Луис Р. Ормонт
В 1905 г. врач из Бостона Josef Pratt (1911) установил строгую, подчинённую контролю за здоровьем жизнь пациентов с туберкулёзом. Для разнообразия он собирал их вместе на лекции во время отдыха, параллельно с хорошей едой и свежим воздухом. Pratt отметил, что свободная болтовня, которая там возникала, помогала им более эффективно использовать информацию, которую он им представлял.
Его пациенты начали уходить в своих спонтанных интеракциях на шаг вперёд. Через некоторое время они начали собираться на час раньше его лекций, делясь информацией и дискутируя по интересным вопросам. Предоставляя поддержку и помощь, они делали гигиеническую программу Pratt значительно более эффективной, чем она была. Действительно, Pratt (1922) отмечал, что когда он поднимал серьёзные вопросы, пациенты захватывались ими не так, как когда они поднимали их сами между собой. Pratt начинает целиком поддерживать пользу участия в группах, описав это в нескольких статьях. Многие сегодня считают Pratt пионером работы с группами, как начальную точку групповой терапии, как мы её теперь понимаем.
В 1920 г. несколько терапевтов, работавших независимо, собирали терапевтические группы для поддержки и понимания, которые люди с психологическими проблемами могут предложить друг другу. Терапвты, которые разделяли группу на двойки в привеженности к отдельным кейсам с индивидуальными пациентами, начали замечать выгоду от группового метода. Наиболее очевидным было то, что группа может предлагать более разнообразные перспективы, чем отдельный человек, и что члены группы, которые исследуют проблемы других, могут получить инсайт или утешение в своих собственных страданиях (Shaskan, 1948). Отмечалось также, что воздействие групповой заботы о человеке сильнее, чем в индивидуальной практике. В дополнение, група воспринимается как вторая семья, предлагая возможность для более глубоких инсайтов старых паттернов, и делая возможным новое развитие (Spotniz, 1961). Мало-помалу, практикующие этот метод начали видеть и другие достоинства. Одним из них были неожиданные значение реакций частных клиентов на изменение сеттинга. Пациент мог казаться вполне неплохим на индивидуальных сессиях, но в группах экстравагантные реакции других вопринимались им самим как сверхсильные, вызывающие чрезмерную реакцию, которая ограничивала его в своей жизни. Провоцируясь таким образом, люди могли бы демонстрировать свои индивидуальные паттерны, которые другие участники могли бы помогать им разрешать. Наконец, в группе участники могут проиграть свои искажения и ложные представления, которые могут быть скрыты от персонального терапевта. Или даже если они обнаруживались, то оказывались "несвежими", после того, как произошли, и были заметно тяжелее в работе, чем когда они оказывались свежими. Индивидуальный терапевт тратит много времени, собирая информацию относительно проблемы пациента, принесённой из его внешнего мира, в то время как групповой терапевт может узнать о ней пока она ещё "горячая". Короче говоря, группа более часто обеспечивает изменения в соприкосновениях с другими людьми, возникающих с интимностью и непосредственной представленностью, что поддерживает незаменимость лечения (Kadis, 1963).
Так как мы проводим терапию этих возникающих нарушений, извлекая пользу группового лечения, мы также начинаем по-новому смотреть на наши лечебные методы. Наиболее важно, что вместо мыслей о группе как корригирующем опыте аналога семьи, мы начинаем думать об опыте малого масштаба, повторяющем всю жизнь пациента. Это всего лишь недолго было форумом для обнародования проблем повседневного существования; это стало само-усиленной и увеличенной жизнью. Это значит, что мы хотим продемонстрировать нашим пациентам то иррациональное, что вредит им в мире. Мы можем добиваться значимых изменений, если такой пациент измотан своими самоповреждающими тенденциями в группе.
Что поражает нас снова и снова, это то, что группа - а не групповой терапевт - является агентом личностных изменений. Это проходит перед нашими глазами с самого начала, через семьдесят лет понимания и использования терапевтичекого и чудесным образом изменяющего свойства группы. Мы теперь принимаем группу как целое, как развивающую силу, не эквивалентную одному терапевту (Ormont, 1993). Групповые терапевты, рассеяные по Америке и Европе, совместно устанавливают обучение групповых ведущих принципам группового лечения. Это независимые институты, о которых не было слышно пятьдесят лет назад, когда групповая терапия рассматривалась как своеобразный придаток индивидуальной, принижая её выборный статус в учебных программах. Перемены стали возможны только со становлением лечения через группу-как-целое в качестве лечебной дисциплины самой по себе, требующей собственного набора понятий и технического репертуара.
