Подлинный герой книги – это его героиня, тропиканка, сошедшая то ли со страниц, то ли с экрана очередного латиноамериканского сериала. По сравнению с ней остальные персонажи – лишь бледные тени. Вот только зачем она появилась в романе – или зачем в нем Робинзон и его остров?
Новое видение проблемы: «Пятница» М. Турнье. Новизна постмодернистского романа – некий аналог (если угодно - симулякр) понятия «научной новизны», которая предполагает противопоставление самобытной точки зрения автора взглядам его оппонентов.
Настоящий герой необитаемого острова, утверждает француз, не Робинзон, а его спутник Пятница. Создав этот образ, Даниэль Дефо так не сумел его по достоинству оценить. Впрочем, время все ставит на свои места - то, что не сумел разглядеть англичанин, сделал за него спустя два с половиной столетия француз, за что и был вознагражден престижной Гонкуровской премией.
Междисциплинарный подход или работа «на стыке»: «Остров накануне» Умберто Эко. Эко – прекрасный писатель, однако его подлинное призвание – преподавание; чтобы ни написал автор, это всегда будет очередной блестящей лекцией по истории культуры. Внешняя фабула приключенческого романа, шум океанского прибоя, коралловые рифы, монахи-водолазы и затонувшие корабли - всего лишь афиша, приманка, маска или вуаль дамы легкого поведения, надеваемая аристократкой-постмодернисткой (вспомним приведенное выше определение) с единственной целью - дурачить похотливых простаков.
Постмодернизм наступает; современные литераторы сами хотят не только создавать романы, но и рассуждать о них. Что же остается на долю критиков и литературоведов, вытесняемых из своей исконной вотчины? Ответить на вызов, устремив свои взоры туда, откуда уходит литература – в сферу образов и вымысла?
Перефразируя строки классика, скажем:
«Постмодернизм - хоть имя дико,
Но мне ласкает слух оно».
Последний герой как симулякр Робинзона
Одной из самых популярных передач российского телевидения последних лет стала телеигра «Последний герой».
«Последний герой» - российский вариант модного западного реалити-шоу под названием «Уцелевший». Организаторы шоу доставляют на пустынный тропический остров специально подобранную группу добровольцев. Оказавшись в положении робинзонов, участники игры, разделенные на отдельные группы или «племена» начинают борьбу за существование. Люди, плохо приспособленные к жизни на острове или не нашедшие общего языка с «соплеменниками», тотчас же выбывают из игры. Участь быть съеденным неудачникам не грозит; да и сам процесс отсеивания производится самым что ни на есть демократическим образом – путем голосования, в котором принимают участие все обитатели острова. Наиболее драматичные и зрелищные эпизоды транслируются по телевидению; чтобы привлечь внимание зрителей устроители игры часто привлекают к участию в ней известных людей, киноактеров и звезд шоу-бизнеса.
Уцелевшему – «последнему герою», оставшемуся на острове достается внушительный денежный приз. Зрители, получившие эмоциональный заряд от созерцания драматических перипетий чужой жизни, тоже могут быть довольны – в первую очередь те из них, кто отдал свои симпатии победителю.
Идея игры основана на сюжете книги Дефо. Но действительно ли «последний герой» - это Робинзон нашего времени?
Попробуем сформулировать, что же представляет собой классическая (по Дефо) «робинзонада» и кто такой Робинзон.
Итак, Робинзон (как явление или, если угодно, символ), - это:
Человек, вынужденно, в силу обстоятельств оказавшийся на уединенном, отрезанном от цивилизации острове.
Человек, живущий продолжительное время в полном одиночестве (дикари, время от времени приплывающие на остров для проведения каннибальской трапезы, не в счет).
Человек, не знающий, когда придет – и придет ли когда-нибудь конец его одиночеству.
Человек, лишенный связи с «большой землей» и возможности пользоваться благами цивилизации, - кроме тех, что удалось добыть с затонувшего корабля.
Разумеется, требовать выполнения в полном объеме этих требований было бы бесчеловечно – речь все-таки идет об игре, а не о варварском эксперименте над людьми. Но зададимся вопросом – много ли в этой игре от истинной робинзонады?
Советские литературоведы в свое время упрекали Робинзона в том, что он превратил доброго туземца Пятницу в своего слугу. Жизнь современных робинзонов на острове обеспечивает уже не один пятница, а целое племя.
Главное испытание, которому подвергался Робинзон – одиночество, полное отсутствие других людей; домашние животные, которых он заводит – попытка хоть как-то его заполнить.
