Шмаков В. С.
Для Коллингвуда связь собственно философии и истории не просто очевидна; он полагал, что новый взгляд на философию прежде всего связан с анализом исторического познания. Для него объективность исторического факта уступала место интерпретации этого факта. Довольно четко такая позиция находит свое отражение в афоризме "факты ничто, их интерпретация все". "Фактом, привлекающим внимание философа, является не прошлое само по себе как для историка, и не мысль историка о нем как для психолога, но и то и другое в их взаимном отношении. Мысль в ее отношении к своему объекту - уже не просто мысль, а знание'1. В связи с этим можно отметить две особенности философии Коллингвуда: во-первых, он противопоставляет знание историческое и знание естественнонаучное, хотя при этом он не отрицает, что методы современного исторического исследования сложились под воздействием "их старшего собрата" - естественнонаучного метода исследования, принимая, таким образом, дуалистическую позицию. Во-вторых, его субъективизм в оценке исторических фактов не произволен, а подчинен определенной схеме: хотя исторический факт для него и есть продукт мышления историка, само мышление не произвольно, а отвечает определенным закономерностям. В некоторой степени эти закономерности сравнимы с эпистемами М.Фуко и парадигмами Т.Куна. Рассмотрим его подходы к определению некоторых категорий философии истории.
Исторический метод. В "Идее истории" Коллингвуд делает противоречивое заявление о том, что историк полагается только на свое мнение, и поэтому его мысль 'автономна, независима и обладает неким критерием, которому должны соответствовать его так называемые авторитеты, критерием, на основании которого они и подлежат критической оценке'2. На простейшем уровне эта автономность (самостоятельность) выражается в процессе отбора. Однако ни один историк, как бы плохо и просто он ни воспроизводил авторитетных авторов, никогда не делает этого без разбора. Это при условии, что историк несет ответственность за то, что привносится им в историю. Автономность историка служит примером и дальше, так как авторитеты объясняют определенные фазы исторического процесса, но могут не рассматривать промежуточные фазы. Историк заполняет пробелы, которые авторитеты оставляют, полагаясь на свои собственные методологические принципы и критерии уместности и сопоставимости. Это как раз то, что Коллингвуд немного позже назвал конструктивной историей, - наложение положений, взятых у авторитетов, на значимые для нас исторические факты. Мы вычисляем, что происходило в прошлом не фантазируя бездоказательно, а при помощи априорного воображения3. Другими словами, он считает себя авторитетом для самого себя, и то, что представляло авторитет для истории компиляции (или истории 'ножниц и клея'), для научного историка становится 'всего лишь источниками'4.
Самостоятельность историка видна во время критики источников, когда авторитеты подвергаются сомнению и иногда даже отвергаются как не заслуживающие доверия. Или историк может осудить предшественников за слишком доверчивое восприятие поверхностных ценностей, поскольку это вводит читателя в заблуждение. Даже когда авторитет принимается, это происходит не потому, что он не подвергается сомнению, а благодаря историку, подвергнувшему его испытанию на истинность. Картина прошлого, построенная историком при помощи априорного воображения, - это критерий, на основании которого историк оценивает и критикует источники как совместимые или несовместимые с согласованной картиной, составленной при помощи воображения. Например, Минк и Рубинофф считают, что априорное воображение является необходимым условием истории. Другими словами, это то, без чего история как вид деятельности не может продолжаться, поэтому, следовательно, не подвергается сомнению, а принимается в качестве необходимого условия5. Является ли, однако, вывод Коллингвуда о том, что историк - это критерий, формой радикального субъективизма?6 События, изучаемые историками, - это факты или следы, выражающие мысли, и выражения мысли - это языки, которые может читать соответственно подготовленный. Историк, способный читать их, должен осмыслить факты в своем воображении и выразить их в виде собственного опыта. Точка отчета любой истории - это не факт сам по себе, а значение, которое выводит историк, знающий язык, на котором изложен данный факт. Он делает свои собственные предположения на основании уже существующего утверждения. Историк принимает решения, строя по-своему понимание факта, часто предлагая понимать его немного по-другому, и в этом заключается автономность историка относительно фактов. Факты всегда представляют собой для историка его собственный опыт, действие, выполненное как бы его собственными силами, и сознание того, что оно было выполнено им самим: производится эстетический процесс чтения определенного текста на знакомом языке и отнесение его к определенному смыслу. Даже если подтверждение факту не найдено, но он обработан в голове историка, который определяет, что этот факт говорит и что означает. Только относящиеся к делу факты служат доказательством для правильно настроенного исторического сознания.
