Азы культурной грамоты на форзацах учебника по чтению 2000-х гг.

Г. В. Макаревич

Автор статьи анализирует семантику визуальных посланий, считываемых с форзацев учебника по чтению 2000-х гг. В поле ее зрения оказываются три важных для современного педагогического дискурса концепта: «детство», «Родина», «литература». Автор статьи раскрывает семантическую взаимосвязь этих концептов и показывает, как на форзацах учебников сказочность и фантазийность, тесно переплетаясь с конкретными образами, создают «эффект реальности» по меркам актуальной медиакультуры[1].

В начале 2000-х гг. авторы учебников[2]по чтению стали ориентироваться на идею обучения основам филологии уже в начальной школе. Так, в названии большей части учебных пособий 2004/05 учебного года можно обнаружить новые семантически нагруженные значения. Шестнадцать учебных комплектов содержат в наименовании слова «литература», «чтение»: «Литературное чтение» (14), «Чтение и литература» (1), «Читаем сами» (1). И всего два авторских коллектива сохранили названия, отсылающие к педагогическому дискурсу 1980-х гг. — «Родная речь» (Л. Климанова, В. Горецкий, М. Голованова) и «Родное слово» (Г. Грех- нева, К. Корепова). Смена ярлыка, с одной стороны, указывает на изменение ценностных приоритетов в образовательной политике, а с другой — свидетельствует о пересмотре содержания представленных в учебниках текстов и соответственно иллюстраций к ним. Оставим пока в стороне инновационные курсы обучения чтению и проанализируем форзацы одного из самых традиционных учебников, который носит гордое имя «Родная речь» и помогает освоить азы культурной грамоты ученикам 1—4 классов. В ходе семантико-педагогического анализа постараемся ответить на вопрос: образы каких детей создатели пособия помещают на его форзацы, с какими символами, смыслами эти образы корреспондируют?

Книга для 1 класса не имеет рисунков на форзацах. Белый фон — это нулевой знак, который можно интерпретировать по-разному. Во-первых, авторы пособия могут выстраивать систему значений «ребенок = белый лист», ведь у начинающего ученика пока отсутствуют системные знания по изучаемому предмету, его школьный читательский багаж еще пуст. Во-вторых, белый фон — это своего рода приглашение в мир «большой литературы»; мир, который владелец учебника может создать сам, оставив на белом форзаце свои первые рисунки и надписи (дети 7—8 лет мало отличают учебник от рабочей тетради: современные тетради часто бывают печатными, их размер и оформление во многом повторяют сам учебник). Так возникает вторая система значений «ребенок = художник, творец». И таких значений можно отыскать множество, широта интерпретаций знака «белый фон» зависит от каждого индивидуального контакта ребенка с учебником и не может быть детально представлена в рамках данного исследования.

Если мы посмотрим на форзацы учебника для 2 класса, то увидим цветную, работающую на позитивные эмоции картину. Самих детей на ней нет, но зато присутствуют знакомые каждому читателю герои, которые репрезентируют фантазийный мир детства. Заяц, Сова, Шалтай-болтай и другие литературные персонажи как бы показывают маленькому зрителю его самого «изнутри», более ориентируясь на общие читательские интересы, нежели на каких-то конкретных детей (мальчиков или девочек, учеников или «игрунчиков», отличников или двоечников и др.).

На обеих иллюстрациях в качестве доминирующей представлена идея движения: феи и слоненка — по воздуху, сказочных персонажей — на корабле и поезде. Все они влетают, вплывают, въезжают из детского чтения в школьную жизнь. Ребенку-читателю прививают уверенность в том, что его знакомые (Кот в сапогах, Красная шапочка и т. д.) не оставят его и в классе, в школьном мире в целом. «Пейзаж» на форзацах дан слишком обобщенно: глядя на него, невозможно понять, по какой территории движутся нарисованные герои. Важно, что все герои ориентированы не на замкнутое существование (в границах СССР или «золотого фонда русской культуры»), а на идею продвижения, освоения, в том числе с помощью чтения, новых культурных территорий, идею постижения новых культурных горизонтов.

