Так путем реформ Фурье ошибочно предполагал установить бесклассовое общество.
2.3. Роберт Оуен
Характерной особенностью экономических взглядов Оуэна является то, что он в отличие от французских социалистов-утопистов, отвергавших буржуазную политическую экономию, опирался в своих теоретических построениях на трудовую теорию стоимости Рикардо. Он вслед за Рикардо источником стоимости провозглашал труд. Оуэн из теории рудовой стоимости сделал социалистический вывод, заявляя, что продукт труда должен принадлежать тем, кто его производит.
Критикуя капитализм, он отмечал противоречие между ростом производства и
сужающимся потреблением, которое, по его мнению, является причиной экономических кризисов. Но в противоположность Сисмонди, который пытался повернуть историю вспять, к мелкотоварному производству, Оуэн говорил, что нищета и кризисы будут уничтожены при социалистической организации труда.
Наряду с частной собственностью причиной противоречия между трудом и
капиталом Оуэн объявлял существование денег как искусственного мерила стоимости. Он предлагая уничтожить деньги и ввести эквивалент трудовых затрат – «рабочие деньги». Проект «рабочих денег» показал, что Оуэн не понял сущности категории стоимости как выразителя общественных отношений товаропроизводителей. Поскольку стоимость является общественной категорией, ее нельзя измерить непосредственно рабочим временем, она может выражаться только в отношении товаров друг к другу. Оуэн пытался реализовать проект «рабочих денег», организовав «Базар справедливого обмена», который быстро затоварился неходовыми товарами, а по квитанциям забирались те товары, которые можно было выгодно потому продать на рынке. «Базар справедливого обмена» быстро распался, не выдержав натиска капиталистической стихии.
В отличие от мелкобуржуазных капиталистов экономистов и других социалистов-утопистов Оуэн наряду с проектом «рабочих денег» предлагал проводить реорганизацию производства и даже пытался создать «Союз производства». Для организации такого союза капиталисты должны были продать средства производства профсоюзам. Но из этого намерения ничего не вышло, так как капиталисты и не подумали продавать свои предприятия, а у профсоюзов не было для этого средств.
3. Современная утопия
Герберт Джордж Уэллс (1866—1946) всю жизнь восхищался способностью науки коренным образом менять человеческую жизнь. В юности, после окончания средней школы он добился стипендии и поступил в Лондонский университет. Все свое время Уэллс посвящал учебе: после окончания лекций спешил в лабораторию, затем до ночи сидел над учебниками... Несмотря на это, к третьему курсу прилежный студент стал одним из худших по успеваемости. Непреодолимая тяга к литературному творчеству постепенно одержала верх над наукой в борьбе интересов молодого Герберта Джорджа. Он с увлечением сочинял рассказы и начал писать повесть; юношеская одержимость биологией помогала ему писать фантастические произведения.
Наибольший интерес в творчестве писателя представляет роман-трактат «Современная утопия» (1905), в котором он изложил свое видение государства будущего. Утопией называется счастливое государство, созданное фантазией автора. Оно организовано на основах фабианского социализма, приверженцем которого был сам Уэллс. В Утопии установлена государственная собственность на землю и природные ресурсы, муниципальная собственность на энергию; промышленность и сельское хозяйство отданы частным владельцам; право наследования отменено, и благосостояние человека зависит исключительно от его трудолюбия. Однако не всякий человек по природе трудолюбив, рассуждает Уэллс, и поэтому в Утопии немало бедняков.
Она возникла в результате множества политических потрясений, разрушивших старый общественный строй, что дало возможность интеллигентской партии, называемой «Самураи Утопии», построить свое идеальное государство. Самураи Утопии — это одновременно и политическая партия, подчиненная строжайшей дисциплине, и нечто вроде высшей интеллектуальной расы. Место классовых различий заняла классификация по интеллектам. В Утопии существуют четыре класса ума: поэтический, аналитический, тупой и пошлый. Всякий, кто сумеет доказать, что принадлежит к одному из двух высших классов и пожелает подчиниться строгому уставу «самураев», может войти в эту партию. Сам Уэллс не верил в возможность осуществления своей мечты. «Огромная сила чувствуется в этом мире, — пишет он в заключении книги. — Она бьет в нос, она сбивает с ног. Какая польза, семеня мелкими шагами по тротуару, рассуждать... об Утопии, защищать ее, доказывать ее превосходство...»
Утопия — это мечта. Это «царство будущего», которое человек создает себе в грезах. Это то лучшее будущее, ради которого человек борется, живет.
