О некоторых стратегических ошибках в современном креационном мышлении

образом можно объективно оценить степень сложности какого-либо организма, пришли к выводу, что наилучшим показателем здесь может служить «число типов клеток, различаемых у представителей данной группы» (Рэфф, Кофмен, 1986, с. 327) . У представителей разных систематических групп этот показатель будет весьма различен. «Так, у бактерий имеются клетки двух типов (вегетативные клетки и споры), у дрожжей – 3–4 типов, у водорослей и грибов – примерно 5 типов, у губок – 11, у кишечнополостных – 14–20, у растений – от 20 до 40, у кольчецов – примерно 55» (Рэфф, Кофмен, 1986, с. 327). Для более высокоорганизованных животных такие цифры получить сложнее, но, тем не менее, можно давать хотя бы приблизительные цифры. У разных групп рыб количество клеток по приблизительным оценкам колеблется в пределах 70–80. Что же касается млекопитающих, то у них количество типов клеток как минимум 100, но, по мнению некоторых ученых, на целый порядок больше (Рэфф, Кофмен, 1986, с. 327–328). Приведенные цифры можно считать объективным выражением той возрастающей сложности «лестницы живых существ» о которой писал в свое время еще Аристотель . И эта возрастающая сложность имеет свое выражение в конкретных гистологических данных: «чем проще общая организация животных, тем более универсальны и мультифункциональны ткани. И наоборот, чем выше и сложнее морфологическая организация, тем специфичнее организация гистоструктур и тем больше их разнообразие» (Мирзоян, 1980, с. 132).

Каким же образом эту закономерность и приведенные выше цифры можно отобразить на наших «матрицах»? Чтобы дать конкретный ответ на этот вопрос, изобразим «матрицы» двух классов позвоночных животных – костных рыб и млекопитающих.

Очевидно, что нижние четыре уровня «матриц» (от общебиологического уровня до уровня подтипа – Vertebrata) как рыб, так и млекопитающих, должны быть идентичными. Разница, существующая в гистологической структуре этих двух таксономических групп, должна формироваться за счет пяти верхних уровней «матриц». «Как эмбрионы переходят от общих признаков к более частным, так и в процессе тканевой дифференцировки сначала появляются признаки общих тканевых типов, затем – признаки специализированных групп тканей и, наконец, признаки отдельных гистологических структур» (Мирзоян, 1980, с. 220–221). И, при этом, «разнообразие и специфичность тканевых производных каждого зародышевого листка возрастает по мере повышения организации животных» (Мирзоян, 1980, с. 226). На схеме это явление будет запечатляться следующим образом (рис. 3). У «матрицы» рыб верхние пять ступеней должны быть гораздо эже аналогичных ступеней млекопитающих, что должно уменьшить общую длину всех ступеней представителей класса рыб.

Теперь посмотрим, какое различие в прохождении эмбрионального процесса рыб и млекопитающих будет следовать из особенностей скорректированных за счет гистологических данных «матриц». Когда процесс эмбрионального развития пройдет немного менее половины своего пути (что соответствует заполнению четырех нижних уровней «матриц»), зародыши рыб и млекопитающих должны в весьма значительной степени походить друг на друга и более походить на взрослую рыбу, чем на взрослое млекопитающее. Последнее вытекает из того, что заполненные четыре нижних ступени «матриц» рыбы содержат в себе уже больше половины признаков взрослой особи этого класса, в то время как у млекопитающих этот этап эмбриогенеза – меньше половины. Другими словами – на ранних стадиях эмбриогенеза определенные «рыбьи черты» должны быть в какой-то степени свойственны всем представителям позвоночных потому, что рыба является наиболее просто организованным представителем этого подтипа и ее «конструктивная идея», как бы, лежит в основе строения всей этой таксономической группы.

Здесь поневоле вспоминаются слова известного французского ученого XVIII века Жоржа Бюффона, писавшего, что «Высшее Существо создавая животных, пожелало употребить лишь одну идею варьируя ее в то же время самым различным образом, дабы человек мог равным образом восхищаться великолепием исполнения и простотой замысла» (цит. по: Канаев, 1963, с. 35).

И все же человек всегда остается человеком

Итак, определенные общие признаки у эмбрионов рыб и млекопитающих могут являться отражением той тонкой типологической организации живой материи, которая лишь весьма грубо и схематично может быть отражена на схеме наших «матриц».

Характерно, что Бэру и его современникам было известно о «жаберных щелях» куриных эмбрионов. Однако этот факт, как пишут современные исследователи «трактовался Бэром в духе идеалистической морфологии с ее поисками “плана строения” и архетипа, в духе представлений Кювье о едином плане строения организмов одного типа, отличном от планов строения других типов. Согласно представлениям додарвиновской эмбриологии, индивидуальное развитие идет от общего к частному, т. е. наличие жаберных щелей есть общий признак эмбрионов всех позвоночных, а не свидетельство прохождения предками птиц рыбообразной стадии» (Воронцов, 1999, с. 315–316). Сам Бэр, отрицая возможность уподобления зародышей каким-либо взрослым формам, писал, что «зародыш у высших животных на каждой стадии своего развития должен обнаруживать сходство не с той или иной деталью строения взрослых форм, а с их общей сущностью» (цит. по: Воронцов, 1999, с. 248).

