Я уже писал Вам в предыдущем послании и считаю нужным повторить здесь, что я лично и мои коллеги ни в коем случае не пошли бы на такой рискованный шаг, сознавая, что минутная выгода, какая бы она ни была, бледнеет перед принципиальной выгодой по сохранению и укреплению доверия между союзниками» [16].
В конечном счете инцидент был смягчен, западные союзники заверили И.В. Сталина в искренности своих действий и намерений. Однако каждая из сторон осталась убежденной в правоте своих позиций.
Итак, не успели отгреметь последние залпы мировой войны в Европе, как мир начал постепенно скатываться в «окопы» новой, на этот раз «холодной войны». Военно-политическое руководство бывших стран-союзниц по антигитлеровской коалиции в рамках своих военных ведомств начали подготовку к послевоенному противостоянию. Классовые и геополитические противоречия между Востоком и Западом выходили на первый план, холод недоверия опускался на Европу и мир в целом.
Тем временем ряды сторонников ухудшения отношений с СССР на Западе росли. После завершения разгрома Германии, по мере приближения окончания второй мировой войны, проблемы взаимоотношений между ведущими державами антифашистской коалиции стали еще более обостряться.
12 мая 1945 г., спустя всего лишь несколько дней после торжеств по случаю подписания Акта о капитуляции немецких войск, У. Черчилль направил новому президенту США Г. Трумэну жесткую антисоветскую телеграмму. которая заканчивалась словами: проблема урегулирования с Россией прежде, чем наша сила исчезнет, затмевает все остальные проблемы» [17].
Еще одним историческим парадоксом является то, что решающий толчок к развертыванию «холодной войны» был дан именно в дни ликования по поводу совместной победы союзников над нацистской Германией. Эта победа привела к кардинальным изменениям в мировой военно-политической ситуации, связанным с резким (безусловно, заслуженным, завоеванным кровью) повышением международного авторитета Советского Союза, к росту его влияния на судьбы народов, в первую очередь Европы. Это не могли не видеть и с этим никак не могли смириться лидеры США и Великобритании. Победа над Германией стала тем рубежом («холмом», по словам У.Черчилля), стоя на котором западные державы были вынуждены осмотреться, решить для себя: а отвечает ли сложившийся в годы второй мировой войны союз реалиям послевоенного времени.
Вот как видел ситуацию в тот переломный момент истории британский лидер: «Уничтожение военной мощи Германии повлекло за собой коренное изменение отношений между коммунистической Россией и западными демократиями. Они потеряли своего общего врага, война против которого была почти единственным звеном, связывавшим их союз. Отныне русский империализм и коммунистическая доктрина не видели и не ставили предела своему продвижению и стремлению к окончательному господству». Главными среди «решающих практических вопросов стратегии и политики» Великобритании и США в этой новой ситуации У. Черчилль видел следующие:
«Во-первых, Советская Россия стала смертельной угрозой для свободного мира; во-вторых, надо немедленно создать новый фронт против ее стремительного продвижения...» [18].
Подобные опасения ощущали и Соединенные Штаты. В американском посольстве и в военной миссии США в Москве посол А. Гарриман и глава миссии генерал-майор Д. Дин развернули в марте-апреле 1945 г. кампанию по разрушению рузвельтовской политики сотрудничества с СССР. Как свидетельствует американская исследовательница Д. Клеменс, в серии посланий, наводнивших в начале апреля Вашингтон, эти два американских представителя, непосредственно отвечавшие за поддержание контактов с Москвой, пытались убедить политическое и военное руководство США в наличии грозящей Соединенным Штатам советской опасности и склонить его к существенному пересмотру политики в отношении СССР [19].