С реализацией этого, Нью-Йоркский Центр Развития Группового Обучения [The Center for the Advancement of Group Studies in New York City] формулирует свои собственные цели в отношении обучения специалистов, которые могут превратить собрание несвязанных между собой незнакомцев в интерактивную среду, стимулирующую развитие, поддерживающую необходимые условия для терапевтического функционирования. С момента, когда слушатели становятся кадидатами, и до получения диплома мы видим их погружёнными в тотальную групповую среду. Мы создаём практику, предполагающую ведение групп студентами так скоро, как только мы утвердим в них фундаментальные принципы этого. Мы проводим студентов через шаги преобразования всего лишь человеческой массы в терапевтическое сообщество. Мы ведём студентов-ведущих через сложности проявления скрытых способностей в каждом из участников принимать и отдавать другим.
Мы помещаем студентов в тотальные трудности группового опыта. Мы обеспечиваем их занятиями, где теория сплавляется с техникой. Мы поощряем обсуждение проблем с другими учащимися своего уровня. Каждую неделю каждый стдент обсуждает свою группу в супервизорских группах, где ощущение препятствия преобразуется в технику интервенций для разрешения блоков их пациентов. Мы не просто даём технический материал, а создаём уверенность во взращиваемом индивидуальном стиле. Сопутственно, мы развиваем у студентов личный групповой опыт, в котором они находят модели эффективного лидерства. Студенты работают в каждом комитете института и знакомятся с его проблемами. Все задачи служат одной цели - объективно и субъективно - сделать группу окончательным агентом изменений.
Мы знаем как добиться твёрдой личной уверенности в получаемых многообразных навыках, которые создают группового терапевта (под которым подразумеваем лидера, делающего группу работающей). Вознаграждение будет огромным, это может засвидетельствовать всякий, кто побывал в хорошо проведённой группе. По мере того, как мы помогаем группе функционировать как терапевтическому агенту, мы можем всё менее проявляться сами. Действительно, наша роль теперь заключается в предоставлении едва уловимых альтернатив в каждом изменении, подкреплении участников группы в развитии и взаимодействии. Члены нашей группы становятся более активными в ней и пожинают результаты этого в своей жизни. На каких принципах создаётся возможность для группы быть агентом изменений? Первое, мы позволяем изменениям возникать непосредственно во взаимодействии (Ormont, 1993). Мы хотим чтобы участники переживали себя и других точно так, как они есть в данный момент - в этом ключ к формированию нами групповой целостности. Поэтому мы менее озабочены относительно сообщений членов наших групп об их внешней жизни, чем вербальным выражением их реакций на других людей в кругу. С помощью реакций людей в групповой комнате обнаруживается истинная сущность этих реакций, в их настоящих словах, которые также часто ранее не заявлялись. Кроме непосредственного опыта наши участники ничего не могут понять по-настоящему.
Например, предполагаемый мужчина описывает действия общающейся с ним женщины, изображая себя жертвой её уловок и злоупотреблений. Полагаясь в целом на его слова, мы можем найти себя бессильными как группа. Мы могли бы предлагать советы, наставления, идеи, но мы были бы далеки от правды, т.к. мы на самом деле не знаем этого человека. Нам не хватает внутреннего опыта событий и сценария, описанных им.
Альтернативой, с которой группа может работать, является непосредственный обмен мнениями. Мы хотим, чтобы этот человек сказал, что он чувствует в отношении женщины в комнате в ним. Мы ожидаем, что когда он это будет делать, он продемонстрирует склонность критиковать [criticality] в отношении их всех. Если это так, то мы исследуем в первую очередь как он общается с женщинами в его внешней жизни, возможно с его женой, и способ поведения, который он использует. Когда это закончится, мы можем спросить, чем женщины в группе становятся похожими на описанное им. Это даст ему возможность успокоиться.
Тогда предположим, что когда позже женщины в комнате защищаются от его критики, он упрекает их в негибкости. Он наклеивает им оскорбительные ярлыки "безнадёжного случая". Это обижает почти всех членов группы. Он показывает свою нетерпимость, и теперь мы узнаём, что его жена также получает от него клеймо жёсткой и нетерпимой.
