Важным условием диктатуры пролетариата в России, где рабочий класс был очень малочислен, Ленин считал партийное руководство: “Диктатура пролетариата невозможна иначе, как через коммунистическую партию”. Руководящее положение коммунистической партии большевиков он называл основой Советской Конституции – юридической и фактической. “Ни один важный политический или организационный вопрос, – писал Ленин, – не решается ни одним государственным учреждением в нашей республике без руководящих указаний Цека партии”.
В работах Ленина немало суждений о демократии, но суждения эти, обычно высказанные в полемике, часто имели декларативный, лозунговый характер: “Пролетарская демократия в миллион раз, – подчеркивал Ленин, – демократичнее всякой буржуазной демократии; Советская власть в миллион раз демократичнее самой демократической буржуазной республики”,
В условиях, когда Советы рассматривались лишь как “приводные ремни от партии к массам”, Советская власть была номинальной. Даже в решениях РКП(б) резонно подчеркивалось, что Советы стали органами только агитации и пропаганды, и намечалась “политика оживления Советов”. Партийно-административная диктатура не дала Советам проявить себя как органы власти. Не случайно весной 1921 г. последний клич гибнущей в Кронштадте российской социальной демократии был: “Власть не партиям, а Советам!”
Ленин видел, что не все первоначальные теоретические замыслы государственного строительства адекватно воплощаются в практике; некоторые явления и процессы его явно тревожили: “Коммунисты стали бюрократами. Если что нас погубит, то это”.
Развитие партийно-административной системы, опирающейся на насилие, закономерно привело к декларативности демократических положений, содержавшихся в марксизме и ленинизме, вопиющему противоречию практики и теории, высшим выражением которого явился сталинизм.
Б. Анархизм. Это учение продолжало оставаться распространенным социалистическим учением. В конце XIX – начале XX в. сложился ряд разновидностей, течений анархизма.
Существенные возражения против партийно-государственного социализма, основанного на притязаниях социал-демократии на власть и руководство рабочим классом, выдвинул Ян-Вацлав Махайский (1867–1926 гг.), опубликовавший под псевдонимом А. Вольский книгу “Умственный рабочий” (1898–1899 гг., переиздавалась в 1905 г.). Поначалу Махайский стремился уточнить некоторые положения учения марксизма и очистить его от реформистских наслоений. Основное внимание Маркс уделял исследованию антагонизма между капиталистом и рабочим, рассуждал Махайский, и совершенно упустил из виду антагонизм между пролетариатом и буржуазным обществом. В результате не исследовано “вторичное распределение”, за счет которого содержится интеллигенция, приближающаяся, как отмечает и Каутский, по своему жизненному уровню к буржуазии. “Образованное общество”, вся армия “умственных рабочих”, писал Махайский, ведет такое же паразитическое существование, как и горсть капиталистов и крупных земельных собственников. Образованное общество свои знания, таланты и способности передает только своему потомству, воспроизводя армию умственных рабочих. Превратив знания в источник доходов, интеллигенция была и остается “чем-то вроде жреческой касты в древнем Египте, ревниво оберегающей свои тайные знания от непосвященного плебея”. Стремясь к господству над всем обществом, интеллигенция выдвинула идеал государственного социализма, используя в своих целях движение пролетариата. По мнению Махайского, подлинная цель социал-демократов – обобществить средства производства и установить над всем обществом власть интеллигенции, живущей за счет эксплуатации пролетариата.
Махайский и его последователи (анархистские группы в Иркутске, группа “Рабочий заговор” в Одессе и др.) ставили задачи самоорганизации рабочего класса, освобождения его от чуждых целей, навязанных пролетариату группами “умственных рабочих” (т.е. буржуазной интеллигенцией), руководящих социал-демократическими партиями.
