Современные представления о переживании

Поведение четвертого типа, пользуясь термином К. Гольдштейна, можно назвать "катастрофическим". Это поведение не контролируется ни волей, ни сознанием субъекта, оно и дезорганизовано, и не стоит в содержательно-смысловой связи с мотивом ситуации. Последнее, важно заметить, не означает, что прерваны и другие возможные виды связей между мотивом и поведением (в первую очередь "энергетические"), поскольку, будь это так, не было бы никаких оснований рассматривать это поведение в отношении фрустрированного мотива и квалифицировать как "мотивонесообразное". Предположение, что психологическая ситуация продолжает определяться фрустрированным мотивом, является необходимым условием рассмотрения поведения как следствия фрустрации.

Возвращаясь теперь к поставленному выше вопросу о различении ситуации затрудненности и ситуации фрустрации, можно сказать, что первой из них соответствует поведение первого типа нашей типологии, а второй – остальных трех типов. С этой точки зрения видна неадекватность линейных представлений о фрустрационной толерантности, с помощью которых обычно описывается переход ситуации затрудненности в ситуацию фрустрации. На деле он осуществляется в двух измерениях – по линии утраты контроля со стороны воли, т.е. дезорганизации поведения и/или по линии утраты контроля со стороны сознания, т.е. утраты "мотивосообразности" поведения, что на уровне внутренних состояний выражается соответственно в потере терпения и надежды. Мы ограничимся пока этой формулой, ниже нам еще представится случай остановиться на отношениях между этими двумя феноменами.

Определение категориального поля понятия фрустрации не составляет труда. Вполне очевидно, что оно задается категорией деятельности. Это поле может быть изображено как жизненный мир, главной характеристикой условий существования в котором является трудность, а внутренней необходимостью этого существования – реализация мотива. Деятельное преодоление трудностей на пути к "мотивосообразным" целям – "норма" такой жизни, а специфическая для него критическая ситуация возникает, когда трудность становится непреодолимой (83, с.119, 120), т.е. переходит в невозможность.

Конфликт

Задача определения психологического понятия конфликта довольно сложна. Если задаться целью найти дефиницию, которая не противоречила бы ни одному из имеющихся взглядов на конфликт, она звучала бы психологически абсолютно бессодержательно: конфликт – это столкновение чего-то с чем-то. Два основных вопроса теории конфликта – что именно сталкивается в нем и каков характер этого столкновения – решаются совершенно по-разному у разных авторов.

Решение первого из этих вопросов тесно связано с общей методологической ориентацией исследователя. Приверженцы психодинамических концептуальных схем определяют конфликт как одновременную актуализацию двух или более мотивов (побуждений) (205; 210). Бихевиористски ориентированные исследователи утверждают, что о конфликте можно говорить только тогда, когда имеются альтернативные возможности реагирования (160; 185). Наконец, с точки зрения когнитивной психологии в конфликте сталкиваются идеи, желания, цели, ценности – словом, феномены сознания (146; 181; 187). Эти три парадигмы рассмотрения конфликта сливаются у отдельных авторов в компромиссные "синтагматические" конструкции (см., например, (236)), и если конкретные воплощения таких сочетаний чаще всего оказываются эклектическими, то сама идея подобного синтеза выглядит очень перспективной: в самом деле, ведь за тремя названными парадигмами легко угадываются три фундаментальные для развития современной психологии категории – мотив, действие и образ (168), которые в идеале должны органически сочетаться в каждой конкретной теоретической конструкции.

Не менее важным является и второй вопрос – о характере отношений конфликтующих сторон. Он распадается на три подвопроса, первый из которых касается сравнительной интенсивности противостоящих в конфликте сил и разрешается чаще всего утверждением о приблизительном равенстве этих сил (215; 219; 226 и др.). Второй подвопрос связан с определением ориентированности друг относительно друга противоборствующих тенденций. Большинство авторов даже не обсуждает альтернатив обычной трактовке конфликтующих побуждений как противоположно направленных. К. Хорни проблематизировала это представление, высказав интересную идею, что только невротический конфликт (т.е. такой, который, по ее определению, отличается несовместимостью конфликтующих сторон, навязчивым и бессознательным характером побуждений) может рассматриваться как результат столкновения противоположно направленных сил. "Угол" между направлениями побуждений в нормальном, не невротическом конфликте меньше 180°, и потому при известных условиях может быть найдено поведение, в большей идя меньшей мере удовлетворяющее обоим побуждениям (205).

Третий подвопрос касается содержания отношений между конфликтующими тенденциями. Здесь, по нашему мнению, следует различать два основных вида конфликтов – в одном случае тенденции внутренне противоположны, т.е. противоречат друг другу по содержанию, в другом – они несовместимы не принципиально, а лишь по условиям места и времени.

