«Материальная» взаимность означает предоставление иностранным гражданам и юридическим лицам в стране пребывания правомочий, аналогичных тем, какие предоставляются местным гражданам и юридическим лицам в стране, к которой принадлежат эти иностранные лица. Различия в праве, естественно, ограничивают возможность сколько-нибудь широкого применения материальной взаимности.
«Формальная» взаимность предполагает уравнивание иностранцев в стране пребывания в правах и обязанностях с местными гражданами и юридическими лицами. В международном частном праве преобладает определение правого режима на основе «формальной» взаимности.
В этой широкой области отношений гражданско-правового характера предоставление взаимности является безусловным. Это означает, что наделение иностранных граждан и иностранных юридических лиц равными с российскими гражданами и российскими юридическими лицами правами и обязанностями по общему правилу не зависит от взаимности и, значит, российский суд не должен входить в обсуждение вопроса о наличии взаимности в соответствующем иностранном государстве, если иное не вытекает из федерального закона или международного договора РФ.
В более широком плане взаимность - одно из начал международного сотрудничества, позволяющих обеспечивать на основе равенства и взаимной выгоды права и интересы государств, их граждан и организаций. Ряд международных договоров РФ придает взаимности значение обязательного условия закрепления за гражданами и организациями Сторон определенных полномочий.
С вопросом о взаимности связано введение так называемых ответных ограничений (реторсий), целью которых является, в частности восстановление принципа взаимности. Реторсии являются правомерным с точки зрения международного права принудительными действиями государства, совершенными в ответ на дискриминационные действия другого государства. Речь идет именно о дискриминационных актах - т.е. об актах, специально нарушающих права и интересы граждан и организаций государства, вынужденного прибегнуть к реторсии, либо права и интересы самого государства. Ответные ограничения должны быть соразмерны адекватны ограничениям, введенным дискриминационным актом.
Право установления ответных ограничений (введения ответных мер) предоставлено Правительству РФ, осуществляющему исполнительную власть Российской Федерации.
3.2. Квалификация юридических понятий коллизионной нормы
Применению коллизионной нормы, как и любой другой нормы права, предшествует толкование ее. Особенности толкования коллизионных норм объясняется их назначением - решить коллизионную проблему, определить применимое право. От правильного, точного и единообразного применения коллизионной нормы зависит эффективность защиты субъективных прав участников частноправовых отношений.
Уяснение содержания коллизионной нормы предполагает обращение ко всем ее элементам и, прежде всего, к юридическим понятием, образующим ее главные структуры, - объем и привязку, т.е., как принято говорить, к квалификации понятий такой нормы. Квалификация понятий коллизионной нормы иногда осложняется «конфликтами квалификаций» («скрытыми коллизиями»), возникающими вследствие различий в определении этих понятий разнонациональными правовыми системами.
По мере расширения сферы применения коллизионных норм, усложнения их конструкций возрастает потребность в выработке правил квалификации понятий коллизионной нормы. Такие правила были включены в законы о международном частном праве и гражданские кодексы ряда стран.
Как уже было отмечено, коллизионная норма состоит из объема и привязки. Соответственно проблема квалификации подлежит рассмотрению в двух ракурсах - квалификация понятий объема коллизионной нормы и квалификации понятий, составляющих ее привязку.
Объем коллизионной нормы указывает на круг отношений, к которым норма применяется. Гражданско-правовой статус физических и юридических лиц, отношения собственности, различные виды договоров, деликты, наследование - эти и другие имущественные и связанные с ними неимущественные отношения составляют объемы коллизионных норм.
В качестве иллюстрации к проблеме может служить рассмотрение в судах вопросов исковой давности. В странах романо-германской правовой системы исковая давность определяется как институт материального права. Аналогична квалификация этого института и по российскому гражданскому праву - исковой давности посвящена глава 12 (ст. 195-208) Гражданского кодекса РФ. Право этих стран признает возможность возникновения коллизии законов, содержащих материальные предписания по вопросам исковой давности, и допускает применение в силу коллизионных норм как отечественных, так и иностранных законов, относящихся к исковой давности.
Квалификация исковой давности как процессуального института характерна для англо-американского права; следствием такого подхода является подчинение вопросов исковой давности юрисдикции страны суда, «вынесение» проблемы за рамки коллизионного права.
Означают ли упомянутые различия, что, например, в российском законодательстве не должны применяться сроки исковой давности, квалифицируемой как институт процессуального права? Согласно ст. 159 Основ гражданского законодательства вопросы исковой давности решаются по праву страны, применяемому для регулирования соответствующего отношения, и таким правом может быть право, придерживающееся процессуальной квалификации исковой давности.
