Философия неопозитивизма. Философия буддизма. Виды категорических суждений по объединенной клас

логической форме позволяет объединить их, да еще и присоединить к целому классу подобных высказываний. Далее, к ним же можно отнести имеющие ту же логическую форму формулы математики или естествознания, например знаково-символическую, а не словесную запись физи­ческого определения силы. Тогда возникает (и может быть записа­на в каких-либо исходно принятых знаках) более общая, чем в обыденном языке и в математике, логическая форма. Иными словами, движение от языковой формы к формально-логической, а также от математико-логической формы — к более общему логическому формообразованию открывает возможность, с одной стороны, возрастающего «восходящего» обобщения, все более широкой формализации, а с другой — возможность «нисхождения» от более общих логических форм к более конкретным языковым высказываниям. На пути «восхождении» возможно построение множества относительно обособленных или взаимосвязанных языковых, формально-логических, математико-логических систем: достаточно взять в качестве отправной точки какие-либо языковые образования (имена, предложения, их комплексы), договориться (заключить «конвенцию») относительно обозначающих их общих значений.

Язык и мир, язык и сознание

Неопозитивизм также и потому причисляется к философским направлениям, что он стремится не только практиковать, но и обосновывать защищаемые им подходы к языку, к установлению его связи с мыслью, с человеческим действием, с миром. Подходы эти — при их единстве — относительно различны. К тому же неопозитивисты проходили разные стадии и философской трак­товке связи языка и мира. На первых этапах появились подходы и концепции, создатели которых абсолютизировали «свободу выбора» естествоиспытателя, математика, а особенно логика и линг­виста,— возможность выбрать, построить многообразные искус­ственные языки и логико-лингвистические системы. Эту свободу философы-неопозитивисты выдавали за самое существо связи языка и мысли, логики и действительности. Р. Карнан сфор­мулировал «принцип терпимости» (1934), согласно которому всяким логик может построить «собственную логику», то есть выбрать такую форму языка, такую систему «аксиом» и правил построения, какую только пожелает. Ибо вся деятельность — не более чем языковая «игра» с произвольно выбираемыми правилами. Можно даже отвлекаться от значения и смысла соответствующих выражений, ограничиваясь выявлением отно­шений между языками,— такой подход был назван «логическим синтаксисом». Философским оправданием данного подхода, в его одностороннем и крайнем выражении, был конвенциализм: все знаки, принципы их соединения объявлялись продуктом чистой «конвенции», соглашения. Предполагалось, что к миру, к мышлению, действию человека знаковые «игры» не имеют ника­кого отношения. Они по существу становились играми «в себе» и «для себя».

В 30-х годах различные варианты конвенционалистской доктри­ны имели особенно широкое хождение. Но чем дальше, тем больше она утрачивала доверие, в том числе и со стороны самих неопо­зитивистов. Это было связано с изменением направленности логико-лингвистического анализа: неопозитивисты стали все больше склоняться к необходимости содержательно-смыслового истолко­вания языковых форм (такой подход был назван «логической семантикой»). Правда, сдвиг был относительным: и логическую семантику неопозитивисты не выводили за пределы модифици­рованного логического анализа языка. И все же обращение не толь­ко к знакам и значениям, не только к чисто формальным аспектам, но и к смыслу языковых форм требовало хотя бы в общем виде установить связь между объектами мысли, выраженными в языке, самим языковым выражением и его логической формой.

Так выстраивались три увязываемых друг с другом уровня анализа: 1) предметы действительности, 2) языковые формы и 3) их смысл — логический метаязык. Для неопозитивизма в целом характерно предположение «параллелизма» между этими тремя уровнями. Позитивисты также едины в том, что в философ­ском анализе надо двигаться от смыслового исследования языка к общей картине языка, а от не — к построению своеобразной картины мира.

Проследим, как это делается. Язык в неопозитивизме — «точка отсчета» и в методологическом, и в мировоззренческом смысле. «Границы моего языка означают границы моего мира»,— писал Л. Витгенштейн. Другое теоретическое допущение: язык берется как расчлененный или расчленимый на элементы, а отсюда и мир, воспринимаемый через призму языка, предстает дискретным, распавшимся на элементы, причем такие, которые строго соответствуют логико-лингвистическим «атомам». Таков неопозитивистский принцип «логического атомизма», или «абсо­лютного плюрализма». И это — своеобразная «метафизика», все же принимаемая неопозитивизмом.

