Данные концепции разрабатывали в первые десятилетия XVII в. многие английские философы[62] . Одним из наиболее последовательных сторонников патриархальной теории королевской власти был, например, Р. Филмер (R. Filmer, ум. В 1653 г.), посвятивший ей отдельную книгу под названием «Patriarcha»[63] .
Сам Яков I видел во всех этих концепциях всего лишь абстрактную теорию. Когда на практике затрагивался вопрос о настоящем источнике его власти, он всегда ссылался на действующее английское право, а не на концепцию происхождения власти от Бога. Мы уже приводили слова Якова I о том, что «он является Королем на основании общего права страны». Они были предназначены для парламентариев. Однако Яков I то же самое говорил и духовенству.
В 1606 г. в Англии была издана «Книга Всеобщего Епископального Синода»[64] . Она появилась в ответ на заданный Яковом I своему высшему духовенству вопрос, является ли законной помощь Англии протестантской Голландии, ведущей войну с Испанией. Церковники воспользовались этим случаем для того, чтобы высказать свое мнение о природе и происхождении государства. Естественно, что в своей книге они отстаивали теорию божественного происхождения королевской власти и доказывали необходимость повиновения королю при любых обстоятельствах, даже если он становится королем в результате захвата власти посредством силы. Вытекавший из этого положения вывод о то, что и власть тирана тоже от Бога, возмутил Якова I. Его Величество заявил епископам: «Все то, что вы и ваша братия изрекли относительно короля «defacto», меня вовсе не касается. Я ближайший наследник, и корона принадлежит мне в силу всех прав, кроме завоевания»[65] .
Прерогатива, основанная на божественном праве, не давала королю возможности действовать произвольно. Напротив, в самом существе Божественной прерогативы были заложены ограничения произвола королевской власти. 30 ноября 1601 г. королева Елизавета говорила парламентариям: «И так как Я есть та Персона, которая все еще пребывает под властью Бога, то поэтому, заявляю вам торжественно, мне доверено Всемогущей Властью Бога быть его Инструментом для предохранения вас от зависти, опасности, бесчестия, позора, тирании и насилия… Я знаю, Титул Короля — Славный Титул; но уверяю вас, что сияющая слава Королевской Власти не слишком ослепила глаза нашего разума; мы тем не менее знаем и помним, что мы также подвержены Отчету за наши Действия перед великим Судиёй»[66] . Преемник Елизаветы на королевском престоле Яков I тоже вполне сознавал то, что божественный характер королевской власти означает, что действия короля ограничены определенными рамками. Раскрывая парламентариям свое понимание королевской власти, он подчеркивал, что «вся эта власть предписана Богом Ad aedificationem , non ad destructionem (для созидания, не для разрушения). Потому что, хотя Бог имеет как власть разрушения, так и созидания или защиты, не будет согласно с разумом Бога применять свою власть в разрушении природы»[67] . Из этого Яков I делал вывод о том, что сумасшедшим будет король, который будет истреблять своих подданных или причинять им какое-либо другое зло.
О божественном происхождении королевской власти, о божественной монархии, о короле как наместнике Бога на земле часто говорилось на заседаниях английского парламента на протяжении XVI и первой половины XVII вв. Но за этими понятиями скрывалась не мысль о том, что король может управлять произвольно, никакими рамками себя не ограничивая, а скорее напоминание ему о его королевских обязанностях. Бог представлялся при этом не в виде некоего высшего авторитета, разрешающего королю творить все, что угодно его величеству и соответственно оправдывающего любые его действия, но в качестве всемогущего создателя и господина вселенной, в которого королю следует верить и которому он должен служить[68] .
Прерогатива по феодальному праву закрепляла за королем Англии статус Сюзерена и давала власть над теми английскими подданными, которые могли считаться его вассалами. Содержание данной прерогативы состояло, в частности, из правомочий короля требовать несения военной службы, а также различного рода денежных выплат от тех, кто считался, имеющим земельное держание непосредственно от Его Величества (thetenuresofcapite) или держание на правах рыцарской службы. К началу XVII в. королевская прерогатива по феодальному праву полностью изжила себя. Распродажи королевских земельных угодий, широко проводившиеся в течение XVI в., создали огромный слой землевладельцев, которые фактически не являлись держателями от короля, поскольку приобрели свои земельные угодья за деньги. Между тем и Яков I, и Карл I продолжали относиться к ним как к своим вассалам и навязывать им соответствующие повинности.
