И доля определенно отрицательных ответов на вопрос о миграции из региона не слишком велика – 12%. Основная масса респондентов (57%) выбирает вариант «скорее нет, чем да», предполагающий хотя бы незначительную вероятность отъезда на другое место жительства (табл. 16).
Таблица 16
Планы миграции из области (по возрастным группам)
(% от числа опрошенных)
Вариант ответа | Возраст, лет | ||||||
Собираетесь ли Вы переезжать в другие регионы России или другие страны? | До 23 | От 24 до 30 | От 31 до 40 | От 41 до 50 | От 51 до 60 | Старше 60 | Вся выборка |
Да | 7,5 | 6,8 | 3,9 | 5,8 | 7,8 | 0,0 | 5,5 (4,5) |
Скорее да, чем нет | 19,8 | 20,5 | 11,7 | 7,0 | 3,9 | 1,7 | 11,9 (9,7) |
Скорее нет, чем да | 41,5 | 52,1 | 57,1 | 64,0 | 62,7 | 73,3 | 56,8 (62,1) |
Нет | 6,6 | 6,8 | 9,1 | 14,0 | 19,6 | 23,3 | 12,1 (9,5) |
Затрудняюсь ответить | 24,5 | 13,7 | 18,2 | 9,3 | 5,9 | 1,7 | 13,7 (14,2) |
* В скобках приводятся данные 2001 года.
Следует добавить, что среди студентов доля положительно ответивших на вопрос о миграции достигает почти трети, также относительно высоки доли респондентов, настроенных на миграцию, среди предпринимателей, руководителей и специалистов. Доля положительно ответивших на вопрос о миграции среди переселенцев последнего десятилетия почти в два раза превышает аналогичный показатель по «условно коренным» жителям.
Перспективы развития региона в контексте ценностных ориентаций населения
Чтобы определить перспективы и направление развития региона, в исследовании было продолжено изучение ценностной подсистемы регионального социума. Как и два года назад, нас интересовал расклад по двум «идеальным» типам ценностных ориентаций, описанных Р. Инглехартом в теории культурного сдвига[5] . И мы вновь воспользовались наиболее простым и популярным способом измерения распространенности идей материализма и постматериализма[6] .
Используемый способ состоит из одного вопроса о целях, которые, по мнению респондента, должны быть поставлены перед страной на ближайшие несколько лет. В качестве вариантов ответа предлагались по три, соответствующих материалистической и постматериалистической ориентациям.
К группе материалистических выборов относились: поддержание порядка в стране, борьба с ростом цен, стабильная экономика.
Среди постматериалистических вариантов были предложены: предоставление больших возможностей для выражения гражданами своего мнения при принятии важных государственных решений, более широкое привлечение людей при принятии решений по месту работы и жительства, защита свободы слова.
Респондент имел возможность сделать два выбора: сначала из предложенных шести альтернатив, затем – из оставшихся пяти.
В зависимости от типов выбранных вариантов ответа возможны четыре сочетания, каждому из которых присваивается свое значение: «чистый материалист» (оба выбранных варианта – материалистические), «смешанный материалист» (первый выбор – материалистический, второй – постматериалистический), «смешанный постматериалист» (первый выбор – постматериалистический, второй – материалистический), «чистый постматериалист» (оба выбора – постматериалистические).
Отвечая на вопрос о стратегических целях нашей страны, респонденты, как и два года назад, в первую очередь выбирали «материалистические» варианты. Вновь наибольшая часть респондентов (44,7%) в первом выборе отметила вариант «поддержание порядка в стране». Далее следовали «стабильная экономика» (этому варианту отдали предпочтение 28,6% респондентов, что немного ниже результата двухлетней давности (36,6%)) и «борьба с ростом цен» (13,9%). Остальные («постматериалистические») варианты ответов вновь получили незначительное число выборов (от 2,4 до 6,4%). Во втором выборе тройка «лидеров» также включает только «материалистические» ответы, отражая тот факт, что именно эти проблемы в первую очередь значимы для людей на сегодняшний день.
Цели, имеющие первостепенное значение для нашей страны на ближайшие 5-10 лет, отражают данные табл. 17.
