· 1. Понятие “гендер” и история развития
o 2. Толкование “гендера” в отечественной и зарубежной литературе; философский смысл толкования
3. Влияние гендерных исследований на развитие личности, семьи и социальной активности
Введение
1.Роль женщины и роль мужчины в цивилизации
2.Культура отношений между мужчиной и женщиной в России
3.Особенности отношений между мужчиной и женщиной в 21 в.
Заключение
1. Понятие “гендер” и история развития
В лингвистике существуют три близких, но не идентичных понятия: “род”, “пол” “гендер”. Впервые о соотношении грамматического рода и биологического пола задумались еще античные ученые. Долгое время (включая и средневековье) бытовали взгляды, что грамматический род (genus) возник как отражение в языке природной данности – существования особей мужского и женского пола (самцов и самок). При этом именам мужского рода приписывались свойства силы, энергии, мощи, активности, а существительным женского – пассивности, слабости, мечтательности и греховности.
Но уже в XVII в. были открыты такие языки, в которых категория рода либо вообще отсутствовала, либо мужское и женское существовало как обособленные варианты. Поэтому в настоящее время род имен существительных рассматривается как чисто лингвистическая категория, как класс слов, характеризующийся определенными падежными окончаниями и особенностями согласования (существительные мужского, женского и среднего рода).
Помимо мужского и женского рода в нашем языке и в нашем сознании существует и понятие “пол” – тоже мужской и женский. Оно относится только к одушевленным предметам. Пол – это каждый из двух разрядов одушевленных существительных – мужчин и женщин у людей, самцов и самок – у животных. Пол – это природное явление биологического порядка, не зависящее от человека. Человечество, безотносительно к расовой принадлежности, делится на мужчин и женщин. Долгое время предполагали, что в основе этого деления лежат только биологические факторы – набор определенных хромосом и внешние физиологические признаки пола, определяющие мужчину и женщину. Но дело со временем осложнилось тем, что биологические половые различия, как выяснилось, сопровождаются значительными духовными особенностями. Духовный мир женщин и мужчин, хотя и имеет много общего (общечеловеческого, свойственного всем людям без различия расы, пола и языка), тем не менее, существенно отличается. Женщины и мужчины по-разному воспринимают окружающий мир и по-разному на него реагируют. Даже речь у мужчин и женщин различна!
С легкой руки американской исследовательницы Дж. Скотт в середине 1980-х гг. в профессиональный язык социологов проникло новое понятие – “гендер”, которое хотя и не завоевало всеобщего признания, но, во всяком случае, получило весьма широкую популярность. В отличие от термина “пол” (”sexsus”), обозначающего чисто биологические отличия мужчин и женщин, и термина “род” (”genus”), обозначающего грамматическое явление, термин “гендер” (”gender”) в понимании Дж. Скотт, не снимая и не отрицая половых различий, делает упор на те социальные особенности мужчин и женщин, которые возникают у них в результате их общественной деятельности и которые, в конечном счете, определяют своеобразие их социального поведения.
Среди ученых начались длительные споры, не прекратившиеся и до сих пор. На Западе число работ о толковании термина “гендер” весьма значительно продолжает расти с каждым годом. И дело здесь не в модности тематики (хотя и ее нельзя сбрасывать со счетов!), а в том, что новое понятие дает возможность разобраться во многих формах взаимодействия (и, соответственно, “взаимоотталкивания”) мужского – и женского субстратов в жизни и истории общества. Проще говоря, используя это понятие, можно подробнее и детальнее осветить сосуществование мужчин и женщин в обществе, показать соотношение “мужественного” и “женственного” в экономике и политике, в общественной и личной жизни.
Вначале термин “гендер” противопоставлялся категориям “род” и “пол”, которые были естественными, природными, стабильными. ‘Гендер” же конструировался, создавался обществом (появился даже термин “doing gender” – “создание гендера”), предписывался институтами социального контроля и культурными традициями. Это был придуманный людьми и постоянно меняющийся (вместе с изменением общества) фактор. И как только исследователи попробовали применить новый термин, возникли осложнения. Потребовалось определить: есть ли гендер мыслительная конструкция, т.е. просто новая научная дефиниция, определяющая социальные и культурные функции представителя того или иного пола. Или же, гендер – это искони присущее человеку качество, в котором половые (т.е. женские либо мужские) свойства и особенности теснейшим образом не просто связаны, а сплавлены воедино с предписанными обществом нормами, стереотипами, взглядами, суждениями и т.д.
Вскоре вошло в оборот прилагательное от “гендер” – и стали рассматривать проявления “гендерных составляющих пола” в самых разнообразных сферах социальной жизни. Исследованию подвергались поло-ролевые стереотипы, поло-ролевые нормы, поло-ролевые идентичности.
