Неизбежно возникает полемика по поводу понимания предмета социальной психологии. Исследует ли эта дисциплина преимущественно социальное поведение личности или, в крайнем случае, ее поведение в малой группе? Или в предмет науки должна быть включена и вся проблематика "больших" социальных групп и массовых движений? Расхождения по этим вопросам очевидны, если обратиться к учебникам по социальной психологии, написанным авторами с различной профессиональной подготовкой (психологами или социологами) или адресованным разным профессиональным группам9.
Нельзя сказать, чтобы такое противопоставление двух подходов было абсолютным. Вклад американской традиции в развитие мировой социальной психологии никем не отрицается, однако специфика европейского подхода подчеркивается достаточно определенно. Это проявляется не только в общей полемике, сравнивающей две традиции, но и более заметно — в разработке конкретных моделей социально-психологического знания.
Наиболее значимыми европейскими "вкладами" в развитие социальной психологии ХХ столетия являются теория социальной идентичности А. Тэшфела и теория социальных представлений С. Московичи [20, p. 10]. В определенном смысле сюда же можно отнести и теорию дискурса Р. Харре10. Именно они выступают в качестве европейской альтернативы социальному конструкционизму Гергена и, более того, претендуют на уже состоявшееся решение многих проблем, которые Герген только ставит. Основанием для такой претензии служит апелляция к истории европейской социальной психологии, ее "органической" склонности к социологизации. Рассмотрим каждую из названных концепций более подробно.
Теория социальной идентичности (SIT) А. Тэшфела называется в этом случае одной из первых, хотя, по мнению некоторых исследователей, она в значительной степени "привязана" к индивидуалистическому подходу, свойственному американской традиции [20, p. 10]. Это вызвано, в частности, тем, что автор допускает, хотя и с оговорками, метод лабораторного эксперимента. Однако это утверждение легко может быть опровергнуто, если рассматривать концепцию Тэшфела в единстве с концепцией его ученика и последователя Дж. Тернера, автора теории самокатегоризации (SCT).
Основанием для создания этих теорий стала критика десоциализированного взгляда на индивида, свойственного американской социальной психологии. С точки зрения Тэшфела, большинство теорий в социальной психологии ориентированы на индивидуальное, в лучшем случае межличностное поведение. Хотя в учебниках подчеркивается, что социальная психология — это наука о социальном поведении, что поведение детерминировано социальными факторами и зависит от социального контекста, некорректное понимание самих социальных факторов и сути социального детерминизма приводит к тому, что на практике социальное поведение рассматривается в пресоциальной или даже асоциальной перспективе [18]. Бросая вызов этому подходу, Тэшфел заявляет, что его задача — "рассмотреть социальное измерение человеческого поведения" [18]. Проблемы социальной идентичности индивида включены в контекст межгрупповых отношений: отождествляя себя с группой, индивид тем самым отличает "свою" группу от "чужой", осуществляет сравнение групп. Хотя весь процесс идентификации рассматривается как социально-познавательный — познание себя в окружающем мире в терминах социальной категоризации, — индивид полностью "помещен" в социальный контекст. Будучи инструментом социальной идентификации личности, процесс этот обусловливает построение и образа группы, к которой личность принадлежит или не принадлежит. Иными словами, социальный мир для личности — это всегда мир, на который она смотрит глазами группы, вследствие чего идентичность личности может сформироваться только в межгрупповом взаимодействии. Предложенная Тэшфелом минимальная групповая парадигма четко иллюстрирует это положение: для индивида достаточно минимального ощущения себя членом группы для того, чтобы начать с ней идентифицироваться. Именно так реализуется задача "социального измерения поведения".
Дополнение, сделанное Дж. Тернером, состоит в том, что различие социальной и личной идентичности находится как бы в определенном континууме: личность самокатегоризует себя ближе то к одному, то к другому его полюсу, в зависимости от того, в какой конкретной группе возникает ситуация идентификации [12]. Кажущийся здесь бoльшим по сравнению с позицией Тэшфела акцент на личности тем не менее не означает уступки индивидуалистическому подходу. Об этом недвусмысленно заявляет сам Тернер [7, с. 202]. Важным звеном этих двух концепций (в литературе часто их объединяют в "теорию идентичности Тэшфела–Тернера", не упоминая о различиях в трактовках авторов) является идея вплетенности не только механизмов идентичности, но и вообще всех социально-психологических феноменов в контекст социальных изменений.