Трудности возникают и при толковании понятий, образующих привязки коллизионных норм, отсылающие к законам места жительства, места заключения договора, места совершения правонарушения и др. Эти и иные привязки, казалось бы, простые для понимания, могут повлечь принятие, в зависимости от их толкования, неоднозначных решений.
В отечественной литературе квалификацию понятий, образующих привязку коллизионной нормы, предлагалось осуществлять ( в отличие от квалификации объема коллизионной нормы) руководствуясь законом суда, «то есть путем использования тех же понятий, которые... содержатся во внутреннем гражданском (семейном, трудовом) праве данной страны», поскольку здесь требуется «...полная точность указаний о применении права»[14] .
В тех случаях, когда коллизионная проблема решена и определено применимое право, последующая квалификация понятий коллизионной нормы («вторичная квалификация») может осуществляться лишь в соответствии с применимым правом, если федеральным законом или международным договором РФ не предусмотрено иное.
Стремлением избежать «конфликта квалификаций» объясняется наметившаяся тенденция подчинить закону суда понятия не только привязки, но и объема коллизионной нормы. В частности, в модели Гражданского кодекса стран СНГ предлагается правовую квалификацию судом юридических понятий основывать на их толковании в соответствии с правом страны суда, если иное не предусмотрено законом. Исключения допускаются для случаев, когда юридические понятия не известны праву страны суда или известны под другим названием либо с другим содержанием и не могут быть определены путем толкования по праву страны суда. В этих случаях для их правовой квалификации может также применяться право страны суда.
3.3. Обратная отсылка и отсылка к закону третьей страны
Обратная отсылка и отсылка к закону третьей страны – одно из наиболее сложных явлений в международном частном праве. Впрочем, вопрос, который должен быть предпослан изучению этого явления, звучит довольно просто и ясно: является ли отсылка коллизионной нормы к иностранному праву отсылкой не только к его материальным, но и к коллизионным правилам? В последнем случае поиск применимого права должен быть продолжен, но уже в направлении, указываемом иностранным коллизионным правилом, т.е. либо к материальному праву страны, которой принадлежит это правило, либо обратно к закону страны суда (обратная отсылка), либо, наконец, к закону третьей страны. Принадлежит ли обратная отсылка (или отсылка к закону третьей страны) принятию? Результатом принятия отсылки является применение материального права страны суда или третьей страны.
Доктрина обратной отсылки была неоднозначно воспринята практикой, но в итоге многие страны склонились к ее поддержке. М. Вольф исключает из числа европейских стран, поддержавших доктрину, лишь Грецию, Италию и Данию; в США признание отсылки ограничилось случаями рассмотрения вопросов о правовом титуле на землю и действительности решений о разводе.[15]
Разброс мнений в оценке отсылки соответствует сложившимся в разных правовых системах различиям в подходах к пределам и последствиям принятия обратной отсылки (отсылки к закону третьей страны). Особенности правового регулирования проблемы выражаются в неоднозначном отношении к признанию отсылок и к определению круга отношений, в сфере которых допускается их принятие.
Один из старейших законов в области международного частного права – закон о международном частном праве Польши (1964 г.), исходит из принятия как обратной отсылки, так и отсылки к закону третьего государства. Законы о международном частном праве Венгрии и о международном праве и международном гражданском процессе Турции допускают принятие только обратной отсылки.
Вводный закон к Германскому гражданскому уложению (вторая глава “Международное частное право” предусматривает принятие обратной отсылки: если германское право отсылает к праву другого государства, то применяется и его международное частное право, поскольку это не противоречит смыслу коллизионной нормы; если же право иностранного государства отсылает обратно к германскому праву, то применяются нормы германского материального права. В случаях, когда сторонам разрешается выбрать право какого-либо государства, их выбор ограничивается лишь материальным правом.
Принятие обратной отсылки закреплено в австрийском законе о международном частном праве. Необычно решается в австрийском законе вопрос об отсылке к праву третьего государства: при наличии последующих отсылок применяются материальные нормы того правопорядка, который, в конечном счете, не отсылает к какому-либо другому, или (если ни один правопорядок не принимает ссылку) материальные нормы правопорядка, к которому относилась первая ссылка.
