В первую очередь Сорокин приводит классификацию и дифференциацию социальных нарушений. Он выделяет “…5 классов нарушений:
1) политические нарушения, способные вызвать изменение существующего политического режима или строя;
2) социоэкономические нарушения направленные на модификацию социального и экономического порядка;
3) национальные и сепаратистские нарушения, направленные на достижение национальной независимости, автономии или каких-либо привилегий на национальной почве;
4) религиозные нарушения – дезорганизация, раскол церковной жизни, конфликты разных конфессий и т.п.;
5) “смешанный тип” нарушений, без единого лидирующего класса, объединяющий их в самые причудливые комбинации”.[30]
Дифференциация нарушений выглядит следующим образом:
Первым критерием дифференциации Сорокин определяет социумный уровень и выделяет в этом отношении нарушения, могущие иметь место на персональном, групповом (институциональном) уровнях и на уровне суперсистемы. Последние два вида усложняются, передаются от группы к группе, “наслаиваются” друг на друга в жизни групп, институтов, обществ и их систем.
Вторым критерием является степень опасности нарушений для целостности социального порядка. Здесь выделяются совсем не опасные (например, несоблюдение водителями машин правил уличного движения) и нарушения, грозящие разрушением порядка (бунт, волнения, революции и пр.) Нарушения второго вида надолго остаются в исторической памяти, это “наиважнейшие” нарушения.
Третьим критерием дифференциации Сорокин определяет историческое время существования групп и институтов. В зависимости от этого он выделяет две группы нарушений: напоминающие “болезни роста” бурно развивающегося молодого организма или “недомогания” старческого.
Какие из видов нарушений интересуют Сорокина, прежде всего? Эти нарушения кратко можно обозначить как грозящие разрушением социального порядка “болезни и недомогания старческого организма”, происходящие на институциональном уровне или на уровне суперсистемы.
Однако Сорокин не останавливается лишь на классификации нарушений и, критикуя множественные и разнообразные определения социальных нарушений исследователей и историков, предлагает не “передавать эмоции в словах”, а попытаться “измерить социальные штормы”.
Он опирается на “индикаторы социальных нарушений”, которые собирались им за внушительный промежуток времени – с 60 века до н.э. до 20 века н.э. (т.е. охватывали античную цивилизацию Древней Греции, Рима, Византии и европейскую цивилизацию с 6 века н.э.). Эти индикаторы нарушений стали им изучаться в комбинации четырех качественно-количественных аспектов.
1. Зона нарушений (оценка в зависимости от их места в социальном пространстве):
· нарушения локального характера, в сельской местности или в небольшом ограниченном районе – 1 балл;
· нарушение локального характера, в нескольких сельских районах или маленьком городке – 3 балла;
· в большом городе – 5 баллов;
· в нескольких городах среднего размера, в одном важном городе или маленькой провинции – 10 баллов;
· в большой провинции или части столицы – 20 баллов;
· в нескольких больших провинциях или в целом в столице – 40 баллов;
· нарушение в столице, перекинувшееся на несколько провинций – 60 баллов;
· нарушения, захватившие большую часть страны – 80 баллов;
· в стране – 100 баллов.
2. Пропорции населения, активно включенного в нарушение (за и против):
· нарушение, произведенное несколькими лицами (заговорщики, преступники и т.п.) – 10 баллов;
· нарушение, произведенное небольшой группой лиц – 30 баллов;
· нарушение, совершенное небольшой общностью (профсоюзная, партийная и т.п.) – 50 баллов;
· нарушение большого массива населения, комбинирующее действие нескольких указанных общностей – 70 баллов;
· нарушения, привлекшие практически все взрослое население – 100 баллов.
3. Пропорции напряженности нарушения (по колебанию насилия и жестокости):
· нарушение без насилия – 1 балл;
· незначительное насилие – 3 балла;
· покушения на жизнь и собственность в большом размере – 5 баллов;
· масштабные насилия и свержение власти в местных центрах, без серьезных социальных эффектов – 7 баллов;
· тотальное насилие, сбрасывание центральной власти, приведения к серьезным последствиям – 10 баллов.
4. Продолжительность нарушения:
· один или несколько дней – 1 балл;
· несколько недель – 3 балла;
· многомесячные – 5 баллов;
· год – 10 баллов;
· два года – 15 баллов;
· три года – 20 баллов;
· четыре года – 25 баллов;
· более пяти лет – 30 баллов.