Американские социологи вслед за Е. Гоффманом стали называть все это в совокупности “Гендерным дисплеем” (от весьма многозначного английского слова display – показ, выставка, проявление, выставление напоказ, выделение и т.д.). Под ним у социологов понимается все многообразие проявления пола в общественных нормах и требованиях, в стереотипах и представлениях, в путях социализации и идентификации. При этом подчеркивалось, что гендерные отношения являются важным фактором социальной организации любого общества, ибо они, выражая его системные характеристики, организуют, структуризируют отношения между его членами.
“Дисплеем” в современной западной историко-социологической литературе именуется бесчисленное разнообразие “культурных составляющих пола”. Эти “общественно-культурные особенности мужчин/женщин”, изменяясь и варьируясь вместе с изменением культуры общества, в то же время продолжают различаться по полу. Даже если женщина начинает вести себя как мужчина (например, Жорж Санд или Надежда Дурова), она, тем не менее, не может “переделаться в мужчину” – если она, конечно, не сменит пол (что в современных условиях стало уже реальностью). Так половые различия, ранее опиравшиеся только на биологические особенности человека, стали рассматриваться и как “идеологический продукт”, как следствие определенных идеологических изменений, как “социальная категория”.
По мнению Пушкаревой Н.Л., в философии “гендерным концепциям” предшествовали следующие направления:
“1) теория социального конструирования – одна из главнейших достижений западной социологии 1960-х годов. Если до нее наука исходила из детерминизма биологического (“Пол – это судьба”, – говорил основоположник психоанализа и биологического фундаментализма 3. Фрейд), то после Т. Парсонса практически во всех явлениях стали искать детерминизм социальный. Суть парсоновской концепции состояла в том, что окружающий нас мир скорее (и в большей степени) “сконструирован” и структурирован людьми, нежели предопределен природой (отсюда иное наименование парсоновской концепции – структурный фундаментализм). Вместе с понятием “социальная структура” (иначе говоря, “параметры общества в целом”) в общественных науках появилось тогда и понятие “социальные роли”.
2) теория социализации Т. Парсонса и Р. Бейлса – была значима именно тем, что ее авторы призвали исследователей проанализировать, как усваиваются общественные (в том числе половые) роли и как индивид “обучается” им через механизмы поощрения и наказания.
3) теория интеракционизма И. Гоффмана поставила ученых перед необходимостью анализа источников и результатов всех социальных взаимодействий (англ. interaction – взаимодействие). И. Гоффман придал новый смысл понятию идентичности (самосознания) и ввел в общественные науки понятия агентов и институтов социализации, проблему “значимых других” и пр. ” Пушкарева Н.Л. Как заставить заговорить пол… \ Этнографическое обозрение. 2007, №2, с. 31.
Появление этих трех концепций сторонники феминизма восприняли с энтузиазмом и многое из них позаимствовали. Идея социального детерминизма позволила им опровергнуть то, что диктовалось, казалось бы, здравым смыслом: “все в мире делится на мужское и женское”. Назвав тех, кто считал пол человека его судьбой, эссенциалистами (от англ. essential – обязательно существующий, непременный) и призвав разрушить “принцип Ноева ковчега” (т.е. отказаться от видения мира, разделенного на пары), социальные конструктивистки стали увлеченно доказывать, что статус женщины (как и мужчины!) не “дается”, а “приобретается”. Кажущееся естественным различие между мужским и женским не имеет биологического происхождения, заявили они. Лучше всего эту концепцию выражает знаменитый тезис Симоны де Бовуар: “Женщиной не рождаются, женщиной становятся”.
Пол в новой системе идей оказался лишь “способом интерпретации биологического, закрепленным писаными и неписаными законами общества”. Набор соглашений, с помощью которых общество трансформирует биологическое в социальное, получил в работах философов-феминисток (А. Рич, Р. Унгер, Г. Рабий) наименование гендер. О том, откуда появился этот термин, в каком контексте употреблялся и как был привнесен в систему знаний о прошлом, мы уже писали.
В начале 1980-х годов гендерная концепция, отвоевав свое место под солнцем в социологии, “встретилась” с “женскими исследованиями” в истории. Результат этой встречи лучше всего иллюстрирует статья Дж. Скотт “Гендер – полезная категория исторического анализа”. Эта американская исследовательница, блистательный педагог и популяризатор, доказала, что гендерная концепция позволяет анализировать Общество, применяя и системно-структурные, и социокультурные и индивидуально-личностные характеристики. Она же предложила – применительно к историческим исследованиям! – видеть в тендере четыре группы “подсистем”: комплекс символов и образов, характеризующих “мужчину” и “женщину” в культуре; комплекс норм – религиозных, педагогических, научных, правовых, политических; социальные институты, которые формируют гендер (семья, система родства, домохозяйство, рынок рабочей силы, система образования, государственное устройство); проблему самовыражения, субъективного самовосприятия и самоосознания личности, т.е. проблему половой идентичности.
