Из истории московского образования первой трети XIX века
А.В. Кудряшёв
Статья посвящена становлению московского образования первой трети XIX в. Рассматривается возникновение городских учреждений среднего и профессионального обучения, а также женских учебно-воспитательных заведений. Затрагивается вопрос о трансформации отношения к профессиональному образованию среди купечества и прогрессивно настроенных представителей старообрядческой среды.
Начало XIX в. в России ознаменовано новым этапом становления культурно-образовательной среды, педагогического потенциала российского образования. Это был период общественного оживления и распространения либеральных настроений, характеризующий первые годы царствования Александра I (1801-1825). «Дух времени» довольно сильно затронул область просвещения. Появились новые типы учебных заведений. Вместе с тем продолжала существовать закрытая сословная школа, и сама идея целесообразности подобного учебного заведения не подвергалась сомнению со стороны общественности.
«Предварительными правилами народного просвещения» (1803) устанавливалась стройная система общеобразовательных учебных заведений, состоящая из четырех родов училищ: училища приходские, уездные, губернские или гимназии, университеты. Указом «Об учреждении учебных округов, с назначением для каждого особых губерний» (1803) территория империи разделялась на учебные округа (Московский, Петербургский, Казанский, Харьковский, Виленский, Дерптский) — каждый во главе с университетом. Московский учебный округ включал десять губерний. Первым его попечителем стал Михаил Никитич Муравьев (1757-1807) — человек незаурядный, оказавший благотворное влияние на судьбу отечественной культуры. Воспитанник Московского университета, поэт (один из зачинателей сентиментализма в России), горячий ревнитель просвещения, он всячески стремился содействовать распространению знаний. Наставник великих князей Александра Павловича и Константина Павловича, М.Н. Муравьев после воцарения первого из них получил звание сенатора и должность товарища министра народного просвещения, позволявшую влиять на реформирование народного образования. В 1804 г. российские университеты получили первый устав — самый либеральный в их истории, в составлении которого главная роль принадлежала М.Н. Муравьеву [1: c. 5; 6: с. 62-64]. Университетам поручалось руководство своими учебными округами: учебными заведениями и их учебнометодической работой. Учреждался Училищный комитет под председательством ректора в составе 6-ти ординарных профессоров. Комитет имел право отстранять от должности учителей училищ; представлять в Совет университета свое мнение об учителях уездных и приходских училищ, а о преподавателях и директорах гимназий — попечителю округа. Если кто-то хотел занять место директора гимназии, то баллотировался в Совете университета. В первой трети XIX в. влияние университета на общеобразовательную школу реализовывалось прежде всего через институт визитаторства. Это — регулярное обследование (не менее 2 раз в год) профессорами университета всех учебных заведений округа. В числе визитаторов были такие известные ученые, как: А.Ф. Мерзляков, И.А. Двигубский, Л.А. Цветаев, Н.И. Надеждин, Н.А. Бекетов, М.Т. Каченовский, И.М. Снегирев и др. Особо важными были обследования визитаторами губерний, наиболее пострадавших во время Отечественной войны 1812 года. В январе 1813 г. создается Временная комиссия для приведения в порядок расстроенных неприятелем учебных заведений [14: с. 121-122].
С целью обеспечения надлежащего уровня подготовки в университетах преподавателей для средней школы — и прежде всего гимназий — «Предварительные правила» обязывали всякий университет иметь свой Учительский или Педагогический институт (§ 39). В этом отношении очень важной была статья (§ 40), которая гласила, что окончившие педагогический институт «должны, по крайней мере, 6 лет быть учителями, чтобы перейти в другую службу» [16: с. 179-180]. Первым из российских университетов получил Педагогический институт Московский университет, который развивал традиции основанной при нем еще в 1779 г. учительской семинарии.
Плодотворная деятельность М.Н. Муравьева продолжалась, к сожалению, недолго: в 1807 г. его не стало. Должность попечителя Московского учебного округа занял московский вельможа, граф А.К. Разумовский. В 1809 г. царь, посетив университет, был так очарован познаниями и светским лоском попечителя, что вскоре назначил его министром народного просвещения. Попечителем Московского учебного округа стал бывший куратор университета П.И. Голенищев-Кутузов [1: c. 11; 5: с. 136, 141].
