Главное значение своей работы П.Я. Гальперин видел в том, что развернутая картина формирования внимания выступает в качестве общей модели образования конкретных форм психической деятельности.
Анализируя различные взгляды на природу внимания, отрицающих его существование как самостоятельной психической функции, П.Я. Гальперин пришел к выводу, что в их основе лежат два кардинальных факта:
1. Внимание нигде не выступает как самостоятельный процесс. И про себя, и внешнему наблюдению оно открывается как направленность, настроенность и сосредоточенность любой психической деятельности, следовательно, только как сторона или свойство этой деятельности.
2. Внимание не имеет своего отдельного, специфического продукта. Его результатом является улучшение всякой деятельности, к которой оно присоединяется. Между тем, именно наличие характерного продукта служит главным доказательством наличия соответствующей функции (даже там, где процесс ее совсем или почти неизвестен). У внимания такого продукта нет, и это более всего говорит против оценки внимания как отдельной формы психической деятельности.
С позиций своей теории поэтапного формирования умственных действий и понятий Гальперин стремился показать, что понимание психики как ориентировочной деятельности и знание тех изменений, которые претерпевает действие, становясь умственным, позволяет рассматривать внимание как функцию контроля. В той или иной форме с разной степенью обособления и развития контроль составляет неотъемлемый элемент психики как ориентировочной деятельности.
П.Я. Гальперин подчеркивал, что внимание – отдельный, конкретный акт внимания – образуется тогда, когда действие контроля становится не только умственным, но и сокращенным. Процесс контроля, выполняемый как внешняя, предметная, материальная деятельность, по его мнению, отнюдь не является вниманием. Наоборот, он сам требует актов внимания, сложившихся к этому времени. Но когда новое действие контроля превращается в умственное и сокращенное, тогда, и только тогда, оно становится вниманием, новым конкретным процессом внимания. “Не всякий контроль есть внимание, но всякое внимание означает контроль” [13, c.419].
При этом следует учитывать, что обычный контроль лишь оценивает деятельность или ее результаты, а внимание их улучшает. Улучшение деятельности происходит благодаря тому, что контроль осуществляется с помощью критерия, мерки, образца, который дает возможность четкого сравнения и различения и тем самым ведет к гораздо лучшему распознаванию явлений и к другим положительным изменениям, столь характерным для внимания.
Таким образом, применение образца объясняет два основных свойства внимания – его избирательности (которая, следовательно, далеко не всегда выражает интерес) и положительное влияние на всякую деятельность, с которой оно связывается.
Переходя к свойству произвольности внимания, П.Я. Гальперин говорит: “Л.С. Выготский был глубоко прав, когда пытался перенести в психологию, в частности в проблему внимания, общее положение марксизма о средствах деятельности как решающем условии и мериле произвольности” [13, c.421]. Такими средствами, как известно, Выготский считал знаки, опираясь на которые человек делает то, чего не может выполнить без них. Однако знак выполняет роль психологического орудия лишь постольку, поскольку сам получает значение. Приравнивая значение знака к понятию, Л.С. Выготский ставил развитие произвольности психических функций в зависимость от развития понятий, т.е. от понимания того, как следует действовать в данном случае. Это, по мнению Гальперина, приводило к сужению проблемы произвольности.
П.Я. Гальперин считал, что внимание произвольное есть внимание планомерное. Это – контроль за действием, выполняемый на основе заранее составленного плана, с помощью заранее установленного критерия и способа его применения. Наличие такого плана и критерия позволяет вести контроль, а вместе с тем и направлять внимание на то, на что мы хотим его направить, а не на то, “что само бросается в глаза”. Конечно, такое планомерное действие по происхождению и природе является общественным и предполагает участие речи в его организации, следовательно, оно возможно только у человека. Как всякое действие, приобретаемое по общественному образцу, оно сначала выступает и осваивается в своей внешней форме (когда оно, по сути, еще и не является вниманием) и лишь затем в специально речевом отражении становится произвольным вниманием. Благодаря своей объективно-общественной организации и поэтапному усвоению такое действие не зависит ни от непосредственно привлекающих свойств объекта, ни от нарушающих влияний преходящих состояний самого человека, т.е. произвольно в полном смысле слова.
Непроизвольное внимание тоже есть контроль, но контроль, идущий затем, что в предмете или обстановке “само бросается в глаза”. В этом случае прохождение контроля и его средства следуют не заранее намеченному плану, а диктуются объектом, от которого целиком зависит в обоих этих отношениях. Следовательно, в данном случае контроль непроизвольный. Но содержание деятельности внимания и здесь составляет именно контроль – контроль за тем, что устанавливают восприятие или мышление, память или чувство.