Публикации Дж. Скотт способствовали преодолению раскола между традиционной (“мужской”) и новой (“женской”) историей. Коллеги Дж. Скотт в разных странах согласились с тем, что гендерный подход или, точнее, учет гендерного фактора необходим при любых социальных исследованиях, а исследование прошлого – непаханое поле для таких штудий. Так что перед историками – феминологами встали новые задачи.
Однако к тому, чтобы сделать “крутой вираж” и начать применять предложенные подходы и методы (к тому же выработанные пограничной, но все же “не своей” наукой – социологией), оказались готовы далеко не все историки. Чтобы не выглядеть ретроградами и “осовременить” заголовки своих исследований, многие из них, разрабатывая терминологическую тематику, стали именовать ее “гендерной”. Справедливости ради отметим, что некоторые аспекты социальных (а именно гендерных) взаимодействий все же находили отражение в исследованиях. Их авторы пытались, например, сравнить отношение мужчин и женщин к одному и тому же вопросу (скажем, к возрасту вступления в брак или к повторной женитьбе/замужеству со вдовыми). Однако до разгадывания загадок конструирования гендера в разные эпохи дело доходило очень редко.
В известной степени это можно объяснить особенностями источниковой базы: например, сколько ни спорили специалисты по истории семьи о том, какая из тенденций превалировала в средневековье – патриархальной тирании или нежной любви и взаимопонимания между супругами, к общему мнению прийти им так и не удалось. Исследователи находили факты как “за”, так и “против” обоих предположений, формальное же преобладание той или иной информации, как выяснилось, не может служить бесспорным доказательством данных предположений.
Подчас теоретики гендерных отношений ставили в своих работах четкие задачи перед историками, например, проанализировать трансформации гендерных взаимодействий в эпоху генезиса капитализма. Но ответ на поставленный вопрос увел ученых в обычные историко-феминологические штудии о женской занятости и женском труде, его несправедливой оплате и пр. В редких работах по истории контроля над собственностью анализировался идеологический фактор, например, такое понятие, как “цеховое единство” и связанное с ним понятие “мужская солидарность” (в результате женщины были вытеснены из цехового производства в раннее Новое время). Не меньшей удачей (при почти полном отсутствии исследований по юридическому аспекту гендерной идеологии) следует признать работы, в которых анализировалось понятие “честь”. Для женщин оно имело всецело гендерное звучание, а для мужчин определялось как храбрость, верность, добросовестность, профессиональное мастерство.
В конце 1980-х годов почти не встречались работы, авторы которых раскрывали бы свою исследовательскую “кухню”, а именно разъясняли сущность гендерного анализа, примененного в их исторических трудах”. Правда, к началу 1990-х годов положение изменилось. В системе гуманитарного знания произошла очередная смена парадигм: социальный конструктивизм оказался окончательно побежден постструктурализмом.
Пожалуй, основным изменением, связанным с новым представлением о реальности (в том числе реальности прошедшей или утраченной), которое вызвало новый переворот в системе идей, был отказ от механистического (конструктивистского) видения мира. На смену ему пришел принцип тонкой взаимоважной связанности, которую нельзя упростить до схемы. Конструкция под названием “социальная структура” требовала умения обобщить, увидеть тождественное и тем самым превращалась в сеть со слишком крупными ячейками. Жизнь отдельного человека не “схватывалась”, а как бы “просачивалась” сквозь нее. Поэтому вместо идеи обобщения и тождества постструктурализм поставил во главу угла идею различия и множественности, проблему неструктурного в структуре, казуального, нетипичного и единичного.
Неудивительно, что “уравнение в правах” всех концепций (лозунг постмодерна: “признание другого”) послужило поводом к оживлению в последнее десятилетие XX в. некоторых ранее незаслуженно принижаемых методов научного поиска (например, конкретно-проблемных, основанных на скрупулезном внимании к частным и мелким историческим фактам “событийной микроистории”, или, скажем, метода контрфактического или альтернативного моделирования). Сейчас они, можно сказать, популярны и используются наравне с абстрагированием, идеализацией, сравнением, типологизацией, квантификацией (измерением) и другими привычными общенаучными методами, в том числе с самыми новейшими.