В первой трети XIX в. система начального народного образования в Москве была развита относительно слабо. В каждой из полицейских частей города (Тверской, Мясницкой, Арбатской и др.) обычно было только по одной приходской школе (по уставу 1804 г.). Этих, так называемых «частных» школ (от понятия «часть» — административный район города) в 1812 г. было 17, в них обучалось 1654 ученика, содержались они на средства Московского приказа общественного призрения. Согласно отчету директора училищ Московской губернии П.М. Дружинина, составленному в ноябре 1812 г. для попечителя Московского учебного округа, после отступления Наполеона из Москвы уцелело только 5 «частных» школ. Уцелевшие от огня начальные училища были в таком состоянии, что в них «ни жить, ни учиться продолжать было невозможно, ибо двери и окна в них были переломаны, стекла разбиты, печи испорчены» [19: с. 20-21; 20: с. 36, 44-46].
«Приватные», «партикулярные», или домашние, школы содержались большей частью иностранцами, преимущественно французами. К 1812 г. в Москве было 26 таких училищ с 758-ю учащимися [20: с. 7]. Эти учебные заведения, также согласно отчету Дружинина, «в течение несчастного времени от нашествия неприятеля совершенно упали и по выходе в одной токмо школе, что при старой лютеранской церкви ученье некоторым образом восстановлено» [19: с. 21-22 ]. «Партикулярные» школы не скоро оправились от такого упадка: даже в 1815 г. число этих учебных заведений (14) было еще почти вдвое меньше, чем до наполеоновского нашествия; соответственно меньше было и число учеников (399 вместо 758) [20: с. 7].
Возобновление деятельности «частных» школ шло также медленно. Согласно «Уставу учебных заведений, подведомых университетам» эти училища должны были «содержаться в городах от городских обществ», а не на средства казны. Несмотря на это, П.М. Дружинин во время личного доклада министру народного просвещения «О способе восстановить московские училища» ходатайствовал о государственном пособии. А.К. Разумовский поддержал ходатайство и обратился с представлением в Комитет министров об отпуске из государственной казны 30 000 рублей. Эта заявка была удовлетворена, о чем министр и сообщил 12 июня 1813 г. попечителю Московского учебного округа.
П.М. Дружинин приступил к ремонту сохранившихся школ еще до получения требующихся сумм, заручившись только обещанием министра. Но, несмотря на всю энергию директора, своевременное ассигнование денег на ремонт и требование Училищного комитета возобновить обучение к сентябрю 1813 г., учебный процесс во всех 5-ти уцелевших «частных» школах был возобновлен к концу января 1814 г.
Еще сложнее дело обстояло с пострадавшими от огня, школьными зданиями. От восстановления дотла сгоревших, деревянных строений было решено пока отказаться. Отделка же обгоревших каменных училищ продвигалась крайне медленно. К октябрю 1815 г. было восстановлено только 9 из 17 существовавших до войны школ. Все 9 школ были переполнены. Но несмотря на это, в 1815 г. в них обучалось 962 ученика, чуть больше половины того числа (1654), которое до нашествия неприятеля обучалось в «частных училищах» [19: с. 32-36].
В Рогожской части и других районах столицы, преимущественно на окраинах, существовали еще с XVII-XVIII вв. старообрядческие церковные школы, носившие начетнический характер, то есть ставившие главной целью обучение текстам Священного Писания. Мальчики обучались чтению и письму на церковно-славянском языке, Закону Божьему и счету. В этих школах получали элементарное образование сыновья не только старообрядческого духовенства, но и многочисленных в Москве купцов-старообрядцев. Подвергаясь репрессиям со стороны православного духовенства и полиции, эти школы занимали полулегальное положение, и количество их с трудом поддавалось учету. Среди старообрядцев процент грамотных был выше, чем среди остального населения: знание Священного Писания считалось в этой среде чрезвычайно важным с религиозной точки зрения [4: с. 460].
Развитие среднего образования в Москве в первой трети XIX в. теснейшим образом связано с Московским университетом. С момента возникновения университета при нем действовала так называемая академическая гимназия — одна из первых в России. Гимназия готовила своих учеников к поступлению в университет. В 1805 г. в ней занималось 912 человек. Хотя в 1804 г. в Москве открылась губернская гимназия, попечитель учебного округа М.Н. Муравьев предлагал сохранить и академическую, что было официально закреплено в октябре 1806 г. Его поддержал министр П.В. Завадовский постановлением об академической гимназии. «Цель заведению предположена педагогическая: эта гимназия должна была делаться рассадником ученых чиновников округа для того, чтобы распространять учение в гимназиях» [17: с. 375]. Лучшие ученики губернских гимназий «с особенным призванием к ученому поприщу» могли поступать в университетскую. Академическая же гимназия ежегодно посылала в университет 15 своих выпускников.