С точки зрения внимания как деятельности психического контроля все конкретные акты внимания – и произвольного, и непроизвольного – являются результатом формирования новых умственных действий. И произвольное, и непроизвольное внимание должно быть создано, воспитано заново; у человека – всегда по общественно заданным образцам. При планомерном воспитании внимания такие образцы должны заранее отбираться как самые успешные и перспективные для каждой сферы деятельности, на каждом уровне развития. “Можно надеяться, что поскольку в общем известны содержание деятельности внимания и порядок воспитания полноценных умственных действий, задача планомерного формирования все новых и новых актов внимания уже не составит принципиальной трудности” [13, c.424].
Теория П.Я. Гальперина предполагала не просто рассмотрение внимания как процесса контроля за действиями, но и развитие этого контроля – от сознательных к автоматизированным действиям. Никто не подвергает сомнению существование автоматизированной и неавтоматизированной обработки информации как автоматизированных и неавтоматизированных действий. В реальной жизни мы постоянно выполняем несколько одновременных действий: идем, смотрим, думаем и т.д. Такой опыт самонаблюдения, казалось бы, не согласуется с данными экспериментов, которые показывают, насколько сложной является задача совмещения двух действий. Однако большинство совмещений становится возможным благодаря автоматизации или изменению уровня контроля. Проблему активных и автоматических действий П.Я. Гальперин рассматривает в своем учебнике “Введение в психологию” [5].
В той мере, в какой действие опирается на готовые механизмы, включая и механизмы его регуляции, оно является автоматическим. Если же действие следует отношениям наличной ситуации, путем ориентировки в плане образа, то оно является активным.
Благодаря соотнесениям в плане образа предметы на пути к цели получают или подтверждение прежнего ориентировочного значения, или несколько меняют его, соответственно чему меняются и реакции на эти ориентиры. Реакции эти выполняются с помощью готовых нервных механизмов, т.е. автоматизированно. Это требует лишь замедленного исполнения действий, но и только: сложившиеся автоматизмы включаются в активную деятельность благодаря выделению таких отрезков ее траектории, на протяжении которых эти готовые механизмы могут успешно применяться. Новое действие делится на посильные “шаги”, и лишь на их стыках субъект снова переходит к активной ориентировке в объектах. Таким путем автоматические механизмы включаются в ответ на знакомые раздражители, которые обнаруживаются в ситуации благодаря ориентировочно-исследовательской деятельности.
Активные и автоматизированные действия не противоположны по своей природе, но могут становиться такими, по мнению П.Я. Гальперина, при определенных условиях. Если действия воспитываются в стереотипных условиях, когда ориентировка в ситуации вскоре начинает ограничиваться узнаванием по немногим характерным признакам, то стереотипными становятся и действия. В этих случаях, при неожиданном изменении ситуации, нередко случается, что действия начинают выполняться по отдельным условным раздражителям, без оценки ситуации в целом. Но при этом несоответствие действий ситуации вызывает не автоматизация сама по себе, а ослабление ориентировки в ситуации. Если же общая ориентировка в ситуации сохраняется, то действия могут и должны достигать высокой автоматизации, как это наблюдается у всех профессионалов своего дела.
Автоматические механизмы включаются в состав активных целенаправленных действий там, где в их составе выделяются и узнаются знакомые части. Но и эти части требуют ориентировки: соотнесения отдельных звеньев друг с другом и с ориентиром. В этом случае сохраняется только контроль за исполнением. В меру необходимости такого руководства в действии меняется соотношение его активной и автоматизированной частей. И это одинаково касается не только действия, но и образа, в плане которого оно выполняется, и самого побуждения к действию. Разная форма всех компонентов всей психической деятельности меняется в зависимости от необходимости в активной ориентировке сознания.
Вопрос об активной деятельности сознания и проблеме бессознатель-ного также нашел свое решение в работах П.Я. Гальперина.
5. Подход П.Я. Гальперина к проблеме бессознательного
Развитие представлений о природе бессознательного, специфике его проявлений, механизмах и функциях в регуляции поведения человека является необходимым условием создания целостной объективной картины психической жизни личности.
В современной психологии под бессознательным понимают следующее [28, c.31]:
1) совокупность психических процессов, актов и состояний, обусловленных явлениями действительности, во влиянии которых субъект не отдает себе отчета;
2) форма психического отражения, в которой образ действительности и отношение к ней субъекта не выступают как предмет специальной рефлексии, составляя нерасчлененное целое; в бессознательном невозможны произвольный контроль осуществляемых субъектом действий и оценка их результатов.