Следует сказать, что при жизни президента Ф. Рузвельта (скончался 12 апреля 1945 г.) это сделать было практически невозможно, однако уже 17 апреля ОКНШ направил в качестве рекомендованного к исполнению документ за № 1313, подготовленный днем раньше генералом Дином, который назывался «Пересмотр политики в отношении России». В пункте 1 (всего в документе было восемь пунктов) говорилось о том, что США помогли «спасти Россию от поражения» и затем «позволили ей нанести сокрушительные удары по врагу». С успехом этой политики «возникло новое и серьезное положение. Мы имеем дело не только с Россией, которая одержала победу над Германией, но и с тем государством, которое так уверено в своих силах, что может занять линию доминирующего поведения по отношению к своим союзникам». В пункте 5 констатировалось, что «военное сотрудничество с Советским Союзом не является важным для США», а в следующем пункте документа № 1313 содержался призыв к отказу от всех, не являвшихся необходимыми для США, направлений сотрудничества с Советским Союзом [20].
Однако курс на пересмотр отношений с СССР еще не был одобрен новым президентом США Г. Трумэном. Несмотря на явно настороженное отношение Г. Трумэна к Советскому Союзу, его все же сдерживала в стремлении снизить уровень отношений со Страной Советов перспектива затяжной и кровопролитной войны против Японии. Эта нерешительность весьма беспокоила главу правительства Англии. Настолько беспокоила, что он не преминул обратить на это внимание американского президента в своей записке от 27 мая 1945 г., озаглавленной «Замечания премьер-министра по поводу послания Дэвиса» (о концепции послевоенного мира). В пункте 5 этого документа У. Черчилль записал: «Следует помнить, что Англия и Соединенные Штаты объединены общей идеологией, а именно – свободой и принципами, изложенными в американской конституции, которые с учетом современных изменений были скромно воспроизведены в Атлантической хартии. Советское правительство придерживается иной философии, а именно -коммунизма, в полной мере использует методы полицейского правления, применяемые им во всех государствах, которые пали жертвой его освободительных объятий. Премьер-министру (это Черчилль говорит о себе. -Ред.) трудно согласиться с мыслью, будто тезис Соединенных Штатов гласит, что Англия и Советская Россия – это просто две иностранные державы, ничем не отличающиеся друг от друга, с которыми приходится улаживать все неприятности закончившейся войны. Если не считать только степени силы, то между добром и злом равенства не существует. Великие дела и принципы, во имя которых страдали и победили Англия и Соединенные Штаты, – это не просто проблема соотношения сил. С ними по существу связано спасение всего мира» [21].
«Спасение мира» британский премьер видел, к сожалению, не в продолжении сотрудничества или хотя бы поиска компромиссов с «коммунистической Россией», а в противопоставлении «добра и зла». При этом преднамеренно или нет им было предано забвению то, что наряду с Англией и Соединенными Штатами во имя «великих дел и принципов» точно также «страдал и побеждал» Советский Союз. Когда перед Великой Британской империей стояласмертельная гитлеровская угроза, оказывается, можно было мириться со «злом» и принимать от народа, якобы олицетворявшего это «зло», жертвы во имя «великих дел и принципов». Когда же эта угроза исчезла, в силу вступили иные принципы и иные подходы к оценке союзников: на первый план выдвинулся политический, классовый эгоизм, идеологическая нетерпимость, что повело бывших союзников по тропе взаимной ненависти, по тропе «холодной войны».
Свою роль в создании атмосферы конфронтации сыграло и неоправданное с точки зрения достижения целей войны против Японии применение Соединенными Штатами атомного оружия против населения городов Хиросима и Нагасаки 6 и 9 августа 1945 г. Применение этого варварского оружия не дало и не могло дать необходимый эффект.
Совершенно очевидно, что, сбрасывая атомные бомбы на японские города, вашингтонские руководители фактически целились в Советский Союз. К такому выводу пришли японские ученые во главе с лауреатом Нобелевской премии физиком X. Юкава в «Белой книге о последствиях атомной бомбардировки». В разделе «Жертва – Япония, противник – Советский Союз» они отмечают, что применение атомных бомб было не столько последним актом второй мировой войны, сколько первой операцией по устрашению в начинавшейся «холодной войне» против СССР. «Жизни трехсот тысяч невинных людей, погибших в Хиросиме и Нагасаки, – заключают авторы, – были, таким образом, жертвой, принесенной Соединенными Штатами на алтарь «холодной войны»» [27].
