Если попытаться дать общую оценку историко-социологическим исследованиям до 1917 г., их доминирующей тенденции, то можно сказать, что им присуще стремление к поиску путей синтеза, вопреки дифференциации, и ради достижения этой цели - к обострению противоборства различных точек зрения в попытках целостно осмыслить предмет науки.
В начале XX в. в России появился ряд работ, анализировавших вклад в социологию отдельных российских социологов. Это в значительной мере способствовало ее популяризации в кругах широкой общественности [15, 63, 68, 139]. По существу, к 20-м гг. XX столетия история социологии складывается как самостоятельная дисциплина, и соответствующие разделы включаются в учебную литературу в виде историко-социологических введений, а также при изложении тех или иных частных вопросов [141, 156].
Историко-социологические исследования в дооктябрьской России, как и развитие дисциплины, находились в русле ее становления в мировой науке. Российская социология обретала свое лицо, как, скажем, немецкая или французская. Американский исследователь Д. Геккер в 1915 г. публикует монографию <Российская социология> (исправленные и дополненные издания вышли в 1934 и 1969 гг.) [179].
3. 20-40-е годы. Догматизация марксизма и деформации в историко-социологической проблематике
Сложившаяся в дореволюционной России традиция историко-социологических исследований в известной мере сохранялась и в 20-х гг. Во всяком случае, социологи-марксисты того периода справедливо полагали, что критическое преодоление немарксистской социологии невозможно без знания ее основных положений. Отсюда активный интерес к работам М.Вебера, Г.Тарда, В.Зомбарта, Э.Дюркгейма, Р.Вормса и других западных социологов.
Условия гражданского кризиса, политического противостояния, экономической разрухи, мировой и гражданской войн сказались на деятельности ученых и на состоянии издательской базы. Например, количество публикаций на социологические темы сократилось в 1918г. по сравнению с 1916г. более чем в два раза, в 1919 г. падение числа публикаций продолжалось. Лишь в 1922 г. оно приблизилось к 1917 г. [29, с. 90-96].
После Октябрьской революции многие социологи-немарксисты не желали примириться с ситуацией идеологического давления, и в 1922 г. они были высланы из страны (П.А.Сорокин, С.Л. Франк, С.Н. Булгаков, П.Б. Струве и некоторые др.). Разделение ученых и науки по классовому признаку и высылка оппонентов из России, в конечном счете, привели к свертыванию свободных научных исследований, критический подход был заменен нигилистическим. Последовательно осуществлялась линия на массовую пропаганду основ марксизма, создание кадровых и институциональных предпосылок для развития только марксистски ориентированных теоретических (и эмпирических) исследований.
Дискуссии о марксистской и немарксистской социологии. В центре теоретических дискуссий 20-х гг. находилась работа Н.И. Бухарина <Теория исторического материализма. Популярный учебник марксистской социологии> [21], выдержавшая в СССР до 1929 г. восемь изданий. Книга, написанная не без влияния энергетизма и организационно-теоретических воззрений А.А. Богданова, была первой попыткой систематизированного рассмотрения основных понятий и теоретического содержания исторического материализма и его отношения с социологией. Н.И. Бухарин утверждал, что исторический материализм является социологической теорией марксизма, которая выступает по отношению к философии как частная наука.
В первой половине 20-х гг. активно обсуждался вопрос о вкладе Г.В. Плеханова в развитие марксизма, а начиная с 1924 г. (после решения XIII партконференции о пропаганде учения В.И. Ленина), о вкладе В.И. Ленина в развитие марксистской теории. Тенденция к синтезу социологического знания в прежних историко-социологических работах сменилась бескомпромиссным противопоставлением марксистского (пролетарского) обществознания немарксистскому (буржуазному). Была предложена и своеобразная вульгаризованная методология выявления социальных и гносеологических корней буржуазной философии и социологии, а классовая <нетерпимость> породила весьма упрощенный способ их ликвидации. Наиболее ярким примером может служить статья С.К. Минина в журнале <Под знаменем марксизма> с характерным названием <Философию за борт!> [99]. Аналогичные идеи в своих работах проводили В. (Р.В.) Рожицын, И.К. Луппол [88], С.Б. Членов и др.