Не надо путать выделяемые позитивистами «атомы» языка, логики и мира с атомами физики: речь идет, с одной стороны, о «предельных» элементах, полученных при расчленении комп­лексных языковых и логических образований, а с другой — о связях, отношениях, «состояниях вещей», которые в мире, в действительности этим элементам должны соответствовать. Неопо­зитивисты требуют отталкиваться в анализе от таких «атомов» языка и логики, как элементарные — протокольные, базисные — предложения или от их элементов — имен, значений и смыслов имен. Иногда у неопозитивистов встречаются формулировки, граничащие с философским солипсизмом «лингвистического» оттенка: «Предложение,— читаем у Л. Витгенштейна,— конструи­рует мир с помощью логических строительных лесов»; или у Н. Карнана: «...вопрос о реальности самого мира вещей... - вопрос практического решения относительно структуры нашего языка... Если кто-либо решает принять вещный язык, то... он при­нял мир вещей».

Но в целом суть неопозитивизма — не в буквальном отрица­нии реального существования внешнего мира. Более того, неопо­зитивистам даже была нужна концепция, устанавливающая, во-первых, независимое существование мира, а во-вторых, прин­ципиальное родство мира и языка, единство их формы (изомор­физм). Л. Витгенштейн, например, не только не подвергает сомнению тезис о том, что мир есть, имеет место, что он дан чело­веку, но и делает его исходным для своей философии. Но вот как именно мир дан — это, по Витгенштейну, трудный и спорный вопрос. Философы нередко заявляют, что нам непосредственно даны вещи и процессы мира, сам мир. Так ли это? — вопрошают неопозитивисты. И отвечают: мир всегда дается не иначе, чем «преломленным» через язык. Неопозитивисты отстаивают идею о неустранимости, то есть постоянной дополнительности языка по отношению к результатам познания мира. А данность через язык, продолжают они, имеет свои законы. Например, мы видим дом и говорим о нем, но нам «дается» не дом как таковой, не вещь в целостности и полноте, а какие-либо ее (выражаемые соответ­ствующими языковыми элементами) формы или элементы — цвет, высота, конфигурация дома, а также многие другие свойства, отношения, которые нам важны в каждый данный момент. В ре­зультате из-за неустранимости языка, его неотделимости от мысли и действия каждое высказывание (и даже сколь угодно большая их сумма), во-первых, «прерывает» целостность мира, а во-вторых, ставит себе в соответствие не отдельные физические вещи и явления в собственном смысле, а определенное «положение ве­щей», их связи, отношения. И это в определенной степени верно. Язык как важнейшее средство мысли и действия людей, родив­шееся в процессе длительной социально-исторической практики, обладает теми же свойствами, что и человеческая мысль: фиксируя отдельные предметы, называя их, мысль и язык сразу же «вводят» их в контекст более общих связей, отношений мира и человеческого познания. Однако это не означает, вопреки утверждениям неопо­зитивистов, что отдельные целостные вещи утрачивают свою реаль­ность для человека. Сознание, мысль, язык нацелены одновремен­но на познание и целостных вещей и их отношений, на освоение мира как дискретного и как целостного. Неопозитивисты (по крайней мере на ранних этапах) недиалектически абсолютизи­ровали один момент — «атомизм», плюральность, дискретность языка и мира.

Концепция неопозитивистов, таким образом, постулировала (хотя не раскрывала, не разъясняла ее сути и происхождения) связь языка и мира, отправляясь от языка, от его «первичности» и для специально лингвистического, и для логического, и для философского понимания мира. И если для специальных исследо­ваний такой подход может быть относительно правомерным, то для философии видение мира исключительно сквозь призму языка представляется весьма сомнительным. Надо к тому же напомнить, что неопозитивисты долгое время строили свой анализ на почве искусственно сконструированных, формализованных языков. Это была призма, которая существенно искажала мир природы, мир жизни и реального действия человека.

Кризисные процессы в развитии неопозитивизма были в нема­лой степени связаны с осознанием тупиков, к которым вела абсолютизация роли языка и логики в человеческом познании. Накопились трудности и противоречия. Наряду с осмыслением упомянутых выше трудностей, касавшихся понимания проблем истины, значения, смысла, функций философии, неопозитивисты не могли но признать, что значительная доля неуспеха их филосо­фии вытекает из первоначальной сконцентрированности на гото­вом знании, логико-лингвистической форме, искусственных знаковых системах, взятых в отрыве от сознания и познания, от процессов мысли. Эволюция неопозитивизма — это исполненная внутреннего драматизма история критики и пересмотра многими видными его теоретиками первоначально принятых постулатов и концепций. Так, Л. Витгенштейн, обратившись в более поздних работах к анализу естественного языка, включил в «Философ­ские исследования» (работал он над ними в 40-х годах) такие про­блемы, как реальная лингвистическая деятельность людей, связь языка и социальной жизни, единство лингвистических форм и «внелингвистического контекста», то есть практики. Магистраль­ная линия неопозитивистской философии — движение от языка к миру — и тут сохраняется, но все больший интерес привлекает, хотя бы в качестве побочного, путь «от мира к языку».