Коллингвуд не очень поощряет использование историком воображения и не предполагает, что возможен выбор в таком случае. Задаваемый им вопрос похож на вопрос, который задавал Гадамер относительно герменевтики: что происходит с нами каждый раз, когда мы интерпретируем текст? Ответ Гадамера - наш кругозор переплетается с кругозором текста. Это вопрос не метода, а онтологического условия. Когда мы занимаемся историческим объяснением, нравится нам это или нет, наше априорное воображение играет определенную роль,- это и есть онтологическое условие понимания. Как именно - это вопрос исторического метода; следовательно, историк должен подкрепить фактами понимание доказательства, другими словами, исторический метод накладывается на условия априорного воображения историка. Следовательно, доктриной Коллингвуда не является радикальный субъективизм, а осознание личной ответственности за предложенную интерпретацию.
Коллингвуд доказывает, что различие между естественными и гуманитарными науками имеет религиозные основы, поскольку природа относится к творениям Бога и далеко не все задуманное человеком исполняется. Следовательно, успех и неудача неотъемлемы от исследования человеческих действий. Коллингвуд, делая вывод, предполагает, что "в 18 веке люди верили в универсальность и нерушимость природных законов и в невозможность отделения природного успеха от неудачи, даже если они отделились от теологии, на которой были основаны эти предрассудки. Новую науку предложили критериологи под видом психологии. Логика, например, используя критерии истинности и ошибочности, объясняет, почему определенные аргументы не срабатывают. Психология, с другой стороны, покажет, насколько они типичны для определенной категории людей и попытается доказать почему. Критериология властвует над человеческими науками, это не случайный, а самокритичный элемент; это "способ применения мыслителем определенных стандартов или "критериев" и, таким образом, определение того, правильно или нет он мыслит". Целесообразность теоретического разума - это поиск истины и избежание ошибок, в то время как практический разум - это ничего кроме отделения добродетели от порока, верного и неверного.
Исторический факт. Рассмотрим эту особенность коллингвудской философии истории. Противопоставление естественнонаучного и исторического типов знания, столь свойственное неокантианской школе, принимает у Коллингвуда своеобразную трактовку. В основу ее положено понимание исторического события как действия. Действие при этом противопоставляется простому событию, факту, который является предметом изучения естественных наук. Сам Коллингвуд отличает действие и событие с помощью так называемых внешней и внутренней сторон факта или события. Простое событие имеет только внешнюю сторону и лишено внутренней, в то время как действие есть единство внутренней и внешней сторон. Не совсем ясно, что имеет в виду Коллингвуд, различая внешнюю и внутреннюю стороны. Так Коллингвуд утверждает, что ученый-естествоиспытатель не трактует событие как действие и не пытается воспроизвести замысел лица, совершившего его, проникая через внешнюю сторону события к его внутренней стороне. Вместо этого естествоиспытатель выходит за пределы события, устанавливает его отношения к другим событиям и тем самым подводит их под некоторую общую формулу, или закон природы. Для естествоиспытателя природа всегда только "феномен", "феномен" не в смысле ее недостаточной реальности, но в смысле того, что она является некоторой картиной, данной сознанию наблюдателя; в то же время события истории никогда не выступают как простые феномены, картины для созерцания. Они объекты, и историк смотрит не "на" них, а "через" них, пытаясь распознать их внутреннее, мысленное содержание.
Различение событий простых, или фактов; и событий-действий, обусловлено недоверием Коллингвуда к неопозитивистской трактовке научного факта. Во-первых, это касается природы научных фактов. Классический позитивизм полагал факты исходной точкой всего научного исследования, сводя их при этом к чувственным данным. Для Коллингвуда же факты не есть пассивные чувственные данные; они, скорее, имеют более активную и высокую по уровню когнитивную природу. Это подчеркивается Коллингвудом с особой настоятельностью: "Природные процессы поэтому с полным правом могут быть описаны как последовательность простых событий, исторические же процессы - нет. Они не последовательность простых событий, но последовательность действий, имеющих внутреннюю сторону, состоящую из процессов мысли. Историк ищет именно эти процессы мысли. Вся история - история мысли"7. Таким образом, оказывается, что факт, или простое событие, отражает физическую сторону явления, а действие - мыслительную сторону (внутреннюю, по терминологии Коллингвуда). Действительно, в конечном счете для историка "объектом, подлежащим открытию, оказывается не просто событие, но мысль, им выраженная. Открыть эту мысль - значит понять ее. После того как историк установил факты, он не включается в дальнейший процесс исследования их причин. Если он знает, что произошло, то он уже знает, почему это произошло... Причина данного события для него тождественна мыслям в сознании того человека, действия которого и вызвали это событие, а они не что иное, как само событие, его внутренняя сторона"8.
