Позитивная связь онтологии и физики делается возможной в силу развития прежде всего самой онтологии. Мы уже говорили о том, что такое развитие предполагает формирование достаточно сложных структур онтологических представлений, включающих введение разных степеней и смыслов существования, разных модусов бытия, его иерархии и т.п. Начало этому процессу положили сами элеаты, оформляя в логике мысли понятие "не-сущего" (которому, однако, они не дали места в иерархии бытийных смыслов). Атомисты же делают дальнейший шаг именно в этом направлении, признавая равное, хотя и другое по характеру, чем существование собственно сущего, существование не-сущего. Если понять этот особый статус существования не-сущего, то мы поймем тем самым и что такое атомистическая пустота в ее онтологическом измерении.
Онтология пустоты - онтология инобытия в его возможностях относительно бытия. Речь идет о целом ряде тех возможностей, которые создаются в бытии в результате введения в его сферу при содействии понятия пустоты категории движения. В понятии атомистической пустоты как бы набрасывается проект будущих онтологических категорий - возможности, акциденции (в мире парменидовской онтологии акциденция невозможна) и др. Нарочито модернизируя ситуацию с атомистической пустотой, можно спросить, а атрибутом какой субстанции могла бы выступать пустота? Такой вопрос не без основания может показаться незаконным, так как сами атомисты называли свою пустоту "небытием". Но вспомним, что само это "небытие" они называли сущим, или бытием. Пустота, таким образом, это парадокс бытия небытия. И поэтому, имея в виду весь объем ее парадоксальности, такой вопрос все же может иметь некий экспериментальный или эвристический смысл, позволяющий лучше понять эту парадоксальную онтологию (и физику). В качестве предварительного ответа можно сказать, что пустота есть атрибут бытия в целом. Действительно, если мы присмотримся к свидетельствам об атомистах, то увидим, что самостоятельным статусом существования наделяется у них "великая пустота" (Диоген Лаэрт. IX, 6, 31). "Они утверждали - говорит Симпликий, - что не только в космосе есть некоторая пустота, но и вне космоса; ясно, что эта пустота уже не только место, но существует сама по себе" (ЛД, № 270, курсив наш - В.В.). Космосов у атомистов бесчисленное множество, и поэтому "великая пустота" есть атрибут бытия как бесчисленного множества миров. Она разделяет миры точно так же, как внутрикосмическая пустота разделяет атомы. Онтологическая функция пустоты - служить универсальным средством разделения сущего. Действительно, у атомистов пустота выступает как синоним понятия разделения. Например, об этом свидетельствует Горгий у Псевдо-Аристотеля: "Горгий утверждает это..., говоря вместо "пустота" разделение" (ЛД, № 166). В более полном переводе это место у Лурье выглядит так: "Горгий говорит, что в тех местах существующего, где (тела) отделены друг от друга, отсутствует (присущее содержание), причем вместо "пустота" он говорит "отделены друг от друга"" (ЛД, № 252). Это означает, что пустота - совершенно необходимое в логике атомизма концептуальное средство для описания множественности на уровне бытия. Свидетельство Горгия, видимо, восходит к Аристотелю (ЛД. С. 460). Действительно, излагая учение элеатов и ответ, данный атомистами на вызов, в нем содержащийся, Аристотель говорит: "Множественности (вещей) не может быть, если нет того, что отделяет (предметы) друг от друга, то есть если нет "отдельно существующей пустоты"" (О возн. и уничт., I, 8, 325a6).
Итак, основная функция атомистической пустоты - разделение тел. Об этом говорится и у Фемистия: "Пустота рассеяна среди тел, говорят Демокрит, и Левкипп, и многие другие, и, позже, Эпикур. Все они считают причиной того, что тела отделены друг от друга то, что они перемешаны с пустотой, так как, по их мнению, то, что воистину непрерывно, неделимо" (ЛД, № 268, курсив наш - В.В.). Обратим внимание на такие выражения Фемистия - пустота "рассеяна" среди тел, или атомов, она с ними "перемешана". Иными словами, пустота мыслится здесь как своеобразная разделительная квазисубстанция, препятствующая вещам быть непрерывными, сплошными. Пустота как такая квазисубстанция выполняет и онтологическую, и, одновременно, физическую функцию. Однако, как мы видим, в такой функции, или роли, она отличается от пространства как "поместительной" (а не "разделительной") способности бытия. Ведь пустота как разделительная способность ничего в себя на самом деле не помещает - она только обусловливает раздельное бытие вещей, поддерживает их взаимную обособленность друг от друга.
