Возникновение античной цивилизации
Античная цивилизация может быть определена как дочерняя по отношению к цивилизациям Передней Азии и как вторичная по отношению к Микенской цивилизации. Она возникла на периферии ближневосточного культурного комплекса в зоне влияния сирийско-месопотамской и египетской цивилизаций. Поэтому ее рождение можно рассматривать как следствие социальной мутации, происшедшей в Восточном Средиземноморье при особом стечении целого комплекса обстоятельств.
К их числу в первую очередь следует отнести чрезвычайную близость двух материнских цивилизаций – Древнеегипетской и Месопотамской – зоны влияния которых неизбежно должны были пересечься. Их многовековое параллельное развитие оказывало перекрестное воздействие на соседние народы. В результате образовалась зона мощного социо-культурного напряжения, включавшая в себя Ближний Восток, Анатолию и Восточное Средиземноморье (Эгеида, Балканы, Крит). Египет и Месопотамия постепенно обрастали культурной периферией, развивавшейся под их непосредственным влиянием и зачастую контролем: Ливия, Куш, Ханаан, Финикия, Анатолия, Урарту, Мидия, Персида. Сближение зон влияния двух цивилизаций привело к возможности их объединения, которая с переходом к железному веку стала реальной. Попытки создания "мировых" держав Ассирией, Урарту, Вавилонией, Мидией были способом придать этому процессу определенную форму. Его смогла завершить Персидская держава Ахеменидов. Она стала политической формой единой Ближневосточной цивилизации. Ее логическим центром стала Вавилония, поэтому Египет навсегда сохранил обособленное положение, которое он периодически пытался оформить политически, и особую культуру.
Цивилизации более дальней периферии Месопотамии, такие как Бактрия, Согдиана, Крит, Эллада, находились под ослабленным влиянием материнской культуры и поэтому оказались способны создать собственные, отличные от исходной, системы ценностей. На Востоке такая система воплотилась в зороастриазме. Однако отсутствие природных рубежей, способных остановить экспансию Ближневосточной цивилизации, привело к включению дочерних цивилизаций Бактрии, Маргианы, Согдианы в состав Персидской державы, а следовательно, в зону распространения ближневосточной культуры. Зороастризм стал господствующей религией державы Ахеменидов.
Иная ситуация сложилась в зоне западного влияния месопотамской культуры, где оно пересекалось с египетским. Два фактора оказывали деформирующее воздействие на распространение ближневосточной культуры в Восточном Средиземноморье – иная ландшафтная зона в Анатолии и на Балканах и давление этносов индо-европейского происхождения. Уже в эпоху бронзового века на территории Анатолии и Балкан сформировались совершенно иные, чем в Месопотамии, природно-хозяйственные комплексы. Особенно большое влияние оказывала близость моря, наложившая отпечаток на культуру Крита и островов Эгеиды. Однако в эту эпоху приобщение древних средиземноморцев и их северных соседей – индо-европейцев к достижениям месопотамской и египетской культур только развивалось. Поэтому культура Минойской цивилизации Крита и Микенской цивилизации Балкан выглядят на первый взгляд столь своеобразными по отношению к материнским цивилизациям. Местный этнический компонент еще преобладал в их культуре, однако общественная организация строилась на сходных принципах.
Качественные изменения внес третий фактор – переход Ближнего Востока и Средиземноморья к железному веку. Распространение железа было, хотя и меньшей по масштабам, чем переход к производящему хозяйству или промышленному производству, но заметной технологической революцией в истории человечества. Она привела к окончательному отделению ремесла от сельского хозяйства, а следовательно, развитию разделения общественного труда, специализации и качественному изменению в человеческих отношениях, которые лишь с этой поры стали принимать форму экономических.
