Например, беседа О злопамятности преподобного Аввы Дорофея, жившего в конце VI — начале VII веков, в общем-то предназначалась для монахов, как и все его поучения. Но по нескольким причинам она поразительно подходит сегодня для нас всех. Во-первых, сейчас нам особенно нужна его необычайная отеческая снисходительность к немощи новоначальных учеников. Во-вторых, для нас важна ситуация, в которой у Авва Дорофея возникала потребность давать именно такие наставления. Подобную ситуацию скопления большого числа людей, не связанных родственными узами или взаимоотношениями сверстников и в то же время постоянно общающихся между собой на основе взаимного равенства, тогда можно было встретить только в общем жительстве монахов.
В эпоху патриархального быта, которая, кстати, явные признаки своего отмирания стала подавать лишь каких-то 100-150 лет назад, жизнь людей была полностью замкнута на внутрисемейный круг и хорошо характеризуется известным афоризмом:
«Мой дом — моя крепость». Так что тот тип социальных отношений, который тогда был исключением и встречался только в «киновиях» и «лаврах», населенных собравшимися туда для совместного духовного и телесного труда монахами, теперь стал повсеместной реальностью жизни. Теперь каждый человек не меньше половины своего времени проводит в «коллективе» людей, случайно оказавшихся вместе: группа детского сада; школьный класс; производственный коллектив; больничная палата; очередь; туристическая группа, — да мало ли еще что, всего не перечислишь. И везде человек так или иначе общается с окружающими «случайными» людьми, с которыми его сближает лишь общее дело или место.
Поэтому, как мы видим, поучения Аввы Дорофея, возникшие в связи с проблемами взаимоотношений монашеской братии, через четырнадцать веков удивительным образом оказались актуальными для мирян в глобальных масштабах.
Речь пойдет не о семейных конфликтах, хотя их природа и механизм протекания сходны с прочими проблемами межличностных отношений. Родственность, однако, будь то близость супругов, отношения «отцов» и «детей» или взаимоотношение братьев и т. д., — это слишком глубокий и мощный фактор, который по своей природе гасит мелкие конфликты и как правило не дает им укореняться вглубь. Сегодня, когда одним из главных пороков общества признан страх вступать в глубокие межличностные контакты, когда люди предпочитают обходиться ритуальной ложью поверхностных полуконтактов, многие психологи говорят, что во взаимоотношениях близких людей конфликты — признак глубоких, искренних отношений. Избежать конфликтов все равно невозможно, но в их преодолении происходит более тесное единение людей. Что касается того, как их преодолевать, то путь, указанный Аввой Дорофеем, одинаково подходит и для монашеской братии, и для сотрудников по работе или одноклассников, и для людей, связанных родственными узами.
Речь, однако, сейчас пойдет более всего об общении людей, объединенных весьма поверхностными связями, но в силу обстоятельств довольно тесно общающихся между собой.
«Случается, что между братиями произойдет смущение или возникнет неудовольствие...», — так обозначает Авва Дорофей начало конфликта, не углубляясь в детализацию его внешних поводов. Далее он насчитывает четыре этапа развития конфликтной ситуации от случайной стычки до глубоко затаенного в душе зла — злопамятства, если конфликт зашел слишком далеко. Эти этапы: 1) смущение; 2) раздражительность; 3) гнев; 4) собственно злопамятность.
«Смущение» — это завязка конфликта, естественная реакция на «слово брата, — как пишет Авва Дорофей, — нанесшего оскорбление». «Смущение же есть то самое движение и возбуждение помыслов, которое воздвигает и раздражает сердце», — в этом, согласно Авве Дорофею, состоит начальный этап конфликтной ситуации. Первый этап конфликта Авва Дорофей сравнивает с раскаленным угольком, какой можно выгрести из догорающего костра. Даже самый крошечный тлеющий уголек может послужить причиной большого пожара: «Кто разводит огонь, тот берет сначала малый уголек: это слово брата, нанесшего оскорбление». Погасить эту искру пока еще совсем не трудно, да она и сама быстро погаснет, если не попадет в горючее вещество: «Если бы ты перенес малое слово брата твоего, то погасил бы, как я уже сказал этот малый уголек». Но если вместо того, чтобы дать искре погаснуть самой, бросить ее в легко воспламеняемый материал, то от нее разгорится (пока еще слабый) огонек: «Если же будешь думать: «зачем он мне это сказал, и я ему скажу то и то, и если бы он не хотел оскорбить меня, он не сказал бы этого, и я непременно оскорблю его», — вот ты и подложил лучинки, или что-либо другое, подобно разводящему огонь, и произвел дым, который есть смущение».