Эту «общую сущность» для разных стадий развития разных классов позвоночных животных, если обратиться к схеме наших «матриц», будут олицетворять нижние ступени схемы, с «прохождения» которых начинается эмбриональное развитие любого представителя этого подтипа. Что же касается некоторых деталей строения, то здесь мы можем обнаружить и существенные различия между зародышами разных групп животных. В частности, исследователи отмечают различие в деталях строения человека и макаки-резуса уже на стадии оплодотворенной яйцеклетки (Юнкер, Шерер, 1997, с. 129). «Это означает: основы строения тела позвоночных животных закладываются абсолютно разными способами» (Юнкер, Шерер, 1997, с. 129). Проявляющееся же в дальнейшем сходство являются иллюстрацией того единого гиперплана, в соответствии с которым было «спроектировано» все многообразие биосферы, таким образом, что минимальным количеством «мазков» Творец «изобразил» на «холсте мира» максимально возможное разнообразие живых существ. Но использование «общих мазков» в творческом процессе не исключает существование глубокой индивидуальности в каждом сотворенном роде, индивидуальности, проявляемой с первых моментов эмбриогенеза в виде характерных деталей развития различных эмбрионов. Последнее положение не отражается на наших формальных схемах. Мы должны помнить, что эти «матрицы жизни», как и любые другие модели, не могут абсолютно адекватно отразить реальность, и в них отражены лишь самые общие принципы организации живой природы. Их использование наверняка даже более ограничено, чем использование математического формализма при описании физических законов. Опираясь на эти формальные схемы, мы вряд ли сможем сделать открытие, аналогичное открытию планеты Плутон «на кончике пера». Но, в то же время, эти формальные схемы могут быть определенной иллюстрацией, поясняющей уже известные биологические факты и позволяющие глубже проникнуть в сущность биологических явлений.

Итак, наличие «общего знаменателя» в явлении эмбриогенеза разных систематических групп не исключает существования и глубоких индивидуальных различий. Здесь следует напомнить традиционное христианское представление, поднятое в предыдущей публикации на это тему (Хоменков, 2005, с. 289–292). Бытие каждого явление нашего мира определяется его запредельным, идеальным «корнем» – логосом, являющимся энергией Ипостасного Логоса. Этот логос, направляет индивидуальное развитие каждого существа по своему особому пути, несмотря на то, что наблюдаются и определенные общие детали в развитии разных биологических объектов, связанные с тем, что логосы разных живых существ, являясь некими «разветвлениями» Логоса Ипостасного, должны содержать в себе некоторую часть общей информации. Но эта схожесть не перечеркивает связанной с запредельными «корнями» каждого живого существа индивидуальности. И человек в этом строго направленном его логосом развитии всегда останется человеком, а рыба всегда останется рыбой.

Откуда берутся неоправданные стереотипы?

Итак, существует запрет со стороны теоретических положений современной биологии на «закон эмбриональной рекапитуляции», связанный с именем Геккеля. В то же время существуют эмпирически наблюдаемый факт схожести эмбрионов различных классов позвоночных и факт определенной близости этой общей эмбриональной стадии к морфологии самого «простого» класса позвоночных – рыбам. И этот факт очень хорошо трактуется с позиции типологического подхода, свидетельствующего о разумном замысле, положенном в основу многообразия жизненных форм, населяющих Землю.

Мог ли подозревать Эрнст Геккель, когда он занимался подтасовкой эмбриологических данных, что те свидетельства, значимость которых он таким образом пытался преувеличить, в конце концов перестанут соответствовать эволюционному учению, но станут однозначным подтверждением представлений о Творце мира, положившего в основу всего творения единый гиперплан?

Впрочем, не менее интересен и другой вопрос: почему в современном креационизме вместо творческого осмысления проблем эмбриогенеза присутствует некий «негативный снимок» Геккелевского стиля мышления? То, что для Геккеля и его последователей является белым, для современных креационистов стало черным, но общие очертания картины при этом меняются очень мало.