Еще один примечательный герой помогает создателям книги для 2 класса раздвинуть границы детского мира. Слоненок на воздушном шаре становится сквозным персонажем и присутствует в учебнике три раза: на титульном листе, на втором форзаце, на тыльной стороне обложки. Он исполняет роль безмолвного свидетеля, знающего обо всех реальных и фантазийных мирах. Воздушный шар может восприниматься как малая копия Земли. Это пространство, параллельное земному и в то же время неразрывно с ним связанное. Слон, летящий на воздушном шаре: «взрослый» образ, синтезирующий архетипичные людские мечты (идея полета, отрыва от земного притяжения) и «реальные» человеческие достижения, свободу полета (с помощью литературного слова одно из самых тяжелых животных становится легким и грациозным). Нежный возраст персонажа с шаром делает его ровесником читателей учебной книги, пребывающих в невинном состоянии homo sapiens puerilis. Ожидания детей и взрослых становятся равновеликими в этой детали, на первый взгляд пустячной, но претендующей на то, чтобы открыть / облететь / познать весь мир.

Форзацы двух книг учебника для 3 класса выстроены уже иначе. Они играют роль визуального предисловия ко всем разделам учебных книг и к помещенным в них текстам и иллюстрациям. Названия разделов приведены вместе с символизирующими их картинками.

Образы форзацев первой части учебника для 3 класса одновременно отсылают к русскому прошлому и настоящему: певца из «Слова о полку Игореве» и Нестора-летописца приветствует сегодняшний школьник, одетый в российский триколор. Мальчик стоит на пригорке, позади него сумрачный сказочный лес. Выходя из темного потустороненнего мира, он, такой счастливый и современный, попадает не в настоящее, а в глубокое прошлое своей страны. Триколор в одежде мальчика указывает на то, что эту страну можно именовать Россией. Образы древнерусского воина, гусляра и Нестора отсылают к архаическому названию «Русь». Эта всеподавляющая «русскость» закреплена и в портрете мальчика, русые волосы которого уложены на прямой пробор. Если в образах взрослых можно прочитать подчеркнутую серьезность и отстраненность, то в фигуре и мимике ребенка, напротив, можно уловить долю мягкого юмора. Его по-мультяшному разинутый рот, съехавшая на затылок кепка и высоко поднятый торжественный букет выглядят несколько нелепо. В этом эклектичном образе как бы сталкиваются детскость (песенная улыбка, ненужная кепка) и взрослость (большущий букет). Брызжущая радость российского мальчика вроде бы направлена на зрителей, но его взгляд невозможно поймать, так как он обращен в бок, мимо зрителей, в бесконечность. Так замкнутое прошлое Руси (взрослые с форзаца полностью поглощены своими делами и смотрят «внутрь себя») минует стадию настоящего и через восторженный взгляд «милого ребенка» перекочевывает в будущее. Современная социальная реальность России может быть доступна начинающему третьекласснику — читателю учебника — только через книги (они грудой лежат около гусляра), прямого ее изображения на форзаце создатели пособия пока не предлагают.

На форзаце второй части учебника для 3 класса усилена атмосфера сказочной ненастоящности и запредельности. В число значимых персонажей попадают как стопроцентно «свои» (бурый медведь, серый заяц, рыжий щенок, мальчик на велосипеде, Карандаш), почти «свои» (Бармалей и Крокодил из сказок К. Чуковского), так и «чужие» (Посейдон, дельфин). Пространство «родной сказочно-детской словесности» освящено присутствием некоего мирового древа, на котором вьют гнезда рыбы. Общий антураж сюжета явно отсылает к «Путанице» К. Чуковского. Строки «Рыбы по полю гуляют,/ Жабы по небу летают» проиллюстрированы вполне узнаваемо. И вот в это чудесное пространство въезжает мальчик на велосипеде, который с интересом наблюдает за происходящим, но не застревает в сказочном измерении, а проезжает мимо.

Юный велосипедист 8—10 лет съезжает с зеленого пригорка и как бы едет на зрителей. Его спортивный вид (шорты, полосатый легкий свитер, кепка, кеды, носки), открытое пространство вокруг него подчеркивают отсутствие школьного элемента в этой системе значений. На заднем плане помещены детские журналы («Веселые картинки» и «Мурзилка»), за деревом свалена груда толстых книг. Вся эта книжная премудрость и литературные персонажи почти не волнуют маленького спортсмена. Его пристальная заинтересованность возникла по поводу ДРУГОГО занятия. Раскрепощенность тела говорит о том, что занятие это предельно личное, совершенно не связанное с выполнением каких-либо обязанностей или обязательств.

Телесные практики ребенка — ловкая посадка на велосипеде с сильно приподнятым сиденьем и опущенным вниз рулем — выдают в нем «реального» мальчишку, имеющего модный для начала 2000-х гг. спортивный велосипед и соответствующее снаряжение. Обладание таким велосипедом указывает на «просвещенность» героя в вопросах социального престижа и модных пред- тинейджеровских тенденций, дающих / легитимирующих ученику далее (т. е. в подростковом возрасте) возможность приобщаться к экстремальным формам досугового времяпрепровождения.

