турция экономика европейский союз
В 1963 г. в Анкаре был подписан договор об ассоциации Турции и Европейского экономического сообщества, положивший начало, как оказалось, весьма длительному и сложно протекающему процессу интеграции Турции в Западную Европу.
Поступательное развитие торгово-экономических отношений сторон на протяжении более чем десяти лет было прервано в 1976 г. так называемым кризисом ассоциированности, когда Турция заморозила выполнение своих обязательств по отношению к сообществу. Экономический кризис, разразившийся в Турции в 1979 г., явился одной из основных причин военного переворота 1980 г. Комментируя развитие отношений сторон в конце 70-х-начале 80-х годов, В.В.Ку-наков отмечал, что «…реалии экономического положения и стран ЕС, и Турции (кризис и посткризисная фаза, хотя и разные по качественным показателям) не позволяли обеим сторонам выполнять взятые на себя обязательства»1 .
Относительно быстрый выход турецкой экономики из кризиса и ее успешное развитие в первой половине 80-х годов наряду со стабилизацией внутриполитического положения явились поводом для активизации европейского направления во внешнеэкономической политике Турции: в апреле 1987 г. она подала официальный запрос о полном членстве в ЕС. В ответе ЕС, который Еврокомиссия огласила в 1989 г., констатировалось: «Экономическая и политическая ситуация в Турции свидетельствует о том, что необходимые изменения, с которыми Турция столкнется в случае принятия в ЕС, могут быть обеспечены в среднесрочной перспективе»2 . Данная формулировка означала, что и сам вопрос о членстве может быть решен только в среднесрочной перспективе, временные границы которой крайне неопределенны. Тем не менее следствием шага по сближению с ЕС, предпринятого Турцией, стало возобновление процесса постепенного снижения таможенных пошлин в отношении стран Евросоюза и адаптации к Единому внешнему тарифу ЕС.
Завершение этого процесса ознаменовалось созданием в январе 1996 г. таможенного союза, рассматривавшегося в ранее принятых документах в качестве заключительного этапа в процессе ассоциации, который должен непосредственно предшествовать принятию Турции в полноправные члены ЕС. И хотя официальные лица страны прикладывали немало усилий для акцентирования внимания на положительных аспектах этого события, спустя некоторое время в турецком обществе явственно стали звучать мотивы раздражения и обманутых надежд, порождавшиеся именно тем обстоятельством, что таможенный союз и членство Турции в Евросоюзе оказались разделены во времени. Основные аргументы скептически настроенных политиков, экономистов и публицистов сводились к следующему. Действие таможенного союза распространяется на промышленные товары, доля которых в двусторонней торговле составляет более 90%. Следовательно, с учетом значительно возросшего после 1996 г. дефицита Турции в торговле со странами Союза (см. табл. 1) последние еще до получения Турецкой Республикой статуса его официального члена начали активно использовать режим свободной торговли для расширения своего присутствия на рынке Турции.
Следует подчеркнуть, что новый статус Турции не налагал на страны ЕС жестких обязательств с точки зрения оказания ей финансовой поддержки. При этом некоторые виды кредитов или финансовой помощи, выделение которых все же было предусмотрено по линии Европейского инвестиционного банка или же непосредственно из бюджета Евросоюза, в конечном итоге так и не были получены турецкой стороной из-за вето, наложенного Грецией. В итоге многие аналитики сходились во мнении, что ЕС превратил Турцию в новый рынок сбыта, не понеся при этом сколько-нибудь серьезных финансовых затрат.
В то же время страны Союза, очевидно, были склонны трактовать образование таможенного союза как своего рода уступку, которую они стремились использовать для отсрочки принятия решения о придании Турции статуса официального кандидата на вступление в ЕС. С точки зрения Турции подобный маневр выглядел особенно раздражающим на фоне активизации процесса расширения Евросоюза после изменения геополитических условий в Европе, приведших к распаду социалистического блока и появлению ряда стран, которые начали активно двигаться по пути построения экономик рыночного типа. Пика обострения отношения двух сторон достигли в конце 1997 г., после состоявшейся в Люксембурге встречи глав государств и правительств ЕС, которая получила название «саммита расширения». На встрече было принято окончательное решение о приеме 11 новых членов, причем Турция не была включена даже во вторую волну расширения, которая должна была охватить 5 из 11 государств-кандидатов. Формально свою позицию страны Евросоюза объяснили тем, что Турция не удовлетворяет в должной степени политическим и экономическим требованиям для вступления в ЕС. Но по некоторым показателям экономического развития Турция на тот момент не только не уступала, но и опережала такие страны-кандидаты, как Болгария и Румыния. Претензии по соблюдению демократических правовых норм были предъявлены и Словакии, которая тем не менее также была включена в список кандидатов. Данные обстоятельства побудили представителя Турции заявить на люксембургском саммите о неискренности ЕС в отношении его страны. При этом подразумевалось, что действительной причиной для дискриминации Турции стал мусульманский фактор3 .