В 1604 г. в своей «Апологии и Сатисфакции» члены Палаты Общин предложили Якову I заменить указанные повинности постоянной компенсацией, собираемой ежегодно с земельных держаний английских подданных. При этом парламентарии заявили: «Эта прерогатива Короны, которую мы желаем компенсировать, стала предметом лишь дохода и вовсе не какой-либо почести или королевского достоинства»[69] . Его Величество не дал согласия на такую сделку с парламентом. Вторично попытка ликвидации феодальной прерогативы королевской власти была предпринята 26 марта 1610 г., когда в Палату Лордов был внесен на утверждение из Палаты Общин проект «Меморандума о большом договоре парламента с королем по вопросу о земельных держаниях и связанных с ними повинностях»[70] . Но и в этот раз парламентариям не удалось добиться отмены изживших себя феодальных повинностей английских подданных в пользу королевской власти. Король продолжал использовать свою феодальную прерогативу для пополнения своей казны. Королевский приказ лорду-канцлеру о сборе денег на брак королевской дочери, изданный 30 августа 1612 г., свидетельствует, что Его Величество не упускал любых предоставлявших этой прерогативой возможностей. В названном приказе говорилось: «Так как наша старшая дочь Елизавета[71] давно уже достигла возраста 7 лет, то в силу этого мы имеем право на основании законов и статутов нашего королевства Англии на получение надлежащей помощи и обложения всех наших непосредственных держателей на правах рыцарской службы и сокеджа для её брака»[72] .
Рассмотренные нами прерогативы королевской власти — абсолютная (экстраординарная), ординарная, прерогатива, вытекающая из божественного права, и, наконец, прерогатива, основанная на феодальном праве (jusfeodale) — были важнейшими элементами юридической конструкции государственного строя Англии. Необходимость и правовую обоснованность всех этих прерогатив признавали в равной мере и сторонники короля, и парламентарии.
О том, что у короля двоякая власть, писал в рассматриваемое время Ф. Бэкон (1561-1626). Первая, — считал он, — это «абсолютная власть, посредством которой он может собирать силы против любой нации», и вторая — «его ограниченная власть, относительно которой в законах объявляется и выражается то, что он может делать»[73] .
Дж. Уайтлок говорил в 1610 г. в своей парламентской речи: «Все согласны, что верховная власть принадлежит королю. Однако король имеет власть двоякого рода: власть короля в парламенте, когда он получает поддержку в виде согласия всего государства, и его власть вне парламента, руководимая лишь своей собственной волей»[74] .
Правовед Э. Кок[75] (1552-1634), слывший «известным противником королевских прерогатив»[76] , называл абсолютную прерогативу королевской власти «не обсуждаемой», сравнивая её с ординарной прерогативой, которая именовалась им «обсуждаемой». «Существуют прерогатива не обсуждаемая (indisputable) и обсуждаемая (disputable), — говорил он. — Прерогатива не обсуждаемая состоит в том, что король может делать во время войны: обсуждаемая прерогатива привязана к законам Англии»[77] .
Естественно, что интересы английского парламента в наибольшей степени выражала ординарная прерогатива королевской власти, предполагавшая активное участие парламента в законодательном процессе и его согласие на назначение налоговых сборов.
Однако и наличие у короля абсолютной прерогативы само по себе вполне отвечало интересам тех общественных слоев, которые были представлены в парламенте. Многие из них были втянуты во внешнюю торговлю, от которой имели солидные доходы. Посредством своей абсолютной прерогативы, предоставлявшей Его Величеству полную свободу действий во внешней политике, а также во время войны Англии с иностранными державами, король мог более эффективно и энергично защищать позиции английских предпринимателей на внешних рынках, осваивать новые земли за пределами Европы, организовывать переселенческие колонии и т.д.
Именно поэтому абсолютная (экстраординарная) прерогатива, так же как и прерогатива ординарная, находила своих защитников во всех политических группировках английского общества, в том числе и среди депутатов Палаты Общин. Во время сессии 1610 г. выразители интересов английских торговцев открыто говорили в парламенте о том, что в международной торговле «weearewherethecommonlawecannotjudge (мы находимся там, где общее право не может судить)»[78] , что купец «isnotundertheprotectionofthelawe, thoeundertheprotectionoftheKing (находится не под защитой закона, но под защитой Короля)»[79] .