Видным теоретиком анархизма был Петр Алексеевич Кропоткин (1842–1921 гг.). Политическая деятельность Кропоткина началась в самый первый период народничества; после ареста и побега он издавал в эмиграции газеты революционного и анархистского направления (“Бунтарь”, “Свобода”). Его политические произведения стали активно издаваться в России и в других странах с начала XX в. В работах “Хлеб и воля”, “Записки революционера”, “Государство, его роль в истории”, “Нравственные принципы анархизма”, “Современная наука и анархия” и других Кропоткин изложил и обосновал теорию анархо-коммунизма.
Кропоткин писал, что в основе общества лежат всеобщее равенство, солидарность и свобода.
От общества отличается одна из его исторических форм – государство. Государство он определял как “общество взаимного страхования, заключенного между землевладельцем, воином, судьей и священником, чтобы обеспечить каждому из них власть над народом и эксплуатацию бедноты. Таково было происхождение государства, такова была его история и таково его существо еще и в наше время”.
Сущность истории – стремление к личной свободе; этому стремлению враждебно государство, самый смысл которого заключается в “подавлении личности, в уничтожении всякой свободной группировки, всякого свободного творчества, в ненависти ко всякому личному почину и в торжестве одной идеи, которая по необходимости должна быть идеей посредственности...”.
Особенностью исторической концепции Кропоткина является представление о случайности и прерывности государственной организации общества, которое в отличие от государства существует необходимо и постоянно. Оригинальность концепции и в том, что целые периоды истории, по Кропоткину, государства не было; античные республики Греции, средневековые вольные города, свободные сельские общины, по его мнению, не были государствами в собственном смысле слова. Начало государственности в Европе положила Римская империя – централизованная бюрократическая иерархия, оторванная от народа и противостоящая ему. “Через всю историю нашей цивилизации проходят два течения, две враждебные традиции: римская и народная; императорская и федералистская; традиция власти и традиция свободы. И теперь, накануне великой социальной революции, эти две традиции опять стоят лицом к лицу”.
Под великой социальной революцией Кропоткин понимал освобождение работника от ига капитала и организацию общества на принципах коммунизма. В отличие от социализма (“мютюэлизма”) Прудона и “коллективизма” Бакунина, идеалом Кропоткина был коммунизм, основанный на всеобщем труде и коммунальном производстве, свободном потреблении продуктов совместной работы, на свободной федеративной группировке от простого к сложному. Коммунистическое общество будет освобождено от религиозной морали. Отношения между людьми будет определять “свободная мораль, без принуждения и санкции, развивающаяся из самой жизни общества и переходящая в состояние обычая”.
Золотое правило морали Кропоткин считал основой общежития. “Поступай с другими так, как бы ты хотел, чтобы в тех же условиях другие поступали с тобою” – это, писал Кропоткин, “не что иное, как начала Равенства, т.е. основное начало анархизма”.
В коммунистическом обществе, утверждал Кропоткин, место правительства займут “вполне свободное соглашение и союзный договор; случаи же столкновения неизбежно уменьшатся, а те, которые будут возникать, могут разрешаться третейским судом”.
Переход к коммунизму Кропоткин считал длительным, сочетающим разрушение (бунты, стачки, ломка старой психологии, идеологии, нравственности) с созиданием нового строя, организованного на свободных союзах и высокой нравственности.
Марксизм Кропоткин отвергал, видя в нем “государственный социализм”, который неизбежно разовьется в экономический деспотизм, еще более страшный, чем политический.
Коль скоро организация коммунизма опирается на естественные законы, строительство нового общества не может быть поручено каким-либо государственным учреждениям. Коммунистическое общество “должно быть делом всех, оно должно быть создано творческим умом самого народа; коммунизм нельзя навязать свыше, – писал Кропоткин, – без постоянной, ежедневной поддержки со стороны всех он не мог бы существовать: он задохнулся бы в атмосфере власти”.