Выделяются четыре класса проявлений бессознательного:
1) надсознательные явления (не поддающийся индивидуальному сознательно-волевому контролю уровень психической активности личности при решении творческих задач;
2) неосознаваемые побудители деятельности (неосознаваемые мотивы и смысловые установки), обусловливаемые имеющим личностный смысл желаемым будущим; подобные проявления бессознательного изучались З.Фрейдом;
3) неосознаваемые регуляторы способов выполнения деятельности (операциональные установки и стереотипы автоматизированного поведения), обеспечивающие направленный и устойчивый характер ее протекания; лежат в основе автоматизированных действий и могут осознаваться субъектом, если на пути привычного автоматизированного поведения встречается неожиданное препятствие;
4) проявления субсенсорного восприятия.
Не обошел вниманием проблему бессознательного и П.Я. Гальперин.
Статья “К проблеме бессознательного” [13] написана П.Я. Гальпериным для четырехтомной коллективной монографии “Бессознательное. Природа, функции, методы исследования”, вышедшей а 1978-1979 гг. в Тбилиси (ред. А.С. Прангишвили и др.). Эта по-своему уникальная монография создавалась усилиями более чем 300 специалистов в области психологии, физиологии, философии и лингвистики как из СССР, так и из многих стран Европы и Америки. В ней дана исключительно широкая картина исследований проблемы бессознательного, сложившейся к тому времени в мировой науке. Статья П.Я. Гальперина помещена в первом разделе монографии, где представлены основные подходы к пониманию природы бессознательных процессов. В противоположность другим авторам П.Я. Гальперин выступает против самого понятия “бессознательной психической деятельности” и тем более его широкого толкования. Гальперин акцентирует внимание исследователей на информационной содержательности нейрофизиоло-гических процессов, происходящих в центральной нервной системе, и, следовательно, возможности возникновения явлений осмысленного поведения на основе чисто нейрофизиологической регуляции. Последняя, однако, неизбежно становится недостаточной и требует активной ориентировочной деятельности субъекта в случае любого изменения стандартной ситуации. Предложенный П.Я. Гальпериным подход не претендует на решение проблемы бессознательного, но справедливо выступает против необоснованного расширения круга явлений, относимых к сфере бессознательного.
Обратимся к аргументам самого Гальперина. Он считает, что обычно признать наличие бессознательной психической деятельности нас заставляют
разнообразные факты: спонтанное решение трудных задач (при отвлечении работы над ними), так называемое автоматическое письмо, внезапное осознание смысла малых и незаметных впечатлений, исполнение постгипнотических внушений и т.п., словом, продукты явно осмысленной деятельности, о которой ее исполнители субъективно ничего не знают. При этом термин “бессознательное” П.Я. Гальперин использует в значении ощущения, переживания, чувствования, сознания своей психической деятельности.
Теоретически было бы легче считать такую неосознаваемую деятельность просто физиологической. Однако осмысленность предполагает осмысление, а оно составляет одну из основных и отличительных черт психической деятельности. И наоборот, принято считать, что материальные, в частности, физиологические процессы не могут быть осмысленными, так как они ограничены физическими свойствами. При таких исходных представлениях, осмысленные труды неосознаваемой деятельности приходится относить за счет психической, но бессознательной деятельности.
Дуализм “физического и психического”, “материи и духа” составляет общую основу этих представлений о психике и бессознательной психической деятельности. Только в середине ХХ в. дуализм был окончательно преодолен в диалектическом материализме, который рассматривает психику как одно из новых свойств материи, возникающее на высоком уровне.
Для объяснения явлений психической деятельности П.Я. Гальперин использует понятия из физиологии нервной деятельности (учение о “нервной модели” стимула Е.Н. Соколова, “акцепторе действия” П.Е. Анохина, “потребностном будущем” Н.А. Бернштейна, - моделях, контролирующих смену условно-рефлекторной и ориентировочно-исследовательской деятельности), которые, на его взгляд, утверждают наличие физиологи-ческого отражения всех компонентов реакции в центральной нервной системе.
Эти нервные модели приходят в рабочее состояние, когда возбуждаются “своей” потребностью, вместе с которой образуют доминанту (А.А. Ухтомский) и, на уровне психического отражения, установку (Д.Н. Узнадзе). Сложившаяся установка, вместе с поступающей информацией, автоматически, без участия сознания, успешно обслуживает решение текущих задач, если это не превышает возможностей прямого “согласования” структур задачи и поступающей информации.
За исключением внезапного решения творческих задач, такой механизм, по мнению П.Я. Гальперина, объясняет все факты осмысленной автоматической деятельности, о которых упоминалось выше. Во всех этих случаях происходит использование структуры решения, сложившейся в прошлом опыте и отвечающей актуальной ситуации.