По этой четырехаспектной схеме делались замеры нарушений и сводились в общие списки, таблицы, графики и диаграммы; использовались фактические данные, собранные в многотомной Британской энциклопедии, в исторических хрониках, научных историографических изысканиях. Всю эту информацию Сорокин очень интересно оформил: разбил “горизонталь” на “отдельные исторические единицы в лице национальных государств”: Англию, Францию, Италию, Испанию, Нидерланды, Россию и две пары Германию-Австрию, Польшу-Литву. “Вертикаль” разбил на временные отрезки по 25 и 100 лет. Таким образом, все эти сведения раскрывали увеличение и уменьшение (“флуктуацию”) социальных нарушений “по горизонтали” - от страны к стране, от цивилизации к цивилизации, “по вертикали”- от периода к периоду.
Этот массив информации собирался и предварительно обрабатывался многими людьми: специалистами по военной социологии, по праву, культурологами и т.д., в основном из ученых русского зарубежья.
Безусловно, по объему данных этот анализ беспрецедентен. В целом он представляет, вероятно, довольно реальную картину. Но мне хотелось бы отметить некоторые существенные недостатки этой “системы строгой квантификации”.
Сам Сорокин критикует исследователей и историков за “…вербальный квантатизм”[31] : “великая революция”, “мелкие и отдельные беспорядки”, “сравнительно бескровные”, “очень жестоко”, “долго”, “большие грабежи” …”, однако, сам также допускает подобные ошибки. Особенно это заметно при классификации второго и третьего аспектов.
То, что Сорокин более четко классифицировал, например колебания насилия и жестокости и дал каждому классу определенную количественную оценку, то как, в таком случае, четко и так же “строго” количественным образом определить такие понятия Сорокина, как “незначительное насилие”, “….(насилие) в большом размере”, “масштабное” и “тотальное” насилие? В чем, например, конкретная “количественная” разница между “масштабным” и “тотальным” насилием? Одно лишь различие в особенностях свержения власти (в местных центрах при “масштабном” и центральной власти в “тотальном” насилии) не проясняет картину, а дополнительно приведенные Сорокиным такие характеристики как “без серьезных социальных эффектов” в первом случае и “приведение к серьезным социологическим последствиям” во втором, сами по себе требуют дополнительного пояснения, как количественно и “строго” дифференцировать “серьезность” и “несерьезность” социальных эффектов, какими индикаторами (следуя логике Сорокина) мы можем их оценить? По сути, здесь необходимы такие же “классификации”, только уже для использованных Сорокиным не вполне четко очерченных понятий.
Что касается классификации Сорокина по “…пропорции населения, активно включенного в нарушение (за и против)”, необходимо отметить следующее.
Во-первых, никакой пропорции нет, так как Сорокин, в сущности, классифицирует количество лиц, “произведших”, “совершающих»” нарушение. Пропорция предполагает определенное отношение, в данном случае Сорокин выбирает количество людей, поддерживающих нарушение (“за”) и количество людей, настроенных против нарушения (“против”). Следовало бы придерживаться выбранной стратегии и указывать именно эти общности, причем не просто какие-то их количественные характеристики, а именно отношение (пропорцию), выраженное также количественно. Кроме того, возможно, было бы более верным выяснить процентное отношение каждой группы населения, условно обозначенной как группа “за” и группа “против”, по отношению к общему количеству населения исследуемых населенных “зон нарушения”, ведь кроме вышеуказанных групп следует выделить и население настроенное нейтрально по отношению к “нарушению”.
Во-вторых, возможно ли говорить о разделении таких приведенных им классов, как, например, 2 и 5, 1 и 5, 1 и 3, 2 и 4 и т.д., если любая “большая общность” (“большой массив населения”, “все активное и взрослое население”) не может сама по себе, аморфно, “произвести нарушение”, в любом случае, в этой группе будут присутствовать лица, или группа лиц, спровоцировавшая и организовавшая на “нарушение” представителей этой “общности”.
В-третьих, какими количественными характеристиками отделить употребляемые Сорокиным понятия “несколько лиц”, ‘небольшая группа”, “большая общность”, “большой массив”? Возникает уже упомянутая по отношению к третьему из четырех аспектов проблема.
Возможно, указанные мною недочеты совершенно незначительны, кроме того, возможно в оригинале (3 том “Социальной и культурной динамики”, вышедший в1937 году) со свойственной Сорокину скрупулезностью и методичностью он более подробно, чем представлено в интерпретации И.А. Голосенко, описывает классификации и индикаторы нарушений. К сожалению, пока нет возможности изучить его центральный труд американского периода на русском языке. Это позволило бы обсуждать возникающие проблемы более конкретно.