Особенностью концепции Кропоткина было признание промежуточных ступеней между государством и анархо-коммунизмом. Преданархическая фаза – эпоха государственного федерализма – включает распад больших централизованных государств, развитие общественных организаций, служащих разрушению монополии церкви и государства, кооперативное движение, создающее предпосылки перехода к коммунизму.
Идеи анархо-коммунизма распространялись в России примерно с 1903 г. организацией сторонников Кропоткина “Хлеб и воля”. В 1917 г. Кропоткин вернулся из эмиграции в Россию; на Государственном совещании в Москве в августе 1917 г. он призывал к объединению революционных сил во имя идеалов “самоуправления и труда”, предлагал провозгласить Россию федеративной республикой. Советы Кропоткин считал великим завоеванием революции, органами, с помощью которых Россия сможет построить коммунистическое общество без государства.
После Октябрьской революции в письмах к Ленину, в обращении к западноевропейским рабочим, в других произведениях Кропоткин с тревогой писал о партийной диктатуре, о системе заложничества, о терроре, произволе ВЧК, массовых расстрелах. Ссылаясь на уроки Французской революции, Кропоткин писал Ленину: “Террористы комитета общественной безопасности оказались могильщиками революции”. Кропоткин сетовал, что Россия стала Советской Республикой только по названию: “Теперь правят в России не Советы, а партийные комитеты, и их строительство страдает недостатками чиновничьего строительства”. Диктатура партии, полагал Кропоткин, безусловно вредна для создания нового, социалистического строя. Она препятствует местному строительству местными силами, уничтожает влияние и созидательную силу Советов, искореняет свободу печати и свободу предвыборной агитации, допускает ошибки, за которые приходится расплачиваться тысячами жизней и разорением целых округов. “Если же теперешнее положение продлится, – с горечью писал Кропоткин, – то самое слово “социализм” обратится в проклятие. Как оно случилось во Франции с понятием равенства на сорок лет после правления якобинцев”.
Анархо-коммунизм был влиятелен среди части социалистов-революционеров, организовавших в 1901 г. свою партию на основе идей народничества (“русского социализма”). Партия ставила задачи свержения самодержавия, созыва Учредительного собрания и создания демократической республики, разрушения централизованного бюрократического аппарата, замену постоянной армии народным ополчением. На основе идей анархо-коммунизма с 1904 г. в партии социалистов-революционеров сложилась фракционная группа максималистов, образовавшая в 1906 г. самостоятельную партию. Максималисты отрицали программу-минимум и предполагали без промежуточных ступеней перейти к анархо-коммунизму через всеобщие стачки в городе и деревне, массовые экспроприации, социализацию земли, фабрик и заводов. В 1919 г. партия максималистов распалась; во второй половине 20-х гг. ОПТУ ликвидировало группы кропоткинцев, попытавшихся объединиться во Всероссийскую федерацию анархистов-коммунистов (ВФАК).
В начале XX в. возникло относительно новое направление политико-правовой идеологии – анархо-синдикализм. В 1895 г. во Франции профессиональные союзы создали “Всеобщую конфедерацию труда”, в уставе которой, принятом в 1902 г., говорилось, что эта организация объединяет рабочих “вне всякой политической партии” Основой конфедерации были синдикаты (профессиональные союзы, объединения рабочих по профессиям), программной задачей – полное освобождение рабочих при помощи экспроприации капиталистов. Революционное большинство съезда, принявшего устав, высказалось за “тактику прямого действия” (всеобщая забастовка, захват рабочими фабрик и заводов). Ставилась задача “разбить законность, которая нас душит”. Конфедерация высказалась против всякой законности, против всякой власти, против класса хозяев. Синдикализм (профсоюзное движение) нашел теоретическое обоснование в анархизме. Вскоре были изданы основные труды теоретиков анархо-синдикализма.
Жорж Сорель (1847–1922 гг.), французский социальный философ, в 1906 г. опубликовал книги “Размышления о насилии” и “Иллюзии прогресса”.