Во-вторых, полемика Коллингвуда с неопозитивистской методологией касается логики науки. Коллингвуд, противопоставляя формальную логику, как логику "науки" диалектической логике (логике философского знания), наделяет, таким образом, историю спецификой и противопоставляет ее естествознанию. Он пытается обосновывать новое направление развития философии истории - "философское исследование природы истории" - как особого типа или формы познания со своим особым предметом.
Коллингвуд постоянно подчеркивает, что ведет "непрерывную борьбу с позитивистской концепцией или, точнее, псевдоконцепцией истории как изучения последовательных во времени событий, случившихся в мертвом прошлом, событий, познаваемых точно так же, как ученый-естествоиспытатель познает события в мире природы, т.е. классифицируя их и выявляя отношения между определенными таким путем классами"9. Классифицируя формы знания, Коллингвуд определяет историческое знание как самостоятельную форму, занимающую место между естествознанием и философией, рассматривая историю как историю мысли историка.
По мнению Коллингвуда, естествознание изучает внешний мир, его отношение к познающему субъекту и делает открытия "благодаря наблюдениям и экспериментам, а история и философия существуют "для человеческого самопознания", изучают духовную деятельность субъекта. Рассматривая историю как процесс развития, Коллингвуд делает попытку применить при его анализе законы диалектики, при этом опять противопоставляет историческую науку естествознанию. Проводя верную линию несводимости законов развития истории к законам развития природы, Коллингвуд выводит "автономию истории". Именно эта автономия - суть развития всей "идеи истории", и объяснить этот процесс развития можно только путем анализа исторической мысли. "Мысль существует только в историческом процессе, процессе мысли, а исторический процесс является историческим лишь в той мере, в какой он познается нами как процесс мысли"10. Рассматривая генезис "идеи истории", прослеживая развитие и изменение ее методологии начиная с гегелевского противопоставления исторического процесса естественнонаучному и до современной ему концепции истории, Коллингвуд подчеркивает, что "наука о человеческой природе была ложной попыткой, а ложной ее сделала аналогия с естествознанеим"11. В чем заключается, по Коллингвуду, специфика истории? История - это "особая форма мысли", со своей методикой исследования, которая коренным образом отличается от естественнонаучной. Всякая наука имеет свою организацию, и в этом плане историю невозможно уподобить никакой другой науке, ее нельзя наблюдать, воспроизводить в определенных условиях и т.д. Коллингвуд определяет историю как науку особого рода, задача которой - изучение событий, недоступных нашему наблюдению. Эти события исследуются логическим путем, в результате чего историк, проанализировав что-то иное, доступное нашему наблюдению и именуемое "свидетельством", делает вывод, касающийся интересующих его событий. Происходит некоторое реконструирование прошлого, причем эта реконструкция происходит в мышлении историка. Историк рассматривает не событие, а выраженную им мысль. "Воспроизведение" историком мысли и есть суть понимания исторического процесса. Закрепить в своем мышлении мысль прошлого, "продумать" эти мысли, осознать их, в этом главный тезис Коллингвуда. "Вся история - история мысли... История мысли, а потому и вся история - воспроизведение мысли прошлого в собственном сознании историка"12. "Воспроизведение" историком мыслей прошлого можно понимать и как попытку Коллингвуда показать, что история имеет объективный характер. "Воспроизведение" мыслей исторических лиц историком дает ему возможность расценивать историю как объективную реальность, то есть промысливать действия исторических личностей. Но каким образом осуществлять этот процесс "воспроизведения" мыслей прошлого, к сожалению, не ясно.