Мир в те годы пережил, к сожалению, не ослабление военной опасности, как того можно было ожидать после кошмаров мировой войны, а ее эскалацию. Но дело не только в росте количества локальных войн и вооруженных конфликтов по сравнению с предшествующими периодами мировой истории. Появились новые виды и формы силового противоборства, менее очевидные, закамуфлированные и потому создающие дополнительные сложности в борьбе с ними (необъявленные войны, войны «по доверенности», балансирование на грани войны, военное устрашение и т.д.). В 90-е годы, уже за хронологическими рамками окончившейся «холодной войны» в ее заиделогизированном варианте, на Евразийском континенте произошла реанимация, казалось бы, давно списанных здесь в историю гражданских войн (Югославия, Молдавия, Таджикистан, Азербайджан, Грузия...).
Первый и самый сложный вопрос, который возникает в связи со сказанным выше: а можно ли было избежать «холодной войны», остановить начатые еще в годы второй мировой войны опасные тенденции?
Многие факторы объективного и субъективного характера дают достаточно оснований полагать, что шансы на это были минимальными, а после занятия президентского кресла Г. Трумэном и вовсе иллюзорными. Во-первых, к концу мировой войны на отношения СССР и западных держав все большее воздействие стали оказывать разъединительные тенденции, свойственные довоенной обстановке и отражающие глубокие противоречия между странами с различными социально-политическими системами; во-вторых, постоянно росло неприятие Западом советской политики создания «буферной зоны» безопасности из просоветских режимов в Восточной Европе, несмотря на достигнутую в октябре 1944 г. в Москве между Сталиным и Черчиллем, причем именно по инициативе последнего [28], так называемую «процентную» договоренность о разделе «сфер влияния», как буквой, так и духом находившуюся в вопиющем противоречии с положениями Атлантической хартии, о которой высокопарно упоминал британский премьер-министр в своих замечаниях по поводу «послания Дэвиса»; в-третьих, произошло резкое изменение баланса сил, вызванное монопольным овладением США атомным оружием в тайне от СССР как союзника по антигитлеровской коалиции. Период «холодной войны» охарактеризовался острейшим противоборством СССР и США, вызвал беспрецедентную гонку вооружений, ряд международных кризисов, которые не раз подводили мир к порогу ядерной войны.
Практически с 1945 г. в США стали разрабатываться и готовиться так называемые ответные планы войны против СССР с применением оружия массового уничтожения, захвата и оккупации территории СССР и его союзников, которые ныне документально подтверждены. Один из наиболее известных планов – «Дропшот» [29]. Но были и менее известные варианты планов, типа разработанного в марте 1950 г., еще до войны на Корейском полуострове, который предусматривал готовность к тотальной полномасштабной войне с упором на «стратегические военно-воздушные силы, способные нанести массированный атомный удар возмездия» по врагу, представлявшему «абсолютное зло» [30]. Советские планы такого рода тогда однозначно отсутствовали.
«Горячие» же всплески «холодной войны», т.е. локальные войны, стали активно проявляться лишь после фултонской речи У.Черчилля. Для нас, однако, интерес представляет не столько то, когда и где в период «холодной войны» возникали очаги «горячих войн» и конфликтов (эта проблема широко освещена и в западной, и в отечественной печати), сколько то, как работал механизм их предотвращения.
Первым поучительным уроком в этом отношении был берлинский кризис 1948-1949 гг., вызванный введением западными державами новых денежных знаков на оккупированной ими территории Германии, несанкционированным Советским Союзом (что наносило, естественно, немалый экономический ущерб советской зоне оккупации), и введенной советской стороной в ответ на это блокадой сухопутных путей доступа в Западный Берлин. Организованное западными державами воздушное снабжение Западного Берлина существенно снизило эффективность мер советских властей [31]. В то же время новая контрмера – силовая блокада воздушных путей – неизбежно могла привести к вооруженному конфликту в Европе с непредсказуемыми последствиями.