Изменение экономической основы всколыхнуло все общество Ближневосточной цивилизации, которое было вынуждено подвергнуться в той или иной степени перестройке с целью приспособления общественных форм к потребностям новых производственных отношений. При этом, если изменения в традиционных центрах концентрации цивилизационного поля были сравнительно невелики, периферия оказалась в ином положении. Сравнительная слабость популяционного поля на периферии привела во многих местах к его полному уничтожению во время перестройки, что выражалось в ликвидации городских и дворцовых центров, выступавших в роли социо-культурных ячеек цивилизационного поля. Одновременно пришла в движение буферная между цивилизацией и первобытным миром зона, что выразилось в передвижениях арамеев, народов моря, дорийцев, италиков, пеласгов, тирренов и др. Причиной этих передвижения стала интенсификация социо-культурного воздействия цивилизации на свою этническую периферию, имевшая объективной целью дальнейшее расширение цивилизационного поля. Таким образом, в Восточном Средиземноморье возник исторический феномен, именуемый современными историками темными веками или временным возвратом к первобытности.
Однако все сходятся на том, что исчезновение минойских и микенских дворцов не могло полностью стереть социальную память народа. Возможно, ориентация населения на протогородские или протополисные центры гомеровской эпохи была следствием сохранившейся ориентации социальных связей бронзового века на дворцовые центры. Демографический рост, подстегнутый дорийским переселением и хозяйственным освоением железа, только усилил эту ориентацию, заложив таким образом основу для формирования цивилизационных ячеек нового типа. Их небольшие размеры и характер организации во многом были обусловлены господствующим ланшафтом географической среды, представленным сравнительно небольшими равнинными или плоскогорными территориями, разделенными горными хребтами, морскими просторами либо сочетанием того и другого.
С переходом к железному веку на первый план в качестве ячеек организации социального поля выдвинулись вместо дворцов микенской эпохи общинные организации. Повышенная плотность населения и малоземелье делали борьбу за землю главным организующим началом общественного развития. Территориальная близость противников друг к другу и ориентированность на одинаковые ландшафтные зоны не способствовали складыванию иерархии соподчиненных общин. Вместо этого возникали более простые формы организации общин: полное покорение одних общин другими (Лаконика), объединение в союз равных вокруг единого центра (Беотия), синойкизм – слияние в единый коллектив (Аттика). Новая организация приводила либо к консервации первобытного принципа противопоставления своих чужим (Лаконика), либо к переносу его на более масштабное объединение представителей разных племен. Таким образом, складывавшиеся в VIII-VI вв. до н.э. государственные образования на населенной эллинами территории формировались в тесной зависимости от условий природно-географической среды и сохраняли стойкую связь с первобытной категорией общинности. Не случайно поэтому характерным признаком античной цивилизации, определявшим соционормативные принципы и ориентацию общественной культуры, была автономная городская гражданская община (полис).
Становление цивилизации.
Формирование автономных городских гражданских общин происходило параллельно с расширением популяции эллинских полисов в Средиземноморье и Причерноморье. Превращение объединений сельских и родовых общин в однотипные гражданские коллективы было сложным и длительным процессом, растянувшимся на VIII-VI вв. до н.э. В соответствии с традициями бронзового века первоначально на роль объединителя родовых сообществ претендовали архаические цари (басилеи). Однако их претензии не были подкреплены ни их ролью организаторов ремесленного производства, ни их значением религиозного символа коллективного единства. К тому же изменился характер военной организации, в которой на смену колесничему войску пришла конница. Поэтому с началом железного века в обществе резко повысилась роль родовой аристократии, контролировавшей жизнь простолюдинов – своих младших сородичей. На смену объединениям общин вокруг дворцовых центров бронзового века пришли родовые коллективы, в которых роль хранителя традиций и объединяющего начала для коллектива играла аристократия. Родовая собственность была экономическим рычагом ее власти, а труд сородичей – ее экономической опорой, которая позволяла иметь досуг для совершенствования в военном деле и образования. Мощь аристократической конницы также базировалась на содержащем ее труде всего родового коллектива.
Поэтому претензии басилеев на роль реальных правителей формирующихся полисов оказались несостоятельны: они безнадежно и повсеместно проиграли в конкурентной борьбе с опиравшейся на родовые коллективы аристократией. Около VIII в. до н.э. власть басилеев была ликвидирована почти во всех полисах Греции и повсеместно установилось коллективное правление аристократии. Во всех других общественных структурах переходного между первобытностью и классовым обществом строя борьба родовой аристократии и царской (княжеской, королевской) власти заканчивалась победой последней. Большие по сравнению с Грецией размеры протогосударственных объединений других областей и эпох позволяли архаическим властителям опереться на народ и подчинить себе родовую аристократию. На значительных территориях всегда складывалась иерархия общин, противоречия между которыми позволяли царской власти выступать в роли арбитра. В небольших по размеру греческих полисах на ранней стадии их развития практически не было свободных людей, не входивших в родовые коллективы и не подчиненных родовым владыкам. Условия же существования в обстановке постоянной угрозы внешнего мира ("война – общая работа", по выражению К.Маркса) формировали равенство прав отдельных родов и представлявших их аристократов. Так было положено начало той социальной мутации, которая привела к установлению в эллинских полисах особого общественного строя.
