Советское Конституционное право

На протяжении всех 70 лет российского тоталитаризма обслу­живающая его наука подчеркивала свою "диаметральную противопо­ложность" по отношению к дореволюционной науке. Противополож­ность виделась главным образом в различии "методов" изучения права: диалектического материализма и идеализма, в несовместимости "социально-политической природы" государственного строя капита­лизма и социализма. На деле подобного рода "методология" выяви­лась в бездумную критику всего прошлого и столь же бездумное превозношение всего сущего. Получалось, что государственное право царской России, будучи по природе эксплуататорским, только и делало, что закрепляло политический гнет над человеком, а проле­тарское государственное право несло свободу трудящимся массам Сотни научных работ были написаны с единственной целью -- доказать, что Государственная Дума не была подлинным парламентом, что гражданские права и свободы жестоко подавлялись вплоть до бессудных расстрелов, репрессий, безосновательных ссылок и т.д. Работы зарубежных ученых-государствоведов, написанные с позиций современной им цивилизации, преподносились как апологетика клас­совых интересов буржуазии.

Аналогичным был подход и к иностранному государственному праву, в котором видели "империалистическую сущность", отрицание демократии, подавление гражданских прав и свобод, господство монополистического капитала и т.д. Фальсификация российского дореволюционного и зарубежного государственного строя была и оставалась одной из основных задач советской науки государственного права с ее первых и до последних дней.

Тон этому идеологическому террору задавала теория марксизма-ленинизма, видевшая в государстве "машину для подавления одного класса другим". Эту теорию активно развивали и насаждали В. И. Ленин и его соратники (Л.Д. Троцкий, Я.М. Свердлов, Н.И. Бухарин, М.И. Калинин и др.), принуждавшие исследователей смотреть на государственное право через призму диктатуры пролетариата как, якобы, вершины демократии, утверждать "превосходство" советского народовластия, бороться с "буржуазным влиянием" и т.д. После образования СССР редкие исследователи вспоминали о суверенитете России, ее праве на национальную государственность; даже Консти­туцию РСФСР никто уже не воспринимал всерьез. Видный больше­вистский государствовед П.И. Стучка, например, писал: "...Консти­туции СССР и РСФСР одна другую дополняют и, вместе взятые, составляют единое неразрывное целое, единую Советскую Конституцию". В то время, как в других союзных республиках развивалось национальное государственное право, в России оно было полностью слито с понятием "советское государственное право".

Становление советского государствоведения, исключавшего всякое инакомыслие, происходило в ленинский период. Постепенно были вытеснены или "перевоспитаны" представители старой школы (Палиенко, Котляревский, Плетнев и др.), а наих место в университеты пришли в основном малообразованные выдвиженцы партии. Стучка, Крыленко, Курский и другие, утвержденные партией, лекторы Ком­мунистического университета начали создавать и пропагандировать государственно-правовые формы диктатуры пролетариата. Они и многие другие исследователи обосновывали "демократизм" явно антидемократического избирательного права, грубого попрания сво­боды слова, вероисповедания и других гражданских свобод, неогра­ниченность исполнительной власти, отказ от разделения властей, мнимый федерализм и т.д. Приставляя к какому-либо институту слово "социалистический", пытались увести его смысл от общечело­веческого. В первые советские годы кое-то из государствоведов пробовал как-то совместить диктатуру пролетариата с необходи­мостью "правового государства", но этому быстро был положен конец. В 1930 г. малообразованный большевистский лидер Л. Ка­ганович дал установку: "Мы отвергаем понятие правового государ­ства даже для буржуазного государства. Как марксисты мы считаем, что буржуазное государство, прикрываемое формой права, закона, демократии, формального равенства, по сути дела есть не что иное, как буржуазная диктатура... Если человек, претендующий на звание марксиста, говорит всерьез о правовом государстве и тем более применяет понятие "правового государства" к Советскому государ­ству, то это значит, что он идет на поводу у буржуазных юрис­тов, — это значит, что он отходит от марксистско-ленинского учения о государстве". Попасть под подобного рода критику в те годы означало немедленно быть репрессированным.

Но если в течение 20-х - начала 30-х гг. в юридической лите­ратуре еще были возможны какие-то споры о предмете государствен­ного права, его структуре, еще сохранялось какое-то влияние старой школы, то с принятием сталинской Конституции положение в корне изменилось. Страницы учебников и научных изданий заполонили схоластические рассуждения о якобы демократической природе союзного государства, невиданном расцвете полновластия народа. Государственно-правовая наука превратилась в своеобразный коммен­тарий идей И. В. Сталина, культ которого попирал элементарную логику и здравый смысл. Во главе юридической науки встала зловещая фигура Вышинского, который установил подлинный тер­рор против инакомыслия в науке. Сотни ученых-юристов были репрессированы, погибли в застенках ГУЛАГа в соответствии с тем правом, которое они же и утверждали. В 1938 г. состоялось Совеща­ние по вопросам науки Советского государства и права, которое в соответствии с "указаниями товарища Сталина о задачах правовой науки" осуществило разгром "врагов" на "правовом фронте", установив абсолют­ную монополию "марксистско-ленинского учения о государстве и праве".