Остров «Последнего героя» не изолирован, а напротив, абсолютно проницаем и прозрачен. Проблема людей, которые живут на нем – не одиночество, а скорее его отсутствие. Даже если рядом нет товарищей по племени, участник шоу все равно не один - за ним непрерывно наблюдают. «Большой брат» притаился за каждым кустом, подглядывает в каждое окошко и подслушивает каждое брошенное слово, он везде и одновременно нигде. Не случайно, что из всех участников игры лучше всех в этой ситуации себя ощущали актеры и музыканты – люди, привыкшие к постоянному и пристальному вниманию публики.
«Последний герой» - не Робинзон, а его антипод, а события, происходящие на острове - «антиробинзонада», как и всякое реалити-шоу. Как сказал великий драматург, жизнь – игра. Но это игра, участники которой если и не выбирают себе роли, то хотя бы сохраняют иллюзию свободы воли. Участники реалити-шоу верят в то, что они актеры, хотя в действительности просто живут по бездарному сценарию, написанному за них другими.
Но дело не только в этом. Цель героя Дефо не сводилась только к тому, чтобы выжить - тем более за счет других. Робинзон стремился создать на острове своего рода «утопию», идеальное общество – сначала в одиночку, а потом вместе с Пятницей и был рад принять к себе новых поселенцев.
Идеология «Последнего героя» заимствована из «черной робинзонады», сводящейся к борьбе за выживание и войне «всех против всех». Она наверняка пришлась бы по душе каторжникам, которых оставил вместо себя на острове герой Дефо, но не самому моряку.
Последний герой – не Робинзон Крузо, а его антипод, или, в терминах постмодернистской культуры, «симулякр». Жизнеутверждающая эпопея Дефо в постановке творцов жанра «реалити» превратилась в циничное и злое шоу, или, в лучшем случае – клоунаду. Две тысячи лет назад жители древнего Рима тоже развлекались игрой в «уцелевшего» – гладиаторскими боями. Последним героем становился боец, уничтоживший всех своих противников и оставшийся в живых - в самом что ни на есть буквальном смысле.
Мне кажется, что идеология современной версии «последнего героя» восходит своими корнями именно к этим древним языческим обычаям.
Разумеется, речь идет всего лишь о безобидной игре. Но обратим внимание на факт, о котором писала зарубежная пресса. Один из участников шведского варианта «Последнего героя», несправедливо, по его мнению, исключенный командой из игры, испытал такой сильный эмоциональный шок, что через две недели по возвращении с острова покончил жизнь самоубийством.
Троянская война и республика Либерталия
Гениальный писатель, талантливый публицист, энергичный, но неудачливый предприниматель, секретный агент британского правительства ее величества королевы Даниэль Дефо был ко всему прочему еще и мастером мистификаций.
Чего только стоит одна только история с пиратским государством на Мадагаскаре!
Во всех книгах по истории пиратства упоминается республика Либерталия, созданная в конце XVII века флибустьерами на Мадагаскаре. Сведения о ней историки черпали из авторитетного двухтомного издания XVIII века - "Всеобщая история грабежей и смертоубийств, учиненных самыми знаменитыми пиратами, а также их нравы, их порядки, их вожаки с самого начала пиратства и их появления на острове Провидения до сих времен". Первый том вышел в Лондоне в 1724 году, второй - в 1728-м. Автор исследования, считавшегося документальным и заслуживающим доверия источником и неоднократно переиздавалось – некий капитан Чарльз Джонсон.
Флибустьерская республика родилась не стихийно, а была одной из первых попыток воплощения в жизнь идей утопического социализма. Организовали ее два приятеля-идеалиста - провансальский дворянин Миссон, который и стал президентом республики и доминиканский монах Караччиоли. Среди разноплеменных граждан Либерталии, по словам Джонсона, царили равенство и братство, частная собственность была отменена. Сообща строились дома, правительственные здания, доки и крепостные сооружения. Жилища запрещалось отгораживать друг от друга, а продукты распределялись поровну между людьми.
Республика процветала, однако именно это и погубило ее. Поселенцы старались поддерживать хорошие отношения с туземным населением, однако Мадагаскар – большой остров, на котором жило много племен. Самые дикие и свирепые, прослышав о счастливой жизни и богатстве мадагаскарских коммунаров, объединив свои силы, коварно напали на поселенцев и перебили их.
Совсем недавно появились новые сенсационные сведения о государстве победившей утопии, найденные американским литературоведом Джоном Робертом Муром.
Выяснилось, что драматическая история первого в мире острова свободы, которая принималась на веру научными кругами почти триста лет, была всего лишь мистификацией. Утопическая реальность обернулась миражом. Чарлз Джонсон, под именем которого вышла в свет история пиратов - один из псевдонимов Даниэля Дефо, а пресловутая Либерталия – порождение его фантазии.
Историки отмечают, что в эпоху Дефо любимым чтением англичан были художественные произведения под видом документальных историй или мемуаров. "Дефо, - как пишут М. И Д. Урновы, - находился в той стране и в то время и перед той аудиторией, где вымысла не признавали в принципе. Поэтому, начиная с читателями ту же игру, что и Сервантес... Дефо не решился объявить об этом прямо".