Абсолютная прерогатива, основанная на цивильном праве, мыслилась парламентариями Англии также в качестве эффективного инструмента борьбы с католиками, не являвшимися английскими подданными и не подпадавшими соответственно под действие общего права и статутов Английского королевства. В 1572 г. члены Палаты Общин смиренно просили королеву Елизавету применить полномочия этой прерогативы против бывшей королевы Шотландии Марии Стюарт[80] .
В первые десятилетия XVII в. все политические группировки английского общества вполне признавали и королевскую прерогативу, основанную на божественном праве — так называемое божественное право (jusdivinum) короля. Ни сам король, ни парламентарии не усматривали в этой прерогативе какого-либо основания для произвольных действий, не подчиненных каким-либо нормам права и морали. Для короля концепция божественной природы его власти была выгодна прежде всего тем, что взывала к безусловному повиновению ему всех его подданных. С другой стороны, данная концепция идеологически обосновывала независимость короля от власти римского папы[81] . В этом последнем своем значении божественная прерогатива королевской власти являлась полезной и с точки зрения английского парламента.
Вместе с тем, божественное право короля признавалось парламентариями ещё и потому, что из него вытекали не только права, но и обязанности королевской власти по отношению к подданным. Согласно божественному праву, король не является верховным правителем — выше его стоит Бог, предписаниям которого, содержащимся в Священном Писании, король должен подчиняться. Подданные короля выступают одновременно и в качестве подданных Бога. И если их король начинает править вопреки божественным предписаниям, они получают право не повиноваться ему. Член Палаты Общин П. Вентворт (P. Wentworth) заявил в 1575 г. в своей парламентской речи, что король должен находиться под властью Закона, «так как он является Наместником Бога на земле, то есть Его Наместником для того, чтобы исполнять и проводить Его Волю, которая есть Закон или Правосудие»[82] .
Уже отсюда видно, что парламентарии были вполне в состоянии приспособить доктрину божественного права (juredivinum) к своим интересам. Спикер Р. Онслоу говорил в 1566 г. в своем выступлении в парламенте о том, что не только королевская власть, но и общее право (commonlaw) Английского королевства «основано на законах Божьих и Природных», и «является не низшим, а скорее высшим, и более беспристрастным, чем какое-либо другое право». «Потому что, — пояснял Р. Онслоу, — наше Общее право, хотя оно и предусматривает для Монарха много Монарших Прерогатив и Привилегий, не является таким, что Монарх может брать деньги или другие вещи, или делать, что хочет по своей воле без соблюдения порядка»[83] . Предшественник же Р. Онслоу на посту спикера Палаты Лордов мистер Уильямс говорил в 1563 г. о божественном происхождении вообще всего Английского государства[84] . В 1604 г. некоторые члены Палаты Общин настаивали на том, что не только институт королевской власти, но и парламент Англии имеет божественное происхождение.
О том, что и королевская прерогатива, основанная на jusfeodale, также признавалась парламентариями, свидетельствует само предложение королю с их стороны заменить её правом короля на постоянный ежегодный сбор определенной денежной суммы с землевладельцев. Парламентарии желали купить эту прерогативу, причем за весьма высокую цену. Король определил годовую сумму за свою феодальную прерогативу в 200 000 фунтов стерлингов. И парламентарии дали Его Величеству свое согласие на её сбор. Но, как мы уже отмечали, эта сделка сорвалась.
Противоборствующие группировки английского общества сходились между собой не только в признании за королем всех его прерогатив, но и в трактовке характера этих прерогатив. Г. Бёргесс, специально исследовавший сущность консенсуса внутри политической элиты английского общества, который существовал в период правления Якова I, отмечает, что здесь «было согласие также по критическому вопросу: имущественные права англичан должны защищаться общим правом и неподвластны вторжениям абсолютной прерогативы»[85] .
В связи с этим очевидно, что политическая борьба, происходившая в Англии в первые десятилетия XVII в., не была борьбой противников абсолютизма с его сторонниками. На самом деле абсолютистами в английском обществе того времени являлись все те, кто был привержен правопорядку и соответственно признавал исторически сложившуюся здесь юридическую конструкцию государственного строя. Поскольку все они были вполне согласны между собой в том, что король Англии должен иметь помимо ординарной прерогативы, прерогативу экстраординарную, выражающую его абсолютную власть.
В чем же заключалась в таком случае суть политической борьбы в английском обществе рассматриваемого времени? Что порождало политический конфликт между королем и Палатой Общин? За что боролись с королем парламентарии?
