Вообще разочаровывающее поведение или даже более того — предательство со стороны человека, который вызывал восхищение или любовь, расшатывает идентичность другого человека. Ибо человек, в какой-то мере идентифицируя себя с другим, не может не допускать возможности того, что тот другой отчасти прав в своих действиях. И даже если первый приходит к выводу, что поведение второго не поддастся никакому оправданию, он все же упрекает себя в несправедливости. Он начинает сомневаться в своей способности оценивать других; доверие человека к другим людям серьезно подрывается — и вместе с ним один из факторов стабильной идентичности. Сильнейшее разочарование, разумеется, связано с любовью. Ибо в любви «я» научается идентифицировать себя с собственной самостью через призму ее восприятия другим «я» и преодолевает эгоцентризм, беря на себя ответственность за другую личность. Поскольку любовь является одним из самых удовлетворительных ответов на поиск идентичности, крушение любви оказывается одной из самых важных причин кризисов идентичности.
Мы подошли к проблеме кризиса коллективной идентичности. Его сущностью является уменьшение идентификации индивидов с коллективной реальностью, которую они прежде поддерживали. Причины этого кризиса отчасти аналогичны причинам кризисов индивидуальной идентичности. Здесь можно назвать отрицание символов, распад коллективной памяти, представленной традициями, а также утрату веры в общее будущее, дисгармонию между описательным и нормативным образами себя, прерывность в истории, несоответствие между представлением культуры о самой себе и ее образами в других культурах, наконец, чувство неполноценности относительно более совершенной культуры. Можно добавить и некоторые другие факторы: поскольку общественные институты онтологически зависят от поддерживающих их индивидов, кризис идентичности последних приведет к кризису идентичности зависящих от них институтов. Конечно, кризисы индивидуальной идентичности часто вызываются кризисом коллективной идентичности, однако это происходит не всегда. Более того, как мы уже видели, институты вынуждены постоянно бороться за лояльность поддерживающих их индивидов, ибо взятие теми назад своей лояльности означало бы смерть института. Желая воспрепятствовать изменению установок индивидов, институты стремятся создать впечатление, что индивидам угрожают другие институты. Вместе с исчезновением этой угрозы исчезает, raison d'etre институтов; поэтому институты часто не могут пережить победы над своими основными противниками. (Хорошим примером служит ослабление коллективной идентичности США после их триумфа в холодной войне.)
Каковы последствия кризисов идентичности? Хотя даже кризисы идентичности протекают по известному сценарию, их первым результатом является утрата предсказуемости поведения затронутых ими индивидов или институтов. Ценности, которые раньше направляли их действия, устаревают; реакцией на новую ситуацию может стать пассивность либо лихорадочная активность. Парадоксально и, тем не менее, верно, что кризис идентичности часто вызывает регрессию к более архаичным и примитивным ценностям: поскольку «я» отвергает непосредственно зримые структуры самости и при этом не перестает нуждаться в самости, опасаясь остаться всего лишь абстрактной функцией идентификации, его выбор начинает определяться более старыми структурами. Чувство дезориентации, характерное для любого кризиса идентичности, может, далее, увеличить шансы на успех тоталитарных идеологий: ведь они предлагают простые решения, которые могут оказаться предпочтительнее нормативного вакуума; они приманивают обещанием общности, которая была разрушена кризисом коллективной идентичности и которая по-прежнему остается предметом страстного стремления.
Разрушив взаимное доверие, распределение лояльности и институты, кризисы коллективной идентичности изменяют распределение власти в мире, а также некоторые другие факторы. Можно считать трюизмом, что быстрое и радикальное перераспределение власти, вкупе со всеобщим скептицизмом относительно традиционных ценностей, является идеальным условием для так называемых великих исторических кризисов 14. Политики, однако, пока еще не поняли, что одной из главных задач великого государственного мужа должна быть организация рационального контроля над кризисами идентичности и, если возможно,—участие в устроении новой, более разумной идентичности.