Предельно личный характер визуального послания намекает на возможность «полного отрыва» (вспомним актуальный слоган начала 2000-х гг. «Оторвись по полной») от будничных дел, источниками которых обычно выступают взрослые с их правилами и потребностями. Здесь же, в пространстве литературных реалий, такие взрослые отсутствуют, а Посейдон и Бармалей вряд ли обладают моральными установками современных мам и пап. Получается, что учебник по чтению включает смыслы, указывающие на пространство желанного ничего- неделанья. Он имеет в своем арсенале визуальные образы, являющие «истинные» мальчишечьи желания. В свою очередь, транслируемые таким учебником смыслы негромко (без победного пафоса) претендуют на некоторую коллекцию важных жизненных истин. Место категории неизбежного долга перед страной, родителями, детской политической организацией теперь занимает идея личного самоуважения (следуя еще одному популярному слогану 2000-х гг. «Я этого достоин»). Так, задействуя язык рекламы и структуру ее визуального ряда, учебник по чтению замыкает круг значений и использует образ спортивного мальчика в роли воспитателя и воспитуемого одновременно. Авторитарные вертикали теряют свою силу. Мир, расширенный до любой точки планеты в своем обладании и свернутый к точке по имени «субъект» в своей реализации, держится на горизонталях (шоссейные и железные дороги, авиалинии, сеть Интернет). Мальчик на велосипеде сможет покорить любые пространства, если использует свою заинтересованность на постижение и освоение этих горизонталей так же легко, как он оседлал велосипед и сросся с ним.

Мир фантазий и мир детской словесности проникают друг в друга и накрепко срастаются. Ловкий спортсмен смотрит на них как бы свысока, по-взрослому. Идея сопряжения детскости и взрослости уже не воспринимается эклектичноюмористической, как то было на форзаце первой книги учебника для 3 класса. В образе маленького спортсмена она выглядит более органичной за счет того, что зрителям явлено конкретное, личностно значимое действие. Прогулка на велосипеде оказывается одновременно и «ездой в незнаемое», неведомое, «чужое» (Посейдон, дельфин, зарубежная литература), и ездой в знаемое, привычное, «свое» (были-небылицы, «Веселые картинки», герои К. Чуковского, поэтическая тетрадь).

«Свое» и «чужое» органично переплетаются на форзацах учебника для 4 класса. Количество детей на них значительно возрастает. Вместо одного- единственного героя присутствуют сразу трое (первая часть) или четверо (вторая часть) персонажей. Зрителям демонстрируют теперь не только российских мальчиков / девочек, но и их заграничного друга — Тома Соейра.

На форзаце первой книги учебника для 4 класса есть примечательная деталь: нарисованные здесь дети являются также героями рисунка со страницы 127, где помещен шмуцтитул к разделу «Родина» (см. вторую книгу учебника для 4 класса). Только вместо слова «Родина» на иллюстрации стоит название еще одного тематического раздела: «Летописи. Былины. Жития». Получается, что точкой отсчета для конструирования образа Родины служат тексты древнерусской словесности и соответственно светская и религиозная история Киевской Руси. Героями родных просторов на форзаце, однако, становятся не воины или гусляры, а САМЫЕ ОБЫКНОВЕННЫЕ ДЕТИ. Они с радостью участвуют в зимних забавах. Мальчик и девочка стоят на вершине снежной горы, высоко подняв руки, и еще одна девочка мчится вниз на снегокате. Все дети улыбаются и, возможно, смеются, т. к. их рты приоткрыты. За спиной детей изображены заснеженные деревья, за которыми виднеются городские высокоэтажные дома. Зимний пейзаж и блочная архитектура усиливают ощущение того, что все это происходит здесь и сейчас. Тут же рядом с детьми протекает другое время — осеннее (желтые березы, красная рябина), летнее (цветущая роза) — и живут сказочные герои (Конек-горбунок, жаба). Мальчик и девочки как бы объединяют в себе все времена / пространства, становясь таким образом центром маленькой вселенной, сказочной (Конек-горбунок), ностальгирующей (беседка у пруда), беззаботной (птица в небе). Эта освещенная радостными улыбками детей вселенная посвящена и разным граням литературного творчества. На облаках указаны названия всех тематических разделов первой книги: «Чудесный мир классики», «Поэтическая тетрадь», «Литературные сказки» и уже знакомый нам «Летописи. Былины. Жития».