Три последующих века греческой истории были наполнены борьбой между аристократическими кланами, связанной с концентрацией земельной собственности, демографическим ростом и экономическим развитием. Результаты этих процессов оказались существенными как для внутреннего развития отдельных полисов, так и для развития полисной цивилизации в целом. Борьба аристократических группировок и обострявшееся из-за концентрации земельной собственности малоземелье стали причиной периодических выселений полисных жителей в колонии. Они несли с собой становящиеся привычными формы полисного общежития. К тому же на новой территории эллины зачастую оказывались в окружении чуждых по культуре людей, так что поневоле должны были держаться за принципы общинного порядка. Поэтому их поселения по всему побережью Средиземного и Черного морей принимали форму полисов, общинные черты которой на новых землях проявлялись еще более четко в связи с большей свободой от родовых традиций. Великая греческая колонизация VIII-VI вв. до н.э. явилась формой расширения полисной цивилизации, первоначальный центр которой находился на Ионийском и Эолийском побережье Малой Азии вместе с сопредельными островами.
Культура этого региона, в котором находилось большая часть эллинских метрополий, была тесно связана с культурой народов Анатолии, по сути будучи периферийной по отношению к цивилизациям Месопотамии и Египта. Однако в новых полисах на колонизуемых землях их влияние было существенно ослаблено. Туда выселялось наиболее активное население метрополий, не приспособившееся к условиям кланового подчинения жизни на родине. С одной стороны, это делало его более приспособленным к изменениям (мутациям) общественной культуры. Отсюда, видимо, происходит расцвет философии, науки, законотворчества и политических идей именно на Западе в Великой Греции. С другой стороны, это способствовало активному приспособлению эллинов к новым условиям жизни, развитию ремесла, торговли, мореплавания. Вновь основанные греческие города были морскими портами и это выдвигало мореплавание и торговлю на роль институтов, поддерживавших популяционное поле. Это отличало полисную цивилизацию от традиционных "сухопутных" цивилизаций, где инструментами поддержания популяционного поля служили политические институты и идеология.
Наличие колоний стимулировало развитие метрополий и убыстряло процесс развития греческих полисов в целом. Разнообразие условий населенных греками областей вело к развитию торговли, специализации и денежных отношений. В результате появляется возможность, накопив деньги, обеспечить себе существование без клановой поддержки рода. В среде греческого демоса появляются богатые люди, которые тяготятся обязанностью содержать родовую аристократию. Они сами могут выступать в роли эксплуататоров немалого числа людей, но этими людьми являются не свободные, а рабы. Богатство и знатность утрачивают свою изначальную связь. Одни из зажиточных демотов живут в родных полисах, общинная взаимопомощь которых сознается ими как важная жизненная ценность. Другие, в основном ремесленники и торговцы, бегут от своих аристократов в другие полисы, становясь там метеками. Количественный рост массы этих людей создавал предпосылку для социального переворота, низвергнувшего власть родовой аристократии. Но победить ее удалось только тогда, когда демос оказался способен перенять у аристократии ведущую роль в военном деле, когда на смену аристократической коннице пришла фаланга тяжеловооруженных пехотинцев-гоплитов.
Расцвет полисного строя.
К концу VI в. до н.э. античная соционормативная культура окончательно созрела и греческие полисы из общинных объединений родов и кланов превращаются в автономные государства. В это же время сама античная цивилизация приблизилась к естественным рубежам своего распространения. Вероятно, поэтому настал момент осознания ею своей сущности и ее отрыва от исходного материнского цивилизационного комплекса Ближнего Востока.