III
Несмотря на серьезную опасность нестабильности, кроющуюся за каждым кризисом коллективной идентичности, невозможно оценивать последние исключительно отрицательно. Если бы не было кризисов идентичности, не было бы и прогресса индивидов и институтов; значит, следует не избегать кризисов идентичности, но направлять их в правильное русло. Можно даже сказать, что более глубокий кризис идентичности всегда является результатом умелого преодоления кризиса. Мы считаем идентичность качеством скорее взрослого, чем ребенка, по той простой причине, что в результате кризиса взросления взрослый человек частично отвергает свою прежнюю идентичность и формирует новую. Будучи результатом активности «я», новая самость является продуктом свободы и часто (хотя и не всегда) имеет также более высокое и сложное содержание.
Каковы условия разумного восстановления идентичности? Прежде всего чрезвычайно важно, чтобы «я» признало, что отвергаемая им самость не является всецело отрицательной. Причина, в силу которой «я» столь сильно презирает самость — именно их идентичность,— указывает правильное направление. Признание «я» недостатков самости следует видеть в положительном свете: поскольку данное признание следует считать положительным достижением «я», относящегося к этой самости, последняя не может быть совершенно неисправима и безнадежно дурна; в противном случае се «я» никогда не могло бы почувствовать отвращения к ней. Испытываемое «я» отвращение является зачатком новой идентичности, и именно благодаря пониманию им того, что это отвращение не может быть полностью оправданным, будь оно даже и разумным, ибо, будучи разумным, оно представляет собой нечто положительное.
Конечно, это понимание является необходимой отправной точкой, однако же ее нельзя считать достаточной. Дабы построить новую идентичность, «я» должно избежать соблазна того, что можно назвать отрицательной идентичностью. Я имею в виду идентичность, которая определяет себя посредством отрицания своих прежних ориентации. В качестве примера можно привести человека, который потерял веру в определенные ценности и начал совершенно отрицать их и даже утверждать невозможность объективной морали, или же человека, который, разочаровавшись в какой-то модели отношений, основывает свою идентичность на ненависти к ней. Основная слабость этой позиции состоит в ее настроенности на сохранение зависимости от того, что ома отрицает: ведь отрицание тоже является отношением, и именно из этого отрицательного отношения часто выводятся возможные положительные нормы, тогда как зрелой личности именно положительный ценностный фундамент позволяет расценить се прежние ориентации как ущербные и дурные. Ненависть, в частности, является таким отношением, которое удерживает ненавидящего в положении жертвы ненавидимого им индивида или института, поскольку эти последние продолжают доминировать над мыслями ненавидящего.
Новая ориентация предполагает успешное завершение поиска положительных всеобщих норм. Это является решающим фактором восстановления как индивидуальной, так и коллективной идентичности. Подробный анализ этого поиска, однако, не является задачей данной статьи, поскольку требует обсуждения основных проблем этики. Я хочу назвать здесь только две генетические предпосылки такого поиска, которые не вполне согласуются друг с другом. С одной стороны, для того чтобы обрести новую моральную ориентацию я должен уметь дистанцироваться от традиционных ценностей. С другой стороны, только признание их достоинств, искренняя благодарность за исполнение ими в прошлом роли ориентиров могут привнести, конструктивный дух, без которого невозможна выработка новых ценностей. Кроме того, я должен быть способен признать, что некоторые люди в моральном отношении выше меня, т. с. должен понимать, что такое естественный и безусловный авторитет. Человек, лишенный этой способности и творческой жилки, вряд ли преодолеет кризис идентичности.
Не менее важно понять порождающий принцип собственного развития. Если я признаю скрытую закономерность своего прошлого, то я могу примириться с ним, даже если и отвергаю его исходя из принятых мною новых норм. Ибо даже если я и совершил ошибки, которые не должен был совершать (поскольку они являются ошибками), я могу усмотреть в них условие возможности прогресса: прогресс был бы невозможен, если бы я достиг совершенного понимания уже в начале жизненного пути. Анализ причин совершенных личностью ошибок необходим, однако не достаточен для достижения этого понимания: причинный подход следует дополнить здесь телеологической интерпретацией развития.