Для Тэшфела "изменение" — фундаментальная характеристика социального окружения, представляемая не только в терминах преобразования технологических, социальных, политических структур, но и как принципиальная позиция поведения человека: "Изменяя себя, индивид изменяет социальную среду; изменяя ее, он изменяется сам" [7]. Универсальный характер изменения обусловливает выбор человеком линии поведения. Но если в условиях стабильности этот выбор можно предсказать, то в условиях изменения сделать это чрезвычайно сложно. Поэтому до тех пор, пока социальная психология не обратится к своему подлинному предмету исследования — изучению отношения между Человеком и Изменением, — она не сможет преодолеть свойственной ей ограниченности. Этим снова бросается недвусмысленный вызов американской традиции. Можно с полным основанием заключить, что идеи Тэшфела представляют собой один из европейских вариантов "социологизации" социальной психологии, в котором реализованы по крайней мере отдельные посылки социального конструкционизма.
Другим примером является концепция социальных представлений С. Московичи. Его первая работа "Психоанализ, его образ и публика" появилась в 1961 г., и с тех пор разрабатываемая теория совершила поистине триумфальное шествие по разным странам мира. В данной статье нет необходимости (да и возможности) подробно излагать основные идеи концепции, тем более что и в отечественной литературе это выполнено многократно [4, 11, 24, 25, 26]. Здесь важно выделить два ряда положений: доказать (или опровергнуть) связь теории социальных представлений (СП) с современными поисками социального конструкционизма и продемонстрировать ее принадлежность к процессу "социологизации".
Относительно первой из названных проблем в современной литературе развернута ожесточенная дискуссия. Спор идет о том, представляет ли теория СП просто разновидность социального когнитивизма или это специфический вариант конструкционистской методологии. Что касается второй проблемы, то никакого спора по этому поводу нет, поскольку идея социологизации совершенно очевидно в данном подходе представлена.
Первая задача теории СП — установить более тесную связь между когнитивными процессами человека и социальными макропроцессами. Под социальным представлением понимается сеть понятий, утверждений и объяснений, рождающихся в повседневной коммуникации: "В нашем обществе они являются эквивалентом мифов и систем верований традиционных обществ; их даже можно назвать современной версией здравого смысла" [27]. Социальное представление необходимо человеку для того, чтобы "приручить" новую информацию, преобразовать "странное" и "незнакомое" в "понятное" и "знакомое", поскольку только таким путем можно уменьшить опасность разрушения привычного хода вещей и осмыслить социальную реальность. В этом пункте теория СП смыкается с другими теориями социальной психологии, в частности, с "теориями соответствия", поскольку и в них есть акцент на потребность человека понять смысл окружения и в соответствии с этим выстроить линию поведения.
Однако дальше начинаются существенные отличия теории СП от традиционного когнитивизма. Если в последнем речь идет о потребности индивида постоянно восстанавливать когнитивное соответствие под напором новой информации, то в теории СП гораздо отчетливее делается акцент на то, что поиск человеком смысла предполагает новую стратегию поведения. Эта стратегия вырабатывается в группе, возникает "общее видение реальности", которое "ориентирует действия и взаимосвязи членов данной группы" [28]. Отсюда — другое принципиальное положение теории СП: анализ социальной реальности возможен только через коммуникацию, в ходе которой и создаются разделяемые группой представления о действительности, позволяющие конструировать социальную реальность.
Справедливости ради нужно сказать, что в предложенной схеме присутствуют элементы как когнитивистской методологии, так и конструкционизма: с одной стороны, возникает аналогия между "социальным представлением" и "когнитивной схемой" — одним из основных конструктов когнитивизма. С другой стороны, акцентируется роль группы в выработке социального представления (группа фиксирует определенные аспекты СП, влияет на принятие/отторжение той или иной информации, определяет частоту использования СП; при помощи СП группа может варьировать способы манипуляции фактами, формировать свою идентичность) [29]. Возникает как бы "двойная" социальная зависимость когнитивного акта: с одной стороны, СП порождается группой, с другой — оно включается в систему социальных коммуникаций. Эти положения, несомненно, сближают теорию СП с идеями конструкционизма. В итоге "концепция СП воспринимается некоторыми авторами из конструктивистского лагеря как типичная социально-когнитивная схема, а когнитивистами — как методологически вторичный когнитивный подход" [26, с. 41]11.
