Дилигенский Г.
В предыдущих главах книги рассмотрены два блока процессов - познавательные и мотивационные, - образующие в своем постоянном взаимодействии непосредственное содержание социально-политической психологии. Анализируя эти процессы, мы сталкивались с трудностью описания каждого из них и их взаимодействия, так сказать, в «чистом» виде, абстрагируясь от других воздействующих на них сторон психической жизни. Мы, например, почти не упоминали об эмоциональной стороне психики, которая, совершенно очевидно, пронизывает все ее компоненты и играет громадную роль в социально-политической психологии. Не касались мы подробно и тех психических явлений, которые возникают в ходе коммуникативных отношений людей - как их непосредственного общения, так и их «общения» с массовыми коммуникациями - таких процессов, как влияние одних людей на других, их взаимное притяжение и отталкивание, сопротивление убеждению (контрсуггестия) и т.п. Наконец мы лишь мимоходом затрагивали важнейшую проблему соотношения между внутренними психическими образованиями - мотивами, знаниями - и реальным общественно-политическим поведением людей.
Подобное одностороннее изложение предмета, к сожалению, неизбежно, когда этот «предмет», с одной стороны, крайне сложен и потому подлежит внутреннему расчленению, а с другой - его внутренние компоненты не расположены в какой-либо однолинейной последовательности, но являются взаимопроникающими и взаимопереплетающимися. Именно так организована структура психики. Чтобы избежать искажения реальной картины, которым чревато дифференцированное описание отдельных ее процессуальных компонентов, существует лишь один способ: не ограничиваясь такого рода описанием, попытаться затем, используя его данные и результаты, представить предмет, т.е. в нашем случае социально-политическую психологию в присущем ему единстве.
Сформулировав задачу таким образом, мы тут же оказываемся перед новыми вопросами. Что, собственно, представляет собой единство социально-политической психологии, коль скоро оно, как следует из только что сказанного, не может быть сконструировано путем простого сложения различных ее компонентов? В чем проявляется это единство? Каким образом очертить то психическое пространство, которое может рассматриваться как единое, т.е. сцементированное внутренними взаимосвязями «населяющих» его явлений и процессов?
Как показывает опыт психологической науки, ответ (или, точнее, путь к ответу) на все эти вопросы содержится в понятии субъекта психики. Внутреннее единство (при всей его возможной противоречивости и неустойчивости) есть органическое качество субъекта, именно в субъекте объединяются в систему разнородные психические процессы и функции. Анализ психики на уровне ее субъекта не означает, что нас больше не интересуют эти процессы и функции, и мы занимаемся поисками лишь некоей общей, интегрирующей субъектной характеристики. Мы меняем не объект анализа, но угол зрения: в центре нашего внимания оказываются теперь не отдельно взятые психические процессы, но механизмы их взаимосвязи, формирующие единство субъекта.
Определение субъекта психики вообще, субъекта социальнополитической психологии в частности -это особая и также связанная с немалыми сложностями проблема. Ранее мы столкнулись с ней, когда анализировали потребности социального существования людей и их проявления в сфере социально-политической психологии. Мы пришли тогда к выводу, что эти потребности трансформируются в социальнополитические мотивы не непосредственно, но лишь воплотившись в социально-исторические типы личности, в тенденции личностной психологии. Тем самым мы фактически признали личность, взятую в ее социально-исторической определенности субъектом социально-политической психологии. В предыдущей главе мы рассмотрели эту ее роль главным образом с точки зрения проявления в личности социальноиндивидуальной природы человека и исторической динамики соотношения в ней социальности и индивидуальности. В данной главе личность в качестве субъекта социально-политической психологии будет рассмотрена полнее и конкретнее. Уже не в плане общих онтологических и исторически эволюционирующих свойств человеческой природы, но с точки зрения тех личностных образований и механизмов, которые формируют психические свойства личности как субъекта общественно-политической жизни. Однако прежде чем обратиться к решению этой задачи, необходимо еще раз вернуться к самому понятию субъекта.
Признание личности субъектом социально-политической психологии вроде бы не нуждается в особых доказательствах. Оно вытекает из того очевидного факта, что общество состоит из людей и поскольку каждый из них является социально-индивидуальным существом, все они участвуют в общественно-политической жизни (в активной или пассивно-приспособительной форме) именно как личности. Следовательно, и социально-политическая психология складывается из выражающих отношение к обществу психических образований личности. Ведь ничего из того, что существует и происходит в сфере этой психологии, не может существовать и происходить вне психологии личности.