В течение пяти лет Сорокин обрабатывал добытые трудом многих людей материалы и данные, пытаясь установить между ними причинную и значимую логическую корреляцию. Каковы были итоги проведенного им глубочайшего исследования?
В первую очередь Сорокин подтверждает высказанную им еще в 1927 году в статье “Обзор циклических концепций социально-исторического процесса” (журнал “Social forces”)[32] гипотезу о том, что “Существование постоянно повторяющихся идентичных циклов, будь то эволюция всего мира или история человечества, не доказано. Следовательно, соответствующие теории были бы заблуждением”[33] . Подтверждение выглядит следующим образом: “…определить периодичность в пульсации внутренних нарушений каким-либо механическим аршином ни по двадцатилетним, ни по столетним периодам невозможно”.[34] “…Модные теории, которые пытаются интерпретировать социокультурные процессы с помощью механических принципов и описывать определяющую периодичность их являются неверными”. Они не утвердили себя в поле исследований, “как, впрочем, и в других» направлениях”[35]
Второй вывод Сорокина касается причин флуктуаций (увеличения или уменьшения) нарушений. Он приходит к заключению, что выделяемые многими учеными общественные условия и отношения (неудачные войны, “плохие материальные условия”, нищета, обогащение, политическое устройство и т.п.) играют роль “вторичных факторов” при происхождении, увеличении и уменьшении социальных нарушений, усиливая или ослабляя, расширяя или концентрируя их.
Пытаясь определить причину появления процессов социальных нарушений, он приводит “гипотезу транзита”. Суть ее такова. “Гипотеза транзита” раскрывает происхождение флуктуации и пики роста социальных нарушений.
Внутренние социальные нарушения есть одна из форм имманентной борьбы “интегральных”, “неинтегральных” и “полуинтегральных” элементов за очередное лидерство в обществе и культуре. Центральная причина появления социальных нарушений в неизбежном имманентном изменении любой социокультурной системы, когда ее доминирующие формы, достигнув предела своих потенциальных возможностей, “лимита” начинают клониться к упадку, а идущие им на смену формы еще только складываются.
Исходным условием “извержения” социальных нарушений Сорокин считал “неустроенность” социальной или культурной или обеих вместе систем, однако, определяющую роль в его построениях оставалась за значимостью ценностей и их систем, т.е. за культурной системой. “Неустроенность определялась им как расшатанность, несовместимость, некристаллизованность” либо как главных и духовных ценностей, так и социальных отношений, либо только главных духовных ценностей. Когда какая-либо социокультурная система вырабатывает свой предел прочности, она ясно начинает демонстрировать признаки дезинтеграции и входит в стадию транзита, которая характеризуется бурным ростом социальных нарушений, приближающим пик социальных нарушений, который может быть острым и не очень острым, в зависимости от того, насколько “стихийное протекание “транзита” можно сделать более управляемым и целесообразным.
Еще одним важным выводом можно отметить следующее: “…плохо или хорошо, но силы, провоцирующие социальные нарушения, работают в разных странах одновременно в виде раскрывающегося веера”.[36]
Несомненным достижением третьего тома “Социальной и культурной динамики” является то, что автору удалось обнаружить, как много предубеждений существует и в обыденном сознании, и в науке относительно социальных нарушений.
Первое предубеждение: социальные нарушения суть ненормальные и случайные процессы. Сорокин утверждает: “нарушение есть нормальное проявление жизненных процессов социальных групп… социальные нарушения оказываются также необходимыми, как и социальный порядок.”[37]
Второе предубеждение утверждает предопределенность, наследственную склонность одних наций и народов к порядку, других – к анархии, социальным конвульсиям. Однако, выводы Сорокина однозначны: “Все нации в равной степени склонны к порядку и его нарушениям соответственно времени». Количественные различия между народами в этом отношении есть, но они ничтожно малы”[38]
Третье предубеждение касается “солнечного прогноза” прогресса цивилизации 20 века”, на что Сорокин не без оснований возражает: “Двадцатый век будет наиболее кровавым и турбулентным периодом и, следовательно, одним из жестоких и негуманных в истории Западной цивилизации и, возможно в хронике человечества в целом”[39]
Определив общие теоретические основы и выводы теории социальных нарушений, необходимо вкратце коснуться двух конкретных форм нарушений, которые, собственно и были центральными в творчестве Сорокина. Это революция и война.
Здесь необходимо сразу уточнить одну деталь. Революция есть социальное нарушение внутреннего порядка со всеми присущими ему характеристиками. А войну Сорокин определяет как социальное нарушение внешнее.