Политически объединенный персами ближневосточный мир рассматривал восточносредиземноморскую периферию как свое естественное продолжение. Скифский поход Дария был проявлением расширительной экспансии Ближневосточной цивилизации, в равной мере выразившейся и в среднеазиатском походе Кира, и в нубийском и ливийском походах армий Камбиза. Наиболее активную роль в колонизационном движении играли греки Малой Азии, полисы которых оказались под властью персов. Но их отношения с персами строились на иной основе, нежели отношения последних с финикийцами, естественными конкурентами греков в торговле, мореплавании и колонизации новых земель. Осознавший к концу VI в. до н.э. свою особость греческий мир воспринимал персов как варваров и не желал мириться с их господством. Греко-персидские войны стали первым рубежом в развитии античной цивилизации, на котором эллины отстояли свое право на ее самостоятельность и уникальность.
Однако по большому счету противостояние греков и персов продолжалось до конца IV в. до н.э., когда оно вылилось в восточный поход Александра Македонского. Уже в V в. до н.э. это противостояние было осознано как противостояние Европы и Азии, в котором персы лишь олицетворяли азиатскую Ближневосточную цивилизацию, стремящуюся поглотить европейскую цивилизацию полисного мира эллинов. Формирование политических инструментов поддержания популяционного поля началось у греков под непосредственным влиянием персидской экспансии и выразилось в создании Делосского морского союза. Защита общих интересов популяции (цивилизации) была объективной задачей входивших в ее состав социальных организмов. Поэтому политические объединения греческих полисов были естественным способом их приспособления к условиям внешней среды. На Западе давление италийского варварского мира и особенно Карфагена привели к образованию Сиракузской державы, в Причерноморье общение со скифским миром – Боспорского царства, в Эгеиде конкуренция с финикийцами и борьба с персами – Афинского морского союза. Фактически в рамках единой полисной цивилизации наблюдается обособление нескольких популяций полисов со своими частными интересами и некоторой спецификой развития – Великая Греция, Киренаика, Балканское побережье и острова Эгеиды, Северное Причерноморье.
Но это обособление не было расхождением культур различных частей античной цивилизации. Оно лишь способствовало еще большему углублению специализации регионов и, как следствие, более активному развитию мореплавания, торговли и денежного обращения. Товарно-денежные отношения не только остаются инструментом поддержания цивилизационной соционорматики, но и все более наращивают свое значение в этом качестве. Это ведет к повышению плотности популяционного поля, означающему на практике активизацию межполисных отношений (экономических, политических, военных, культурных). Следует подчеркнуть, что в отличие от других (традиционных) цивилизаций, у которых плотность популяционного поля уменьшается от центра к периферии, у полисной цивилизации греков она была почти равномерной как в центре, так и на периферии. Это было связано с тем, что ее создал один этнос и этническая соционорматика нигде не вступала в противоречие с цивилизационной.
Специфика социального поля эллинской цивилизации была иной. Оно было соткано из формально однородных ячеек, которые фактически имели разное внутреннее наполнение. Греческие полисы условно разделяются современными исследователями на развивавшиеся по консервативной (Спарта) и по прогрессивной (Афины) модели. Это различие собственно и обеспечивало тот необходимый элемент борьбы противоположностей, который позволял развиваться единству однородного социального поля. Конфликты между полисами разной модели, олицетворявшими (в какой-то степени, абсолютизировавшими) две противоположные стороны – общинность и классовость – полисной государственности, уходят корнями в самое начало их складывания и замирают лишь в результате подчинения полисного мира Македонией. Можно сказать, что эти конфликты были имманентно присущи полисной системе, имея основой автономию полисов. Но при более строгом взгляде очевидно, что целенаправленный характер эта конфликтность приобретает с конца VI в. до н.э., когда завершается складывание полисной государственности и исходное социально-экономическое различие полисов приобретает очерченные политические формы.
В этой связи становится обоснованным иной взгляд на проблему кризиса полисного строя в IV в. до н.э. Внутриполисные конфликты и изменения в архаических формах общежития выступали формой адаптации полиса ко все более уплотняющемуся социальному полю цивилизации, то есть к новым историческим условиям. Чем активнее участвовал полис в общеэллинской экономической и политической жизни, тем заметнее происходила его модификация. Лишь периферийные полисы отсталых областей сохраняли верность традиционным архаическим устоям жизни. Кризис полиса был кризисом его внутреннего роста и совершенствования.