Интересную попытку примирения различных трактовок теории СП предприняли австралийские исследователи М. Аугустинос и И. Уолкер в работе "Социальное познание: интегративное введение" [12]. Чтобы показать, что теория СП есть именно интеграция когнитивистского и конструкционистского подходов, авторы обращаются к двум ее фрагментам. Во-первых, они рассматривают такой компонент формирования СП, как "зацепление" ("анкеровка"), когда субъекту необходимо впервые зафиксировать внимание на каком-либо социальном объекте и назвать его. Самим фактом называния объект помещается в некоторую идентификационную матрицу, то есть включается в существующую концепцию "общества и человеческой природы", что можно считать доказательством единства когнитивного действия и социального контекста. Во-вторых, они отмечают такую стадию формирования СП, как "объектификация": понятие превращается в образ, который в большей степени включен в реальность, и то, что было воспринято, становится тем, что понято (новое сводится ко "всем известному"). Это дает рядовому человеку некоторое "знание", достаточное для оперирования в пределах здравого смысла в обыденных ситуациях. Такое "знание" есть элемент массовой культуры, включенной в систему коммуникаций данного общества. По мнению авторов, это также демонстрирует объединение чисто когнитивного акта с его "местом" в социальном контексте [12, p. 140].
Независимо от того, соглашаемся ли мы с данной аргументацией, нельзя не признать, что направление анализа достаточно интересно; при более детальном его осуществлении, по-видимому, можно найти немало других доказательств "движения" теории СП в сторону построения парадигмы, тенденции, близкой поискам социального конструкционизма.
Третий европейский вариант социального конструкционизма — этогеническая теория Р. Харре, наиболее определенно рассматриваемая как версия постмодернизма в социальной психологии. Претендуя на построение общей теории социальной психологии ("чертеж новой науки"), концепция Харре включает целый комплекс относительно самостоятельных идей (модели человека и общества, типология "сценариев" и "эпизодов" и др.), требующих специального исследования [4, 11]. Выделим те из них, которые важны для понимания общей логики европейского подхода в интерпретации социального конструкционизма.
Наиболее отчетливо эта логика прослеживается при разработке идей дискурс-анализа. Поскольку человеческое поведение можно рассматривать как определенный текст, предварительным условием всякого социально-психологического исследования является лингвистический анализ: "Явление, подлежащее психологическому объяснению, есть то, что задается соответствующим словарем и характером его использования" [30]. "Словарь" же используется и реализуется в процессе коммуникации, которая и выступает ключевым понятием при объяснении социального поведения. Разновидностью коммуникации является дискурс — рассуждение по поводу какой-либо проблемы, обсуждение ее, то есть все формы работы с текстом: говорение, слушание, беседа.
Чтобы различные группы и отдельные индивиды могли совершать совместные действия, они должны понимать, о чем идет речь, то есть разрабатывать единые системы значений. Разговор и обсуждение должны обеспечить такую трактовку категорий, при которой их значение разделяемо всеми участниками дискурса: каждый привносит в содержание категории характеристики, ему известные, и тем самым это содержание значительно пополняется. Именно этот процесс и означает конструирование мира, в ходе которого уточняется его образ и направление действий внутри него. По мнению Я. Паркера, "первая функция дискурса — приводить объекты в бытие, создавать статус реальности" [12, p. 278]. Это наиболее выпуклая формула конструкционизма.
Концепция Харре, как и подход Гергена, с достаточной определенностью противостоит двум основным направлениям традиционной социальной психологии — бихевиоризму и когнитивизму. В этогеническом подходе преодолевается как понимание человека, демонстрирующего простые реакции на внешние стимулы, так и трактовка его поведения на основе лишь структурирования когнитивных процессов. По мнению Харре, этим снимается приверженность социальной психологии принципам как сциентизма, так и индивидуализма, постулируется "первичность… коллективного "местоположения" интрапсихических процессов по отношению к индивидуальным, психологическим их проявлениям" [11, с. 61]12. Поэтому так значимо для человека умение читать "текст социального взаимодействия": только в этом случае можно адекватно интерпретировать уместность, понятность своих поступков.
Исходя из изложенных принципов Харре предлагает новую трактовку одной из традиционных проблем социальной психологии — "Я-концепции". Все существующие разновидности последней (построение при помощи шкал Айзенка, Кеттелла, разработка в рамках гуманистической психологии Маслоу и Роджерса) представляются Харре асоциальными, "психологизирующими". Харре предлагает переключить внимание с "поиска Я как сущности на методы конструирования Я", что позволит сконцентрировать внимание не столько на "заданности Я", сколько на "творении Я" [32, p. 102]. Вслед за Гергеном Харре полагает, что взамен однажды очерченного образа Я как устойчивой когнитивной структуры индивид строит своеобразное повествование о себе — "Я-нарратив", который всегда задан в определенном контексте взаимодействия. При различных обстоятельствах будут фиксироваться разные характеристики Я, значимые для той среды, в условиях которой повествование предъявляется [33, p. 46].