Самый известный труд Сорокина по исследованию революции “Социология революций” (1925, Филадельфия). Также сведения о русской революции содержатся в его “Листках русского дневника” (1924 г.). Здесь он выделяет “три типические фазы” революции: “Первая обычно очень кратковременна. Она отмечена радостью освобождения от тирании старого режима и ожиданиями обещаемых реформ, … на смену ей приходит вторая, деструктивная фаза.… И если случается, что торнадо второй фазы не успевает до основания разрушить нацию, то революция постепенно вступает в свою третью, конструктивную фазу”.[40]
В “Социологии революций” Сорокин выделяет 2 цикла входе революции: период “освобождения” и период “обуздания”. В этой работе он подчеркивает, что в основе любых революционных движений в обществе лежит подавление базовых инстинктов-пищеварительных, сексуальных, инстинктов собственности, самовыражения, самосохранения и многих других.
Заключение
В настоящее время интерес к творчеству П.А. Сорокина как со стороны западных, так и со стороны российских социологов значительно возрос. Все более актуальными становятся его идеи в связи с подтверждением истинности и глубины его гениальных прозрений.
Сейчас, например, уже трудно отыскать принципиальные различия в экономическом, социальном и политическим строе, научных, религиозных, идеологических взглядах между Россией и США, что подтверждает предсказанную Сорокиным тенденцию конвергенции этих двух держав. Однако, следует отметить, что не все так гладко: Россия в порыве отказа от социалистической идеологии и экономики , резво и кардинально поменяв ее на принципы и методы «капиталистической» экономики, приобрела так наэываемый «дикий капитализм» со всеми его отрицательными сторонами, разрушив таким образом большинство былых позитивных завоеваний и преимуществ и накопив большинство негативных сторон «заимствованной» системы. Однако сейчас необходимо отметить все более усиливающуюся тенденцию к сокращению теперь уже экономической «пропасти» между США и Россией, а также постепенное уравнивание сил в отношении лидерства в значительной части геополитического и геоэкономического пространства. В целом, Россия постепенно становится сильнее.
Ю.В. Яковец в отношении прогноза Питирима Сорокина о сдвиге творческого лидерства с Запада на Восток пишет следующее: «Россия стоит, пожалуй, перед одной из самых трагических альтернатив за свою тысячелетнюю историю: распада некогда великой локальной цивилизации и превращения в «этнографический человеческий материал» для других, более активных и агрессивных цивилизаций, - или возрождения на базе нового социокультурного строя, наследственный потенциал для которого еще не исчерпан».
Однако, мне кажется, что мы преодолели самый критический момент и повернули в сторону возрождения, так как в целом наблюдаемая картина «суперорганического мира» России представляет наличие процессов «фильтрации» как западного культурного наследия, так и «советско-российского» , причем происходит накапливание позитивных элементов того и другого, их довольно активная популяризация в обществе. Конечно, нельзя сейчас утверждать, что опасность миновала, но критическая точка, по-моему, пройдена. Хотя никто не может утверждать, что в случае очередного экономического кризиса, мы не вернемся на несколько шагов назад и упомянутая альтернатива не возникнет снова.
Также необходимо отметить, что силы положительной религиозной и моральной поляризации в нашем обществе постепенно усиливаются: возросло число искренне верующих, прорастают, пока слабые, ростки нового движения в сторону толерантности, воспитания доброты, возрождения нравственности. Естественно, пока еще доминируют силы негативной поляризации, но этот факт лишь подтверждает отмеченную Питиримом Сорокиным закономерность о превалировании негативной поляризации в начальные периоды кризисов.
Особенно ценной для существующей сейчас ситуации в России кажется мне положение Сорокина о том, что только глобальная ценностная переориентация внутри самого общества может стать гарантом его стабилизации, дальнейшего развития и процветания, что никакие отдельные меры в области экономики и политики не смогут помочь в устранении кризиса.
Профессор Гарольд Браун считает: «что практически на сто процентов оправдались прогнозы Питирима Сорокина в отношении того, в каком направлении пойдет наше общество».Однако доказательность прозрений этого ученого очевидна для немногих ученых, тех, кому посчастливилось подробно познакомиться с оставленным им наследием и понять его. Одна из важнейших задач социологов – перевести на русский язык и издать главные труды Питирима Сорокина.
Завершить работу хотелось бы следующими справедливыми словами А.В. Липского: «Для настоящей популяризации Сорокина и его трудов в
10-09-2015, 15:43