Смысл истории. Еще один аспект, который можно отметить в философии истории Коллингвуда,- это попытка провести различие между смыслом биографии и смыслом истории. Целью истории по Коллингвуду является самопознание разума. Однако, он объясняет, что у биографии совершенно другая цель и выражается другими принципами, отличными от принципов истории. Ее ограничивают не человеческие мысли, а естественные биологические процессы - рождение и смерть и, время от времени, эмоциональные превратности. Это основа для биографии, влияющая на эмоции читателя13. В.Г.Дрей использует краткие заметки Коллингвуда о биографии в "Идее истории", чтобы возразить критикам, таким как Морис Мандельбаум, который назвал Коллингвуда чрезмерным историческим индивидуалистом14. Заметки Коллингвуда показывают, что исследования, направленные на человека, это вовсе не история. Тем не менее, Дрей считает, что различия, проведенные Коллингвудом между историей и биографией, "преувеличены, нет упоминания, например, о таких гибридах как биографии политических и общественных фигур, выбранных на основании их исторической значимости"15.
В "Идее истории", в разделе, посвященном историческим фактам, Коллингвуд ссылается на его связь с "Принципами искусства", предполагая, что историки, пытающиеся поднять историю до уровня науки различными шаблонами, превращают ее в форму псевдоистории, имеющую магическую ценность. 'Исторические схемы подобного типа приобрели магическое значение, создав некоторую фокусную точку эмоций и выступая тем самым в качестве стимула действий. В других случаях они имели некоторую развлекательную ценность, немаловажную в жизни усталого историка ножниц и клея'16. Цель биографии - вызывать эмоции, также как у магического и развлекательного искусств, как об этом сказано в "Принципах искусства". Главное различие между развлекающим артистом и биографом в том, что первый работает с вызывающими веру театральными иллюзиями17, но Коллингвуд, тем не менее, называет современную биографию, потворствующую появлению злобы в эмоциях человека, формой псевдоискусства. Он доказывает, что его цель - освободить читателей от благоговения перед великими фигурами при помощи язвительных комментариев, насмешки и сатиры. Однако, здесь Коллингвуд говорит только об определенной категории биографии, которая не является ни искусством, ни историей. Критерий отбора для историка - это события, олицетворяющие размышления о предмете. А биограф может рассматривать эти же события, но не потому, что они олицетворяют размышления, а потому что у них другие цели и интересы. Выбор зависит, прежде всего, от их значимости в качестве слухов и сплетен и т.п. Наши стадные, половые, агрессивные и т.п. инстинкты дают толчок желаниям, и мы получаем удовольствие, если они удовлетворены, или злобствуем, если этого не произошло.
Коллингвуд доказывает, что и для симпатии, и для злобы нужны индивидуальные объекты, которым можно сочувствовать. Именно животные чувства субъекта вызывают в нас соответствующие эмоции. Поэтому биограф должен познакомить нас с индивидуальным субъектом или с животной природой этого субъекта, способной вызывать в нас симпатию или злобу. Его рождение и смерть, успехи и неудачи в любви, его злость и ненависть, его восхождение от бедности к богатству или, еще лучше, упадок от богатства к бедности - все это делает его особенным в читательском понимании, а если этого недостаточно, то описание интерьера его дома помогут процессу индивидуализации. Если история считается историей компиляции (что включает в себя даты, факты и места), то биография может рассматриваться как отрасль исторической литературы. Популярная биография представляет достаточно узнаваемые варианты того, что Коллингвуд хочет исключить из исторического исследования. Но далеко не все биографии таковы, и если с его точки зрения, это не биография, поскольку она не вызывает симпатию или злобу, то его определение является чисто условным. Как история переходит фазу компиляции, и из истории 'ножниц и клея' превращается в подлинную историю, Коллингвуд не показывает убедительно. Поэтому можно обоснованно задать вопрос, почему биография не может стать научной, если биограф принимает сходную позицию по отношению к фактам как и историк.
На самом деле, Коллингвуд никогда не был методологическим индивидуалистом. Такое обвинение практически никогда не принимали в расчет, поскольку внимательно прочитав его работы, можно заметить, что он обращается не только к размышлениям индивидуумов, но и к социальным процессам, тенденциям в развитии мысли и трансформациям различных предположений. Доктрина Коллингвуда привела многих критиков к выводу, что в качестве теории исторического познания, она рассматривалась слишком узко и применялась только при раскрытии мыслей индивидуумов. Например, Карр заключает, что исторические факты - это также факты об индивидуумах, а не отдельно от них. Что
10-09-2015, 21:58