Впрочем, педагогический состав университетской гимназии был далек от полного совершенства. Бывший гимназист Е.Ф. Тимковский, переведенный в гимназию с Украины, писал: «Учителя гимназические далеко превосходили образованием наставников моих киевских, но не могу утаить, что некоторые из них были с большими странностями, физическими и моральными, служившими поводом к разным проказам на их счет школьников, остряков и шалунов, к числу которых, право, я никогда не принадлежал» [15: с. 379].
С 1804 и до 1812 г. университетская гимназия существовала благодаря личным усилиям ректора П.И. Страхова, бывшего в течение нескольких лет инспектором гимназии и сознававшего ее значение в жизни университета.
Академическая гимназия просуществовала до Отечественной войны 1812 г. После того как здание гимназии сгорело во время пожара Москвы, ее деятельность уже не возобновляли. Университет не имел средств содержать академическую гимназию, и потому решено было ее закрыть. После смерти П.И. Страхова интерес к академической гимназии у университетского руководства пропал. Многие гимназисты уже не вернулись в Москву. Из оставшихся ее учеников десять человек приняты по экзамену студентами в университет, из прочих сорока некоторые переведены в Московскую губернскую гимназию, а другим, не явившимся, предоставлена свобода искать себе место [16: с. 279]. «Такими судьбами перестала существовать академическая гимназия, день в день 57 лет бывшая самой деятельной и полезнейшей помощницей Московскому университету в священном, великом деле воспитания и просвещения Российских юношей», — пишет историк академической гимназии П.Н. Страхов [13: с. 64].
Кроме гимназии при университете в 1779-1830 гг. существовал Благородный пансион для дворян, куда принимались дети 9-14 лет. Это было закрытое учебное заведение. Имелись в нем и полупансионеры, жившие дома и платившие за обучение и обеденный стол. Учебная программа пансиона была шире гимназической. Кроме основных предметов, изучались правоведение, четыре иностранных языка, военные науки; учащиеся занимались танцами, фехтованием, музыкой. Преподавание в Благородном пансионе вели университетские профессора. До 1812 г. воспитанникам присваивалось звание студента в самом пансионе, без экзамена в университете. Возглавлял пансион бессменно свыше тридцати лет профессор университета А.А. Прокопович-Антонский [11: c. 109-115; 236-329]. Воспитанник пансиона В.И. Сафонович в воспоминаниях характеризовал его как человека, пользовавшегося всеобщим уважением, ловкого, сметливого, избегавшего конфликтов с родителями учащихся, и замечал, что в пансионе и у себя дома он был суров, его даже боялись. При этом В.И. Сафонович признает, что большинство выпускников всегда отзывались о нем с чувством и признательностью: «Редкий из них, проезжая Москву, не заходил в пансион повидаться с Антонским, который встречал приезжего с особенным радушием» [12: с. 117-118].
Благородный пансион выделялся среди учебных заведений как высоким уровнем преподавания, так и методами воспитания, чуждыми формалистики и свободными от излишних стеснений. Телесные наказания не допускались. Самым распространенным наказанием было оставление без чая, без одного или нескольких блюд [12: с. 120]. Условия жизни приближались к домашним. Наряду со знаниями, большое внимание уделялось нравственному воспитанию. Культивировались идеи самосовершенствования, человеколюбия, патриотизма. Поощрялись занятия литературой, особенно отечественной. Русскую словесность в пансионе преподавал А.Ф. Мерзляков [5: с. 148-149; 18: с. 79-81].
2 января 1804 г. на базе Главного народного училища была у Пречистенских ворот открыта Московская губернская гимназия. По рекомендации попечителя Московского учебного округа М.Н. Муравьева ее директором стал П.М. Дружинин. Принятый в том же году «Устав учебных заведений, подведо- мых университетам» был составлен в духе гуманных просветительских идей. Гимназии должны были готовить учеников к университету или к самостоятельной жизни, а тех, кто пожелает, — к профессии учителя в уездном, приходском и других училищах. Гимназия состояла из четырех классов и двухклассного уездного училища, выполнявшего роль ее низшего звена.
Курс уездного училища был гораздо обширнее, чем курс начального обучения «частных» школ. Кроме предметов начального обучения (чтение, письмо, грамматика, арифметика, рисование, священная история) в уездном училище преподавали еще геометрию, всемирную и российскую историю, географию и чтение на латинском, немецком и французском языках. Из старшего класса училища поступали непосредственно в первый класс губернской гимназии [19: с. 31].
