Этика долга и этика счастья (на примере Канта и Гельвеция)

Изменение нравов Гельвеций объяснял изменением интересов отдельных лиц и государства. Утверждая, что люди всегда желают общей пользы, стремятся к всеобщему счастью, философ не может признать вечный и неизменный принцип пользы причиной изменения, так как сам этот принцип вытекает у него из неизменной природы человека. Но столь же очевидной была для него и изменчивость человеческих представлений о личной пользе.

Гельвеций считал, что люди в своем поведении, пороках и добродетелях всегда руководствуются своими интересами, выгодой, пользой. Интерес - единственный стимул, который, освобождая человека от бездействия и лени, дает ему силу, необходимую для движения вперед.

«Сокровенная причина» общественного развития - это интерес и себялюбие. Правильно понятое себялюбие, утверждал Гельвеций, обеспечивает соблюдение интересов «разумно» организованного общества. В этом смысле Гельвеций говорил о том, что личное счастье должно быть согласовано с общественным. По его мнению, добродетельным человеком является не тот, кто жертвует своими привычками и самыми сильными страстями ради общего интереса, а тот, чья сильная страсть до такой степени согласуется с общественным интересом, что он почти всегда принужден быть добродетельным.

Гельвеций показал, что эгоизм является существенным мотивом экономической и политической деятельности, важным фактором общественной жизни. Эгоизм как социальное качество личности обусловливается характером таких общественных отношений, в основе которых лежит полезность.

Человек Гельвеция – прежде всего сенситивное, чувственное начало. Он автоматически избегает неприятных ощущений и стремится к ощущениям приятным; он избегает боли и всем своим существом тянется к удовольствию, счастью. Гедонистическое начало властвует в нем безраздельно, пронизывает все его мысли и направляет все действия. Как и всякое живое существо, этот человек стремится к самосохранению.

Из чувственной природы человека Гельвеций выводит универсальный принцип эгоизма, себялюбия, который провозглашается движущим началом общественной жизни. Чувственные страдания и удовольствия, считает Гельвеций, заставляют людей думать и действовать, и являются единственными рычагами, двигающими нравственный мир. Если, утверждает философ, физический мир подвластен закону движения, то общественная жизнь подчинена закону интереса. Принцип эгоизма направляет не только мысли и действия отдельной личности, но и больших сообществ людей и целых народов.

Подчеркивание Гельвецием чувственного начала, провозглашение неистребимости в человеке стремления к счастью было прямым продолжением и развитием принципов гуманизма эпохи Возрождения. В провозглашении Гельвецием ценности личности, ее интересов, ее предпринимательской энергии, ее устремленности к собственному благу нельзя не усмотреть исторически закономерный, оправданный протест против феодальных пут, связывавших личность, ее свободу и инициативу.

Хотя этика Гельвеция и начинается с провозглашения эгоизма исходной основой чувств, мыслей и действий людей, но на эгоизме этическое учение Гельвеция не кончается. Опираясь на эгоистическую «природу человека», этика Гельвеция пытается сделать человека альтруистом, заставить его, преследуя личный интерес, творить общественное благо. Гельвеций не отрицает ни одну из нравственных добродетелей. Он желает лишь вскрыть их истинные корни, обосновать гуманизм не вымышленными метафизическими и спиритуалистическими врожденными или боговдохновенными началами, а реальными потребностями людей. Можно смело сказать, что центральное место в этической концепции Гельвеция занимает не эгоизм, а поиски путей, при которых человек, стремясь к личному благу, не только не нарушал бы интересы общества, но, напротив, содействовал бы им.

Этическое учение Гельвеция всесторонне обосновывает мысль, согласно которой правильно понятое счастье требует обуздания чувства себялюбия. Безудержное стремление только к личному благу, использующее для этого любые средства, неминуемо должно привести к столкновению человека со множеством других людей и к поражению узкого эгоиста. Сам принцип пользы должен убедить индивида в необходимости сочетания своего интереса с интересами других людей. В этом, согласно Гельвецию, заключается правильное понимание личностью своего интереса. Критерием добра, критерием истинно нравственного может быть не узкоэгоистический интерес, а тот поступок, который, преследуя личный интерес, совпадает с интересом общественным.

Поступки, преследующие выгоды личности или отдельных сообществ в ущерб интересам всего общества, расцениваются Гельвецием как безнравственные. Если общественное благо включает в себя благо каждого, то оно является высшим критерием нравственности. Но Гельвеций идет дальше. Если общественный интерес превыше всего, то во имя целого, во имя народа справедливо подавлять интересы отдельных лиц и отдельных сообществ, противоречащих общему интересу. Из этики Гельвеция со всей очевидностью следовало, что во имя блага народа законно и добродетельно подавлять интересы господствующих феодальных сословий как противоречащие счастью большинства. Под общественным благом Гельвеций подразумевал благо возможно большего числа людей.

Говоря о всемогущей роли воспитания, Гельвеций не забывал каждый раз указывать, что первейшими наставниками людей являются законы, политический строй. Сочетание личных интересов с общественными не может быть осуществлено уговорами. Действующие во вред общественному интересу эгоистические побуждения могут быть парализованы такими реальными мерами, которые задевали бы интересы узкого эгоиста и убеждали бы его в невыгодности его поведения с точки зрения его же собственных интересов.