Трудно до конца понять существо собственной самости без установления ее места в космосе других субъектов. Большинство страданий, которые люди причиняют друг другу (а это род страданий самых изощренных и мучительных), проистекает из борьбы людей за признание, т. с. за гармонию между «я» и «социальным Я». Зрелость характеризуется реалистичной оценкой того, что человек достиг и ещё может достигнуть в интерсубъективном космосе. Умение в интересах целого примириться с более низким положением в этом космосе является одним из самых существенных условий гармонии с другими людьми и с самим собой. И мудрость состоит в согласии с тем, что если обиды, травмы и кризисы идентичности, неотъемлемые от борьбы за признание, в конечном итоге приводят обе стороны к умиротворению зрелости, то они должны быть преданы забвению '5.
Примечания
1 См. специальную психологическую литературу: Levita D. J. de. The Concept of Identity. Paris, 1965; Idenlitat (cd. 0. Marquard, K. — H. Stierle). Munchen, 1979; Krilischc Lebensereignisse (ed. S. — H. Filipp). Munchen, Wicn, Baltimore, 1981; Нausser K. Idcntitatscntwicklung. N. Y., 1983. Самые значительные работы по этой теме написаны, конечно, Э. Эриксоном, см. особенно: Identity and the. life cycle. Selected papers by E. II. Erikson. N. Y., 1959. Я хочу поблагодарить д-ра Гертруду ХирШ (Цюрих) за полезные консультации по психологическим аспектам проблемы, моего друга проф. д-ра Марка Рочс (Огайо) за многочисленные сонеты, касающиеся литературы предмета, особенно за указание на важность идей Готтфрида Бонна, о котором он написал серьезную книгу.
2 О философии организмов см., и частности: Jonas И. The Phenomenon of Life. Toward a Philosophical Biology. N. Y., 1966. В (частично измененном) немецком переводе (Organismus und Freiheit. Gottingen, 1973) особенно важны с. 128—130, 258—263.
3 Это является существенно важным Элементом знаменитых рассуждений Лейбница о мыслящей машине (Монадология 17).
4 См.: Jonas H. Macht odcr Ohnmacht dor Subjcktivitat? Frankfurt, 1981, особ. S. 62 f. Конечно, признание правомерности этой критики не означает, что я согласен с предложенным Йопасом интеракционистским решением. Я даже уверен в том, что возможен очень специфический тип эпифспомснализма, который мог бы объяснить человеческую способность задавать вполне обоснованные вопросы о разумности и закономерности, однако такой эпифеноменализм имеет смысл только в рамках такой философии природы, которая не имеет сегодня широкого распространения.
5 В том, что касается связей между временностью (темпоральностью) и смертностью, непревзойденным остается анализ «Бытия к смерти», развернутый Хайдеггером в «Бытии и времени».
Данную мысль Канта развил и углубил Фихте, которому я обязан в своих последующих рассуждениях.
Я воспроизвожу классификацию, предложенную М. Шелером (Formalism in Ethics and Non-Formal Ethics of Values. Evanston, 1973).
8 Mead G. Mind, self and Society: from the standpoint of a social behaviorist. Chicago, London. 1967 (1st ed.— 1934), esp. P. 173 ff, 175.
9 См. Сепека. Письма к Луцилию. С. 28.
10 См. поэму Г. Бепна «Фрагменты». Бенн является одним из самых блестящих исследователей кризиса «Я».
« Erikson E. H. Insight and Responsibility. N. Y., 1964. Р. 81—107.
12 См.: Huber G. Psychiatric. Stuttgart; N. Y., 1987. S. 376.
13 Zur Genealogic der Moral. Zweite Abhandlung, 1.
14 Лучшей работой, посвященной историческим кризисам, по-прежнему остается четвертая гл. кн.: Burckhardt J. Weltgeschichtlichc Betrachlungcn.
15 Легче, очевидно, тому человеку, который верит, что иптерсубъективный космос имеет значимый порождающий принцип (например, в лице Бога).
[1] Желание избавиться от собственной и приобрести другую самость является абсурдным, -поскольку это .означало бы соединить свое «я» с чужой, самостью; а ведь у чужой самости уже есть свое «я», и если бы оно было моим «я», то было бы только «я» моей самости. Следовательно, мое «я» не может хотеть избавиться от моей самости, но может только иметь вполне законное стремление развить ее.
11-09-2015, 00:22