Жанр романа только рождался, и вместе с ним рождался его читатель, который пока еще не был готов определиться в своих вкусах. Будущее показало, что читателям были нужны романы, хотя сами они пока думали, что нуждаются в правдивых историях.
Авторы, которые удавалось соединить оба жанра, становились кумирами читающей публики. Дефо – не единственный пример; самый знаменитый приключенческий роман всех времен и народов, «Три мушкетера» Дюма – всего лишь римейк псевдомемуаров Дартаньяна, написанных французским беллетристом Куртилем де Сандрасом,
Эпопея, созданная великим Гомером, так и осталась одновременно историческим и художественным произведением – просто потому, что до наших дней не дошло других источников о той легендарной эпохе. Времена Дефо намного ближе к нам, чем эпоха героев Троянской войны, однако и в ней реальность и вымысел оказываются порой неразличимы.
Почему же не только читатели, но и почтенный ученый мир так легко поддался обаянию вымыслов Дефо?
Черта творчества писателя, которую признают практически все литературные критики – достоверность, правдоподобие и точность описания деталей быта и материальных предметов в его произведениях. Вспомним хотя бы эпизод из «Робинзона Крузо», в котором герой рассуждает о судьбе своих товарищей по плаванию: «Я думал о своих товарищах, которые все утонули, и о том, что кроме меня не спаслась ни одна душа; по крайней мере, никого из них я больше не видел; от них и следов не осталось, кроме трех шляп, одной фуражки да двух непарных башмаков, выброшенных морем».
Дефо – реалист, однако реализм его книг всегда обманчив. Истинный литературный реализм – магический.
Полное название романа Дефо заканчивается словами «Написано им самим». В подлинность дневника Робинзона, в отличие от истории Либерталии, читатели не поверили, - скорее всего, потому что подлинного автора было уже невозможно скрыть.
Хотя, быть может, мистификация романа Дефо заключена не только в названии?
Перешеек, который оказался островом или главная тайна Робинзона
Мы уже приводили слова Даниэля Дефо про то, что его книгу неправильно поняли. Так что же на самом деле хотел сказать автор?
В эпоху постмодернизма критика и художественная литература часто меняются местами. Если писатели становятся литературоведами, то что мешает последним вторгнуться в область фантазии?
Перед вами первая гипотеза.
Истинный Робинзон Крузо – не тот, за кого он пытается себя выдать. Он не жертва кораблекрушения и несчастный страдалец, «пленник» острова, а добровольный отшельник, человек, который очутился на уединенном необитаемом острове в океане потому, что сам захотел этого. Попробуем это обосновать.
После очередной поездки Робинзона, едва не закончившейся катастрофой, старший друг дает юноше следующий умный совет:
« Молодой человек! Вам больше никогда не следует пускаться в море, случившееся с нами вы должны принять за явное и несомненное знамение, что вам не суждено быть мореплавателем». Этот совет, как и совет своего любящего отца про «золотую середину», которой следовало бы придерживаться любому здравомыслящему человеку, он пропускает мимо ушей. Но не по причине юношеской легкомысленности. Робинзон и не собирается быть мореплавателем – просто он ищет свой остров, а оказаться на острове в ту эпоху можно было, только совершив путешествие по морю. Действия совершаемые, казалось бы, наперекор судьбе, твердо ведут Робинзона к намеченной цели.
Казалось бы, многие страницы книги входят в противоречие с этой версией. Островитянин постоянно жалуется на свою судьбу (бедный, бедный Робинзон Крузо) и время от времени строит планы сбежать с острова. Но дальше планов и строительства большой лодки, которую так и не удается спустить на воду, дело почему-то не идет. Хотя большая земля совсем близко, ее даже можно увидеть с вершины не самой высокой горы.
Вспомним заданный Робинзону вопрос, который послужил эпиграфом к статье и продолжим диалог героев романа Кутзее.
«- Куда же мне бежать? – спросил он, улыбнувшись своим мыслям, словно иной ответ на мой вопрос был невозможен.
- Ну, вы могли бы уплыть к берегам Бразилии или встретить корабль, который поднял бы вас на борт.
- Бразилия лежит в сотнях миль отсюда (Бразилия Дефо расположена гораздо ближе к острову, чем Бразилия Кутзее), и населена она людоедами.
- Позвольте мне не согласиться с вами, сказала я. – Проведя в Бразилии два долгих года, я ни разу не встретила там людоедов».
Есть в Бразилии людоеды, нет в Бразилии людоедов – вопрос, на который наука того времени не давала однозначного ответа. Но может быть, стоило отважиться провести собственный эксперимент?