Слово «Родина» на форзаце второй книги учебника подано в романтизированном ключе. Оно ассоциировано с изображением «домика детства», сельского жилища на фоне наступающего города, с которым увязывается детство мальчика с девочкой, идущих вместе по грибы или ягоды. Над детьми красуется надпись «Страна детства». Герои везут в грузовой машине 1950-х гг. плюшевого медведя. Вместе с одноэтажным сельским домиком этот «детский» персонаж воплощает идею «щемящего прошлого». Прошлое, однако, не портит настроения детям. Они улыбчивы и подвижны. Интересно, что именно на форзаце второй книги учебника для 4 класса (т. е. тогда, когда обучение в начальной школе выходит на финишную прямую) зрители встречают ДРУГИХ, не похожих на себя детей: Алису Селезневу и Тома Сойера. Радостные, активные российские и американские дети, чья жизнь бодро регламентируется будильником, отдают свое свободное время разным делам. Они заботятся о пропитании (дети с корзинками), собираются что-то покрасить (Том с ведром краски) или отправиться в межпланетное путешествие (Алиса в костюме космонавтки). Причем американец Том вполне встроился в российскую жизнь, где еще есть заборы вокруг деревенских домов, хранящие запахи детства. Хорошо, что форзац учебника для 4 класса открывает возможность диалога с детьми из других времен и культур, вот только времена и культуры оказываются не «своими ближними», а весьма «дальними», «возлюбить» которые гораздо легче.

Итак, используя современные рекламные стратегии, новейший учебник по чтению отказывается от явной сказочной символики. Он выстраивает ощущение реальности изображенного, демонстрируя яркость текущего мгновения. Детские фантазии предстают в виде «реально» существующих героев, по пропорциям фигур, разработанности имиджа, эмоциональным реакциям ничуть не уступающих детским образам. Воплощение фантазии отсылает ребенка к эстетике компьютерных игр, «родная русская речь» позиционируется как часть привычного ребенку и постоянно расширяющегося перед ним мира. В диалог со зрителями на форзацах вступают дети 8—12 лет. Они не отличники, не октябрята, не «сыновья полка» и т. п. авторитетные фигуры. Их одежда нисколько не напоминает униформу или старинный русский наряд. В образе таких обыкновенных, довольных собою и жизнью детей преобладают значения самостоятельности, счастья, личной и социальной востребованности. Образы Родины вырастают строго параллельно образам детей: от чистого белого листа через сказочный хронотоп к конкретным портретам и «родным» пейзажам.

Через такой визуальный ряд учебник по чтению претендует на то, чтобы стать современному школьнику «верным другом», он готов помочь обрести счастье и дружбу, «оживить» и воплотить любые фантазии, в том числе связанные с покорением физических, виртуальных и космических пространств, с осознанием гендерной идентичности. Наделение зрителя «сверхвозможностями» — это один из приемов современной медиакультуры. «Родная речь» заполняет собой все возможные пространственно-временные отрезки, от тайных желаний самого читателя до земной экзотики и космических изысков. Включенный в ее поток зритель / читатель становится причастным к полистилистике глобального виртуального и физического мира, где «голос Родины» — один из многих, равноправный другим голосам. От кадра к кадру этот голос усиливается и достигает своего максимума на форзацах учебников для 4 класса.

[1]Данная статья отражает многолетние изыскания автора, посвященные аксиологии школьного учебника и роли визуального компонента в современных книгах по чтению, см.: Макаревич Г. В.«Я-субъект» на страницах школьного учебника 2000-хгг.: роль текстового и визуального в конструировании образов детства // Вестник ПСТГУ. Сер. IV: Педагогика. Психология. 2011. № 1 (20). С. 42—53; Она же.Репертуар детских образов в современном учеб­нике по чтению: способы репрезентации этических ценностей // Вестник ПСТГУ. Сер. IV: Педагогика. Психология. 2012. № 3 (26). С. 35—43.

[2]В данной статье рассматриваются следующие учебники: Климанова Л. Ф., Горецкий В. Г., Голованова М. В.Родная речь: Учебник для 1 класса начальной школы. М., 2003; Они же.Род­ная речь: Учебник для 2 класса начальной школы. В 2 ч. Ч. 1—2. М., 2004; Они же.Родная речь: Учебник для 3 класса начальной школы. В 2 ч. Ч. 1—2. М., 2005; Они же. Родная речь: Учебник для 4 класса начальной школы. В 2 ч. Ч. 1—2. М., 2006.