2.3. Сравнительный анализ

Резюмирую вышеизложенное, можно составить сравнительную таблицу основных положений этих двух этических систем (см. табл. 1).

Таблица 1

3. Заключение

На основании вышеизложенного можно сделать следующие выводы.

Анализируя литературу (в частности, «Этику» Ю.А. Шрейдера) по вопросам этики, можно сделать вывод, что имеется следующая точка зрения на основания морали.

Этические системы должны давать рекомендации морального поведения, не боясь того, что они могут оказаться непосильными или ненужными, ибо в обоих этих случаях разрабатывать и проповедовать этические учения не имело бы смысла. Само существование этики как науки, претендующей на некую содержательность, имеет предпосылкой реалистический оптимизм воззрений на моральные качества человека.

Далее, так как в некоторых этических системах (таких как у Гельвеция и т.п.) мораль подчиняется практическим интересам индивидуума, общества или культуры в целом, то иными словами, мораль понимается как особый способ описания полезных правил человеческого общежития, а не как самостоятельный феномен, присущий человеку.

При таком понимании моральный закон имеет условный характер. Он представляется как система исторически возникших в обществе правил или образцов нормативного поведения. В сущности, такое воззрение на природу морального закона означает признание того, что общественное бытие определяет общественное (да и личное тоже) сознание. Это влечет за собой условность морали, ее зависимость от исторических условий развития общества. Мораль рассматривается не как нечто, заключающееся в самой природе человека, но как следствие естественно-исторического развития общества, как результат формирования человеческого сознания в результате общественных процессов.

Таким образом, моральный закон в этом понимании утрачивает всякое самостоятельное значение и теряет самостоятельную обязывающую силу. Он оказывается лишь средством воздействия общества на человека.

При таком «условном» понимании морали совесть невозможно рассматривать как внутренний «прибор» или «орган души», объективно оценивающий моральную опасность соблазна или моральное качество совершенного поступка. Действие совести следует тогда рассматривать как воспроизведение воспитанных обществом оценок или распознавание того, как следует в данном обществе относится к тем или иным возникающим перед человеком ситуациям. Такое понимание морали естественно вытекает из заранее принятой установки объяснять высшее через низшее, часто формулируемой как «первичность материи».

А более справедливой является другая точка зрения на природу морали, утверждающая абсолютизм морального закона, его неподвластность «общественному бытию». Она предоставляет возможность судить это бытие на основании моральных критериев, а голос совести считать абсолютным ориентиром в мире моральных ценностей. Эта точка зрения выражена в варианте кантовской этики как наличие категорического императива, не зависящего ни от каких особенностей бытия, ни от каких прагматических целей и ценностей.

Исследователи считают нелогичным искать опору морального абсолютизма в столь преходящих сущностях, как человек и культура (что делает Гельвеций). Гораздо более последовательным, по их мнению, было бы принять моральный абсолютизм. Исполнять требования морали в этом случае означает действовать согласно тому, что требует от человека реальность, в которую включается и моральное достоинство человека, и категорический императив.

При таком подходе совесть – это внимательность к реальности, позволяющая оценивать конкретную ситуацию не только чисто практически, не только с точки зрения удовлетворения собственных прямых интересов (как то стремление к счастью), но и с точки зрения смысла этой ситуации в контексте высшей реальности (поступок должен иметь универсальную значимость).

Если при релятивистском подходе мораль фактически отрицается, ибо условность морали – это лишь способ на другом языке говорить о своих практических интересах, то в рамках абсолютистской точки зрения мораль утверждается как особое проявление объективной духовной реальности.

На мой взгляд, более верным является подход к обоснованию этики у Гельвеция, т.е. этика основанная на счастье. Данная теория является более реалистичной, приближенной к жизни.

Этика Канта, где в основе нравственности лежит понятие долга, хороша только на бумаге (хотя и там имеются нелепости, о которых было сказано ранее). На практике данная теория не работала, не работает и работать никогда не сможет, так как не учитывает истинную природу человека и общества. В своей оторванности от жизни, она аналогична теории идеального государства Платона. Обе эти теории не лишены некоторой доли изящества, но совершенно не принимают во внимание слабости и несовершенство человеческого рода.

В тоже время Гельвеций в своей работе учитывает истинное положение вещей и на этой основе (т.е. страсти, присущие всем людям, воспитание и мудрое законодательство) строит свою этику.

По этому, на мой взгляд, если этика является наукой, то она должна приносить реальную пользу, иметь какое-то применение на практике. Иначе, как говорил Френсис Бэкон, получать от науки только теорию – все равно что женится на любимой и не иметь от нее детей.

Литература

1. Кант И. Основы метафизики нравственности // http://www.philosophy.ru/library/kant/omn.html

2. Гельвеций К.А. Сочинения // М.: Мысль, 1974

3. Шрейдер Ю.А. Этика. Введение в предмет // М.: Текст, 1998

4. Кон И.С. и др. Словарь по этике // М.: Издательство политической литературы, 1983

5. Хрестоматия по истории философии. Учебное пособие для вузов в 2-х частях // Часть 1, М.: Прометей, 1994

6. Кропоткин П.А. Этика // М.: Издательство политической литературы, 1994

7. Философия: Учебник // М.: Русское слово, 1997