Резко сократилось число исторических работ, в которых сохранялся дух научной терпимости, и возросло число тех, где господствовала воинственная непримиримость.
Если не считать сугубо комментаторских историко-пропагандистских сочинений целой плеяды <проповедников марксизма>, то собственно историко-социологических работ в тот период было немного. Так, К.М. Тахтарев в своей статье <Социология, ее краткая история, научное значение, основные задачи, система и метод> (1918 г.) анализирует взгляды Конта, Маркса и Спенсера, их позиции. Тахтарев выделил шесть теоретических школ в социологии: ранний позитивизм Конта; органицизм; социальный дарвинизм; <исторический экономизм> Маркса; психологическое направление; <статистико-социологическая школа> (А.Кегле, Ф.Ле-Пле и др.). Первые пять подробно описывали М.Ковалевский, В.Хвостов, Н.Кареев, Н.Михайловский и др. [155]. В работе <Наука об общественной жизни, ее явлениях, их отношениях и закономерностях> (1919 г.) Тахтарев также использует большой материал по истории социологии, приводит новейшую литературу по западной и русской социологии, анализирует различные теоретические позиции [153]. Работа Н.В. Первушина <Наука социология> содержала краткую историко-социологическую характеристику основных проблем дисциплины и двух схем ее развития: а) хронологической, фиксирующей в исторической последовательности вклад наиболее крупных обществоведов в развитие как бы единой социологии, и б) графической, которая в определенной мере противоречит первой, поскольку представляет основателей различных школ и их последователей, практически слабо связанных взаимным влиянием друг на друга [113]
Примечательна работа С.А.Оранского <Основные вопросы марксистской социологии>. Большая ее часть посвящена истории социологии, которая излагается достаточно объективно и взвешенно. Его классификация социологических направлений не несет ничего нового и в чем-то даже нарушает историческую последовательность развития упоминавшихся направлений. Например, биологическое направление рассматривается следом за психологическим [107].
Однако доминирующей тенденцией в историко-социологических исследованиях того периода стала классификация социологических работ по классовому признаку. Так, в статье В. Сергеева прямо говорится, что все течения современной западной социологии могут быть разбиты на три большие группы в зависимости от того, взгляды и интересы какого из трех основных классов современной Европы в них по преимуществу отражаются: пролетариата, буржуазии или мелкой буржуазии [128]. Тем не менее, в те годы многие исследователи считали, что <надо знать самый состав идей и факты их "самостоятельного" развития. В противном случае не будет самого объекта... исследования. Знание необходимо для критического анализа> [9][1] [11] . В 20-х гг. были опубликованы работы С.И. Солнцева, В.Ф. Асмуса, С.А. Оранского, Р. Тележникова и др., подвергавших критическому переосмыслению историю и теоретико-методологическое состояние немарксистской социологии [17, 65, 101, 106, 129, 136, 157, 158].
Журнал <Историк-марксист> (1929, № 12) публиковал материалы дискуссии <О марксистском понимании социологии>, проходившей 22 февраля 1929 г. на заседании социологической секции историков-марксистов. В выступлении основного докладчика В.Н. Максимовского было сказано, что работа социологической секции определяется по принципу <остатков> (т.е. все, что не входит в состав других секций, передается в социологическую секцию). Докладчик ставил задачу определить, что же такое социология и чем она должна заниматься. Основная полемика развернулась вокруг проблемы соотношения исторического материализма и социологии. Одни, например, П.И.Кушнер, В.Б. Аптекарь, утверждали, что исторический материализм как теория общественного развития и есть общая социология. Другие (И.П. Разумовский, А.Д. Удальцов) полагали, что следует по возможности обходиться без употребления термина <социология> применительно к историческому материализму, противопоставляя последний <буржуазному социологическому методу>. Подводя итоги обсуждения, В.Н. Максимовский согласился с тем, что термин <социология> в принципе и не нужен, хотя употреблять его можно [44].