Как и другие отрасли юридической науки, наука государствен­ного права утратила реалистический подход к праву и законности, превратилась в голую апологию сталинской тирании. На фоне дикого разгула репрессий и массовых нарушений "социалистической закон­ности" поднялась волна неуемных восхвалений "великого вождя" и "самого демократического в мире строя". Академик И.П. Трайнин, хорошо информированный о трагическом положении дел с закон­ностью, писал в 1939 г. "о безраздельном суверенитете, т.е. полно­властии советского народа"'. В послевоенный период науку государ­ственного права не миновала борьба с космополитизмом. Под этой ширмой были свернуты многие исследования, а из науки изгнаны крупные специалисты.

В 60-е - 80-е гг., когда партией было объявлено о перерастании государства диктатуры пролетариата в общенародное государство, наука государственного права тщетно пыталась найти свою "нишу" в этом явлении. Стали пробиваться отдельные идеи, отражавшие некоторую демократизацию политического режима. Но никаких прин­ципиально новых категорий и подходов выдвинуто не было, ибо государственный строй и политическая система остались прежними. Наука тоталитарного государственного права так и осталась служан­кой тоталитаризма.

Столь печальную участь науки советского государственного права нельзя ставить в вину исключительно ее представителям. Бесчеловечный режим требовал под страхом репрессий работать только в русле партийных указаний.

Следует учитывать и то, что тоталитарное государственное право при всей своей антидемократической сущности служило ком­мунистической идее о "царстве свободы" и социальной справедливости, которая большинству людей того времени, находившихся под прессом пропаганды, казалась привлекательной. К тому же это право, хотя и основанное на насилии, все же устанавливало опре­деленный общественный порядок, который, отвечая на практические запросы, нуждался в каком-то теоретическом осмыслении. Отдель­ные проблемы науки, как бы стоявшие в стороне от идеологической демагогии, носили либо отвлеченный, либо сугубо прагматический характер. Среди государствоведов было много образованных специ­алистов с демократическими убеждениями, искренне стремившихся к решению проблем государственного права в интересах народа.

Свободное русское государствоведение продолжали развивать его зарубежные представители. После революции из России уехали или были высланы многие видные ученые, создавшие в эмиграции ряд трудов с критикой большевистского тоталитаризма. Н. Тимашев и Н. Алексеев в середине 20-х гг. издали за рубежом двухтомный сборник о праве Советской России, где аргументировано критико­вали большевистский государственный строй, основанный на дикта­туре, за что были подвергнуты демагогической критике все того же П. Стучки.

Глубокие исследования социалистического тоталитаризма прово­дил профессор государственного права И. А. Ильин (1883-1954 гг.). Он убедительно развенчал теоретическую основу большевистского насилия - классовую концепцию государства. В книге "Путь духов­ного обновления" (1937 г.) соотношение классового и государствен­ного интереса трактуется как несовместимость, но в то же время подчеркивается, что «если определенный интерес определенного класса духовно обоснован и справедлив, -- то это уже не классовый интерес, но интерес народа в целом, интерес самого государства и потому каждого отдельного гражданина как такового; и тогда бес­смысленно кричать о том, что это-де "классовый интерес"»'.

И.А. Ильин видел в политической победе узких классовых интересов прямой путь к разложению государственного правосозна­ния и огромную опасность для самого "победившего" класса. Имея перед глазами мрачную картину большевистского государственного террора, он предрекал: "Попытка одного класса победить и подавить или, тем более, искоренить все остальные классы заранее обречена на неудачу; ничего, кроме расстройства жизни, всеобщего обнища­ния, культурного разложения и бесконечной гражданской войны, из этого не выйдет". И. А. Ильин видел спасение России в высокой духовности и самобытном правовом государстве. На склоне лет в сборнике "Наши задачи" Ильин обосновал неизбежность изживания социализма и его государственного строя, Он видел антисоциальность этого строя, который убивает свободу и творческую инициативу, уравнивает всех в нищете и зависимости, проповедует классовую ненависть вместо братства, правит с по­мощью террора, создает рабство и выдает его за справедливый строй.

Ильину принадлежат глубокие наблюдения над практикой со­ветского тоталитаризма. Последний держится, в частности, заметил он, не основными законами, а партийными указами, распоряжениями и инструкциями, государственные органы представляют собой только показную оболочку партийной диктатуры. Тоталитарное общество Ильин называл социально-гипнотической машиной, отмечая: "Это жуткое, невиданное в истории биологическое явление - общество, спаянное страхом, инстинктом и злодейством, но не правом, не свободой, не духом, не гражданством и не государством"'.

В самые трудные годы массовых репрессий и борьбы с фашиз­мом Ильин верил, что Россия возродится и расцветет. Свою надеж­ду он связывал с могучим потенциалом человеческого стремления к свободе: "Все живые источники человеческого качества - от эле­ментарной порядочности до высших ступеней святости - суть дело свободы". Без свободы, следовательно, нет и источников добра в жизни, без нее иссякают вера и знание, совесть и честность, пра­восознание и верность, искусство и хозяйственный труд, патриотизм и жертвенность.

Были и другие выдающиеся представители свободного русского государствоведения. Многие их труды до сих пор остаются неиз­вестными нашей юридической общественности.