Для выяснения категориального основания понятия конфликта следует вспомнить, что онтогенетически конфликт – достаточно позднее образование (232). Р. Спиц (246) полагает, что действительный интрапсихический конфликт возникает только с появлением "идеационных" понятий. К. Хорни (205) в качестве необходимых условий конфликта называет осознание своих чувств и наличие внутренней системы ценностей, а Д. Миллер и Г. Свэнсон – "способность чувствовать себя виновным за те или иные импульсы" (226, с.14). Все это доказывает, что конфликт возможен только при наличии у индивида сложного внутреннего мира и актуализации этой сложности.

Здесь проходит теоретическая граница между ситуациями фрустрации и конфликта. Ситуация фрустрации, как мы видели, может создаваться не только материальными преградами, но и преградами идеальными, например, запретом на осуществление некоторой деятельности. Эти преграды, и запрет в частности, когда они выступают для сознания субъекта как нечто самоочевидное и, так сказать, не обсуждаемое, являются по существу психологически внешними барьерами и порождают ситуацию фрустрации, а не конфликта, несмотря на то, что при этом сталкиваются две, казалось бы, внутренние силы. Запрет может перестать быть самоочевидным, стать внутренне проблематичным, и тогда ситуация фрустрации преобразуется в конфликтную ситуацию.

Так же, как трудности внешнего мира противостоит деятельность, так сложности внутреннего мира, т.е. перекрещенности жизненных отношений субъекта, противостоит активность сознания. Внутренняя необходимость, или устремленность активности сознания, состоит в достижении согласованности и непротиворечивости внутреннего мира. Сознание призвано соизмерять мотивы, выбирать между ними, находить компромиссные решения и т.д., словом, преодолевать сложность. Критической ситуацией здесь является такая, когда субъективно невозможно ни выйти из ситуации конфликта, ни разрешить ее, найдя компромисс между противоречащими побуждениями или пожертвовав одним из них.

Подобно тому как выше мы различали ситуацию затруднения деятельности и невозможности ее реализации, следует различать ситуацию осложнения и критическую конфликтную ситуацию, наступающую, когда сознание капитулирует перед субъективно неразрешимым противоречием мотивов.

Кризис

Хотя проблематика кризиса индивидуальной жизни всегда была в поле внимания гуманитарного мышления, в том числе и психологического (см., например, (62)), в качестве самостоятельной дисциплины, развиваемой в основном в рамках превентивной психиатрии, теория кризисов появилась на психологическом горизонте сравнительно недавно. Ее начало принято вести от замечательной статьи Э. Линдеманна (217), посвященной анализу острого горя.

"Исторически на теорию кризисов повлияли в основном четыре интеллектуальных движения: теория эволюции и ее приложения к проблемам общей и индивидуальной адаптации; теория достижения и роста человеческой мотивации; подход к человеческому развитию с точки зрения жизненных циклов и интерес к совладанию с экстремальными стрессами..." (228, с.7). Среди идейных истоков теории кризисов называют также психоанализ (и в первую очередь такие его понятия, как психическое равновесие и психологическая защита), некоторые идеи К. Роджерса и теорию ролей (206, с.815).

Отличительные черты теории кризисов, согласно Дж. Якобсону, состоят в следующем:

она относится главным образом к индивиду, хотя некоторые ее понятия используются применительно к семье, малым и большим группам; "теория кризисов... рассматривает человека в его собственной экологической перспективе, в его естественном человеческом окружении" (206, с.816);

теория кризисов подчеркивает не только возможные патологические следствия кризиса, но и возможности роста и развития личности.

Что касается конкретных теоретических положений этой дисциплины, то они в основном воспроизводят то, что нам уже известно из теорий других типов критических ситуаций. Среди эмпирических событий, которые могут привести к кризису, различные авторы выделяют такие, как смерть близкого человека, тяжелое заболевание, отделение от родителей, семьи, друзей, изменение внешности, смена социальной обстановки, женитьба, резкие изменения социального статуса и т.д. (135; 178; 182; 195; 202; 217 и др.). Теоретически жизненные события квалифицируются как ведущие к кризису, если они "создают потенциальную или актуальную угрозу удовлетворенною фундаментальных потребностей..." (206, с.816) и при этом ставят перед индивидом проблему, "от которой он не может уйти и которую не может разрешить в короткое время и привычным способом" (178, с.525).