Стройную, на первый взгляд, логику этого рассуждения нарушает, однако, весьма существенная трудность. Состоит она в том, что любые события и явления общественно-политической жизни, в том числе и явления сознания, психологии (взгляды, представления, убеждения и т.д.) представляют собой продукт психической, интеллектуальной или практической деятельности той или иной человеческой общности, Причем общности, представляющей собой не просто механическую сумму изолированных и почему-то мыслящих и действующих одинаково индивидов, но объединение людей вокруг какой-то общей цели, мнения или ценности.
Даже такой, казалось бы не требующий каких-то совместных действий или общения акт политического поведения, как голосование на выборах, не является подобной механической суммой. Люди голосуют за одну и ту же партию или кандидата потому, что под влиянием тех или иных социальных факторов (взаимного общения, сложившихся ранее или усвоенных в процессе социализации идейнополитических позиций, политической пропаганды, осуществляемой по каналам массовой информации и т.д.) они фактически объединились в определенную неформальную политическую общность. Когда же мы имеем дело с любым более активным, чем голосование, общественнополитическим действием, его коллективный характер еще более очевиден. Социально-индивидуальная природа человека - феномен чрезвычайно многогранный, многообразный по формам своего проявления, и одно из его проявлений состоит в том, что отношение человека к общественной действительности (интеллектуальное, эмоциональное или практическое), с одной стороны, складывается в недрах его собственной индивидуальной психики, с другой - никогда не бывает абсолютно индивидуальным, изолированным от мнений и поступков других людей (конкретных индивидов или «обобщенного другого»). Это отношение складывается в процессе общения людей и выражается в общих для какой-то их группы взглядах и поступках, в групповых психологии, сознании и поведении.
Из сказанного очевидно, что в признании личности субъектом социально-политической психологии содержится правда, но не вся правда. В действительности эта психология формируется, воспроизводится и эволюционирует на двух уровнях: индивидуально-личностном и групповом. Двойственная социально-индивидуальная природа психики человека выражается в двойственности субъекта той сферы этой психики, которая наиболее непосредственно регулирует отношения между человеком и обществом. Субъектом социально-политической психологии является одновременно личность и большие (т.е. функционирующие в макросоциальных масштабах) группы, представляющие собой социально-психологические общности1. Поскольку же, как убедится читатель, основные структурные компоненты социально-политической психологии восходят к структурным компонентам психологии личности и воспроизводятся в психологии группы, анализ этих компонентов удобно начинать именно с индивидуально-личностного субъекта.
1. Социальные и социально-политические установки личности
Понятия установки и аттитюда
Реальная психология личности представляет собой продукт взаимодействия и взаимоналожения мотивационных, познавательных (когнитивных), аффективных (эмоции) и коммуникативных (общение) процессов. Первые два из этих психологических блоков были рассмотрены в предшествующих главах книги, два последних упомянуты во введении к данной главе. Для понимания результатов взаимодействия и интеграции различных психических процессов, т.е. в конечном счете целостности субъекта психики особый интерес представляют те как бы «вторичные» (ниже мы убедимся в условности этого термина) психические образования, которые являются продуктами такого взаимодействия. Подобные образования в современной психологической литературе иногда называют «гибридными», имея в виду, что их можно рассматривать как смесь «первичных» (мотивационных, познавательных и т.п.) психических компонентов. Данный термин также условен, так как «родители» биологического гибрида существуют независимо от него самого, а в производных психических образованиях «родительские» компоненты находятся в отношениях необходимого взаимодополнения и сплошь и рядом могут функционировать лишь объединившись друг с другом. Мы видели это на примере взаимодействия потребностей и знаний в процессе формирования мотивов. Из различных «гибридных» образований наибольшее внимание психологической, в особенности социально-психологической науки привлекают установки, или аттитюды. Термин «установка» в русскоязычную литературу ввел глава грузинской психологической школы Д.Н. Узнадзе, определявший ее как предшествующую любым, в том числе психическим актам субъекта готовность осуществлять именно те акты, которые адекватны данной ситуации. Концепция Узнадзе была направлена против характерного для современной ему психологической науки «постулата непосредственности» - представления о том, что «объективная действительность непосредственно и сразу влияет на сознательную психику»2. Он доказывал, что реакция субъекта на ситуацию обусловлена не только самой ситуацией, но и его внутренней, неосознанной предрасположенностью реагировать на нее определенным образом. В рамках грузинской психологической школы теория установки разрабатывалась в тесной связи с категорией потребности: функция установки состоит в том, что она как бы «указывает» потребности ее предмет, способный реализовать ее в данной ситуации, сокращает объем поисковой активности, необходимой для выявления предмета3. Надо заметить, что грузинская школа связывала установку в основном с биологическими потребностями.