Это обстоятельство вынудило искать компромисс, который был достигнут 5 мая 1949 г. по итогам переговоров СССР, Англии, США и Франции. Блокада Берлина была снята, и угроза военного конфликта устранена. Однако, как показали дальнейшие события, Советский Союз не добился каких-либо ощутимых позитивных результатов, а его смелое предложение о выводе всех оккупационных войск из Германии (что СССР уже в 1948 г. сделал в Северной Корее односторонне) было отклонено. Важно вместе с тем подчеркнуть, что угрозу крупного конфликта удалось предотвратить путем переговоров. Следует с удовлетворением отметить, что, по свидетельству «отца» американской водородной бомбы Э. Теллера, США не решились пойти на «использование атомной монополии» во время берлинского кризиса [32].
Тем не менее следует констатировать, что в развернувшуюся между двумя мировыми системами «холодную войну» были втянуты и надолго остались на ее передовом рубеже оба немецких государства – ФРГ и ГДР. Возникла взаимная угроза существованию политических режимов в этих странах. Объективности ради все же отметим: в то время опасность исходила прежде всего со стороны антикоммунистических и реваншистских сил Федеративной Республики Германии, поддерживаемых странами, входившими в НАТО (кстати, предложение Советского правительства о вступлении СССР в Организацию Североатлантического договора, выраженное в 1952 г. в его ноте, было инициаторами этого военного блока отвергнуто).
Второй берлинский кризис возник летом 1961 г. и также угрожал большой войной. Возведение берлинской стены протяженностью 44,7 км объяснялось необходимостью «пресечь подрывные действия против ГДР из Западного Берлина», что в большой степени соответствовало действительности (со стороны ФРГ активизировалось проникновение в советскую зону оккупации разведывательной агентуры).
Экономическое давление Запада на ГДР к тому времени усилилось. По этим, а также политическим и другим причинам сотни тысяч немцев ежегодно переселялись в ФРГ через Западный Берлин, сообщение ГДР с которым не поддавалось контролю.
Возведение под прикрытием советских войск берлинской стены было по ныне общепризнанным меркам открытым нарушением со стороны СССР и ГДР межсоюзнических соглашений о статусе Берлина, а учитывая нахождение в Западном Берлине войск США, Англии и Франции, оправдывало их вооруженное противодействие этому акту. Однако для той конкретной ситуации рубежа 50 – 60-х годов позиция Германской Демократической Республики вполне понятна. Совет министров ГДР в августе 1961 г. опубликовал следующее решение: «Для прекращения враждебной деятельности реваншистских и милитаристских сил Западной Германии и Западного Берлина вводится такой контроль на границах Германской Демократической Республики, включая границу с западными секторами Большого Берлина, который обычно имеет место на границах каждого суверенного государства» [33]. Меры, принятые руководством ГДР, были согласованы с правительствами стран Варшавского Договора.
Они выступили с совместным заявлением, в котором говорилось: «...На земном шаре нет другого такого места, где бы было размещено столько разведывательных и подрывных центров иностранных государств и где они могли бы действовать столь безнаказанно, как в Западном Берлине. Эти многочисленные подрывные центры засылают в ГДР свою агентуру для совершения различного рода диверсий, вербуют шпионов, подстрекают враждебные элементы к организации актов саботажа и беспорядков в ГДР... Эта подрывная деятельность наносит ущерб не только Германской Демократической Республике, но затрагивает интересы других стран социалистического лагеря. Перед лицом агрессивных устремлений реакционных сил ФРГ и ее союзников по НАТО государства-участники Варшавского Договора не могут не предпринять необходимых мер для обеспечения своей безопасности и прежде всего безопасности Германской Демократической Республики в интересах самого немецкого народа» [34].