Дж. Каплан (178) описал четыре последовательные стадии кризиса: 1) первичный рост напряжения, стимулирующий привычные способы решения проблем; 2) дальнейший рост напряжения в условиях, когда эти способы оказываются безрезультатными; 3) еще большее увеличение напряжения, требующее мобилизации внешних и внутренних источников; 4) если все оказывается тщетным, наступает четвертая стадия характеризуемая повышением тревоги и депрессии, чувствами беспомощности и безнадежности, дезорганизацией личности. Кризис может кончиться на любой стадии, если опасность исчезает или обнаруживается решение.

Своей относительной самостоятельностью концепция кризисов обязана не столько собственным теоретическим особенностям, сколько тому, что она является составной частью интенсивно развивающихся во многих странах практики краткосрочной и доступной широким слоям населения (в отличие от дорогостоящего психоанализа) психолого-психиатрической помощи человеку, оказавшемуся в критической ситуации. Эта концепция неотделима от службы психического здоровья, кризисно-превентивных программ и т.п., что объясняет как ее очевидные достоинства – непосредственные взаимообмены с практикой, клиническую конкретность понятий, так и не менее очевидные недостатки – эклектичность, неразработанность собственной системы категорий и непроясненность связи используемых понятий с академическими психологическими представлениями.

Поэтому о психологической теории кризисов в собственном смысле слова говорить еще рано. Однако мы берем на себя смелость утверждать, что системообразующей категорией этой будущей концепции (если ей суждено состояться) должна стать категория индивидуальной жизни, понимаемой как развертывающееся целое, как жизненный путь личности. Собственно говоря, кризис – это кризис жизни, критический момент и поворотный пункт жизненного пути.

Внутренней необходимостью жизни личности является реализация своего пути, своего жизненного замысла. Психологическим "органом", проводящим замысел сквозь неизбежные трудности и сложности мира, является воля. Воля – это орудие преодоления "умноженных" друг на друга сил трудности и сложности. Когда перед лицом событий, охватывающих важнейшие жизненные отношения человека, воля оказывается бессильной (не в данный изолированный момент, а в принципе, в перспективе реализации жизненного замысла), возникает специфическая для этой плоскости жизнедеятельности критическая ситуация – кризис.

Как и в случаях фрустрации и конфликта, можно выделить два рода кризисных ситуаций, различающихся по степени оставляемой ими возможности реализации внутренней необходимости жизни. Кризис первого рода может серьезно затруднять и осложнять реализацию жизненного замысла, однако при нем все еще сохраняется возможность восстановления прерванного кризисом хода жизни. Это испытание, из которого человек может выйти сохранившим в существенном свой жизненный замысел и удостоверившим свою самотождественность. Ситуация второго рода, собственно кризис, делает реализацию жизненного замысла невозможной. Результат, переживания этой невозможности – метаморфоза личности, перерождение ее, принятие нового замысла жизни, новых ценностей, новой жизненной стратегии, нового образа-Я.

* * *

Итак, каждому из понятий, фиксирующих идею критической ситуации, соответствует особое категориальное поле, задающее нормы функционирования этого понятия, которые необходимо учитывать для его критического употребления. Такое категориальное поле в плане онтологии отражает особое измерение жизнедеятельности человека, обладающее собственными закономерностями и характеризуемое присущими ему условиями жизнедеятельности, типом активности и специфической внутренней необходимостью. Сведем все эти характеристики в табл. 1.

Таблица 1

Типология критических ситуаций

Каково значение этих различении для анализа критических ситуаций и для теории переживания вообще? Данная типология дает возможность более дифференцирование описывать экстремальные жизненные ситуации.

Разумеется, конкретное событие может затронуть сразу все "измерения" жизни, вызвав одновременно и стресс, и фрустрацию, и конфликт, и кризис, но именно эта эмпирическая интерференция разных критических ситуаций и создает необходимость их строгого различения.

Конкретная критическая ситуация не застывшее образование, она имеет сложную внутреннюю динамику, в которой различные типы ситуаций невозможности взаимовлияют друг на друга через внутренние состояния, внешнее поведение и его объективные следствия. Скажем, затруднения при попытке достичь некоторой цели в силу продолжительного неудовлетворения потребности могут вызвать нарастание стресса, которое, в свою очередь, отрицательно окажется на осуществляемой деятельности и приведет к фрустрации; далее агрессивные побуждения или реакции, порожденные фрустрацией, могут вступить в конфликт с моральными установками субъекта, конфликт вновь вызовет увеличение стресса и т.д. Основная проблематичность критической ситуации может при этом смещаться из одного "измерения" в другое.

Кроме того, с момента возникновения критической ситуации начинается психологическая борьба с нею процессов переживания, и общая картина динамики критической ситуации еще более осложняется этими процессами, которые могут, оказавшись выгодными в одном измерении, только ухудшить положение в другом. Впрочем, это уже тема следующего раздела.