В стремлении покинуть остров наш герой явно не проявляет качеств, столь характерных для него во всех остальных начинаниях – силы воли, упорства, настойчивости в достижении цели. А ведь его пристанище – это не далекий архипелаг Хуан Фернандес, затерянный в просторах Тихого океана, а остров, лежащий неподалеку от устья реки Ориноко. В хорошую погоду с него отчетливо виден американский материк (со временем Робинзон узнает, что видел не сам континент, а всего лишь другой остров, но тогда-то он этого не знал!).
Уплыть с острова, скажете вы, означает подвергнуть себя тысяче опасностей – штормы и опасные течения, хищные спруты, голодные акулы или еще более изголодавшиеся каннибалы, заносчивые испанские кабальеро, готовые видеть врага в любом чужеземце, а уж тем более - в еретике-англичанине.
Конечно, Робинзон - не искатель приключений, а обычный буржуа; однако вся его жизнь за пределами острова говорит о том, что трусом он не был. Европейская цивилизация только начинала свое триумфальное шествие по земному шару; конкистадоры-коммерсанты, идущие в ее авангарде, на каждом шагу сталкивались с неизвестностью, что требовало от них недюжинной отваги.
Быть может, горести и бедствия, обрушившиеся на героя, сделали его другим человеком, робким и нерешительным? Любой на его месте мог бы отчаяться, впасть в уныние или просто сойти с ума. Но ведь с Робинзоном как раз ничего подобного не случилось - он сохранил бодрость, энергию и жизнерадостность! Хотя при этом почему-то напрочь забыл о цивилизованной жизни, родине и близких на долгих 28 лет.
Бывший буржуа, очутившись на необитаемом острове, превратился в пресловутого пролетария из коммунистического манифеста Карла Маркса - ему теперь нечего терять, кроме своих цепей, а приобрести он мог бы весь мир. Однако Робинзон не торопится его завоевывать – но не потому, что самая передовая в мире идеология еще не придумана; чужой мир не нужен ему, потому что он уже обрел свой собственный.
Послушаем рассуждения героя:
«Я ушел от всякой мирской скверны; у меня не было ни плотских искушений, ни соблазна очей, ни гордости жизни. Мне нечего было желать, потому что я имел все, чем мог наслаждаться. Я был господином моего острова или, если хотите, мог считать себя королем или императором всей страны, которой я владел. У меня не было соперников, не было конкурентов, никто не оспаривал моей власти, я ни с кем ее не делил. Я мог бы нагрузить целые корабли, но мне это было не нужно, и я сеял ровно столько, чтобы хватило для меня. У меня было столько лесу, что я мог построить целый флот, и столько винограду, что все корабли моего флота можно было бы нагрузить вином и изюмом».
«Беседы с Пятницей до такой степени наполняли все мои свободные часы и так тесна была наша дружба, что я не заметил, как пролетели последние три года моего искуса, которые мы прожили вместе. Я был вполне счастлив, если только в подлунном мире возможно полное счастье».
Вы скажете – написано человеком, который после долгих лет одиночества смирился со своей участью. На мой же взгляд это - это искренние мысли человека, который сам выбрал свою участь и был по-своему счастлив.
Наш герой – человек «не от мира сего». Дефо пишет, что покинув остров и вернувшись на родину, Робинзон женится (как сказано в романе, «не безвыгодно и вполне удачно во всех отношениях») и заводит потомство. Женитьба эта навязана автором пожилому герою с одной единственной целью: показать, что его герой – нормальный, полноценный и здоровый человек. Впрочем. Как легко предположить, семейное счастье Робинзона продлилось недолго.
Робинзон, по меркам своего времени, – старый человек, вдобавок глава семейства. Он вдоволь постранствовал по свету, испытал приключения, которых иным людям хватило бы на десяток жизней. Как пишет сам герой: «не существовало того мотива, который побуждает обыкновенно отправляться в дальние странствия: мне не к чему было добиваться богатства, нечего было искать. Если б я нажил еще десять тысяч фунтов стерлингов, я не сделался бы богаче, так как я уже имел вполне достаточно для себя и для тех, кого мне нужно было обеспечить». Однако Робинзон одержим одной идеей - островом. «Ничто не могло выбить из моей головы намерение съездить на остров; оно так часто прорывалось в моих речах, что со мной стало скучно разговаривать; я не мог говорить ни о чем другом: все разговоры сводились у меня к одному и тому же».
Причина
этой одержимости проста - Робинзон, как и его прототип Селькирк, был счастлив
на своем острове. Как пишет в своем очерке журналист Ричард Стиль, перспектива
возвращения на родину не вызвала в Селькирке особой радости. “Когда корабль, на
котором он вернулся в Англию, подошел к его острову, он встретил с величайшим
равнодушием возможность уехать на этом корабле, но с большой радостью
3-11-2013, 01:39