Когда американские танки подошли к воздвигавшейся стене, их встретили советские танки. Советским лидером Н.С. Хрущевым был отдан приказ маршалу И.С. Коневу в случае провокации со стороны американцев открывать огонь боевыми снарядами, о чем было сообщено президенту США [35]. Осуществление контроля за обеспечением акции 13 августа 1961 г. маршалом Коневым должно было подчеркнуть решительный характер этих действий, явилось напоминанием того, что войска 1-го Украинского фронта под его командованием в Берлинской операции достигли внушительных результатов.
Как бы то ни было, столкновения не произошло. Позднее стало известно о том, что берлинский вопрос обсуждался Д. Кеннеди и Н.Хрущевым во время их встречи в Вене 3-4 июля 1961 г. и между ними было достигнуто неформальное соглашение, что в любом случае доступ военнослужащим и другим гражданам США, Англии и Франции из Западного Берлина в Восточный, столицу ГДР, останется свободным [36].
Это был первый в истории «холодный войны» случай, когда личный контакт руководителей двух государств позволил найти такое компромиссное решение, которое в конечном счете предотвратило сползание к войне. По признанию руководства ЦРУ, пограничные меры в Берлине полностью расстроили функционирование специальных инфрастуктур, созданных американской разведкой, минимум на два года [37]. При этом, все же берлинская стена на многие годы осталась символом идеологической непримиримости двух систем. Вскоре Хрущеву и Кеннеди потребовалось принять компромиссное решение в еще более опасной обстановке, когда мир был на грани ядерной войны, – в ходе Карибского кризиса.
Для американцев выявление скрытного размещения советских ядерных ракет на Кубе (операция «Анадырь»), какими бы благими целями это ни оправдывалось, означало, что над их страной нависла опасность, масштабы которой не имели прецедента в ее истории. Решение жестко пресечь доставку на Кубу новых советских ракет было объяснимо, но в то же время грозило миру ядерной катастрофой. Ракетные системы двух стран были готовы к немедленному нанесению взаимных ударов. Разрастание конфликта удалось предотвратить, что называется, «в последний час», в ходе крайне напряженных переговоров лидеров двух сверхдержав, которые все же достигли разумного компромисса на пределе возможностей.
В годы «холодной войны» были, к сожалению, и такие политические и военные кризисы, в том числе «горячие войны», которые не удалось предотвратить и которые грозили перерасти в глобальные ядерные, например война в Корее. Однако и здесь удалось найти пути предотвращения мировой войны.
Беспристрастный анализ вышеназванных и других событий «холодной войны», который стал возможен в свете открывшихся новых фактов и документов, позволяет приблизиться к объективному ответу на вопрос о том, почему же не удалось предупредить дальнейшее негативное развитие развязанной еще в середине 40-х годов «холодной войны».
Известный дипломат и политический деятель США Дж. Кеннан, касаясь ядерной темы, пишет: «Давайте не будем наводить тень на ясный день, сваливая всю ответственность на наших противников. Мы должны помнить, что именно мы, американцы, на каждом повороте пути были инициаторами дальнейшей разработки подобного оружия. Мы первые создали и провели испытания такого устройства, первыми создали водородную бомбу, мы первыми создали многозарядную боеголовку, мы отклонили всякие предложения отказаться в принципе от применения ядерного оружия первыми и мы одни – да простит нам Бог – употребили это оружие против десятков тысяч беззащитных мирных граждан» [44].
С таких же трезвых позиций проанализируем поведение в годы «холодной войны» советского руководства.
Бывшие руководители Советского Союза И.В. Сталин, Н.С. Хрущев, а затем Л.И. Брежнев нередко проявляли в тех условиях недальновидность, давали вовлечь СССР в гонку ядерного и обычного вооружений, недооценивали политические и другие невоенные методы и средства обеспечения безопасности страны.
Советское
(также как и западное) мышление разделяло мир на две части – «мы» и «они».
Советская политика тем самым лишала себя возможности использовать наличие
серьезных противоречий между странами Запада, не говоря уже о том, что не было
возможности приобрести союзников в одном конкретном вопросе, даже если во всех
остальных вопросах
3-11-2013, 01:27