Тенденция к ограничению объема отношений, в сфере которых принимается обратная ссылка и отсылка к праву третьего государства, выражена в законе о международном частном праве Швейцарии. Закон допускает принятие отсылок лишь в случаях, им предусмотренных. К таким случаям отнесено принятие обратной отсылки к швейцарскому закону, регулирующему вопросы гражданского состояния.
Как видно, зарубежные правовые системы отличает разнообразие подходов к проблеме принятия обратной отсылки и отсылки к праву третьей страны.
Решение, ограничивающее принятие обратной ссылки и отсылки к праву третьей страны, предлагается в модели Гражданского кодекса для стран СНГ. Любая отсылка к иностранному праву рассматривается по общему правилу как отсылка к материальному, а не коллизионному праву соответствующей страны; принятие обратной отсылки и отсылки к праву третьей страны допускается при определении личного закона физического лица, его правоспособности и дееспособности, прав физического лица на имя, использование имени и его защиту, а также в области опеки и попечительства.
Правила о принятии обратной отсылки содержатся в ряде международных договоров. В числе таких договоров – Конвенция, имеющая целью разрешение некоторых коллизий законов о переводных и простых векселях, 1930 г. и Женевская чековая конвенция, 1931 г. СССР присоединился лишь к первой конвенции. Конвенция подчиняет способность лица обязываться по переводному или простому векселю его национальному закону; если же национальный закон отсылает к закону другой страны, то подлежит применению этот последний закон.
Закон Российской Федерации “О международном коммерческом арбитраже” ввел в российское законодательство правило о толковании указания сторон на право (систему права) какого-либо государства, которое стороны избрали в качестве применимого к существу разрешаемого в третейском суде спора. Любое такое указание должно толковаться как непосредственно отсылающее к материальному праву этого государства, а не к его коллизионным нормам (ст. 28 Закона). Таким образом, формула Закона исключает возможность принятия международным коммерческим арбитражем обратной ссылки и отсылки к закону третьей страны.
3.4. Императивные нормы
Механизмы, определяющие пределы и условия применения коллизионных норм, действуют разными способами и в разных направлениях. В одних случаях они служат целям уяснения содержания коллизионных правил, в других – ориентированы на полное и точное применение, в третьих – ограничивают или исключают их действие. Приведем примеры, относящиеся к последним случаям.
1. Квалификация применимого права как материального права, неприятие обратной ссылки сужают направленность действия отечественной коллизионной нормы, ограничивают его в конечном счете применением иностранного материального права; напротив, следование обратной ссылке “возвращает” суд к собственному материальному праву, исключая применение иностранного.
2. Начало автономии воли сторон ограничивается пределами обязательного статута. К примеру, вопросы формы договора, личного закона сторон подчиняются действию иных коллизионных правил. В законодательстве ряда стран признание автономии воли сопровождается требованием локализации выбора применимого права, некоторыми другими требованиями.
3. Оговорка о публичном порядке исключает применение иностранного права в случаях, когда его применение противоречит основам российского правопорядка.
4. Ответные ограничения (реторсии) могут быть выражены в ограничении применения отечественных коллизионных норм в случаях, когда они отсылают к праву государств, которыми были введены дискриминационные меры по отношению к российским субъектам права, российским товарам.
Каждый из упомянутых способов ограничения действия коллизионной нормы имеет свою сферу применения. За рамками этих способов остаются так называемые “сверхимперативные” нормы права страны суда, поскольку они не подпадают под понятие “публичный порядок”, определяемый в российском законодательстве как “основы правопорядка”. Между тем такие нормы (и более того - “сверхимперативные” нормы права третьей страны) способны в ряде случаев ограничивать начало автономии воли сторон и действие иных коллизионных правил.
В последние десятилетия вопрос о взаимодействии коллизионных и императивных норм материального права перешел из области теоретических изысканий в область практики. Обладают ли коллизионные нормы приоритетом по отношению к императивным материально-правовым предписаниям или последние в силу своих особых свойств способны в некоторых случаях вытеснять первые? И доктрина, и практика многих стран сходятся во мнении о существовании “сверхимперативных” норм, которые, не являясь частью “публичного порядка” и функционируя помимо “публичного порядка”, действуют независимо от коллизионных правил, практически устраняя их.
Сама по себе проблема соотношения коллизионных норм и императивных норм материального права не является новой, если под императивными понимаются нормы внутреннего гражданского права, не ограничивающие функций коллизионных правил. Нас же интересуют “сверхимперативные” нормы, обращение к которым способно исключить применение коллизионных отсылок.
