Что же такое есть, в конце концов, мир чувственных вещей Платона? Мир чувственных вещей, разгоняет Платон, есть область становления, генезиса бывания. Мир этот сопричастен бытию и небытию, совмещает в себе противоположные определения сущего и не-сущего.
* Это положение учения Платона отражает, возможно, влияние на него философии Левкиппа и Демокрита, утверждавших, как было показано, будто небытие существует "ничуть не меньше", чем бытие.
Область "идей" Платона в значительной степени напоминает учение о бытии Парменида. Платоновский мир чувственных вещей, напротив, напоминает учение о бытии Гераклита - поток вечного становления, рождения и Гибели. Парменидовскую характеристику бытия Платон переносит на свои "идеи". Это - их вечность, самотождествениость, безотносительность, неподвластность определениям пространства и времени, единство и целостность. Напротив, гераклитовскую характеристику бытия Платон переносит на мир чувственных вещей. Это их непрерывная изменчивость, превращение в иное, их относительность, определяемость условиями пространства и времени, множественность и дробность.
Но так как Мир чувственных вещей занимает, по Платону, серединное положение между сферой бытия и небытия, будучи порождением обеих этих областей, то он соединяет в себе в какой-то мере противоположности: он - единство противоположностей: бытия и небытие, тождественного и нетождественного, неизменного и изменчивого, неподвижного и движущегося, причастного к единству и множественного. Впоследствии Гегель, повторяя на более высокой ступени развития путь, пройденный Платоном, платонизмом и неоплатонизмом, будет доказывать, что диалектика бытия и небытия ("ничто") приводит необходимо к становлению, которое и есть единство противоположностей "бытия" и "ничто". Гегелевская диалектика, конечно, возникла бы и в случае, если бы не существовало Платона, но в том именно виде, в каком мы ее знаем, она никогда не сложилась бы, если бы ей не предшествовала платоновская философия и платоновская диалектика. Философии Платона по оказанному ею влиянию принадлежит важное место не только в истории идеализма, но, в частности, также и в истории идеалистической диалектики.
Предыдущим изложением была показана роль, которую, по мысли Платона, "идеи" играют в становлении чувственных вещей. Но при этом остались еще неразъясненными важные вопросы. Прежде всего это вопрос о видах самих "идей". Все ли разряды и все ли свойства чувственных вещей имеют каждый свою "идею", источник их бытия в сверхчувственном мире, в мире того, что постигается разумом? Существуют ли разряды, классы "идей", подобно тому как существуют разряды и классы вещей и их свойств? Ведь если для всего, что возникает в чувственной области, должна существовать в сверхчувственном мире своя "идея", то как будто получается вывод, что должны быть "идеи" не только для классов вещей, но и для классов их свойств, и притом не только свойств положительных, высокоценных, каковы "доброе", "истинное",, "прекрасное", но и свойств отрицательных - таких, как "дурное", "ложное", безобразное" и т. д. Больше того. Напрашивается вывод, будто должны существовать "идеи" несуществующего, имеющего отрицательное бытие, и т. п. Каково же было учение или мнение Платона по всем этим вопросам?
Исчерпывающий ответ затруднителен не только ввиду отсутствия достаточно подробных и ясных разъяснении Платона, но и потому, что тексты, в которых можно было бы искать этот ответ, находятся в сочинениях Платона, принадлежащих к различным периодам его философской эволюции: возможно, что тексты эти обрисовывают не различные грани или стороны единого по данному вопросу воззрения Платона, а различные фазисы в развитии этого воззрения. Имеет значение также и тот факт, что по крайней мере частично о взглядах Платона по этому вопросу мы узнаем не из уст самого Платона, а из свидетельств других философов, например Аристотеля. А именно: Аристотель сообщает, будто в годы старости Платон уже отрицал существование ранее признававшихся им "идей" отношений, а также "идей" вещей, которые суть продукты ремесленной или художественной деятельности человека.
В диалоге "Парменид" (автором которого некоторые исследователи считают не самого Платона, а какого-то лишь примыкавшего к школе Платона выученика элейцев) доказывается, что при последовательном проведении понятия об "идеях" Платон должен был неизбежно Принимать существование "идей" также и для вещей низменных, безобразных, отвратительных и т. п.