Очевидно, что в современном креационном движении недостаточно присутствует позитивный элемент, связанный с представлениями о Божественном замысле, положенным в основу творения, и проявляющимся в данном случае в закономерностях эмбриогенеза. Точно такое же игнорирование замысла Творца наблюдается, кстати, и в вопросе, связанном с полемикой между эволюционистами и креационистами по поводу генетической и биохимической дистанции между человеком и человекообразными обезьянами. В этой области сложилась точно такая же ситуация, как и в эмбриологии. Ученые-эволюционисты стремятся подчеркнуть генетическую и биохимическую близость между человеком и обезьянами, связывая этот факт с эволюционной близостью между ними. Ученые-креационисты, наоборот, при всяком удобном случае приводят те данные, согласно которым дистанция между этими видами не такая уж близкая (смотрите: Хэм и др., 2000, с. 110–116). В то же время, если вспомнить традиционное христианское представление, что обезьяна создана как пародийный двойник человека, то смысл уникальной генетической и биохимической близости становится понятным: за обезьяньей внешностью скрывается «начинка» настолько близкая к человеку, что мы своим «шестым чувством» угадываем себя в этом существе (подробнее: Хоменков, 2001а, 2001б).

Характерно, что когда было выяснено наличие феноменальной биохимической и генетической схожести между человекообразными обезьянами и человеком (схожесть на уровне подвидов!), некоторые ученые выдвинули предположение, что подобная же схожесть наблюдается и во внешнем виде, но мы ее не замечаем, так как человек субъективно более склонен улавливать различия между собой и обезьяной. Было высказано предположение, что «таксономисту, не относящемуся к Homo sapiens, шимпанзе и человек казались бы видами-двойниками, принадлежащими к одному роду» (Рэфф, Кофмен, 1986, с. 92–93). Это предположение было подвергнуто объективной проверке: проведены «количественные сравнения между человеком и шимпанзе по таким же морфологическим признакам, которые используются систематиками для выявления различий между бесхвостыми амфибиями по форме их тела. Оказалось, что человек и шимпанзе различаются по этим критериям в несколько большей степени, чем бесхвостые амфибии, принадлежащие к разным подотрядам» (Рэфф, Кофмен, 1986, с. 93). Перед нами случай, кажется, более не повторяемый в живой природе: сходство по внешности на уровне подотряда, а сходство по «внутренней начинке» на уровне подвида! Это явное указание на разумный замысел, на те уникальные штрихи сотворившего наш мир Художника, которыми Он подчеркнул особое положение в этом мире человека и его пародийного двойника.

Еще в VII веке христианский подвижник и философ св. Максим Исповедник писал, что Бог, по созданному им тварному миру «познается, как художник по произведению», при этом, познается «путем научного изучения и познания творений» (Максим Исповедник, 1994, с. 245). В современном креационном мышлении ощущается явная недооценка силы этого мировоззренческого положения, недооценка, приведшая к неоправданным стереотипам в понимании реальности сотворенного мира.

Список литературы

Вильвовская А.В. Человек и космос. – М.: Наука. 1994.

Воронцов Н.Н. Развитие эволюционных идей в биологии. – М.: Издательский отдел УНЦ ДО МГУ, Прогресс - Традиция. 1999.

Гилберт С. Биология развития. В 3-х томах. – М.: Мир. 1993–1995. Т. 1–3.

Головин С. Эволюция мифа. – М.: Паломник. 2000.

Догель В.А. Сравнительная анатомия беспозвоночных. – Л.: 1938. Ч. 1.

Канаев И.И. Очерки из истории сравнительной анатомии до Дарвина. – М. – Л.: Изд. АН СССР. 1963.

Канаев И.И. Очерки из истории проблемы морфологического типа от Дарвина до наших дней. – М. – Л.: Наука. 1966.

Лункевич В.В. От Гераклита до Дарвина. – М.: Изд. мин. просвещения РСФСР. 1960. Т. 2.

Максим Исповедник. Комментарии // В кн.: Дионисий Ареопагит. О Божественных именах. О мистическом богословии. – СПб.: Глагол. 1994.

Мигдал А.Б. Физика и философия // Вопросы философии. – 1990. №1.

Мирзоян Э.Н. Развитие основных концепций эволюционной гистологии. – М.: Наука. 1980.

Рэфф Р.; Кофмен Т. Эмбрионы, гены и эволюция. – М.: Мир. 1986.

Северцов А.С. Основы теории эволюции. – Изд. МГУ. 1987.

Светлов П.Г. (под редакцией) Александр Александрович Любищев. Л.: Наука. 1982.

Хоменков А.С. Почему некоторые обезьяны человекоообразны? // Божественное Откровение и современная наука. Вып. 1. М.: Паломник. 2001 // Православная беседа. 2001. №№ 3–4.

Хоменков А.С. Возможна ли теоретическая биология? // Православное осмысление творения мира. Сборник докладов конференции XIII Международные Рождественские Образовательные чтения. М.: 2005.

Хэм К., Сарфати Дж., Виланд К. Книга ответов. – Сиферополь: Изд. Христианского научно-апологетического центра. 2000.

Юнкер Р.; Шерер З. История происхождения и развития жизни. – СПб.: Кайрос. 1997.




29-04-2015, 05:13

Страницы: 1 2
Разделы сайта