В результате углублялся разрыв между социологами-эмпириками, которые в то время зачастую использовали далекий от марксизма методологический и методический арсенал (от фрейдо-марксизма до энергетизма и рефлексологии), и марксистскими теоретиками, стремившимися <сохранить чистоту марксизма>, вернее, лишь отдельные классово заостренные его положения. Содержащиеся в марксистском подходе плодотворные идеи структурного и деятельностного анализа (ныне активно разрабатываемые в теоретической социологии постмодернизма) игнорировались в качестве исследовательской методологии. По существу, вульгаризация и догматизация марксистской теории блокировали творческий поиск, научная методология замещалась системой идеологем.
Помимо того, не было и заметного прибавления профессиональных социологов. Имевшийся <кадровый потенциал> был распылен по различным областям обществоведения, да он и не обладал подлинной профессиональной подготовкой. Особенно наглядно это сказалось при введении социологического образования в вузах и школах в первые послеоктябрьские годы. Уровень преподавания был настолько неодинаков, а зачастую так низок, что от затеи с преподаванием пришлось отказаться.
И все же в 20-х гг. еще поддерживалась атмосфера дискуссий. В 30-х они прекратились, им на смену пришли догматизм и комментаторский стиль в обществоведческой литературе. На первый план выдвинулась полемика представителей официальной идеологии с группой <механицистов> во главе с Н.И. Бухариным и <меньшевистствующих идеалистов> во главе с А.М. Дебориным. Уже сам характер полемики, связанный с обвинением в антипартийной и раскольнической деятельности, достаточно ясно определил судьбу социологии[2] [12].
Дискуссии рубежа 20-30-х гг. нельзя рассматривать иначе, как начало превращения обществоведения в инструмент не только пропаганды, а именно апологетики <генеральной линии>. Эти дискуссии были использованы в политических целях и долгое время в советской литературе оценивались как <борьба за ленинский этап в философии и социологии>. Уроки и результаты этих дискуссий, подчас трагические, - пример попрания не только этики научного спора, но и элементарной человеческой нравственности; теоретические споры нередко сопровождались наклеиванием ярлыков и политическими доносами.
Нравственная атмосфера, сложившаяся после этого, заставила многих исследователей-обществоведов либо отойти от изучения советского общества и переключиться на историю философии, логику, либо занять позицию выжидания, пассивной обороны, либо следовать в фарватере официально провозглашенных догм. Специализированная историко-социологическая проблематика в значительной мере <перекочевала> в историко-философские работы, исследования по истории исторического материализма и критике немарксистской социологии. Причем, если до 1930 г. еще продолжали издаваться работы Н.А.Бердяева, С.Л.Франка, А.С.Лаппо-Данилевского, К.М.Тахтарева, М.И.Туган-Барановского, В.Зомбарта, О.Шпенглера, М.Вебера, то позже практически не вышло ни одной работы. Резко изменились тон и содержание критических публикаций.
В историко-социологических сочинениях декларировалось развитие марксистского обществознания, тогда как в действительности приостановился даже процесс освоения марксизма, его аналитического и познавательного потенциала.
4. Историко-социологическое направление в 50-70-х и 80-90-х годах
В условиях относительного ослабления цензурного гнета после XX съезда КПСС, когда открылась возможность для развития отечественной социологии, на историко-социологических исследованиях все еще продолжал сказываться исторический <перерыв> 30-х гг. С одной стороны, необходимо было рассматривать то, что происходило в западной социологии за последние 30-40 лет, с другой - заниматься более основательным исследованием социологического наследия марксизма. Кроме того, предстояла большая работа по анализу отечественной социологической традиции. Показательна в этом смысле книга Г.Ф. Александрова <История социологии как наука> 1958 г. [1]. Работа выдержана в традиционных идеологических тонах, весьма непритязательна по содержанию, но может быть отмечена только потому, что в ней социология и ее история вполне легально появились в сочетании с понятием науки.