Во всяком случае рассмотрение текстов Платона показывает, что область "идей" представлялась Платону не совсем однородной: в ней намечалась некоторая "иерархия" идей, которая, однако, нигде не сложилась в четко очерченную и разработанную систему взглядов. К области "идей", во-первых, принадлежат "идеи" высших ценностей. Таковы "идеи" "блага", "истины", а также "прекрасного" и "справедливого". Это "идеи", которые немецкий философ Гербарт назвал, говоря о Платоне, "идеями" абсолютных качеств. Во-вторых, есть у Платона и "идеи" физических явлений и процесс сов (таких, как "огонь", как "покой" и "движение", как "цвет" и "звук"). В-третьих, "идеи" существуют также и для отдельных разрядов существ (таких, как "животное", как "человек"). В-четвертых, иногда Платон допускает также существование "идей" для предметов, производимых человеческим ремеслом или искусством (таких, как "стол", "кровать"). В-пятых, большое значение в платоновской теории "идей" имели, по-видимому, "идеи" отношений. Значение это выступает в ряде диалогов, кончая "Федоном", где, например, доказывается, что определением или оценкой равенства предполагается существование "равенства в самом себе", т. е. "идеи" равенства, доступной не чувствам, а уму.
3. Онтология Аристотеля
На пороге теоретической философии Аристотеля мы встречаем введенное им понятие субстанции. Под субстанцией Аристотель понимает бытие вполне самобытное, существующее в самом себе, но не в чем-либо ином. Как такое бытие, не способное существовать ни в чем ином, субстанция никогда не может выступать в суждении, как его предикат, или атрибут, но только как его субъект.
Так как общее есть общее для множества предметов, то субстанцией, т. е. бытием вполне самобытным, оно быть не может. Поэтому субстанцией в смысле Аристотеля может быть только единичное бытие. Только оно одно самобытно в точном смысле слова.
Для понимания дальнейшего аристотелевского развития учения о единичном, или субстанциальном, бытии необходимо помнить, что, ведя свой анализ независимого объективного бытия, Аристотель неуклонно имеет в виду это бытие как предмет познания, протекающего в понятиях. Другими словами, он полагает, что существующее само по себе и потому совсем независимое от сознания человека бытие уже стало предметом познания, уже породило понятие о бытии и есть в этом смысле уже бытие как предмет понятия. Если не учесть это, то учение Аристотеля о бытии может показаться более идеалистическим, чем оно есть на деле.
По Аристотелю, для нашего понятия и познания единичное бытие есть сочетание "формы" и "материи". В плане бытия "форма" - сущность предмета. В плане познания "форма" - понятие о предмете или те определения существующего в себе предмета, которые могут быть сформулированы в понятии о предмете.
Согласно Аристотелю, то, с чем может иметь дело знание, есть только понятие, заключающее в себе существенные определения предмета. Напротив, если мы отвлечемся от понятия, то из всего содержания самого предмета останется только то, что ни в коем смысле не может уже стать предметом знания.
Чтобы знание было истинным, оно, по Аристотелю, не только должно быть понятием предмета. Кроме того, самим предметом познания может быть не преходящее, не изменчивое и не текучее бытие, а только бытие непреходящее, пребывающее. Такое познание возможно, хотя отдельные предметы, в которых только и существует непреходящая сущность, всегда будут только предметами преходящими, текучими. Однако такое познание может быть только познанием или понятием о "форме". Эта "форма" для каждого предмета, "формой" которого она является, вечна: не возникает и не погибает. Допустим, мы наблюдаем, как, например, глыба меди становится статуей, получает "форму" статуи. Это нельзя понимать так, словно "форма", т. е. известное мыслимое нами очертание, возникла здесь впервые. Это следует понимать только так, что предмет (материал меди) впервые принимает очертание, которое как таковое никогда не возникало. Очертание это становится "формой" данной глыбы меди, но "форма" сама по себе не возникает здесь как "форма (?????)".