С точки зрения теории мотивации, понятие установки важно прежде всего тем, что оно раскрывает механизм формирования такого важного качества потребностей и мотивов, как относительная устойчивость их предметной формы. Благодаря установкам субъекту не нужно постоянно определять, в чем состоят его потребности и способы их удовлетворения: они уже зафиксированы в его установках.
Понятие аттитюда, интенсивно разрабатывавшееся в американской социальной психологии, родственно понятию установки, поскольку ключевым словом в его определении также является «готовность». Г. Олпорт еще в 1935 г., объединяя различные определения аттитюда, сформулированные к тому времени социальными психологами, интерпретировал его как «состояние сознания и нервной системы, выражающее готовность и организованное на основе предшествующего опыта; аттитюд оказывает направляющее и динамическое влияние на реакции индивида относительно всех объектов, к которым он (аттитюд) имеет отношение"4. Это определение оказалось настолько емким с точки зрения синтеза различных подходов, выносящим за скобки все разногласия и неясные вопросы, что и 50 лет спустя с него начинались главы об аттитюдах в учебниках по социальной психологии5.
Будучи родственными, установка и аттитюд в то же время отнюдь не аналогичные понятия. Со времен знаменитой работы У. Томаса и Ф. Знанецкого «Польский крестьянин в Европе и Америке» (19181920), в которой категория аттитюда была впервые использована для изучения социальных явлений, его стали рассматривать как важнейший компонент социальной психологии и характеристику личности. Если при изучении аттитюда главное внимание уделяется его функциям в социальных отношениях и социальном поведении людей, то установка исследуется в общей психологии прежде всего с точки зрения ее роли и места в структуре психики6. Далее, аттитюд чаще всего рассматривается как явление сознания, выражаемое в языке, в вербальном поведении7 (на чем основаны и многие методы его изучения), а установка, как показано в частности в работах Д.Н. Узнадзе, имеет неосознанный характер. В русскоязычной литературе английский термин «аттитюд» чаще всего не переводится или же выражается понятием «социальная установка».
Мы не имеем здесь возможности останавливаться на весьма сложной истории изучения аттитюдов и установок, на тех теоретических и методологических проблемах, с которыми оно столкнулось8.
В американской социально-психологической литературе, где аттитюды - одна из центральных тем, их исследование пошло по пути все более детального структурирования этого понятия, формализации и математизации исследовательского аппарата, в особое направление выделилось измерение аттитюдов. Возникшие при этом многочисленные трудности и противоречия подчас побуждали ставить под вопрос саму правомерность данной категории. Для нас важно прежде всего выделить те результаты изучения аттитюдов и установок, которые полезны для понимания структуры и динамики социально-политической психологии, ее индивидуально-личностного субъекта.
С этой точки зрения наиболее непосредственное отношение к нашей проблематике имеет социально-психологическое изучение аттитюдов, ибо именно оно выявляет отношение индивидов к социальным объектам и ситуациям. Это, однако, не означает, что, изучая социально-политическую психологию, можно пренебрегать общепсихологическими концепциями установки: ведь в этих концепциях раскрываются связи различных психических процессов, в особенности мотивационных и познавательных, а только через такие связи может быть достигнуто понимание единства и структурной организации субъекта этой психологии.
Функции социально-политических установок
Установки и аттитюды обладают двумя главными функциональными свойствами, которые определяют их значение в психологии социальнополитических отношений. Первое из них можно назвать свойством относительной устойчивости. В общепсихологическом смысле функция установки состоит в том, что она обеспечивает человека способностью реагировать на ситуацию и внешние объекты (например, на ситуацию неудовлетворенной потребности и объекты, способствующие или препятствующие ее удовлетворению) на основе прошлого опыта. Установка приводит в действие психические процессы и практические действия, адекватные ситуации и объектам, потому что в ней содержится предшествующая ситуации готовая «модель» этих процессов и действия. В обыденной жизни, например в труде, потреблении, межличностных отношениях, она закрепляет те привычки и навыки, без которых эта жизнь была бы невозможной. Установки обеспечивают устойчивость личности, ее диахроническое (сохраняющееся на продолжении более или менее длительного времени) единство. Вместе с тем тот опыт, который формирует «обыденные» установки, более или менее постоянно присутствует ч воспроизводится в жизни любого человека, знания, черпаемые из этого опыта, могут противоречить друг другу, вызывать внутренние психические конфликты, но они во всяком случае относительно доступны и способны систематически подкреплять установки или вносить в них необходимые по жизни модификации.