Отрицательный резонанс, который вызвала встреча в Люксембурге в официальных турецких кругах, оказался настолько глубок, что Анкара выступила с угрозой бойкота товаров из стран Евросоюза. Турецкий кабинет министров намеревался составить неофициальный черный список торговых компаний, зарегистрированных в государствах, «нелояльных» к Турции. Тем не менее правительство отклонило предложение некоторых министров о введении эмбарго в отношении товаров из Западной Европы.
И хотя некоторое время спустя раздражение официальной Анкары стало менее явным, следует признать снижение активности в отношениях сторон, проявившееся в первую очередь в ослаблении влияния ЕС на пересмотр правовых норм в Турции, равно как и на ее экономическое развитие.
Одновременно в этот период происходила дальнейшая дискредитация идеи таможенного союза в общественном мнении страны. Авторы работы, подготовленной одним из турецких исследовательских центров в Германии, «Турция и Европейское сообщество» подчеркивали, что «если Европейское сообщество откладывает принятие Турции в свои ряды, стремясь защитить турецкую промышленность от конкуренции западноевропейских товаров, то не следует торопиться и с созданием таможенного союза, который поставит местных производителей в те же самые условия жесткой конкуренции. Но в рамках таможенного союза обострение конкуренции для Турции не будет сопровождаться предоставлением ей обязательной финансовой поддержки, поскольку Турция не получит доступа к структурным фондам ЕС»4 .
По мнению некоторых аналитиков, решение вопроса о принятии Турции в члены ЕС откладывалось по той причине, что экономически ситуация, сложившаяся на тот момент, являлась оптимальной с точки зрения ЕС: основные преимущества, которые могло принести членство Турции, а именно новый емкий рынок, он уже получил с образованием таможенного союза и при этом сумел избежать значительных издержек. «Турция в таможенном союзе играет лишь роль объекта налогообложения», – писал обозреватель турецкой экономической газеты «Finansal Forum» И. Решат Озкан. При этом в Турции часто высказывалось мнение, что нерешенные политические проблемы используются странами ЕС в качестве предлога для возможно более длительного уклонения от пересмотра сложившегося положения вещей.
Новый период во взаимоотношениях сторон, часто высокопарно именуемый в турецкой печати «новой эрой», начался с декабря 1999 г.,когда на состоявшейся в Хельсинки встрече глав государств и правительств ЕС Турции был предоставлен официальный статус страны-кандидата на вступление в члены ЕС. Наряду с изменением формального статуса большое значение имели некоторые подвижки в подходах к проблеме приема новых членов со стороны Евросоюза, а также смена приоритетов в социально-экономической жизни самой Турции.
Определенный положительный резонанс в Турции вызвало опубликование данных опроса общественного мнения, проведенного среди жителей стран-членов ЕС по проблеме полноправного членства Турции накануне хельсинского саммита5 . В опросе приняли участие 11 тыс. респондентов. На вопрос «Желаете ли вы видеть Турцию полноправным членом ЕС?» число давших положительный ответ составило в Испании 32%, в Португалии – 28%, в Англии- 23%, в Греции и Голландии – 22%, в Ирландии – 19%, в Финляндии – 18%, во Франции – 17%, в Германии – 9%, в Австрии – 6,5%. На вопрос «Считаете ли вы, что Турция будет принята в полноправные члены ЕС?» количество ответивших утвердительно составило в Греции – 45%, в Голландии – 36%, в Англии – 26%, в Португалии и Ирландии – 25%, в Финляндии – 24%, в Испании – 18%, во Франции – 16%, в Германии – 15%,в Австрии – 14%. При этом среди причин, по которым возможно принятие положительного решения о полноправном членстве Турции в ЕС, на первом месте фигурировали ее геополитическое положение (37%) и динамично развивающаяся экономика (34%). Среди причин, по которым респонденты считали принятие Турции в полноправные члены Союза невозможным, первое место с большим отрывом заняла нерешенность проблемы прав человека (62%), второе – недостаточный уровень экономического развития (45%). Лишь 19% опрошенных отметили в качестве препятствия то обстоятельство, что в результате принятия Турции в рамках ЕС будет нарушена религиозная однородность.