Но означает ли это, что в атомистической пустоте не было значений, из которых затем развилось представление о пространстве? Нет, не означает. Обращаясь к тексту Диогена об атомистах, можно ясно видеть, что "великая пустота" служит не только средством не дать мирам "слипнуться" в единый ком, но и вместилищем для них. Действительно, Диоген говорит, что "тела впадают в пустоту" (IX, 6, 30), что они несутся в "великую пустоту" (IX, 6, 31). В отличие от Фемистия он не говорит о перемешивании тел с пустотой, о разделении и рассеивании их с помощью пустоты. Напротив, тела, скорее, сами рассеиваются в пустоте: "Легкие тела - говорит Диоген - отлетают во внешнюю пустоту, словно распыляясь в ней" (там же). Поэтому позднейшее истолкование пустоты как пространства безусловно не было беспочвенным. Описание Диогеном образования миров у атомистов ясно показывает нам, что атомистическая пустота выполняет не только функцию разделения, "расталкивания" тел, но и функцию их "вместилища". Развитие греческой мысли внутри атомистической традиции (но не только в ее рамках) вело к повышению значимости пространственных смыслов атомистической пустоты, которая вначале понималась прежде всего как пустота-зияние, служащая активным средством разделения тел. Эти коннотации пустоты идут во многом от традиции ранних пифагорейцев, на что прямо указывает Аристотель: "Пифагорейцы также утверждали - говорит Стагирит, - что пустота существует и входит из беспредельной пневмы ((tm)k toа ўpe...rou pneЪmatoj) в небо, как бы вдыхающее (в себя) пустоту, которая разграничивает природные (вещи), как если бы пустота служила для отделения и различения примыкающих друг к другу (предметов). И прежде всего это происходит в числах, так как пустота разграничивает их природу" (Физика, IV, 6, 213b 22-27). Кроме того Стобей сохранил для нас цитату из утраченного сочинения Аристотеля о пифагорейцах, в которой говорится, что у них вселенная "втягивает из беспредельного время, дыхание (pnoѕn) и пустоту, которая определяет места отдельных (вещей)" (DK, 58A30)10 .
Обратим внимание на только что процитированное свидетельство: не тела входят в пустоту как вместилище, для них существующее, а напротив, сама пустота втягивается телами с тем, чтобы они могли существовать раздельно, образуя гармоничное и развитое целое. Однако, есть и немалое различие в трактовке пустоты пифагорейцами и атомистами. Если у первых пустота явно активна, подвижна, выступает как своего рода "пневма", дыхание, дух, особый "воздух", то у вторых она обретает значение неподвижности (несутся в ней атомы). "По их теории - говорит Александр у Симпликия о Левкиппе и Демокрите - пустота неподвижна" (ЛД, № 304). Появление статического значения у понятия пустоты в атомизме следует оценивать как один из первых шагов к пониманию ее как неподвижного и неизменного "контейнера" для тел, то есть как пространства в позднейшем смысле слова. Однако такое опространствление пустоты в явной форме в атомистической традиции происходит, видимо, только у Эпикура и Лукреция.
Другой путь к выявлению онтологических значений пустоты в связи с ее физическими значениями это - анализ пустоты как противоположности атомам как "формам". Имея в виду именно этот аспект указанных понятий, Аристотель трактует пустоту у атомистов как "лишенность" (ЛД, № 249). В этом же плане анализа понятию пустоты соответствует понятие "беспредельного", которому в таблице пифагорейских противоположностей противостоит понятие "предела". Сюда же следует отнести те значения платоновской "хора", выступая в которых она противостоит миру идеальных образцов-эйдосов. Мифологические корни понятия пустоты, рассматриваемого в таком аспекте, можно найти в древних представлениях греков о "хаосе". Характеризуя эти представления, А.Ф.Лосев пишет: "Хаос все раскрывает и все развертывает, всему дает возможность выйти наружу, но в то же время он и все поглощает, все нивелирует, все прячет во внутрь"11 . Хаос предстает как страшно зыбкая, темная неоформленность бытия, лишенная предела, основания, света, смысла. Отметим при этом, что хаос в его греческом прочтении воспринимается именно через призму, условно скажем, пространственных коннотаций, явно нагруженных, однако, активным динамическим смыслом. Действительно, слово "хаос" происходит от cЈskw-зеваю, разеваю. "Хаос поэтому, - пишет Лосев, - означает прежде всего "зев", "зевание", "зияние"" (Там же. С. 579). В русском языке корневая генетическая близость этих значений воспроизводится в близости самого их звучания ("зевание" и "зияние"). "Зевание-зияние", сочетающее в себе прапространственность и активность, указывает на тот первоначальный смысл атомистической пустоты, который мы можем обнаружить у пифагорейцев. Это "шевелящееся зияние" (вспомним Тютчева с его стихами о "шевелящемся хаосе"12 , - мифологическая прародина и платоновской "хора" и атомистического "кенон". Таким образом, мифологические корни атомистической пустоты скрываются скорее в традициях хтонической дионисийской Греции, чем в классической Элладе с ее культом предела, света, формы, завершенности.