Что же касается внезапного решения творческих задач, то условия его возникновения, как считает П.Я. Гальперин, в самых общих чертах тоже достаточно известны. В результате безуспешных попыток решения у субъекта складывается “антиципирующая схема”, неосознанное отражение объективных связей задачи. Когда антиципирующая схема достаточно “созреет”, чтобы наметить контур недостающего звена (решения), поступающая информация с так называемой “подсказкой” автоматически сличается с этой незаконченной схемой, из “подсказки” выделяется часть, отвечающая недостающему звену, оно автоматически включается в антиципирующую схему, которая замыкается и дает решение прежде не решившейся задачи.
Информационно содержательные процессы высшей нервной деятельности взаимодействуют по смыслу отраженного в них объективного содержания, и продукт этого материального взаимодействия представляется осмысленным. Такой нервный механизм не нуждается в отражении, хотя по своему происхождению может быть отражением “сознательной” психической деятельности. “Осмысленность – в том значении слова, какое используется в учении о бессознательном, - отнюдь не всегда предполагает психическую деятельность” [13, c.445]. Материальные процессы, когда их движение и взаимодействие определяется их информационными характеристиками, становятся объективно осмысленными, оставаясь психологически неосознаваемыми.
Для объяснения феноменов “бессознательного” П.Я. Гальперин предлагает использовать понятия диалектико-материалистического учения о материи и информационное содержание процессов высшей нервной деятельности. При этом “гипотеза бессознательной психической деятельности становится излишней” [13, c. 446].
Учитывая, что такая постановка вопроса может поставить под сомнение необходимость всякой психической деятельности, не только бессознательной, но и сознательной, П.Я. Гальперин приводит в поддержку своей точки зрения следующие факты.
Первый из них – процесс образования самой антиципирующей схемы. Известно, что она должна “созреть”, а это происходит, хотя и помимо сознания, только в исследовании задачи. Такое исследование совершается с обязательным участием психики, и первым его результатом оказывается обнаружение новых отношений между условиями задачи. Без “сознательного” исследования задачи антиципирующая схема не формируется – не формируется тот механизм творческого мышления, который потом действует автоматически.
Второй факт составляет одно из основных положений учения о высшей нервной деятельности и заключается в том, что новый раздражитель сначала вызывает только ориентировочный рефлекс; если реакция получает подкрепление, раздражитель приобретает условное значение, автоматическое действие. Поскольку в ориентировочно-исследовательской деятельности обязательно участвует психическое отражение, смена условно-рефлекторной и ориентировочно-исследовательской деятельности составляет эксперимен-тальное доказательство того, что в определенных условиях – в ситуациях с признаком “новизны” - психика становится необходимой и обязательной частью механизма “сиюминутной” перестройки действия.
Таким образом, по мнению П.Я. Гальперина, “психическая деятельность не нужна лишь там, где успех действия обеспечивается автоматически. А все явления, для объяснения которых привлекалась бессознательная психическая деятельность, как раз и составляют автоматические явления. Для них, но только для них, психическая деятельность не нужна” [13, 447].
В этой же статье П.Я. Гальперин касается проблемы взаимосвязи бессознательного и неврозов.
Как известно, большой вклад в изучение проблемы бессознательного и его роли в возникновении неврозов сыграл З.Фрейд. Он настаивал, что только незначительная часть психической жизни (мысли, восприятие, чувства, память) входит в сферу сознания. Область предсознательного включает в себя весь опыт, который не осознается в данный момент, но может легко вернуться в сознание или спонтанно, или в результате минимального усилия. Самая глубокая и значимая область человеческого разума, с точки зрения Фрейда, – это бессознательное. Он считал, что бессознательное – это не столько те процессы, на которые не направляется внимание, сколько переживания и влечения, подавляемые сознанием, такие, против которых сознание воздвигает мощные барьеры. Для их удержания используются различные защитные механизмы личности, которые искажают восприятие реальности и в силу своей неадекватности могут служить причиной развития неврозов.
Гальперин придерживался иной точки зрения на причины возникновения неврозов. Он выделял в этой проблеме две стороны: физиологическую и психическую. С физиологической стороны причиной невроза является “ошибка” нервных процессов и срыв высшей нервной деятельности в сверхтрудных, неразрешимых для субъекта ситуациях. Поэтому и для лечения невроза желателен хотя бы временный выход из конфликтной ситуации. Психологическую сторону, по мнению Гальперина, составляют самостоятельное или под руководством психотерапевта проводимое разъяснение прежде не решавшейся жизненной
9-09-2015, 16:17