Социально-политические опыт и знания людей, как мы уже видели, отличаются значительно большей удаленностью от их непосредственного восприятия и практики, фрагментарностью и разорванностью, с гораздо большим трудом поддаются адекватному освоению и воплощению в «модели» реакции на явления и события, происходящие в обществе. Поэтому социально-политические установки (независимо от того, каким образом они возникли) играют, в отличие от общепсихологических и социально-психологических, специфическую роль компенсатора когнитивного дефицита. Иными словами, они моделируют реакцию людей, не только на знакомые, но и на неясные, непонятные социально-политические ситуации. Одна из функций этих установок - минимизировать риск, опасность, содержащуюся в таких ситуациях. Закрепленное в таких установках отношение к определенным классам макросоциальных объектов и ситуаций, явлений и событий, их «оценка» с точки зрения потребностей субъекта позволяет ему поддерживать минимальные мотивационно-психологические связи с макросоциальной средой, психически, интеллектуально или практически реагировать на исходящие от нее импульсы.
Характерный пример этой роли установок - реакция экономического поведения людей на политические события, воспринимаемые как угроза стабильности положения в стране или мире. В моменты обострения международной напряженности многие стараются запастись продуктами - выстраиваются длинные очереди в продовольственные магазины. Люди не могут знать, перерастет ли очередной конфликт в войну и сопряженный с ней дефицит необходимого, но аккумулирующая прошлый опыт установка подсказывает им поведение, ориентирующееся на такую возможность. Известно, как чутко реагируют курсы валют и ценных бумаг на бирже на политические изменения и события, подчас происходящие в очень далеких странах и не имеющие явной связи с экономической конъюнктурой, в которой живут вкладчики и владельцы капитала. Установка экономических агентов на общую политическую стабильность заменяет отсутствующее знание о последствиях конкретных событий, поэтому нарушение стабильности включает поведение, минимизирующее их возможные негативные последствия.
В рассмотренных примерах мы имеем дело с установками, которые социальные психологи называют ситуационными (точнее, «установки на ситуацию»). Из компонентов, формирующих установку, - потребность, прошлый опыт и ситуация - в таких случаях решающую роль играют два последних: включаемые в установку потребности (например, в продуктах питания, стабильном или растущем капитале и доходе) самоочевидны, не нуждаются в каком-то особом осознании и «опредмечивании».
В других случаях решающую роль в формировании установки играет, напротив, именно фиксация предмета потребности: в социальной психологии ее называют тогда «установка на объект». Такие установки чаще всего связаны с потребностями, предмет которых «выбирается» самим субъектом, не является чем-то само собой разумеющимся, что, как мы видели, более всего характерно для потребностей социального существования. По отношению к одним и тем же явлениям у одних людей могут преобладать установки на ситуацию, у других - на объект, и это различие, отражающее структуру и иерархию их потребностей, оказывает существенное влияние на их сознание и поведение. Например, в 1992-1993 гг. подавляющее большинство россиян испытывали весьма тяжелую для них ситуацию быстрого роста цен, за которым не поспевали их доходы. Многие из них реагировали на нее подобно одной пожилой москвичке, спрашивавшей: «Когда же они (правительство) перестанут повышать цены?» На возражение, что правительство здесь не при чем, цены - свободные, она отвечала новым вопросом «а на что же в этом случае нужно правительство?»
Перед нами типичный случай установки на ситуацию, опирающейся на сформированное прежним («социалистическим») опытом представление о государстве как командной инстанции всех экономических процессов. В установке зафиксирован привычный способ удовлетворения потребностей физического существования - государственное распределение благ по доступным ценам. Другие люди, испытывавшие те же тяготы, продолжали неизменно поддерживать политику реформ Ельцина-Гайдара. Далеко не всегда эта поддержка была основана на ясном понимании стратегии и возможных благоприятных последствий реформ, часто ее стимулировала просто позитивная установка на определенную политическую силу (демократов, реформаторов, Ельцина и ельцинистов), включенная в политические убеждения человека. В политическом сознании и поведении таких людей преобладала установка на объект, воплощавшая их потребность социального существования - в интеграции в определенную
11-09-2015, 00:39