Возможны ли онтология и физика без пустоты, позволяющие решить однако проблемы движения и множественности вещей? Да, конечно, и эта возможность была реализована прежде всего Платоном и Аристотелем. Скажем об аристотелевском варианте этого решения, поскольку именно Аристотель как никто из античных авторов занимался анализом атомистического учения и критикой его, подводя тем самым к своей концепции бытия и природы. Кратко говоря, исключение пустоты из онтологии и физики требует, по Аристотелю, включения в онтологию категорий качества, возможности, принципа непрерывности. Как физическая категория пустота, как себе это можно представить, возникает как обобщение или предельная абстракция таких наблюдаемых свойств, как рыхлость тел, их проницаемость, податливость и т.п.13 . Но свойства, представленные в этих качествах тел, можно объяснить и по-другому, можем сказать мы, как бы реконструируя один из возможных ходов мысли Аристотеля, отказывающегося от понятия пустоты как одного из главных понятий для понимания природы. Действительно, эти свойства и вытекающие из них физические явления (заполнение пор, проникновение тел в эмпирические наличные тела и т.п.), можно объяснить, если допустить, что существует не бесконечное множество однокачественных по субстанции тел (атомов), а множество разнокачественных тел, сохраняющих свою качественную определенность. Тогда такие качественные различия тел, несводимые друг к другу, и будут объяснять нам мир физических явлений (подъем одних тел вверх, падение других вниз, сжатие тел, их растворение и т.п.). Такой ход мысли был уже у Анаксагора, предложившего своего рода качественную атомистику для решения проблем, поставленных элеатами. Если начала качественно однородны (атомизм), то требуется пустота для того, чтобы объяснить их движение и физические явления вообще. Но если начала мыслятся качественно разнородными (как, например, аристотелевские стихии, идущие от Эмпедокла), то пустота оказывается ненужной. Важнейшим физическим принципом, выполняющим у Аристотеля функцию атомистической пустоты как начала движения и разделения тел, выступает принцип естественных мест для элементов-стихий, приводящий к неоднородности и эпизотронности его Вселенной. При этом тела у него разделяются не пустотой, а другими телами14 .
Последнее замечание, которым мы хотели бы завершить наш анализ, относится к отмеченному выше переносу центра тяжести в составе понятия пустоты от значения "зияния" к значению "вместилища" (пространства). Рост значимости пространственного смысла атомистической пустоты и сам обусловлен ростом удельного веса физики в целостном комплексе "онтофизики" (онтология плюс физика) и, в свою очередь, способствует увеличению значимости физики в атомистическом учении в целом. Это и происходит в истории атомизма при переходе от Левкиппа и Демокрита к Эпикуру и Лукрецию. Удаление от элеатовской онтологии и пифагорейской космологии как бы восполняется событием эпикуровской физики, являющейся на самом деле теоретической "подпоркой" для практической этики, в которой и кроется весь пафос поздней атомистики.
Примечания
Шичалин Ю.А. Платон // Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 497. Курсив наш - В.В.
Там же. Курсив наш - В.В.
Лурье С.Я. Демокрит. Тексты. Перевод. Исследования. Л., 1970. № 198. Сокращ. ЛД.
Gobel K. Die vorsokratische Philosophie. Bonn, 1910. S. 313. Лурье. Цит. соч. С . 463.
Wilamowitz-Moellendorff V. von. Paton. Bd. 1. Berlin, 1929. S. 346.
Alfieri V.E. Gli atomisti. Bari, 1936. P. 99. Note 225.
Анализ "тонкой" структуры платоновской онтологии в целом и в особенности той, что содержится в Тимее, дан в работе П.П.Гайденко (Эволюция понятия науки. М., 1980. С. 142-178, 224-232), а также в работах Т.Ю.Бородай (Семантика слова chora у Платона // Вопросы классической филологии. № 8. 1984) и А.Л.Доброхотова (Категории бытия в классической западноевропейской философии. М., 1986. С. 43-84).
Аристотелю, видимо, можно верить в том, что, согласно его свидетельству, атомисты свою пустоту называли пространством или местом (Т JТB@l - Физика, IV, 1, 208b26 и там же, 213a15). Но он вряд ли прав, считая, что "место" они называли пустотой (ЛД № 172, здесь Симпликий излагает Аристотеля).
Гайденко П.П. Цит. соч. С . 174-175.
Die Fragmente der Vorsokratikern griechisch und deutsch von H.Diels. 16 Aufl. Hrsg. von W.Kranz. Bd. 1-3. Dublin-Zurich, 1972 (Сокр . DK).
Лосев А.Ф. Хаос // Мифы народов мира. Т. 2. М., 1982. С. 579.
Напомним, что у поэта, слушающего вой ночного ветра, "мир души ночной ... с беспредельным жаждет слиться". И поэт, смущенный его "страшными песнями", заклинает ночной ветер:
О, бурь заснувших не буди -
Под ними хаос шевелится!
Эмпирический аргумент в пользу существования пустоты высоко ценил Аристотель, хотя принять его он не мог (Физика, IV, 6, 213b1-22).
Подробнее об этом см.: Визгин В.П. Механика и античная атомистика // Механика в истории мировой науки. М., 1993. С. 3-81.
10-09-2015, 21:39