Исследования в области истории марксистской социологии. Всеохватывающее господство марксизма, сложившееся в нем разделение на несколько обособленных областей, как-то: <научный коммунизм>, <исторический материализм>, <диалектический материализм>, <политическая экономия> и др. - и сформировавшиеся на этой базе определенные корпоративные интересы не благоприятствовали становлению социологии в качестве самостоятельной дисциплины. В те годы на страницах периодики развернулась дискуссия о предмете социологии. Однако по своим результатам она была принципиально иной в сравнении с дискуссией 29-30-х гг. Если тогда дискуссия завершилась фактическим запретом в отношении социологии, то теперь привела к своеобразному компромиссу: историческому материализму отводилась роль общей социологической теории; социологии предоставлялось достаточно широкое пространство в области теорий среднего уровня и эмпирических исследований. Решающее значение имела статья Г.Е.Глезермана, В.Ж.Келле и Н.В.Пилипенко, опубликованная в официальном органе ЦК КПСС, журнале <Коммунист>. Помимо общесоциологической теории в структуре социологического знания авторы выделяли средний уровень (то, что Р.Мертон называл теориями среднего ранга), а далее (нижний уровень) обширную область эмпирических исследований [27]. Подразумевалось, что эмпирические исследования дадут пищу и импульс для развития теории, а это, в свою очередь, позволит преодолеть ее абстрактность и умозрительность. Исторический же материализм был призван дать <методологическое обеспечение> эмпирических исследований. Тем не менее, как показала дальнейшая практика, органичного синтеза не произошло.
Упомянутая статья в известной мере была и откликом на последствия дискуссии, а точнее, проработки, устроенной в АОН при ЦК КПСС Ю.А.Леваде за его лекционный курс по социологии, прочитанный в МГУ [83]. Ю.А.Левада предложил определение социологии как <эмпирической социальной дисциплины, изучающей общественные системы в их функционировании и развитии>, что не совмещалось с пониманием социологии как философской теории общества, революционно развивающегося и проходящего последовательно стадии от первобытного коммунизма до развитой мировой коммунистической формации, преодолевающей социально-экономические противоречия капитализма.
Тем не менее, многие ведущие социологи созданного к тому времени Института конкретных социальных исследований публично отстаивали особый статус эмпирической социологии как своего рода <дополнения> исторического материализма, утверждая за социологией право исследовать не только закономерности общественного развития, но и закономерности функционирования, стабилизации общественных систем и социальных институтов. В научный обиход входили идеи структурно-функционального анализа, хотя публикация Т.Парсонса (под ред. А.Здравомыслова) оказалась на полках спецхрана [151].
Критика лекций Ю.А.Левады на весьма представительном и многолюдном заседании в АОН при ЦК КПСС во многом сводилась к обвинениям автора в том, что он заимствовал свои положения у Т.Парсонса. Отвечая оппонентам, ЮАЛеваца призвал их <прекратить заниматься барабанным боем> В этой ситуации было много общего с той, в которой социология начинала делать свои первые шаги в России и была вынуждена бороться с умозрительными, в тот период преимущественно метафизическими, теориями. Новое столкновение позиций в определенном смысле стимулировало развитие обеих сторон: социологи стремились найти в наследии марксизма элементы, отвечавшие их теоретическим и методологическим запросам; истматчики - эмпирические подтверждения методологических принципов исторического материализма. Характерным примером социологических публикаций того времени являются вышедшие в ИКСИ АН СССР сборники <Маркс и социология> [91], <Ленин и социология> [87], доклады второй сессии Международной варненской социологической школы <Социологическое наследие Карла Маркса и исследование социальной структуры и образа жизни> [144], книга Г.В.Осипова <Теория и практика социологических исследований в СССР> [109]. Из работ истматчиков можно отметить книги А.К-.Уледова [163], Л.Ф.Ильичева [51], В.С.Барулина [11], М.Н. Руткевича [124].