Итак, когда солома или дерево начали тлеть и дымиться от упавшей искры, но еще не воспламенились, это в образной системе Аввы Дорофея — смущение, оно начинает дымиться и бросать искры.
Для этого этапа развития греха Авва Дорофей приводит и другой, уже упоминавшийся, весьма убедительный пример из окружающей природы: «...отсекайте страсти, пока они еще молоды <...> иное дело вырвать малую былинку, и иное — искоренить большое дерево
Второй этап — раздражение; как его определяет Авва Дорофей, — это «отомстительное восстание на опечалившего...». Чтобы точнее передать, в чем состоит раздражение, Авва Дорофей находит еще другое его название: «Его также называют острожелчием (вспыльчивостью)».
В чем же состоит развитие конфликта на этом этапе? Смутившись, растерявшись в первый момент от неожиданно встреченного недоброжелательства, вслед за этим человек многократно «прокручивает» в памяти инцидент. При этом, разумеется, он начинает особо остро ощущать несправедливость того, «как со мной поступили», и разгоряченно перебирать в уме способы, которыми он «восстановит» справедливость. Авва Дорофей поясняет: «Если же ты будешь продолжать <...> раздражать и возбуждать сердце воспоминанием: "зачем он мне это сказал, я и ему скажу то и то"; то от сего самого стечения и, так сказать, столкновения помыслов согревается и разгорается сердце, и происходит воспламенение раздражительности, ибо раздражительность есть жар крови около сердца».Не удовлетворившись собственным заключением сущности раздражения, преподобный Дорофей обращается к авторитету другого писателя-аскета, преподобного Марка Подвижника: «как сказал блаженный авва Марк: "злоба, питаемая помышлениями, раздражает сердце» Если первый этап развития конфликта Авва Дорофей сравнивает с тлеющим угольком, попавшим в воспламенимую среду, то нетрудно угадать, о чем он будет говорить дальше. От пламени, оживляющего очаг или взметнувшегося над костром, он вдруг переходит к жару совсем другого рода: «...от сего самого стечения и, так сказать, столкновения помыслов согревается и разгорается сердце, и происходит воспламенение раздражительности...». «Не увлекайся и не забывай, — как бы говорит он, — что и «искра смущения», и «огонь в сердце», да и само слово «раздражительность» — это только метафоры, словесные модели духовных состояний, которые иначе чем через внешние аналогии и не передашь...».
«Вот как происходит раздражительность... — продолжает он. — Если же ты продолжаешь смущать и смущаться, то уподобляешься человеку, подкладывающему дрова на огонь и еще более разжигающему его...».
«Также когда возгорится раздражительность, если он и замолчит, но будет продолжать смущаться и возбуждать себя, то он делается, как мы сказали, подобным тому, кто подкладывает дрова на огонь...».
Итак, раздражение — это когда искру смущения раздувают и разгорающийся огонь снабжают «топливом». «Когда возгорится раздражительность, — объясняет переход от второго этапа состояния конфликта к третьему Авва Дорофей, — если он <то есть брат> и замолчит, но будет продолжать смущаться и возбуждать себя, то он делается подобным тому, кто подкладывает дрова на огонь, и они горят, пока наконец образуется много горящего уголья, и это есть гнев».
Гнев-третий этап развития конфликтной ситуации. Что же приводит к нему? «Если же ты продолжаешь смущать и смущаться, то уподобляешься человеку, подкладывающему дрова на огонь и еще более разжигающему его, отчего образуется много горящего уголья, и это есть гнев». Все те же «дрова», тот же горючий материал, подбрасываемый в тлеющее раздражение, приводит к тому, что «полыхнет» пламя гнева!