Мы получаем больше, чем было сообщено за это время. Мы оказываемся свидетелями живого примера его саморазрушительных наклонностей. Жизнь развёртывается перед нами, и не только его жизнь, но и других участников, которые реагируют на него своими собственными способами в их характерных поведенческих паттернах. Некоторые критикуют его, некоторые прячут свой гнев, некоторые отрицают это, некоторые пытаются его успокоить, и т.д. Позже участники отвечают ему в своих собственных закоренелых тенденциях, которые при возвращении могут быть тщательно рассмотрены в группе.
Даже если человек ничего не скажет относительно неудач своего брака, безусловно показывая его идеальным, мы смогли бы многое узнать из его поведения на группе. Мы можем ощутить недоверие к его заявлениям о браке. Может быть это были "горячие" моменты, которые он утаивал от нас, или возможно его жена была так испугана им и так конформистична, что его брак огибал многие реалии их совместной жизни.
В другом случае член группы ничего не говорил нам о своей жизни. Нет материала; он не может вынести свои проблемы в групповой сеттинг. Каждая реакция, включая отсутсвие реакции, полезна для группы. Когда через взаимодействие участников он приобрёл новое понимание, он смог позволить себе проронить, что он имеет такие же проблемы дома. Или по крайней мере, даже если он хочет сохранить свой имидж с нами, он использует группу обучаясь расслабляться в своей жизни. В этом случае он получает пользу вне группы, как бы давая нам кредит. Мы не нуждаемся в кредите. Смысл в том, что переживая свои затруднения с нами, через нашу жизнь в атакующих его моментах реальности, мы способны помочь ему. Здесь под "мы" подразумевается группа как целое, а не терапевт. Терапевт может обозначить сцену, но группа предлагает личность, переживающую проблему, и имеет к ней дифференцированные ответы.
В любом случае, во взгляде на группу как на агента изменений видятся не только беседующие люди, которые извлекают пользу из своих интеракций. Они проживают интеракции - и все мысли других членов группы, которые тоже получают пользу. В простом случае, допустим что женшина, которую несправедливо критиковал указанный выше мужчина, чувствовала себя парализованной и только сидела с мрачным видом. В группе, развиваемой в качестве терапевтического агента, через некоторое время участники будут замечать и комментировать её апатию. Они увидят, что она действует подобно травмированной. Конечно, она очень живая и изменяющаяся, даже в эти моменты. Без существующего понимания этого она выбирает своей ролью угрюмо сидеть, и этот выбор имеет свои историю и смысл. Возможно в детстве она имела альтернативы. Она могла наказываться даже за небольшие возражения решениям своих родителей, и теперь она сидела, как если бы она всё ещё не имела реального права выбора.
Как вероятно мы увидели, если бы женщина просто вежливо действовала и говорила из вежливости перед исследователями? Её тенденция пропускать мимо себя или затихать по таким причинам может возникать, но не так стремительно. Мы заключили бы, что эта тенденция скрывает негодование с бесстрастностью за прохладными интеракциями или за мягкой тенденцией не соглашаться с терапевтом или не поворачиваться лицом к некоторым истинам.
В хорошо функционирующей группе истина быстро оказывается на поверхности. К этому её приводят события и наша задача как терапевтов сохранить группу такой принимающей и отзывчивой, чтобы перед ней проходил целый спектр истин. Рассматривая данный пример, если бы не было проявления презрения мужчины к своей женщине, мы бы не увидели и изучили проявление таких тенденций в ней. Мы бы не увидели её игры когда на неё нападают, тактики, которую она сделала своей второй натурой.