Казалось бы, что для всех людей и всех времен это царство будущего должно рисоваться одинаковым, но в действительности этого никогда не было и не будет. Не только каждая эпоха имела свою утопию, свою утопию имеет каждый народ, даже больше — каждый мыслящий человек. И, если мы, тем не менее, решаемся говорить об определенной современной утопии, то мы имеем в виду лишь те общие черты, которые имеют утопии большинства современных мыслящих людей.
Наряду с совершенствованием социального строя, техники и т. д., рисуется и физическое совершенствование человека. Теория естественного отбора, созданная и доказанная гениальным Дарвином, развивается в этих утопиях настолько последовательно, что рисуются ее осязательные результаты. Нет больше убогих, хилых, слабых, нет больше вымирающих народов, нет даже цветных рас: путем постепенного развития все люди сравнялись, все стали добрыми и сильными.
Утопии, которые создавались в первой половине прошлого века, отличаются от утопий, созданных позднее, еще и тем, что в них почти никакой роли не играет электричество. В современной утопии электричеству отводится первенствующее место, что вполне понятно, ибо уже теперь культурный человек не в состоянии обойтись без этой чудесной энергии.
Современный утопист не может оставить без внимания и воздухоплавание. Сбывается то, что жило в грезах таких мечтателей, как Жюль Верн. Человек завоевывает воздух, человек этой новой победой разрушает все прежние устои социальной жизни. Нет больше границ на земле, нет больше островов, для защиты которых достаточно флота. И современная утопия спешит воспользоваться воздухоплаванием, спешит угадать, в какие формы оно выльется в будущем.
Но все эти попытки утопистов рисовать будущее, пользуясь настоящим, не выдерживают критики. Угадать то, что даст нам техника, немыслимо. Немыслимо даже для гениальных специалистов. В области открытий и изобретений мы меньше всего можем предсказывать. Всякое великое открытие именно тем и велико, что открывает перед нами новые горизонты, поднимает завесу над областью, которая до тех пор была нам неизвестна. Предугадать то, что нам неизвестно, значит — объять необъятное. Поэтому утопии, рассматривающие будущее лишь с точки зрения научного прогресса, при всем интересе, не могут иметь серьезного значения: быть может, завтра же будет сделано открытие, которое перевернет все наши понятия о законах природы, которые производили открытия гениев прошлого.
Несравненно интереснее и важнее те утопии, которые рассматривают будущее с точки зрения отношений между — людьми. В конце концов будущее интересует нас лишь постольку, поскольку в нем будет принимать участие человек. Можно с уверенностью сказать, что, если мы наверное узнаем, что вся животная жизнь во вселенной прекратится через два года, не найдется ни один утопист, который пожелал бы заглянуть дальше этих двух лет.
Раз это так, то утопии должны оставаться в той сфере, которая имеет наиболее важное значение для жизни человечества, а эта сфера, несомненно, заключается в отношениях людей между собою. Поэтому величайшими утопиями, величайшими как по глубине мысли, так и по их значению для человечества, являются религии. Какую религию мы ни возьмем, она неизменно касается взаимоотношений между людьми и неизменно, в случае точного выполнения своих заветов, рисует светлое будущее, в котором все будут одинаково счастливы, все будут равны. Такое будущее обещает христианство, сулит буддизм, рисует магометанство, о будущей «земле обетованной» мечтают рассеянные по всей земле евреи. Проходят века, меняются устой общественного и государственной строя, делаются чрезвычайно важные открытия и изобретения, человек подчинил себе огонь и воду, воздух и землю, но лучшее будущее ему рисуется все в том же, в чем он его видел тысячи лет тому назад: в равенстве и в братстве.
И многие утописты уже начинают сознавать это. Утопии «технические» выливаются в форму повести или романа, и только утопии социальные остаются на высоте, представляют действительно серьезный, длительный интерес.
Во всех утопиях красной нитью проходит мысль, что в будущем населяющее землю человечество не будет знать деления на расы. Будут люди, и только люди. Люди будут говорить на одном языке и будут иметь общие интересы. Это, так сказать, основа, на которой покоится осуществление того «лучшего будущего», которому посвящены все утопии, к которому человека стараются направить все религии.