После весьма красочного описания порывов ярости, сделанного в свое время святителем Григорием Богословом, когда «законы отметались в сторону, врага, отца, жену и родных — всех сметал стремительный поток...», или же после описания гнева, оставленного святителем Тихоном Задонским, когда человек «негодует и шумит, клянет и ругает сам себя, терзает и бьет, ударяет по голове и лицу своему, и весь трясется, как в лихорадке», показ гнева Аввой Дорофеем может показаться слишком бледным. Гнев Авва Дорофей в сравнении с другими этапами развития злопамятности описывает наименее выразительно. Безусловно, на это есть свои причины. Прежде всего не требовалось в поучении к монахам, стремившимся контролировать каждый свой помысел (что, понятно, приходило не сразу), тратить время на борьбу с пороками, которых у них не было. Научиться держать себя в руках во внешнем поведении, — это первое, с чего начинал каждый из них еще в миру. А чтобы еще раз подчеркнуть, что гнев, как всякая страсть — болезненное, мучительное состояние, Авва Дорофей обращается к иной параллели, не связанной с развернутой метафорой возгорания пламени из искры. Гнев он сравнивает с раной на теле человека: «...была у него рана, и он приложил пластырь (то есть сделал поклон), и <...> исцелил рану, то есть гнев...». Третий этап развития конфликта авва Дорофей обозначает, кроме «гнева», еще другим словом: «Раздражение же <...> обращается в дерзость». Значит, дерзость, то есть внутренняя решимость удовлетворить свою мстительность (неважно, будет ли она осуществлена), — это одна из форм гнева. Об этом особенно хорошо следует помнить нам, живущим в обществе, где также (правда, по другим причинам) слишком прямые проявления гнева считаются неприличными. Ярость и гнев в нынешнем «цивилизованном» обществе позорны не потому, что они по сути — покушения на заповедь «не убий», а потому что открывают постыдную слабость характера... А вот дерзость, то есть внутренне контролируемый гнев, в наше время почитается прямо-таки доблестью.
Однако человек, одержимый любой формой гнева, как подчеркивает преподобный Дорофей, претерпевает тяжелые мучения духа, он не свободен, он «побеждается сею страстию...», то есть страдает...
Четвертый этап –это злопамятность. Итак, злопамятность, — это неизжитое, затаившееся в душе зло на человека. Злопамятность мучит и изматывает прежде всего самого того, в чьей душе она поселилась. Все взаимоотношения с «предметом» мстительной памяти отравлены немирным состоянием духа. Человек и хотел бы освободиться от этого огорчающего его чувства, да не так-то это просто!
Проявления злопамятности, описанные Аввой Дорофеем, опять воспринимаются очень современно:«Воздать же злом за зло можно не только делом, но и словом, и видом <...> случается, что кто-либо одним видом, или движением, или взором смущает брата своего; ибо можно и одним взглядом или телодвижением оскорбить брата своего .
Кроме сходства между начинающими учениками Аввы Дорофея и средним «воспитанным» человеком сегодня есть и принципиальное различие. Те пришли в монастырь, чтобы освободиться от обуревающих их страстей, а наш современник едва ли задумывается, что сам глубоко страдает от мстительности и злопамятности. К подобным страстям современные люди относятся в большинстве своем как к одной из своих естественных потребностей: возникло чувство голода — надо поесть; появилось мстительное желание — надо отомстить...
Не так воспринимали страсти тогда. Новоначальные приходили к опытным старцам с вопросом жизни и смерти: как освободиться от этой муки ада, постигшей душу еще в земной жизни... Но и ответ не был «легким рецептом успеха», какие нам отовсюду навязывают сегодня. «Посему и говорю вам: всегда отсекайте страсти, пока они еще молоды <...> потому что иное дело вырвать малую былинку, и иное — искоренить большое дерево», — так поучал Авва Дорофей.
Единственная цель, с которой Авва Дорофей и выстраивает поэтапное развитие страсти, и проводит детальные аналогии — вооружить учеников знаниями, как проще победить искушение: «Вот, вы слышали, что такое начальное смущение и что раздражительность, что такое гнев и что злопамятность <...> Посему и говорю вам: всегда отсекайте страсти, пока они еще молоды…»
2.2. Разрешение конфликтов с позиции святых отцов
Легче всего со страстью злопамятности бороться в самом начале: остановить себя на уровне «смущения». Как это можно сделать? Самый простой способ, как говорит Савва Дорофей, когда между братиями произойдет смущение или возникнет неудовольствие, — попросить прощения. Что показательно, преподобный даже и не собирается уточнять, кто именно должен это сделать — тот ли, кто оказался причиной этого «неудовольствия», или «пострадавший». Ясно, что искать виноватого — тупиковый путь, пострадавшим считает себя каждый. «Один из них, — просто говорит авва, — поклонится другому, прося прощения...». То есть тот, кто первый заметил в своем сердце смущение, тот и должен поспешить первым от него освободиться.