Л.А. Лунц отмечал, что “отсылка коллизионной нормы к иностранному закону, как правило, устраняет применение к данному отношению не только диспозитивных, но и императивных норм отечественного правопорядка”.[16]
Практический интерес к нормативному решению проблемы “сверхимперативных” норм в международно-правовой сфере нашел отражение в Гаагской конвенции о праве, применимом к отношениям по доверительной собственности, их признании 1985 г., Гаагской конвенции о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров, 1986 г.
Согласно Гаагской конвенции о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров, 1986 г. ее нормы не препятствуют применению тех положений закона суда, которые должны применяться независимо от права, регулирующего договор.
Более сложный характер имеют конструкции ст. 7 Конвенции о праве, применимом к договорным обязательствам, 1980 г., допускающей применение императивных норм не только страны суда (ст. 7(2)), но и третьей страны, с которой ситуация имеет тесную связь, независимо от права, применимого к договору (ст. 7 (1)). Правила ст. 7 (1) Конвенции о силе таких императивных норм вызвали разноречивые отклики в теории и практике, а ряд участвующих в Конвенции государств (Великобритания, Германия, Ирландия, Люксембург) при ее ратификации сделали оговорку о неприменении для них ст. 7 (1).
Правила, связанные с применением императивных норм при решении коллизионных вопросов договорных обязательств, включены также в Межамериканскую конвенцию о праве, применимом к международным контрактам, 1994 г.
О.Н. Садиков, одни из первых в отечественной доктрине исследовавший значение императивных норм в международном частном праве, заметил, что выделение группы строго обязательных национальных норм имеет ряд положительных сторон. К ним он отнес усиление защиты слабой стороны в договоре и охраны социально значимых национальных интересов; кроме того, отпадает необходимость подводить под понятие публичного порядка традиционные нормы гражданского права, что не соответствует сущности и задачам публичного порядка. Слабые стороны такого подхода О.Н. Садиков видит в ограничении рамок автономии воли сторон, усложнении режима многих международных хозяйственных связей.[17]
В зарубежной литературе к “сверхимперативным” нормам гражданского права причислялись, например, некоторые правила о давности, защите прав потребителей, форме сделок, антитрестовского законодательства; отмечалось значение применения “сверхимперативных норм” для осуществления хозяйственно-политических целей, защиты слабой стороны в договорных отношениях.
Краткую характеристику “сверхимперативных” норм могли бы составить следующие данные: 1) источники норм – lex fori, lex causae или право третьей страны; 2) назначение норм – защита публичных, общественно значимых интересов; 3) правовая природа – “пограничье” частного и публичного права: нормы частного права, являющиеся продолжением публично-правовых начал; нормы публичного права, воздействующие на частноправовые отношения; 4) применение “сверхимперативной нормы” предшествуют применению коллизионной нормы (нормы непосредственного применения).
3 .5. Оговорка о публичном порядке
Оговорка о публичном порядке известна едва ли не любой правовой системе, располагающей своим коллизионным правом. Назначение оговорки – ограничить действие собственной коллизионной нормы, исключив применение иностранного закона, несовместимое с публичным порядком страны суда. Страховочный характер оговорки связан с неопределенностью круга законов, к которым отсылает коллизионная норма.
Формула оговорки о публичном порядке в отечественном праве не была неизменной. Так, например, в Основах гражданского строительства 1961 г. (ст. 128) правилу об ограничении иностранного закона была придана следующая редакция: «Иностранный закон не применяется, если его применение противоречило бы основам советского строя». Близкое по содержанию определение оговорки, учитывающие значение актов гражданского состояния, содержалось в КоБС РСФСР (ст. 166): «Применение в РСФСР иностранных законов о браке и семье или признание основанных на этих законах актов гражданского состояния не может иметь места, если такое применение или признание противоречило бы основам советского строя».
В Основах гражданского законодательства 1991 г. (ст. 158) определение оговорки было подвергнуто серьезным изменениям. Во-первых, публичный порядок был обозначен юридическим термином «основы правопорядка» (вместо термина «основы советского строя»). Во-вторых, восполнен пробел, который может возникнуть в случае обращения к оговорке – в этом случае подлежит применению отечественное право[18] . В третьих, законодатель внес в текст оговорки важное разъяснение: отказ в применении иностранного права не может быть основан лишь на отличиях в политической или экономической системах государств.
Модель Гражданского кодекса стран СНГ по существу следует положениям ст. 158 Основ гражданского законодательства 1991 г.
29-04-2015, 03:33