Вопрос о том, когда осуществится все это и возможно ли вообще на земле создание такого идеального строя, мы в данное время решить не можем, да в этом, собственно говоря, нет и особенной надобности: мы говорим об утопии, т. е. рисуем будущее в том виде, в котором оно кажется нам желательным. Цель всякой утопии вообще, а утопии социальной — в частности, заключается в том, чтобы показать, куда может прийти человек, если он пойдет по тому или иному направлению. Но пойдет ли человек по направлению, которое ему указывает утопия, предугадать невозможно. Достаточно вспомнить великие заветы, которые дали миру две величайших религии — христианство и буддизм. Если бы хотя часть этих заветов исполнялась людьми, то на земле, быть может, уже давно воцарилось бы то лучшее будущее, о котором мы до сих пор можем только мечтать, которому мы до сих пор можем посвящать, лишь утопии, не зная, даже, осуществятся ли они когда-либо
Для того, чтобы человек мог нравственно совершенствоваться, ему, разумеется, нужна известная свобода. Но так как люди под свободой нередко понимают то, что социологи называют анархией.
Утопия мечтает о таком строе, когда не будет народных «масс» в современном значении этого слова, а будет человечество. На всем земном шаре в это утопическое время будут общие, единые законы. Чернорабочий будет пользоваться теми же правами и благами, какими пользуется министр. Исчезнет зависть, эта главная побудительная причина тех оскорблений, которые теперь зачастую примешиваются к критике. Завидовать будет некому, а критиковать придется свое, общее дело, по которому свободное суждение можно высказать спокойно.
И чем меньше будет поводов для резкой, оскорбительной критики, тем строже будет караться всякое оскорбление, ибо тогда оскорбление будет вызываться не увлечением, не желанием во что бы то ни стало добиться правды, открыть на нее глаза другим, что иногда случается теперь; тогда оскорбление будет вызываться только злобой, только злой волей, и тогда оно станет серьезным преступлением.
Современная утопия видит счастье человека в полной личной свободе. Человек будущего может делать все, но только в пределах, в которых его поступки не вредят и не мешают другим людям. Сам совершенно свободный, он должен уважать, не нарушать свободу других. Свобода осуществима только в том случае, когда ее охраняют сами свободные. Люди понимали это еще в древности. И в утопическом будущем человек вернется к идеалу, созданному еще в первые исторические эпохи человечества: к полной личной свободе, на правах полного равенства. Свобода абсолютная, не сдерживаемая никакими обязательствами по отношению к другим людям, никогда не будет торжествовать, потому что это уже не свобода, а анархия, ведущая всегда к разрушению, но не к созиданию.
Заключение
В истории общества и общественной мысли утопиянередко служила формой выражения революционной идеологии угнетённых масс, как это было во время восстания Аристоника в Пергаме (2 в. до н. э.), «жёлтых повязок» в Китае (конец 2 – начало 3 вв. н. э.), в ходе крестьянских войн в эпоху феодализма, в период буржуазно-демократических революций. Авторами многих утопических произведений были видные общественные и политические деятели; многие руководители американских и французских буржуазных революций испытали серьёзное влияние утопических идей: первые – Гаррингтона, а вторые – Руссо и др. Предпринимались даже попытки осуществить некоторые утопические проекты, например колонии последователей Э. Кабе (Икария) в Сев. Америке и др., хотя они и оказались недолговечными. Многие основные принципы освободительного движения трудящихся, нравственные и законодательные нормы, системы педагогики и образования были впервые сформулированы в утопии. Великие утописты, как отмечал Ленин, «... гениально предвосхитили бесчисленное множество таких истин, правильность которых мы доказываем теперь научно...»
Хотя возникновение научного социализма подорвало социальное значение утопии, лишило её многих прежних функций, утопиявообще, в отличие от утопического социализма, не утратила своей роли в качестве специфического жанра литературы. Положительное значение утопии в современную эпоху проявляется в двух направлениях: она позволяет предвосхищать вероятное отдалённое будущее, которое на данном уровне познания не может быть научно предсказано в конкретных деталях; она может также предостерегать от некоторых отрицательных социальных последствий человеческой деятельности и др. нежелательных тенденций в обществе. Эти формы утопии стимулировали развитие в социологии метода нормативного прогнозирования и сценариев с целью анализа и оценки желательности и вероятности предполагаемого развития событий.
Список литературы
1. Капитонов Э.А. История и теория социологии. Учебное пособие для вузов — М : «Издательство ПРИОР», 2000. — 368 с.
2. Общая социология. Хрестоматия. Сост. Здравомыслов А.Г., Лапин Н.И.М.: Высшая школа, 2006. - 783 с.
3. Соколов С.В. Социальная философия: Учеб. пособие для вузов. - М.: ЮНИ ТИ-ДАНА, 2003. - 440 с.
4. Харчева В.Г. Основы социологии. Учебник - М.: Логос, 2000. - 302 с.
10-09-2015, 16:34