Обобщая еще раз, как преодолеть конфликт на первом этапе, Авва Дорофей заключает: смущение, «если хочешь, можешь удобно погасить, пока оно еще не велико, молчанием, молитвою, одним поклоном от сердца». «Ибо если кто-либо в начале смущения <...> поспешит укорить себя и поклониться <ближнему, прося прощения>, прежде нежели разгорится раздражительность, то он сохранит мир».
Но вот самый начальный момент упущен. «Былинка» смущения (то есть момент, когда мучительная впоследствии страсть только зарождается), прежде чем была замечена, все же успела вырасти и грозит превратиться в укоренившееся дерево злой страсти! Тем не менее, все же еще остаются средства освободиться от него, хотя это потребует большего труда. Наука о духовной жизни Аввы Дорофея поможет определить, на каком этапе, какими средствами следует противостоять развивающейся страсти.
Какие усилия потребуются, чтобы побороть эту страсть на этапе «раздражения»? Это совсем не простой вопрос, ведь как можно на самом деле вдруг остановиться, когда все в тебе «закипает», когда все раздражает тебя в человеке, повергшем тебя в смущение? Каких-то специальных рецептов на этот счет Авва Дорофей не дает, но одно слово, сказанное даже как бы вскользь, очень точно выражает смысл усилия над собой. «Когда возгорится раздражительность», человек должен замолчать, то есть усмирить бурю внутри себя, найти силы вернуться к внутреннему миру в душе.
Однако возможна и такая ситуация: охваченный обидой человек «замолчит, но будет продолжать смущаться и возбуждать себя...», — рассматривает дальнейшее развитие страсти Авва Дорофей. Обиженный действительно внешне держит себя в руках, чтобы не наговорить лишнего, но душа не обрела умиротворения. Какими усилиями возможно бороться с «гневом», выросшим из раздражения и укрепившимся в душе?
Увы, каких-то «чудодейственных» средств, «снимающих» гнев механически, без тяжело дающихся внутренних усилий, здесь нет. Если так, то куда должна направляться внутренняя борьба с гневом? То, что в этом случае советует преподобный, также не ново и уже знакомо. Надо примириться. То есть действительно, на самом деле принять в свое сердце человека, который вызвал в душе бурю негодования.
За этим стоит глубочайший акт общения личности человека с иной личностью. Человек, ощущающий в себе неисчерпаемую красоту образа Божия (а на интуитивном уровне свое «величие» чувствуют все) должен признать такую же личностную глубину в другом человеке. Он должен признать в нем такую же богоподобную личность, какой ощущает себя сам, признать, что Бог любит и его крестной голгофской любовью как всякого человека. Он должен почувствовать, насколько не соответствует его мелочный гнев величию того, против кого он вспыхнул. И должен, как говорит Авва Дорофей, отдать искренний поклон прощения... И тогда кровоточащая рана страсти, образовавшаяся в его собственной душе, будет уврачевана.
Но и здесь остается опасность. «Иной <...> сделав поклон, исцелил этим гнев, — продолжает Авва Дорофей, — ...была у него рана, и он приложил пластырь <...> Но она еще не совершенно зажила». От малейшего прикосновения рана возобновляется. И тогда «огонь» раздражения и гнева может перегореть в «золу» злопамятности.
Злопамятность тем и опасна, что в ней нет столь остро переживаемого смятения, которое нельзя не заметить, в ней, напротив, всегда остается «ровный» фон болезненной ненависти. К ней человек может привыкнуть, может ее не замечать и не помнить, но как только на горизонте общения появится тот, кто явился предметом этой «злой памяти», она сразу же даст о себе знать...
Такую страсть, ставшую уже привычной частью тебя самого, труднее всего изгнать из своей души. И здесь преподобный Авва Дорофей прямо предупреждает, что от злопамятности «человек не освободится, если не прольет крови своей». Что это значит, в чем должна состоять борьба со страстью злопамятности? Предстоит действительно тяжелая борьба, если потребна сила духа воина, продолжающего сражение, несмотря на ранения, — «проливающего кровь свою».
Но по сути дела и в этой борьбе трудно усмотреть что-то «особенное» и героическое. Это обычная борьба с привычкой, требующая постоянного неусыпного внимания к себе, чтобы ей противостоять. Это внимание к тому, какие чувства проносятся
9-09-2015, 16:00