Неопозитивисты второго и третьего поколений стали пони­мать, что упущены такие важные для понимания языка, логики звенья, как деятельность людей, сознание и познание. И они пытались ликвидировать эти пробелы. Так называемая «общая семантика» (А. Кожибский, С. Хайякова, А. Раппопорт и другие) ввела в неопозитивистский анализ такую компоненту, как чело­веческое поведение. Ими была принята следующая схема последо­вательности анализа и объяснения: факт — нервная система — язык — нервная система — действие. Несмотря на вполне реальное значение исследования аспектов человеческого поведения, снизан­ных с языком, тут снова завязались узлы трудностей и противоре­чии. Ибо ведь создатели «общей семантики» как философского направления претендовали не менее чем на разрешение социаль­ных проблем и конфликтов.

Неопозитивисты и представители других направлений, обра­щавшихся преимущественно к анализу языка, логики, структур знания, текстов (структурализм, герменевтика), вместе с тем оказывали и оказывают большое влияние на социальную филосо­фию, социологию, этику, эстетику, философию человека.

ВЫВОД.

Усилия неопозитивистов не были бесплодны для науки и философии. Они дали определенные поло­жительные результаты. Следует согласиться с неопозитивизмом в том, что процесс мышления, процесс познания становится доступ­ным логическому исследованию лишь в языковой форме. Отожде­ствление форм языка и форм логики открывало новые возможности для комплексного анализа знания, в частности, для логико-лингви­стического анализа. Движение от языковой формы к формально-­логической, а также от математико-логической формы к более об­щему логическому формообразованию открывает возможность, с одной стороны, движение «восхождение», ко все более широкой формализации, с другой стороны, нисхождение от более общих логических форм к более конкретным языковым высказываниям. На пути «восхождения» возможно построение множества относи­тельно обособленных или взаимосвязанных языковых, формально­логических, математико-логических систем: достаточно взять в ка­честве отправной точки какие-либо языковые образования (имена, предложения, их комплексы), договориться (заключить конвенцию) и родятся новые системы исчисления высказываний.

Таким образом, неопозитивисты создали новые легко фор­мализующиеся типы анализа языка. На этой основе были созданы предпосылки формализации огромной области гуманитарного зна­ния, проникновение в это знание математических методов и аппа­рата. Эти предпосылки были реализованы в структурализме. Структурализм — это течение на стыке современной науки и фи­лософии, выражающее стремление придать гуманитарным наукам статус точных наук.

ЛИТЕРАТУРА.

1. А. А. Радугин. Философия. Курс лекций. М., 2001.-Из-во «Центр»

2. Є.М. Причепій, А.М. Черній, В.Д. Гвоздецький, Л.А. Чекаль. Філософія. – Посібник.-К. 2001.

3. Спиркин А.С. Философия. М., 1998.

4. Струк Й. Філософія: Курс Лекцій. К., 1995.

5. Сілаєва Т.О. Філософія; Курс лекцій. Тернопіль, 2000.

6. Философия /Под ред. Н.И. Жукова. Минск, 1995.

7. Философия. /Под ред. Ю.А. Харина. Минск, 1998.

СОДЕРЖАНИЕ

ВСТУПЛЕНИЕ 2

БУДДИЗМ 2

ВЫВОД 16

ВСТУПЛЕНИЕ

Развитие теоретического мышления и становления и строения философии представляют длительный процесс, предпосылки которого можно найти уже на ранних ступенях человеческого общества. Древнейшие философские системы, пытавшиеся найти ответ на вопрос о происхождении, сути мира и места человека в нем, имели длительную предисторию, появились же они на сравнительно развитой стадии классовых отношений.