Таблица 17
Выбор целей, имеющих первостепенное значение для страны (% от числа опрошенных)
Стратегические цели | 1-й выбор | Ранг | 2-й выбор | Ранг |
Поддержание порядка в стране | 44,7 (43,5) |
1 |
20,0 (22,5) |
3 (2)* |
Предоставление больших возможностей для выражения гражданами своего мнения при принятии важных государственных решений | 6,4 (3,9) |
4 |
8,4 (6,1) |
4 |
Борьба с ростом цен | 13,9 (8,9) |
3 |
24,0 (20,8) |
2 (3) |
Защита свободы слова | 2,4 (2,8) |
6 |
6,6 (6,4) |
5 |
Более широкое привлечение людей при принятии решений по месту работы и жительства | 4,0 (2,8) |
5 |
4,6 (5,2) |
6 |
Стабильная экономика | 28,6 (36,6) |
2 |
34,6 (32,4) |
1 |
Затрудняюсь ответить | 0,0 (1,9) |
- - |
1,8 (6,6) |
- - |
* В скобках приводятся данные 2001 года.
Как и два года назад, наиболее актуальными проблемами для наших респондентов являются порядок и стабильность в экономике. Трудности в обеспечении безопасности и выживания столь велики, что им уже не до защиты свободы слова и участия в демократических преобразованиях.
В то же время рассмотренные показатели за два года несколько изменились. Так, например, почти в полтора раза возросла доля респондентов, выбравших вариант «предоставление больших возможностей для выражения гражданами своего мнения при принятии важных государственных решений» – почти в полтора раза по совокупности выборов. Увеличилась и доля выбравших ответ «предоставление больших возможностей для выражения гражданами своего мнения при принятии важных государственных решений». Однако пока назвать это типичным сдвигом, видимо, нельзя, так как общее число избравших эти варианты все еще невелико.
Таким образом, в целом по выборке преобладают материалистические ориентации: 68,5% респондентов могут быть охарактеризованы как чистые материалисты, еще 17% – как смешанные материалисты. Чистые и смешанные постматериалисты составляют немногим более десятой части выборки (соответственно 2 и 10%).
За прошедшие со времени прошлого исследования два года ценностные ориентации не претерпели принципиальных изменений. И это естественно: и срок между обследованиями – всего два года, и медленно происходит складывание необходимых для подобного сдвига предпосылок – обеспечения безопасности, уверенности в материальной обеспеченности завтрашнего дня и гарантированной защиты от влияющих на нее рисков для каждого гражданина, не говоря уже о высокой инерционности ценностно-нормативной системы как таковой.
В то же время результаты не остались незыблемыми: несколько возросла доля чистых и смешанных постматериалистов, немного уменьшилась доля чистых и смешанных материалистов. Это может быть и следствием статистической погрешности, но мы бы хотели надеяться, что это – признак намечающейся тенденции к более серьезному сдвигу.
В пользу такой точки зрения говорят результаты анализа различий в ценностных ориентациях между респондентами разного возраста (табл. 18).
Таблица 18
Тип ценностных ориентаций (по возрасту) (% от числа опрошенных)
Тип ориентации | Возраст, лет | ||||||
До 23 | От 24 до 30 | От 31 до 40 | От 41 до 50 | От 51 до 60 | Старше 60 | Вся выборка | |
Чистый материалист | 60,4 (74,7)* |
65,8 (68,9) |
67,5 | 72,1 | 68,6 | 81,7 | 68,5 (73,1) |
Чистый постматериалист | 5,7 (2,2) |
1,4 (2,3) |
0,0 | 3,5 | 2,0 | 0,0 | 2,4 (1,9) |
Смешанный материалист | 22,6 (15,4) |
19,2 (24,4) |
19,5 | 11,6 | 17,6 | 10,0 | 17,2 (17,0) |
Смешанный постматериалист | 11,3 (7,7) |
12,3 (4,4) |
10,4 | 10,5 | 9,8 | 5,0 | 10,1 (8,0) |
Затрудняюсь ответить | 0,0 | 1,4 | 2,6 | 2,3 | 2,0 | 3,3 | 1,8 |
* В скобках приводятся аналогичные данные 2001 года.
Как видно из данных таблицы, с возрастом увеличивается доля чистых материалистов (с 60% по группе молодежи до 23 лет до 82% по группе респондентов старше 60 лет). Среди молодых респондентов чистые и смешанные постматериалисты встречаются чаще (так, доля чистых материалистов составляет по группе самых молодых респондентов 6%, что более чем в два раза выше средневыборочного показателя).