Таким образом, итоги опроса свидетельствовали, с одной стороны, об отсутствии у жителей стран Западной Европы единодушного сопротивления решению о полноправном членстве Турции, а с другой, – о том, что в ряду основных препятствий на пути двустороннего сближения рассматривались все же отнюдь не религиозные факторы, а объективно требовавшие своего решения проблемы в сфере прав человека и экономики Турции.
Важным позитивным обстоятельством в процессе двустороннего сближения следует считать конкретизацию задач по решению названных проблем. Вступление ЕС в процесс масштабного расширения вызвало необходимость выработки более или менее универсальных и, по возможности, формализованных критериев, достижение которых обеспечивало бы членство в Союзе. В июне 1993 г. на заседании Европейского Совета в Копенгагене было признано право стран Центральной и Восточной Европы на вступление в ЕС в случае соответствия следующим трем составным критериям, которые в последующем получили название копенгагенских6 :
Политические критерии предусматривают существование стабильно действующих институтов, которые гарантируют соблюдение демократических прав, обеспечивают власть закона и соблюдение прав человека, в том числе национальных меньшинств;
Экономические критерии предусматривают, во-первых, наличие работающей рыночной экономики, что означает либерализацию цен и системы внутренней торговли, а также обладание соответствующей законодательной базой, в первую очередь обеспечивающей защиту прав собственности. Макроэкономическая стабильность и достижение в обществе консенсуса по основным направлениям проводимой экономической политики выступают факторами, повышающими действенность рыночной экономики. Кроме того, с точки зрения экономической эффективности важны развитый финансовый сектор, а также отсутствие барьеров на пути вхождения агентов на рынок и ухода с него. Во-вторых, национальная экономика должна обладать потенциалом, достаточным для того, чтобы противостоять конкурентному давлению со стороны других членов Союза, что как раз предопределяется существованием функционирующей рыночной экономики, стабильной макроэкономической ситуацией, позволяющей экономическим агентам принимать решения в условиях предсказуемости. Соответствие этому критерию предполагает также наличие достаточного человеческого и физического капитала, включая инфраструктуру, необходимую реструктуризацию предприятий и инвестиционную активность в частном секторе. При этом предприятия должны иметь достаточные возможности для привлечения кредитов в целях реструктуризации и использования инноваций. Кроме того, признано, что чем выше степень интеграции национальной экономики и стран ЕС, которая оценивается через стоимостный и физический объемы взаимной торговли, тем легче достигается соответствие названным критериям.
Третий критерий предусматривает приверженность страны ценностям Евросоюза, то есть его различным политическим, экономическим целям.
С 1998 г. при анализе состояния национальной экономики Турции Комиссия Евросоюза руководствуется именно системой копенгагенских критериев. Такая, хотя и весьма относительная, формализация критериев для вступления в Евросоюз все же служит цели внесения большей определенности в перспективы членства Турции и позволяет конкретизировать те экономические задачи, которые должны быть решены для реализации этих перспектив.
Что касается внутриэкономических изменений, имеющих положительное значение с точки зрения приближения Турции к статусу полноправного члена ЕС, то следует обратить внимание на следующие важные тенденции. Хотя 80–90-е годы прошли для экономики Турции под лозунгами либеральных реформ, в действительности приверженность курсу на построение рыночной системы хозяйства осложнялась длительной и привычной для Турции традицией участия государства в экономическом развитии. Изменение роли государства оказалось весьма трудным процессом, неоднозначно воспринимавшимся обществом, что замедляло ход перемен.
В результате реформирование такой важнейшей сферы, как государственные финансы, проводилось весьма непоследовательно. Вопреки установкам на либерализацию экономики, соотношение между использованием фискальных и кредитно-денежных рычагов экономической политики неизменно, с большим перевесом сохранялось за первыми. Наиболее убедительное тому подтверждение – остававшаяся нерешенной до 2001 г. проблема независимости Центрального банка Турции от исполнительной власти. Данный факт свидетельствовал об устойчиво прокейнсианской концепции государственной финансовой политики. В структуре государственных расходов неизменно присутствовали статьи, использовавшиеся в целях субсидирования тех или иных групп экономических агентов, что, с одной стороны, противоречило курсу на рыночную модернизацию экономики, а с другой, – являлось источником хронических дефицитов. В связи с данной проблемой видный турецкий исследователь З.Ониш писал: «Фактически, вопреки тому, что были достигнуты значительные успехи на пути либерализации, продолжали существовать внушительные элементы контроля… Масштабный интервенционизм на микроуровне продолжал оставаться характерным для турецкой экономики, хотя и в новых формах, с использованием новых инструментов»7 . В качестве наиболее яркого примера такого интервенционизма З.Ониш отмечал экспортные субсидии, в первую очередь в форме возврата налогов. Схожей точки зрения придерживается и известная турецкая исследовательница Г.Казган. По ее мнению, для Турции 80–90-х годов было характерным «огосударствление убытков частного сектора». К числу таких явлений, помимо субсидирования экспорта, она причислила составившие около 2,5% ВНП потери государства по урегулированию банковского кризиса 1982–83 гг., когда группа разорившихся частных банков была передана государственным банкам, практику поддержки частных фирм за счет долевого участия государственных банков или посредством передачи последним права собственности, проводившуюся до конца 80-х годов практику девальвации турецкой лиры в интересах экспортеров, поддержку после валютно-финансового кризиса 1994 г. частных банков кредитами ЦБТР, а также создание при нем Фонда страхования депозитов8 .