Для того чтобы описать последние, стоит представить, что в течение почти века реальность как бы уподоблялась “дому” (К. Маркс) или некой “конструкции из кубиков” (Т. Парсонс). Теперь же ее, пожалуй, лучше уподобить живому существу, которое нельзя лишить Души и Тайны. Споры о том, познаваемы ли последние (а, следовательно, настоящее и прошлое) зазвучали с новой силой, не меньшей, чем в прошлые столетия.
Желание приблизиться к пониманию “невыразимого” в механизме развития общества привело к тому, что в области научного анализа появились новые проблемы и понятия.
Во-первых, внимание всех теоретиков оказалось обращенным к главному инструменту гуманитария –языку, в связи с чем нынешний переворот в системе гуманитарного знания именуют “лингвистическим поворотом”.
Во-вторых, в современных гуманитарных науках родилось понятие практик речевого поведения (употребления), или дискурсов (от лат. dicursus – рассуждение и фр. courir – бежать, т.е. термин отражает множественность форм речевого поведения).
В-третьих, важнейшее понятие современного гуманитарного знания, которое, как и первые два, введено французскими философами, – это понятие “неязыковых (недискурсивных) реальностей к ним относят тело, действие и власть. Эти понятия стали решающими для современных философских концепций, в том числе феминистских.
Знаковых фигур в современном постструктурализме несколько, и все они связаны с Францией. Это психоаналитик Ж. Лакан (1901-1981), первым поставивший проблему “языка бессознательного” и определивший пол как “маскарад” практик и знаков, культуролог и мыслитель М. Фуко (1926-1984), прославившийся рядом новых концепций, в том числе концепцией власти, и введший в науку понятие “дискурс”, и наконец, ныне здравствующий философ Ж. Деррида (р. 1930) – автор теории деконструкции и феномена “инаковости” в культурологии.
Именно этим ученым и их последователям принадлежит честь открытия проблемы языка как означающею механизма и перечисленных выше внеязыковых реальностей, хотя, разумеется, и до них многие понимали, что “все лучшее в жизни, от секса до заката, трудно выразить словами” (С. Цвейг). Но именно эти философы сформулировали проблему необходимости разгадки невыразимого – выявления символов его, выстраивания их системы и системы их проявлений (отсюда – расхожее наименование их концепций – “символический фундаментализм”). Цит. По Репина Л.П. Гендерная история Новая и новейшая история. – 2004. – №6. -с.50.
Для того чтобы тот или иной статус человека (в том числе половой) стал очевидным, как полагал М. Фуко, нужна система знаков как средств самовыражения. Она и формирует дискурс. Философы-феминистки продолжили эту мысль: язык и власть взаимосвязаны, а социальный дискурс, всегда, по сути, “гендерно пораженный”, создает и воспроизводит дискриминацию женщин.
Как преодолеть эту дискриминацию? Местом возможного обретения женщиной себя всегда было и остается, считают феминистки, женское письмо.
Данное понятие ввели ученицы М. Фуко X. Сиксу и Л. Ирригарэй. Отрицая возможность создания полностью “объективного” текста, феминологи призывают признать, что любое исследование – всегда заинтересованное, субъективное и политизированное и что изучать следует (раз от нее нельзя избавиться) как раз “субъективность”.
Как известно, через язык женщина была “изгнана” из текстов (в том числе исторических). Через обретение своего языка она только и может туда вернуться, как считают они, ибо в создании текста проявляется нечто находящееся вне его автора и помимо его сознательных устремлений. Создатель текста на определенном этапе перестает быть автором (отсюда знаменитое утверждение постмодернистов о “смерти автора” в источнике и парадоксальный в этом контексте призыв: “Что же вы не пишете? Пишите себя!”). Ибо в процессе писания автор (и в первую очередь – женщина) сам “творится” текстом, обнаруживает себя или, как говорят психологи, “проецируется”. Таким образом, изучая женское письмо, мы тем самым можем изучать и читаемое “на поверхности”, и подразумеваемое (порой невольно) автором, и даже самих себя.
В связи с этим в последнее время одним из наиболее популярных пpeдмeтoв’ научного рассмотрения стала биография (у социологов) и автобиография (у психологов, педагогов), а в феминологии женские эгодокументы и женские рассказы о тех или иных переживаниях событий и “состояний женского тела”. Причем такие состояния мужчинам либо не близки (лишение девственности, замужество, беременность, менструации, роды), либо непопулярны в мужском дискурсе (зависть, страх, боль). Через обращение к таким типам источников идет поиск новых технологий “раскапывания” в тексте индивидуальной (и прежде всего – женской) аутентичности.
Феминологи 1990-х годов настаивают на том, что должно быть исследовано
11-09-2015, 00:12