Для нас, однако, важны не абсолютные показатели (тем более что по параметру «чистые материалисты» они совсем невелики), а их динамика по группе молодежи (до 23 лет) за прошедшие два года. А динамика эта гораздо заметнее аналогичной по остальным возрастным группам: доля чистых материалистов среди молодежи до 23 лет снизилась с 2001 г. на четверть (для сравнения: в среднем по выборке примерно на 7%), смешанных материалистов – примерно на треть, доли же постматериалистов выросли – чистых в 2,5 раза, смешанных почти в полтора. Таким образом, мы видим, что в регионе постепенно подрастает новое поколение, чьи взгляды на жизнь и тип ценностных ориентаций несколько отличаются от более старших земляков.
Подводя итоги проведенного исследования и сравнительного анализа полученных данных с результатами 2001 года, можно сделать следующие выводы.
Социальная идентификация со страной в целом и регионом проживания не является для калининградцев значительно более актуальным, чем другие виды (идентификация с первичными группами, общностями людей, имеющих общие признаки (пол, возраст, род занятий и т.п.)).
Относительно высокую значимость для жителей региона имеет «российская» идентичность как результат идентификации себя со страной, российским народом в целом. «Российская» идентичность превалирует над локальной и региональной, а локальная – над региональной, в структуре социальных идентификаций жителей региона. Таким образом, основными социально-территориальными «мы»-группами для жителей региона являются россияне и население локального сообщества. В условиях существования и нагнетания угрозы «отрыва» региона от остальной России наблюдается повышение значимости российской идентичности и понижение – региональной.
Идентификация с Европой, которая по-прежнему не занимает лидирующих позиций среди прочих видов социально-территориальной идентичности для жителей региона, тем не менее приобретает для них все большее значение.
Особую группу в структуре калининградского социума составляют переселенцы, особенно попавшие в регион относительно недавно. Постепенно, по мере удлинения времени проживания здесь, мигранты успешно вливаются в региональный социум, занимая в целом довольно высокие социальные позиции. Специфические особенности региона как эксклавной и «европейской» части России «новые» переселенцы воспринимают по-разному: например, довоенную историю края некоторые – с безразличием, а другие – с энтузиазмом. Так, для мигрантов последних лет идентификация с калининградцами является сравнительно менее актуальной, но они чаще относят себя к европейцам, чем коренные жители области. Они также чаще рассматривают область как регион, по статусу в той или иной степени независимый от России. В целом продолжительность проживания индивида на территории региона положительно влияет на степень отождествления себя с региональным социумом.
Таким образом, говоря о степени актуальности тех или иных видов идентичностей, необходимо учитывать серьезную дифференциацию в этом плане внутри регионального социума. Структура идентификаций жителей области, их разнородность и значимость оказываются связанными с разными факторами – возрастом, местом проживания, укорененностью в региональном социуме. Кроме того, нельзя не учитывать и того, что идентичность в современном обществе – это подвижный ситуативный аспект личности, в рамках которого на первый план в тех или иных обстоятельствах может выходить одна или другая ее сторона.
Для более глубокого понимания процессов социальной идентификации в калининградском регионе необходимы дальнейшие исследования в этом направлении, в том числе сравнительно с другими регионами России и зарубежной Европы.
[1] В опросе приняли участие 454 человека.
[2] Было опрошено 573 человека. Опрос проводился методом интервью по двуступенчатой выборке. На первом этапе были отобраны 33 населенных пункта разного типа (Калининград, города и поселки девяти районов области). На втором этапе отбор респондентов проводился случайным способом.
[3] См.: Социально-экономическое положение Калининградской области в 2002 году. Калининград: Калинингр. обл. комитет гос. статистики, 2003. С. 137.
[4] При паритете покупательной способности 1 доллар = 8 руб. (официальный курс 1 доллар = 30 руб.).
[5] См.: Инглехарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изменяющиеся общества // Полис. 1997. № 4.
[6] См.: Рукавишников В., Халман Л., Эстер П. Политические культуры и социальные изменения. Международные сравнения. М.: Совпадение, 1998. С. 237-240.
11-09-2015, 00:39