В середине 1-го тысячелетия до нашей эры в староиндийском обществе начинают происходить большие изменения. Значительно развивается аграрное и ремесленное производство, торговля, углубляются имущественные различия между членами отдельных варн и каст, меняется положение непосредственных производителей. Постепенно усиливается власть монархии, приходит в упадок и теряет свое влияние институт племенной власти. Возникают первые большие государственные образования. Ш веке до н.э. под властью Ашоки в рамках единого монархического государства объединяется практически вся Индия. Важным компонентом социальной и экономической системы остается община, в которой происходят, однако, некоторые изменения. Углубляется имущественная дифференциация между членами общин, и все заметнее выделяется верхний слой, который сосредоточивает в своих руках экономическую и политическую силу; возрастает число зависимых граждан и наемных работников.

Это также и время поисков в религиозно-филосовской сфере. Традиционный ведический ритуализм и старая, часто примитивная мифология не соответствует новым условиям. Возникает ряд новых доктрин, принципиально независимых от идеологии ведического брахманизма, отбрасывающих привилегированное положение брахманов в культе и по-новому подходящих к вопросу в месте человека в обществе. Вокруг глашатаев новых учений постепенно образуется отдельные направления и школы, естественно с различным теоретическим подходом к насущным вопросам. Из множества новых школ всеиндийское значение приобретает прежде всего учение буддизма.

БУДДИЗМ

Буддизм – самая древня мировая религия. Он возник в VI в. до н.э. в Индии. Пережив в этой стране эпоху формирования и расцвета, буддизм превратился в мировую религию благодаря распространению в страны Южной, юго-восточной, Центральной Азии и Дальнего Востока. В настоящее время буддизм насчитывает около 700 миллионов человек своих последователей.

Основателем буддизма была реальная историческая личность – Сиддхартха Гаутама. Он родился около 563 г. до Р.Х. близ Гималаев, на границе Непала. По-своему социальному происхождению принадлежал к царствующему дому небольшого княжества Шакья, расположенного на севере Индии. Отец Сиддхартхи Мудсхадана был раджой этого полунезависимого княжества. Мать – майя – умерла через несколько дней после его рождения. Раджа, безумно любивший ее, перенес все свое чувство на сына. Он окружил его заботой и вниманием, не жалел средств для развлечения ребенка, а затем и юноши. Его рано стал тревожить характер ребенка. Еще мальчиком Сиддхартха любил предаваться смутным грезам и мечтам; отдыхая в тени деревьев, он погружался в глубокие созерцания, переживая моменты необыкновенных просветлений. Эти сладостные мгновения врезались в его память на всю жизнь.

Отец решил любым способом отвлечь сына от его мыслей и настроений. Для этого он не жалел средств. «Для меня, - вспоминал впоследствии Будда, -во дворце родителя моего были устроены пруды, где цвели в изобилии водяные лилии, водяные розы и белые лотосы; благовонные одежды из тонкой ткани носил я; из тонкой ткани был тюрбан мой и верхнее и нижнее платье; днем и ночью осеняли меня белым зонтом из опасения, как бы прохлада или зной, или пылинка, или капля росы не коснулись меня. И было у меня три дворца: один для зимнего житья, другой для летнего и третий для дождливой погоды года.

В тех редких случаях, когда царевич покидал свои сады и дворцы, по приказанию Шуддходаны с его пути прогоняли всех нищих и больных. Люди должны были одеваться в лучшие одежды и с радостными лицами приветствовать Сиддхартху.

Но возможно ли спрятать жизнь от юноши, который с ранних лет задумывается над ее тайнами, можно ли скрыть от него ту печальную истину, что все вокруг полно страдания? Своими усилиями Шуддходана сделал только еще нежнее и уязвимее душу сына. Однажды царевич, гуляя со своим возницей Чангой, неожиданно увидел дряхлого старика и, пораженный его видом, стал расспрашивать слугу о старости. Он был потрясен, когда узнал, что это общий удел всех людей.

Царевича охватило отвращение ко всему, ничто не могло возвратить безмятежного детства. Мир, жизнь оказались неприемлемыми. Это было восстание против самых основ мироздания. Перед ним со всей остротой встали смысложизненные вопросы.

Индийская культура того времени уже выработала определенные формы ответа на эти вопросы. Существовали развитые философские системы, развивалась практическая йога. И Сиддхартха обратился к изучению философского наследия ведизма и брахманизма.

«И вот, - рассказывал Будда, - еще в расцвете сил, еще блестяще-темноволосым, еще среди наслаждений счастливой юности, еще в первую пору мужественного возраста, вопреки желанию моих плачущих и стенающих родителей, обривши голову и бороду, покинул я родной дом свой ради бесприютности и стал странником, взыскующим блага истинного на несравненном пути высшего мира».

В то время ему шел тридцатый год.

10-09-2015, 21:15