Программа первого - третьего классов гимназии была рассчитана на 36 часов (24 урока по 1,5 часа). Гимназическая программа отличалась широтой охвата: энциклопедизм был в духе времени. На первый план выдвигалось знание языков — латинского, немецкого и французского. Преподавались география, история и мифология, статистика, математика (чистая и прикладная), опытная физика, естествознание, рисование. Учащимся предстояло усвоить начальные основы философии и «изящных наук», политической экономии, коммерции, технологии. При возможности рекомендовалось ввести в курс обучения танцы, музыку, гимнастику. С 1815 г. благодаря пожертвованию грека З.П. Зосимы в гимназии наряду с латынью начали преподавать и греческий [3: с. 33, 38].
«Дабы лучше соединить теорию с практикою», учителям предлагалось устраивать прогулки с учениками за город, знакомить их с природой, с мануфактурами и фабриками, устройством мельниц, гидравлических машин, посещать мастерские художников. Закон Божий в этом обширном перечне отсутствовал: предполагалось, что необходимые знания в этой области ученики уже имеют. Декларировалось, что в гимназию принимаются «всякого звания ученики», обладающие знаниями в объеме уездного училища. Специально оговаривалось, что учитель «не должен пренебрегать детей бедных родителей, но всегда иметь в памяти, что он приготовляет членов обществу» (§ 38). От учителей требовалось, чтобы они относились к ученикам как родители, были с ними терпеливыми и ласковыми, заботились об их пользе, а главное — старались «более об образовании и изощрении рассудка их, нежели о наполнении и упражнении памяти» (§ 41). Разумеется, в реальных условиях России начала XIX в. подобные гуманнопросветительные принципы оставались большей частью на бумаге, но само провозглашение их имело положительное значение, воздействуя на общественное сознание.
Преподавателей было немного. По штатам 1804 г. полагалось 4 старших и 4 младших учителя с жалованьем 780 и 480 рублей в год. Директору гимназии присваивался высокий чин VII класса. Ему подчинялись уездные и приходские училища губернии, а также частные пансионы. В первый год существования гимназии в ней насчитывалось 79 учеников, в 1812 г. их было уже 101 [3: с. 38-39].
С открытием губернской гимназии пансион, существовавший при Главном народном училище, был сохранен. Из 65 пансионеров 25 были приняты в гимназию, остальные — в уездное училище при ней [3: с. 41-42]. В 1814 г. при гимназии открылся трехгодичный учебно-воспитательный пансион для дворян. Окончившие его принимались без экзамена во 2-й класс гимназии. Плата здесь была значительно выше, чем в пансионе для разночинцев.
Воспоминания о Московской губернской гимназии 1814-1818 гг. оставил учившийся в ней М.П. Погодин. Курс состоял тогда из четырех классов. В классе имелось по 50 и более учеников. Места в нем распределялись в зависимости от успехов: лучшие сидели на первой скамейке, худшие — сзади, время от времени перемещаясь. Практиковалась популярная в те годы система взаимного обучения. Вот как описывает автор уроки латинского языка: «Время употреблялось на прослушивание уроков младших учеников старшими, сидевшими на первой лавке, и самим учителем; потом в исправлении ошибок и в легких переводах из хрестоматии» [10: с. 606]. Ученики, помогавшие другим, назывались аудиторами (авдиторами). Каждый учитель преподавал несколько предметов: один — латинский, немецкий и французский языки, другой — математику и физику и т. д. Считалось, что математикой способны заниматься лишь немногие, поэтому требования к ученикам были весьма снисходительны. Естественная история включала в себя минералогию, ботанику, зоологию и технологию. Учебников не было. Рассказанное учителем выучивалось наизусть. Так же обстояло дело со статистикой Российской империи. География и история преподавались, по отзыву М.П. Погодина, «гнуснейшим образом». Сведения из истории были отрывочны. Хотя среди учителей гимназии имелись люди с учеными степенями, методика преподавания во многих случаях была несовершенной, а то и просто беспомощной. Так, будущий профессор университета С.М. Ивашковский преподавал русскую словесность, а также логику, грамматику, психологию, нравственность, риторику, пиитику, эстетику, естественное право и политическую экономию. Его преподавание мемуарист назвал уродливым и нелепым. По мнению Погодина, русская словесность и позже преподавалась в гимназии дурно — по непонятным для учеников записям профессорских лекций, сделанных учителями в студенческие годы [10: с. 619-624].
В 1804 г. в гимназии насчитывалось только 79 учеников [3: с. 40]. Дворяне неохотно отдавали своих детей во всесословные гимназии, предпочитая такие учебные заведения, где учились преимущественно отпрыски «благородных родителей». Признанием в этой среде пользовались частные пансионы, руководимые, как
10-09-2015, 04:07