Остается подчеркнуть практическую важность установленных понятийных различений. Они способствуют более точному описанию характера критической ситуации, в которой оказался человек, а от этого во многом зависит правильный выбор стратегии психологической помощи ему.

2. Процесс переживания

Если в предыдущем параграфе предметом нашего обсуждения, была критическая ситуация, т.е. то, что предшествует переживанию, то теперь нам предстоит обратиться к обзору представлений о "будущем" и "настоящем" этого процесса. Сначала мы рассмотрим будущее-заданность, т.е. цели и мотивы переживания, а затем будущее-данность, т.е. его результаты. Следующий раздел посвящен "настоящему" переживания, тому, как рассматривается в психологической литературе само осуществление, техника, или "инженерия" (130) переживания. Последний из вопросов данного параграфа – проблема классификации переживаний.

Целевая детерминация переживания

"Успешность" переживания

Хотя переживание, в каком бы виде оно ни представало в различных концепциях, – в виде ли психологической защиты, компенсации или совладания, редко рассматривается как процесс, направляемый осознанной целью, оно считается всеми авторами процессом, в том или ином виде подчиняющимся целевой детерминации. Анализ литературы показывает, что целевые детерминанты, приписываемые процессам переживания, совпадают с основными "внутренними необходимостями" жизнедеятельности, которые были обнаружены нами при обсуждении проблемы критической ситуации:

Здесь-и-теперь удовлетворение.

Реализация мотива (удовлетворение потребности).

Упорядочение внутреннего мира.

Самоактуализация.

Разумеется, все эти "внутренние необходимости" выступают в психологической литературе под разными именами, но, как правило, постулируемая в той или иной концепции цель процесса переживания достаточно очевидным образом относится к одной из перечисленных "необходимостей". Например, за такими целями защитных механизмов, как "избегание страдания" (189), "устранение неприятного состояния" (208), отрицание "болезненных элементов опыта" (195), безо всякого труда угадывается одна и та же гедонистическая устремленность к здесь-и-теперь удовлетворению.

Для классификации и анализа существующих взглядов на целевую детерминацию переживания полезно ввести представление, согласно которому этот процесс в общем случае подчиняется сразу нескольким из четырех названных детерминант, одна из которых выступает в качестве его конечной цели, или мотива, а другие – в качестве непосредственных или промежуточных целей. Если общую целевую формулу переживания изобразить как отношение непосредственных (и промежуточных) целей к конечной, мы получим довольно большое число комбинаторных возможностей. Рассмотрим те из них, которые наиболее отчетливо представлены в литературе по проблеме переживания.

Для З. Фрейда доминирующим вариантом понимания психологической защиты был тот, который согласно предложенной схеме может быть обозначен как 3/1. Что "знаменателем" целевой формулы психологической защиты, т.е. конечной целью защитных процессов, З. Фрейд считал "принцип удовольствия", следует, например, из того, что прототипом всех специальных способов защиты является вытеснение (153), а "мотив и цель всякого вытеснения составляет не что иное, как избегание неудовольствия" (190, с.153). Это следует также из того, что мотивы, стоящие за защитными процессами, Фрейд считал следствиями когнитивного (идеационного) и эмоционального инфантилизма, а принцип удовольствия является для инфантилизма определяющим. Что касается "числителя" формулы, или непосредственных целей защитив процессов, то они, по З. Фрейду, чаще всего состоят в достижении согласованности внутреннего мира. Вытеснение – это средство избавиться от возникшей во внутренней (идеационной) жизни несогласованности, т.е. либо несовместимости между Я и некоторым переживанием*, идеей или чувством, как считал З. Фрейд в ранний период творчества (189), либо противоречия между сознательным и бессознательным, как он считал позже, либо противоречия между Оно, Я, и Сверх-Я, как оформилась эта идея к моменту написания "Я и Оно" (156). [16]

Предложенная в "Я и Оно" схема явилась основой дальнейшей разработки представлений о психологической защите в книге А. Фрейд "Я и механизмы защиты". Я защищается против инстинктов и против аффектов. Мотивы защиты против аффектов определяются мотивами защит против инстинктов, ибо аффект является одним из представителей инстинктивного процесса. Однако, "если Я не имеет ничего против того или иного инстинкта л не отвергает соответствующий аффект на основании принадлежности его к этому инстинкту, то его отношение к данному аффекту определяется полностью принципом удовольствия: Я принимает приятные аффекты и защищает себя против болезненных" (188, с.66). Этот вариант переживания в принятых нами обозначениях может быть записан как 1/1, ближайшая и конечная цели процесса здесь совпадают, и та


10-09-2015, 02:58