Итак, со временем большая часть людей показывает свою внутреннюю правду, открывает её другим в группе, наблюдает как другие работают с мучительными проблемами, работают с успехом и удовлетворением, не только с поражениями и борьбой. Однажды мы освободили людей в их интеракциях с другими, и мы получили одномоментное участие в группе всех её членов. Комната оживилась открытиями и новыми инсайтами, с новой любовью, и ненавистью, и страхом. Процесс оказался продолжающийся и непрерывно креативный. Коротко, если бы мужчина, яростно критикующий женщин, изображал из себя надёжного и просто плакался по поводу проблем в своей внешней жизни, мы бы не имели его опыта в действиях. Мы бы не увидели и не почувствовали ни его удручённых ответов, ни других членов группы, которые могли наблюдать страдание женщины, её позу, и привлечь к этому её внимание. Возьмём эту третью личность, которая, с позволения сказать, показывает в это время сострадание, понимая унылость женщины. Вероятно другие понимают масштаб этой личностной симпатии, и постепенно, с течением вренмени, группа выявляет особые способности этого человека. Это может быть хорошо, что они никогда не понимаются как особые качества, даже после многолетнего сотрудничества. Кто этому сострадал? Опять один, раскрывая скрытую терапевтическую личность среди нас - работает группа. Это даёт этой личности возможность набирать навыки и проявлять их, и это повышается в том человеке, возможно в отношении своей собственной семьи, где этого не было. Группа находит героев и празднует их.
Здесь едва сказанно, что делает успешная группа в этом направлении и более. Успешный групповой терапевт - это не личность, которая даёт сильные идеи индивидуумам в кругу. Наши цели как терапевтов - содействовать и сохранять способности группы делать то, что мы сами никогда не могли бы достигнуть полностью самостоятельно.
Но как, без безотлагательного культивирования, нам создать группу, работающую как целое или как агента изменений? По-нашему, в широком смысле, установить необходимые для этого критерии, после чего мы работаем с сопротивлением части участников, позволяя ему возникать. Чтобы это произошло, чтобы работать с группой как с терапевтическим инструментом для пользы всех её членов, мы говорим им, что мы от них ожидаем. Они начинают сессию в определённое время с присутствием каждого, сообщают свои мысли и чувства относительно каждого, и, если они, случается, говорят о своей внешней жизни, то смотрят связь с группой. Мы требуем от людей воздерживаться от любых физических действий в отношении других в комнате.
Это может показаться наивным, что группа полностью подчиниться этим требованиям. Однако, в реальности мы ожидаем от участников отклонений, пренебрежения к предпосылкам, которые могли бы обеспечить сотрудничество. Мы создаём групповое осознавание таких отклонений, не неизбежных для участников. Превоначально групповой терапевт заостряется на отдельных участниках, суммируя анализ отдельных членов группы в групповом сеттинге. Двигаясь, как бы систематически поворачивая их внимание, временно сфокусированное на одном участнике, он побуждает группу действовать таким же образом. Группа главным образом наблюдала бы и через происходящее с отдельным участником вносила бы понимание или параллельные коммуникации типа "мы тоже..."
С нашим восприятием самой группы - а не аналитика - как терапевтического агента, мы ждём от других участников опознавания отклонений. Наверняка другие в комнате - некоторые, если не все - должны высказывать ощущения сухости и нехватки аффектов. Это имеет для них значение, несомненно напоминающее сходное поведение их родителей, которые никогда не проявляли эмоции по отношению к ним или которые сдерживали аффекты. Также, если член группы неоднократно опаздывает, наверняка другие в комнате, и не только терапевт, чувствуют пренебрежение к себе или даже негодование, потому что такие люди берут так много общего времени, когда они входят в группу неделей спустя.
Теперь мы побуждаем участников вмешиваться самих, описывая отклонения и, после этого, сообщать какие чувства они испытывали в ответ на действия людей, нарушающих наши неформалльные правила. Удержанные чувства лишают их реакций. Опоздавшие разочаровывают их, и они чувствуют это. По реакциям других членов группы они видят, что они могут конечно сказать им и что другие слышат их; они видят, что имею силу влиять на других. Прежде всего, участник, нарушающий контракт, оказывается не просто выражающим пренебрежение к ведущему группы; он оказывает воздействие на других, и это вскоре обнаружится.
Предыдущий сценарий позволил просто проиллюстрировать, как группа выполняет свою работу. Не только индивидуумы, но и небольшие подгруппы могут сопротивляться контракту, и другие подгруппы будут приветствовать их действия. Несколько лет назад я ввёл понятие "подмножеств" [subsets] (слово, взятое из математики) для обозначения меньших собраний людей, чем подгруппы (два или три в противоположность пяти или шести). Подмножества действуют или чувствуют в группе в сходном тоне. Они оказываются множеством внутри целого и они воздействуют коллективной силой, как множество. Для примера, подмножество в группе может принять или даже
10-09-2015, 02:27