Сорель писал, что, согласно теории Маркса, внутренние законы развития капитализма создают предпосылки замены его социализмом. Эта теория основывается на непримиримости и вражде классов. Сорель сочувствует теории Маркса, но его тревожит, что в капиталистическом обществе проводятся реформы, устраняющие варварство раннего капитализма; взаимные уступки хозяев и пролетариев сеют надежду на возможность их солидарности и тем самым подрывают победоносное шествие социализма.
Если ослабевает классовая борьба – будущее мира становится неопределенным, непредсказуемым, считал Сорель.
Он писал, что только с помощью насилия над буржуазией пролетариат может осуществить идею классового раскола, “без которой социализму было бы невозможно выполнить свою историческую роль”. Более того, утверждал Сорель, “насилие пролетариата не только может обеспечить будущую революцию, но, по-видимому, оно представляет из себя также и единственное средство, которым располагают отупевшие от гуманизма европейские нации, чтобы вновь найти свою прежнюю энергию.. Насилие спасет мир”.
Сорель и другие теоретики анархо-синдикализма (Лягардель, Берт) резко критиковали государство, демократию и парламентаризм. Ссылаясь на Прудона, они называли политическое общество (государство) искусственной надстройкой над экономическим обществом. Государство, писал Лягардель в книге “Пролетариат и демократия”, насаждает социальный атомизм, так как понятие “гражданин” безлико и абстрактно, не отражает классовой структуры общества, состоящего из групп реальных людей – рабочих, капиталистов, земельных собственников и др. Затушевывая классовые различия и антагонизмы, парламентский режим “укрепляет социальное равновесие, необходимое для развития капитализма”.
Сорель утверждал, что демократия стремится уравнять всех “граждан” так, чтобы рабочие захотели стать похожими на буржуа. В результате смешения классов насаждается посредственность, отрезаются пути к новой, высшей культуре, которую должен и может создать только пролетариат. Демократия нравится тем политикам, которых она выносит к власти, дает возможность попользоваться им и их друзьям всеми выгодами, доставляемыми государством. Участие в правительстве социалистических депутатов (Мильеран и пр.) не изменило природы государства, писал Лягардель: “Отделение представителей от тех, кого они представляют, так велико, что между ними невозможна никакая органическая связь”.
Сорель резко порицал не только буржуазных теоретиков, обосновывавших идею классовой солидарности, но и функционеров социалистических партий, страдающих “манией пророчества”, “возвещающих накануне каждого нового дня социальную революцию”.
Великим средством борьбы за социализм теоретики анархо-синдикализма считали прямое действие рабочего класса, социальную войну, всеобщую забастовку, заключающую в себе “все то, что ожидает социалистическая доктрина от революционного пролетариата”.
Прямое действие рабочего класса исключает вмешательство посторонних сил в его борьбу за свои, пролетарские интересы. “Существенная идея синдикализма, – писал Берт, – та, что невозможно использовать государство в желательном для рабочих смысле”.
Анархо-синдикалисты отвергали политические реформы, парламентскую деятельность социалистов, притязания социал-демократии на догматическое руководство пролетарским движением. “Перед нами нет более кадра интеллигентов, социалистического духовенства, облеченного задачей думать за рабочий класс, – подчеркивал Лягардель, – перед нами сам рабочий класс, который при посредстве своего опыта беспрестанно открывает новые горизонты, непредвиденные перспективы, не подозревавшиеся ранее методы, одним словом, новые источники молодости”.
Главным средством борьбы рабочего класса против капитализма анархо-синдикалисты считали всеобщую забастовку. “Идея всеобщей забастовки настолько могущественна, что она вовлекает в революционный водоворот все, чего она коснется, – писал Сорель. – Благодаря ей социализм остается всегда молодым, попытки осуществить социальный мир кажутся детскими”. В ходе открытой социальной войны с капитализмом рабочий класс от пассивности переходит к активности и, по мнению Берта, “приобретает качества, необходимые для того, чтобы самому без всякой опеки управлять той огромной фабрикой, которую капитализм создал и должен ему завещать”.