Одновременно расширялся диапазон эмпирических исследований, формировалось социологическое сообщество, которое пыталось найти общий язык с идеологическими теоретиками. Упомянутая статья в <Коммунисте>, утверждавшая трехуровневую структуру социологического знания, как бы констатировала некий статус-кво. Позже тезис об историческом материализме в функции общесоциологической теории был принят в качестве преамбулы Устава Советской социологической ассоциации [122]. И как бы мы сегодня, исходя из различных идеологических установок, ни оценивали этот процесс и эту борьбу позиций, они в конечном счете сыграли положительную роль в развитии советской социологической науки.
Интерес к истории марксистской социологии развивался и реализовывался в рамках общей проблематики истории марксистской философии. В этом отношении историки были в весьма привилегированном положении, особенно в публикации источников. Помимо собрания сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса, В.И Ленина, Г.В.Плеханова, издавались также труды практически всех предшественников марксизма (Г.Гегеля, И.Фихте, И.Канта, А.Сен-Симона, Ш.Фурье, Р.Оуэна) и его последователей (П.Лафарга, Ф.Меринга, К.Каутского, Р.Люксембург и др.), за исключением, пожалуй, работ Э.Бернштейна, но для историков марксизма эти работы были доступны.
Смена поколений историков марксизма, накопление исследовательского опыта в условиях идеологической либерализации вели к повышению теоретического уровня их работ. Вычленялся новый ракурс изучения собственно и преимущественно социологической проблематики в работах К.Маркса, Ф.Энгельса, В.И.Ленина. В центре внимания в качестве специфического ориентира выступало марксово представление о <формах общения> и <формах жизнедеятельности> людей как сферах исторического развития их социальности. В этом плане рассматривалась собственно социологическая проблематика. Потребность в изучении наследия основоположников марксизма стимулировалась также ренессансом в 60-70-х гг. марксистской социологии на Западе в ее леворадикальной форме.
Собственно история марксистской социологии вычленяется в самостоятельное направление со второй половины 60-х гг. Причем, первоначально внимание было сосредоточено именно на современном состоянии социологии, тогда как работы, посвященные периоду 1917-1930 гг., появились несколько позже, в 70-х гг.
Отметим также, что первые работы не были историческими в точном смысле этого слова, скорее, это были своеобразные отчеты социологов по осуществляемым исследовательским программам. Издания таких работ впоследствии были приурочены к Всемирным социологическим конгрессам (ВСК). Первая из них (<Марксистская и буржуазная социология сегодня> [92]) имела идейно-установочную функцию и четко разделяла социологию на марксистскую и буржуазную <с вытекающими отсюда различиями в подходах к определению роли и задач социологии в обществе, к проблемам ее развития, анализу гносеологических проблем в исследовании социальной структуры общества и т.д.
Двухтомник <Социология в СССР> [146] представляет собой уже своеобразный итог развития отечественной социологии за предшествующее десятилетие Чисто теоретические и методологические проблемы здесь представлены в минимальном объеме, основное же поле занимает изложение результатов социологических исследований в стране с конца 50-х и до середины 60-х гг. по проблемам социально-классовой структуры, труда, досуга, социологии города и деревни, личности. Были представлены также первые опыты междисциплинарного подхода (экономико-социологического, социопсихологического). Эта работа, а также целая серия трудов, выходивших по итогам участия советских социологов во Всемирных социологических конгрессах (например, [132]), интересны для историка социологии тем, что позволяют документированно рассматривать
11-09-2015, 00:31