Кризис полисного строя.
Одновременно с кризисом полиса в литературе обращается внимание на параллельно развивавшийся кризис полисной системы в целом. Ее упадок оценивается сквозь призму неспособности полисного мира своими силами создать политическое объединение нового типа и подчинение Эллады Македонией. Действительно, борьба за гегемонию в Греции имела объективной целью объединение как можно большего числа полисов. Эта цель была осознана самими греками и пропагандировалась, в частности, Исократом и Ксенофонтом. В роли объединителей Эллады эти мыслители видели преимущественно лидеров периферийных государств – Агесилая, Гиерона, Александра Ферского, Филиппа. Это было не случайно. Как отмечалось, периферия цивилизации более способна к мутации, то есть созданию нового, нежели центр с повышенной плотностью популяционных признаков. В случае с эллинской цивилизацией однородность ее социального поля не позволяла выдвинуться лидеру из собственно полисной среды. В то же время эта однородность создавала гораздо более плотную зону культурного влияния на периферии, чем у других цивилизаций, где социальное поле равномерно истончается от центра к периферии. Поэтому возвышение Македонии не следует рассматривать в отрыве от эволюции полисного мира, как процесс исключительно македонского саморазвития. Она была той частью буферной зоны между цивилизацией и первобытным миром, которая порождает варварский племенной строй, со временем становящийся основой собственной государственности. Множество исторических примеров (политика Архелая, жизнь Эврипида в Пелле, Филиппа в Фивах, воспитание Александра Аристотелем) указывают на тесную связь Македонии с Грецией, стимулировавшую правящую династию поощрять традицию о этно-языковом родстве греков и македонян.
Автономия полисов длительное время мешала выработке политического инструмента для решения двух основных проблем развития цивилизации – проблемы расширения за пределы естественно сложившихся рубежей и проблемы унификации популяционного поля. Конфликты и войны между полисами были естественной формой выработки такого инструмента, которым стал возникший под эгидой Македонии Панэллинский союз. Установленный Филиппом Македонским социальный мир и порядок в Греции должен был стать предпосылкой для нового этапа унификации полисных порядков. Другая задача – задача расширения, была обозначена в подготовленном Филиппом походе против персов. Однако, несмотря на блестящие политические и военные успехи Филиппа и его сына, возвышение Македонии оказалось неудачной попыткой решения заявленных проблем.
Завоевательная активность Македонии оказалась односторонне запрограммированной слишком затянувшейся борьбой эллинов с Ближневосточной цивилизацией за самостоятельность. Вызов Азии оказался настолько силен, что ответ македонян вышел далеко за рамки интересов античной цивилизации. Потребность политического объединения всего эллинского мира, видимо, подспудно осознавалась, что отразилось в традиции о планах западного похода Александра (а также неудачном походе Зопириона в Причерноморье и позднее Александра Молосского и Пирра в Южную Италию и Сицилию). Восточный поход также первоначально был задуман только с целью завоевания (Малой) Азии для освобождения находившихся там греческих городов. Одновременно решалась проблема экономических связей в регионе Восточного Средиземноморья, в котором пересекались зоны интересов связанных с Македонией греков и связанных с Персией финикийцев. Поэтому совет Пармениона принять предложения Дария, поступившие после битвы при Иссе, отражал реально осознанные задачи восточного похода. Египет, экономически и культурно тяготевший более в восточно-средиземноморскому миру, нежели к ближневосточно-месопотамскому, практически без боя оказался в руках македонян. Однако поход Александра преодолел пределы чисто функционального разрешения проблемы популяционного расширения. В орбиту греко-македонскогой экспансии попали территории, культурно чуждые античной цивилизации, развитие которых определялось иными соционормативными принципами. Держава Александра Македонского, несмотря на величие его исторической авантюры, была заведомо нежизнеспособна.
Озабоченный
стремлением избавиться от опеки сделавшего его царем клана Пармениона Александр
оказался неспособен решить свою главную личную проблему – сравняться в
политической гениальности
3-11-2013, 01:27