Таким образом, в "форме" Аристотеля соединяются вечность и общность. Установление этих определений "формы" дает .возможность продолжить исследование субстанции, или самобытного единичного бытия. Предыдущим выяснено, что "форма" - общее, реально же единичное. Поэтому для того, чтобы "форма" могла стать "формой" такого-то единичного или индивидуального предмета, необходимо, чтобы к "форме" присоединилось еще нечто. Но если к "форме" присоединится нечто, способное быть выраженным посредством определенного понятия, то это вновь будет "форма".
Отсюда Аристотель выводит, что присоединяемый к "форме" новый элемент может стать элементом субстанции только при условии, если он будет совершенно "неопределенным субстратом" или "неопределённой материей". Это тот субстрат (материя), в котором общее ("форма") впервые становится определенностью другого бытия.
Сказанным Аристотель не ограничивается. Он раскрывает в подробностях свое понимание процесса, посредством которого в отдельных предметах чувственного мира возникают новые свойства или в которых "материя" принимает в себя "форму".
Всякий предмет, приобретающий новое свойство, которое может быть выражено в новом определении, до этого приобретения, очевидно, не имел этого свойства. Поэтому, чтобы ответить на вопрос, что такое "материя", или "субстрат", необходимо уяснить следующее: "материя" есть, во-первых, отсутствие ("лишенность", "отрицание") определения, которое ей предстоит приобрести как новое определение. Иначе говоря, "материя ('???)" - "лишенность" "формы".
Однако понятие "материи" не может быть сведено как к единственной характеристике к "лишению" или к "отсутствию" формы, к "отрицанию" формы. Когда в "материи" возникает новая определенность, новая "форма", например, когда глыба меди превращается в медный шар или в медную статую, то основанием этой новой определенности не может быть простое отсутствие ("лишение" - отрицание) формы шара или формы статуи. С другой стороны, новая "форма" возникает в "материи", которая не имела ранее этой "формы". Отсюда следует, заключает Аристотель, что "материя" - нечто большее, чем "лишенность" ("отсутствие"). Откуда же берется в "материи" новая "форма"? "Форма" эта, отвечает Аристотель, не может возникнуть, .во-первых, из бытия. Если бы она возникала из бытия, то в таком случае нечто, возникающее как -новое, возникающее впервые, существовало бы еще до своего возникновения. Но "форма" эта, во-вторых, не могла возникнуть и из небытия: ведь из небытия ничто произойти не может. Выходит, что то, из чего возникает "форма", не есть ни отсутствие "формы", ни уже возникшая, действительная "форма", а есть нечто среднее между отсутствием ("лишенностью") "формы" и "формой" действительной. Это среднее между отсутствием бытия и действительным бытием есть, согласно Аристотелю, бытие "в возможности" (???????).
Стало быть, действительным, по Аристотелю, становится только то, что обладало "возможностью" стать действительным. И Аристотель поясняет свою мысль примером. Человек, ранее бывший необразованным, сделался образованным. Но образованным он стал не потому, что он был необразован, не вследствие "лишения" или "отсутствия" образованности, а потому, что человек этот обладал "возможностью" (способностью) стать образованным.
Но если это так, то необходимо признать, что "материя" ("субстрат") заключает в себе два определения: 1) отсутствие "формы", которая в ней возникнет впоследствии, и 2) возможность этой "формы" как уже действительного бытия. Первое определение ("лишенность") всего лишь отрицательное, второе ("возможность") - положительное.
В отличие от "материи", которая есть бытие "в возможности", "форма" есть "действительность", т. е. осуществление возможного.
В свою очередь Аристотель различает в понятии "материя" (субстрата) два значения. Под "материей" он разумеет, во-первых, субстрат в безусловном смысле. Это только "материя", или, иначе, чистая возможность. И во-вторых, под "материей" он понимает и такой субстрат, который уже не только возможность, но и действительность.
Различие этих понятий Аристотель поясняет, рассматривая примеры производства - ремесленного и художественного. Рассмотрим, например, сделанный медником медный шар или изваянную скульптором медную статую. И этот шар и эта статуя существуют в действительности. Но что же в них будет собственно "действительным"? И о статуе и о шаре у нас имеются понятия, и каждое из них есть совокупность известных признаков. Если мы считаем статую и шар действительными, то мы приписываем действительность их понятиям. Однако ни шар, ни статуя - не понятия. Приписывая им действительность, мы рассматриваем их не в отвлечении от действительности (как Платон рассматривал свои "идеи"), а как понятия, реализованные в самой действительности, в определенной "материи", в определенном "субстрате".