На место рухнувшего капитализма и политической организации станет экономическая организация рабочего класса, объединенного в профессиональные союзы (синдикаты). Будущее общество представлялось как децентрализованная конфедерация автономных синдикатов, каждый из которых организует на основе добровольной дисциплины свободный труд без принуждения. Именно в сфере производства, подчеркивали теоретики анархо-синдикализма, рабочие имеют общие, объединяющие их профессиональные интересы. В процессе борьбы против капитализма рабочие из своей среды выдвигают доверенных лиц, руководящих движением. “При этом, – не забывает добавить Лягардель, – в противоположность тому, что происходит с избирательной массой и партией, рабочая масса имеет способность и возможность судить о своих избранных”.
Синдикализм, нашедший теоретическое обоснование в анархизме (французские теоретики анархо-синдикализма часто ссылались на Прудона, многое взяли у Бакунина), получил развитие в ряде стран Европы (а затем в США и Латинской Америке). С 1906 г. в Англии распространяются идеи “гильдейского социализма” (А. Пенти), ставящие целью переход предприятий в управление объединенных работников этих предприятий (“национальных гильдий”).
3. Политико-правовая доктрина солидаризма
Идеи солидаризма получили значительное распространение в конце XIX – начале XX в. Их теоретической основой была социологическая доктрина, взгляд Огюста Конта на общество как на единое целое. В идеологическом отношении они противостояли и индивидуализму, и социализму (коммунизму). В противоположность индивидуализму и либерализму солидаристы скептически относились к субъективным правам, поскольку, по их мнению, эти права разобщают членов общества, придают самому обществу атомарный характер. В отличие от социалистов, призывавших к уничтожению буржуазии и освобождению пролетариата, солидаристы считали эти классы взаимосвязанными и равно необходимыми для общественного производства.
Понятие “солидарность”, выдвинутое основателем cоциологии Огюстом Контом, получило развитие в книге французского социолога Эмиля Дюркгейма “О разделении общественного труда” (1893 г.). Дюркгейм стремился доказать, что классовая структура общества обусловлена разделением труда и тождественна ему; поэтому, коль скоро разделение труда неизбежно и общественно необходимо, классы (в том числе буржуазия и рабочий класс в современном обществе) должны совместно и солидарно трудиться в системе общественного производства. Те же идеи развивались в книге французского политического деятеля Л. Буржуа “Солидарность” (1897 г.). Выступая против индивидуалистических доктрин XVIII и XIX вв., Л. Буржуа утверждал, что реально существуют не индивиды и не государство, взятые сами по себе, а ассоциации людей, связанных фактом совместной жизни. Поскольку каждый участник ассоциации получает пользу от общежития, на нем лежат обязанности перед другими людьми, перед обществом, перед предшествующими поколениями, перед потомками. Для повышения чувства долга людей перед обществом он считал необходимым дополнить Декларацию прав “Декларацией обязанностей”, призванной укрепить общее сознание солидарности. Под лозунгами идей солидарности в 1900 г. в Париже собрался первый “конгресс социального воспитания”; в следующем году при Высшей школе социальных наук в Париже были организованы специальные лекции по “философии солидарности”.
С резкой критикой понятия солидарности, как отмечено, выступили Сорель и другие французские анархосиндикалисты, звавшие пролетариат к открытой классовой борьбе против буржуазии. Опровержение революционного синдикализма и попытку построить на основе идей солидарности политико-правовую концепцию предпринял профессор юридического факультета в Бордо Леон Дюги (1859–1928 гг.). В книге “Государство, объективное право и положительный закон” (1901 г.), а также в последующих произведениях
10-09-2015, 21:52