Этим утверждается один из постулатов конструкционизма: "Я-концепция" из головы индивида переносится в сферу социального дискурса. Как справедливо замечает Е.В. Якимова, "с точки зрения дискурсивного анализа психология Я — это не теория индивида или личности, а социальная психология человеческой самости как результата и действенного компонента дискурсивной практики" [11, с. 67]. Одновременно еще раз подчеркивается новый облик социальной психологии как науки: она не должна претендовать на открытие некоторых "универсалий", управляющих человеческим поведением, а должна уделить значительно больше внимания социальной конвенции, поскольку именно в ней задаются нормы и планы поведения индивида в определенном сообществе. Эта же идея Харре лежит в основе его трактовки эмоций: он требует отказаться от "локальных словарей", не учитывающих культурные нормы обозначения эмоциональных состояний [30, с. 9]. Даже если ограничиться приведенными примерами, становится очевидным, что этогеническая психология представляет собой наиболее последовательное воплощение идей социального конструкционизма в рамках европейской традиции13 и в этом смысле демонстрирует еще один вариант постмодернистской парадигмы в социальной психологии.
* * *
Высказанная в свое время Московичи идея "социологизации" социальной психологии воплощена сегодня преимущественно в конструкционистских построениях, и это не удивительно: "ветер" постмодернизма веет над всеми системами обществознания. Известное удовлетворение вызывает то обстоятельство, что в данном случае эта традиция не акцентирует своих наиболее одиозных принципов, а, напротив, "помножена" на здравые поиски более продуктивной парадигмы в системе социально-психологического знания. Доказательством является и тот факт, что существенные свойства предлагаемого подхода перекликаются со свойствами других концепций, в частности, "культурного анализа" Г. Триандиса. К ним близок ряд положений отечественной психологии, высказанных Л.С. Выготским. И внутренняя логика развития социальной психологии, и характер социальных изменений ее "объекта" в конце ХХ столетия требуют пересмотра многих позиций с учетом реального социального контекста.
1 Год одновременной публикации двух первых учебников: McDougall W. Introduction in social psychology (London) и Ross E. Social psychology (New York).
2 П.Н. Шихирев понимает это как противостояние двух парадигм — парадигмы "объяснения", свойственной американской социальной психологии, и парадигмы "понимания", характерной для европейского подхода [4]. Отдавая должное оригинальности данной идеи, мы не используем предложенную терминологию (хотя в принципе принимаем ее), поскольку, как это будет видно в дальнейшем изложении, принцип "объяснения" отнюдь не отвергается, а напротив, широко используется и в работах европейских авторов [6].
3 О том, что различие этих традиций действительно существует, упоминают многие авторы. Примером может служить предисловие видного английского социального психолога Т. Манстеда к одной из работ европейской серии Mapping social psychology. Он пишет: "…традиционные учебники демонстрируют слишком сильную зависимость от исследований, проводимых в Северной Америке, и от примеров, взятых из жизни североамериканского общества. Благодаря этому создается превратное представление о социальной психологии как о прерогативе Северной Америки, а читатели, не знакомые с ее культурой, испытывают дополнительные трудности.… Наша цель заключалась в том, чтобы создать серию книг, интересных для читателей разных стран и знакомящих их с интернациональной наукой" [7, с. 9–10].
4 В некоторых переводах на русский язык фамилия этого автора транскрибируется как "Джерджен", но, с учетом его немецкого происхождения, нам представляется более адекватным написание "Герген".
5 Несмотря на общую для психологии социального познания и социологии знания посылку, предлагающую анализ "социального конструирования реальности", для психологического подхода характерен акцент на изучение этого процесса с точки зрения рядового человека. Это отличает его от трактовки, предложенной Бергером и Лукманом: "Можно сказать, что социологическое понимание “реальности” и “знания” находится где-то посредине между пониманием их рядовым человеком и философом" [13, с. 10].
6 Доказательством этого можно считать, например, так называемое "левиновское развитие" — работу группы бывших учеников К. Левина, эмигрировавшего в США и создавшего там Школу групповой динамики, вокруг
11-09-2015, 00:22