Содержание документов, отразивших парламентские дебаты, показывает, что главным предметом споров между королевской и парламентской группировками был не сам факт наличия у короля абсолютной прерогативы, и даже не рамки её действия. Спор шел, например, о характере того или финансового сбора, а именно: входит ли он в сферу абсолютной власти короля или находится в компетенции парламента. Король отстаивал свое правомочие назначать таможенные пошлины без согласия парламента, руководствуясь тем, что они относятся к сфере внешней торговли, а значит к его исключительному ведению. Парламентарии доказывали, что эти пошлины затрагивают имущественное положение английских подданных и, следовательно, должны назначаться королем на основании не абсолютной, а ординарной прерогативы, то есть по общему праву, а значит — с согласия парламента[86] . Очевидно, что почву для спора создавала в данном случае сложная, двойственная природа такого явления, как таможенная пошлина.
Анализ наиболее острых конфликтов между королем и парламентариями, происходивших в Англии на протяжении первых десятилетий XVII в., обнаруживает странную на первый взгляд закономерность — данные конфликты возникали, как правило, по поводу не абсолютной, а ординарной прерогативы королевской власти.
В этом смысле особо показателен конфликт между королем и Палатой Общин, разгоревшийся весной 1628 г. Результатом его стало принятие парламентом Петиции о праве, вошедшей впоследствии в число основополагающих конституционных документов Англии.
Поводом для возникновения данного конфликта стал случай с пятью рыцарями[87] , которые отказались от уплаты в государственную казну денежных сумм по принудительному займу[88] , объявленному Тайным Советом осенью 1626 г. Свой отказ они мотивировали тем, что сбор был назначен без согласия парламента. 27 октября 1627 г. рыцари-отказники были заключены в тюрьму.
Подобные меры принимались ранее королевской властью и к другим лицам, отказывавшимся давать займ, но они, как правило, с покорностью принимали свое тюремное заключение или же подавали королю смиренную просьбу об освобождении с признанием своей вины. И король освобождал их. Однако, вышеназванные рыцари решили добиться освобождения из-под ареста не по королевской милости, а на основании действующего права Англии.
Каждый них немедленно подал прошение о выдаче приказа habeascorpus. Такие приказы были выданы 3 ноября. Начальник тюрьмы, в которой содержались рыцари, должен был, в соответствии с данными приказами, доставить арестованных в Суд Королевской Скамьи и объяснить там причины их ареста. Будучи не в состоянии указать суду эти причины, он обратился за разъяснением в Тайный Совет. Оттуда пришел ответ, что рыцари арестованы «по специальному распоряжению ЕгоВеличества (per speciale mandatum domini regis)». На основании этого ответа Суд Королевской Скамьи вынес 27 ноября решение об отказе рыцарям в их освобождении из тюрьмы.
В конце декабря 1627 г. Карл I распорядился освободить рыцарей из тюремного заключения. Казалось бы, проблема исчерпана. Но 17/27 марта 1627/1628 г. приступил к работе новый парламент. Спустя десять дней на заседании Палаты Общин был поднят вопрос о законности ареста вышеупомянутых пяти рыцарей. Один из парламентариев высказал мнение о том, что этот арест является прямым нарушением Великой Хартии Вольностей. Последовала дискуссия, которая фактически превратилась в обсуждение вопроса о королевской прерогативе по общему праву и статутам Англии[89] .
Случай с арестом пяти рыцарей обнажал одновременно несколько важнейших сторон указанной прерогативы, затрагивавших как имущественные, так и личные права английских подданных. Но самые острые споры вызвал вопрос о праве королевской власти арестовывать подданных без указания причин ареста, по специальному распоряжению Его Величества.
В нижней палате английского парламента возобладало мнение о том, что такого правомочия у королевской власти нет ни по общему праву, ни на основании статутов. В специальных резолюциях, принятых по этому поводу Палатой Общин и представленных для подтверждения в Палату Лордов, постановлялось:
«1. Что ни один свободный человек не должен быть заключен в тюрьму или иным образом ограничен в свободе по распоряжению Короля или Тайного Совета или каким-нибудь другим государственным органом до тех пор, пока не будет выражено определенное основание ареста, заключения в тюрьму, или ограничения в свободе, по которому он должен быть, согласно закону, арестован, заключен в тюрьму, или
29-04-2015, 03:32