Каким же образом следует мыслить эту "материю" ("субстрат") в случае медной статуи или медного шара?
Очевидно, "материя", ставшая шаром (статуей), есть в этом случае именно медь. Теперь отвлечемся от понятия шара (шаровидности) как от "формы". По отвлечении останется "отсутствие" ("лишение") этой "формы". Совершенно очевидно, что шар сделало именно шаром вовсе не "отсутствие" формы шаровидности. Опыт медника доказывает, что из меди может быть отлит шар. Выходит, стало быть, что, хотя по отвлечении от формы шаровидности медь есть не шар, она все же возможность шара, или шар "в возможности", иначе - возможность той действительности, какой будет существующий, уже сделанный шар.
До сих пор мы рассматривали медь, медную глыбу в качестве "материи" для шара. Но это не единственный способ рассмотрения меди. Мы можем, рассматривая медь, совершенно отвлечься от мысли о шаре и поставить вопрос: а что есть эта медь сама по себе, независимо от того, что из нее может быть сделан шар?
Первый ответ на поставленный вопрос будет: "это - медь". Говоря это, мы рассматриваем медь уже не как возможность для чего-то другого (шара, статуи и т. д.), а как реальность. Понятию меди мы, таким образом, приписали действительность. Но медь - не понятие только. Медь как медь существует в каком-то веществе. Следовательно, для понятия меди, принятого как действительность, необходимо указать "материю", в которой это понятие осуществляется, в которой оно становится действительным. Для отыскания и указания этой "материи" Аристотель опирается на традицию греческой физики. Начиная с Эмпедокла, эта физика утверждала, что все возникающие и разрушающиеся материальные предметы представляют собой разные сочетания четырех вечных, невозникающих элементов - огня, воздуха, воды и земли. Стало быть, если глыба меди - действительность ("форма"), то "материей" для этой действительности будет некоторое определенное сочетание четырех физических элементов. В качестве "материи" для "формы" меди эти четыре элемента, во-первых, "отсутствие" ("лишенность") меди: они еще не медь; во-вторых, они - "возможность" меди: ведь из этого их сочетания может возникнуть медь.
Но и на этом рассмотрение не заканчивается. Сочетание четырех физических элементов - не только "материя" для иной действительности. Элементы эти, взятые сами по себе, по отвлечении от мысли о меди, составляют особую и самобытную действительность. В этом качестве они обладают особыми, принадлежащими им свойствами. Понятие о них слагается из признаков, которые существуют не только в нашей мысли как признаки понятия, но в качестве свойств существуют и осуществляются в какой-то "материи".
Таким образом, и на этой ступени анализа мы обнаружим сочетание "формы" и "материи". Четыре физических элемента обладают и "формой", так как они образуют понятие об элементах, реализующееся в некоторой "материи", и должны, кроме того, обладать "материей", так как и для них должен существовать некий "субстрат".
Что же это за "субстрат"? Если мы отвлечемся от понятия о четырех физических элементах как о действительности, то этот "субстрат" опять-таки есть, во-первых, "отсутствие" ("лишение") признаков, входящих в понятие об элементах, и, во-вторых, возможность осуществления этих признаков, этого понятия. И здесь первый момент "субстрата" - отрицательный, второй - положительный.
Можем ли мы продолжить этот "спуск" по ступеням абстракции вдоль сочетаний "форма" - "материя"? Для Аристотеля, который мыслит в этом вопросе, как настоящий грек, дальнейшее нисходящее движение здесь уже невозможно. "Материя", из которой возникают четыре физических элемента, не обладает уже никакими определенными признаками. Поэтому природа этой "материи" не может быть выражена ни в каком понятии. Но это значит, согласно Аристотелю, что "субстрат" четырех физических элементов - уже не есть действительность и потому не может рассматриваться как действительность. Он может существовать и существует только как "материя",
11-09-2015, 00:03