Помимо вмешательства в экономику, связанного с процессом производства и накопления, государство, по мнению З.Ониша, было вынуждено участвовать в распределительных процессах. Основными инструментами, при помощи которых турецкое государство обеспечивало перераспределение общественного продукта, стали избыточная занятость на государственных предприятиях и закупочные цены на сельскохозяйственную продукцию9 .
В конце 80-х годов воздействие государства на процессы перераспределения приобрело еще более масштабный характер. В целях расширения внутреннего рынка правительства стали использовать рост государственных расходов для повышения реальной заработной платы. При этом, отвечая на популистские вызовы, государство увеличивало расходы, не опираясь на адекватное увеличение доходов. Для выхода из создавшегося положения правительство использовало такие эффективные в краткосрочном плане решения, как дорогостоящие внутренние и внешние займы. Поэтому на последующих стадиях перераспределительный механизм начал действовать и через перекачку средств из государственного сектора в частный в форме значительных выплат по государственным заемным обязательствам. По истечении определенного промежутка времени подобная чрезмерная нагрузка на госфинансы неизбежно приводила к росту долговой зависимости и финансово-экономическим кризисам.
Подводя итог сказанному, З.Ониш констатировал: «Было бы упрощением характеризовать реформы 80-х годов как переход от одного экстремума – чрезмерно регулировавшейся и контролировавшейся «смешанной» экономики – к другому – неолиберальной экономике «свободного рынка»10 . Долгосрочное решение экономических проблем Турции, по его мнению, неотделимо от снижения избыточных нагрузок на государственные финансы, что предполагает переход «к постпопулистскому государству», вмешательство которого в экономику значительно более эффективно, поскольку ограничено небольшим количеством строго определенных целей11 .
Таким образом, можно сказать, что 90-е годы подвели итог своего рода промежуточному или переходному этапу развития турецкой экономики, для которого были характерны декларирование принципов либерализации при одновременном сохранении, хотя и в видоизменившихся по сравнению с периодом 60–70-х годов формах, инерции разностороннего и масштабного вмешательства государства в процессы производства и распределения. Этот весьма специфический синтез принципов экономической политики на протяжении ряда лет способствовал ускорению экономического роста, однако в конечном итоге дискредитировал себя, так как хронический дефицит бюджета стал непосредственной причиной нескольких финансово-экономиче-ских кризисов, последний из которых (2001 г.) принял особенно глубокий и затяжной характер. Выход из периода экономической нестабильности может быть обеспечен лишь за счет решительного пересмотра использовавшихся методов экономической политики. Таким образом, в начале нового столетия следование принципам рыночной экономики, в том числе недопущение государством расходов, не обеспеченных доходной частью бюджета, сокращение его вмешательства в процесс ценообразования и распределительные процессы, является уже не столько свободным выбором турецких властей, сколько необходимостью, подсказываемой объективной логикой выхода из длительного кризиса и преодоления экономической нестабильности, так и диктуемой их крупнейшим кредитором МВФ. Следовательно, данный период характерен весьма значительным совпадением задач по достижению соответствия копенгагенским критериям с актуальными экономическими задачами, стоящими перед Турцией.
«Программа построения сильной экономики Турции», принятая в мае 2001 г. как программа устойчивого выхода из череды периодических кризисов 90-х – начала 2000-х годов предусматривала осуществление структурных изменений в сфере государственных финансов и банковском секторе, а также создание конкурентной среды и повышение эффективности экономики12 .
В сфере госфинансов намечалось повышение прозрачности отчетности, введение единого закона, регулирующего порядок привлечения государством внутренних и внешних займов, их ограничение запланированным объемом дефицита, регулярное информирование правительством и Казначейством Центрального банка об объемах произведенных займов, а также заслушивание регулярных отчетов последнего перед парламентом.
Одним из наиболее примечательных
9-09-2015, 02:30