание. М., 1984. С. 179.

Цит. По: Хрестоматия по философии: Учебное пособие для высших учебных заведений. – Ростов-на-Дону: изд-во «Феникс», 1999. – С. 443 – 444.

М. ВЕБЕР

В настоящее время отношение к научному производству как профессии обусловлено прежде всего тем, что наука вступила в такую стадию специализации, какой не знали прежде, и что это положение сохранится и впредь. Не только внешне, но как раз внутренне дело обстоит таким образом, что отдельный индивид может создать в области науки что-либо завершенное только при условии строжайшей специализации. Всякий раз, когда исследо­вание вторгается в соседнюю область, как это порой у нас бы­вает — у социологов это происходит постоянно, притом по необ­ходимости,— у исследователя возникает смиренное сознание, что его работа может разве что предложить специалисту полезные постановки вопроса, которые тому при его специальной точке зрения не так легко придут на ум, но что его собственное иссле­дование неизбежно должно оставаться в высшей степени несовер­шенным. Только благодаря строгой специализации человеку, ра­ботающему в науке, дано, может быть, один-единственный раз в жизни ощутить во всей полноте, что вот ему удалось нечто такое, что останется надолго. Действительно, завершенная и дельная работа — это в наши дни всегда специальная работа. И поэтому, кто не способен однажды надеть себе, так сказать, шоры на гла­за и проникнуться мыслью, что вся его судьба зависит от того, правильно ли он делает это вот предположение в этом вот месте рукописи, тот пусть не касается науки. Он никогда не испытает того, что называют увлечением наукой. Без этого странного упое­ния, вызывающего улыбку у всякого постороннего человека, без этой страсти, без убежденности в том, что «должны были пройти тысячелетия, прежде чем появился ты, и другие тысячелетия мол­чаливо ждут», удастся ли тебе эта догадка,— без этого человек не имеет призвания к науке, и пусть он занимается чем-нибудь другим. Ибо для человека не имеет никакой цены то, что он не может делать со страстью...

Есть ли у кого-то научное вдохновение, это зависит от скры­тых от нас судеб, а кроме того, от «дара». Эта несомненная истина сыграла не последнюю роль в возникновении именно у молоде­жи — что вполне понятно — очень популярной установки служить некоторым идолам; культ этих идолов, как мы видим, широко практикуется сегодня на всех перекрестках и во всех журналах. Эти идолы — «личность» и «переживание». Оба тесно связаны: господствует представление, что последнее создает первую и составляет ее принадлежность. Мучительно заставляют себя «переживать», ибо «переживание» неотъемлемо от образа жизни, подобающего личности, а в случае неудачи нужно по крайней мере делать вид, что у тебя есть этот небесный дар. Раньше такое переживание называлось «чувством» (sensation). Да и о том, что такое «личность», тогда имели, я полагаю, точное представление.

...«Личность» в научной сфере есть только у того, кто служит одному лишь делу. И это так не только в области науки. Мы не знаем ни одного большого художника, который делал бы что-либо другое, кроме как служил делу, и только ему...

Однако, хотя предварительные условия нашей работы харак­терны и для искусства, судьба ее глубоко отлична от судьбы ху­дожественного творчества. Научная работа вплетена в движение прогресса. Напротив, в области искусства в этом смысле не су­ществует никакого прогресса. Неверно думать, что произведение искусства какой-либо эпохи, разработавшее новые техниче­ские средства или, например, законы перспективы, благодаря этому в чисто художественном отношении стоит выше, чем про­изведение искусства, абсолютно лишенное всех этих средств и законов, если только оно было создано в соответствии с мате­риалом и с формой, т. е. если его предмет был выбран и оформлен по всем правилам искусства без применения позднее появившихся средств и условий. Совершенное произведение искусства никогда не будет превзойдено и никогда не устареет; отдельный индивид лично для себя может по-разному оценивать его значение, но ни­кто никогда не сможет сказать о художественно совершенном про­изведении, что его «превзошло» другое произведение, в равной степени совершенное.

Напротив, каждый из нас знает, что сделанное им в области науки устареет через 10, 20, 40 лет. Такова судьба, более того,— таков смысл научной работы, которому она подчинена и которому служит, и это как раз составляет ее специфическое отличие от всех остальных элементов культуры; всякое совершенное испол­нение замысла в науке означает новые «вопросы», оно по своему существу желает быть превзойденным. С этим должен смирить­ся каждый, кто хочет служить науке. Научные работы могут, конечно, долго сохранять свое значение, доставляя «наслажде­ние» своими художественными качествами или оставаясь средст­вом обучения научной работе. Но быть превзойденными в науч­ном отношении — это, повторяю, не только наша общая судьба, но и наша общая цель. Мы не можем работать, не питая надежды на то, что другие пойдут дальше нас. В принципе этот прогресс уходит в бесконечность.

И тем самым мы приходим к проблеме смысла науки. Ибо отнюдь не разумеется само собой, что нечто, подчиненное такого рода закону, само по себе осмысленно и разумно. Почему за­нимаются тем, что в действительности никогда не кончается и не может закончиться? Прежде всего возникает ответ: ради чисто практических, в более широком смысле слова — технических це­лей, чтобы ориентировать наше практическое действие в соответ­ствии с теми ожиданиями, которые подсказывает нам научный опыт. Хорошо. Но это имеет какой-то смысл только для практика. А какова же внутренняя позиция самого человека науки по отно­шению к своей профессии, если он вообще стремится стать уче­ным? Он утверждает, что занимается наукой «ради нее самой», а не только ради


11-09-2015, 00:46