Н.С.Мудрагей
В последние десятилетия проблема рациональности в науке стала одной из важнейших. Исследователи связывают этот феномен, с одной стороны, с небывалой до XX века ролью науки в обществе, с другой, как это ни покажется парадоксальным, с фактом негативного отношения к науке, ее результатам, с критическим взглядом на ее место в духовной и социальной сферах общества. На эту тему написано так много статей и монографий, что не имеет смысла задерживаться на этом. Я же хочу отметить тот факт, что столь невероятное внимание к проблеме рациональности в науке практически не только вытеснило, но даже затмило в сущности философский смысл рационального. Возвратить в поле деятельности философов проблему рационального совершенно необходимо, ибо это на самом деле одна из самых важных проблем философии. Но как нет единого без многого, бытия без небытия, дня без ночи, так нет в философии рационального без иррационального. Конечно, если философию считать наукой о всеобщих законах бытия и познания - и только, - тогда, возможно, иррациональное не потребуется. Но ведь философия есть нечто совсем иное. Философия - это результат деятельности остраненного и отстраненного (ставшего в сторону) человека, обладающего высокими духовными способностями. В своей повседневной жизни мы погружены в бытие как быт и загружены житейскими делами, заботами, страстями. Философия же - это взгляд, дума человека, остановившегося в своем беспрестанном беге и удивленно погрузившегося в созерцание окружающего мира, - что это? То, что в повседневной толкотне, в суете сует казалось само собой разумеющимся, вдруг обернулось тайной, загадкой, прочно засевшей в голове и лишившей всякого покоя. Перед человеком встают извечные вопросы: кто мы? откуда? куда идем? Философия не просто любовь к мудрости - с любви к мудрости она начинается, - но поиск истины, истины в сократовском, а не научном смысле. Одно из лучших определений философии, на мой, взгляд, дал Артур Шопенгауэр: "Философия - высокая альпийская дорога; к ней ведет лишь крутая тропа чрез острые камни и колючие терния: она уединена и становится все пустыннее, чем выше восходишь, и кто идет по ней, пусть не ведает страха, все оставит за собою и смело прокладывает себе путь свой в холодном снегу. Часто приходит он внезапно к краю пропасти и видит внизу зеленую долину: властно влечет его туда головокружение; но он должен удержаться, хотя бы пришлось собственною кровью приклеить подошвы к скалам. Зато скоро видит он мир под собою, и песчаные пустыни и болота этого мира исчезают, его неровности сглаживаются, его раздоры не доносятся наверх, - проступает его округлая форма. А сам путник всегда находится в чистом, свежем альпийском воздухе и видит уже солнце, когда внизу еще покоится темная ночь"1.
____________________ 1 Шопенгауэр А. Новые Паралипомены // Шопенгауэр А. Полн. собр. соч. Т. IV. М., 1910. С. 313.
61
Эти краткие замечания относительно природы философии понадобились мне для того, чтобы ввести читателя в атмосферу именно философского понимания проблемы рационального и иррационального, оставив за бортом исследования иные толкования данной проблемы. Это во-первых. Во-вторых, совсем не случайно процитирован именно Артур Шопенгауэр: анализируя проблему рационального и иррационального, их взаимодействие и противостояние, я буду опираться на философскую систему немецкого мыслителя, в которой эта проблема получила подобающее ей огромное значение. Именно у Шопенгауэра проблема рационального и иррационального, звучащая до того глухо, как бы в подполье, вышла наружу, стала предметом открытого, широкого, осознанного и тщательного рассмотрения (хотя термин "иррациональное" и отсутствует в его философии, рациональному он противопоставляет "иллюминизм"). В отличие от иррационалистов последующей формации (К.Ясперс, М.Хайдеггер), которые, дабы быть как можно дальше от иррационалистов "второй свежести" ("почва и кровь"), весьма строго и сдержанно говорят об иррациональном, Шопенгауэр пишет откровенно, смело, страстно, его философия - это обнаженный нерв иррационального, в ней бьется сильный, мощный, жизненный пульс, наполненный живой энергией иррационального.
Но вернемся к нашему вопросу: почему в философии нет рационального без иррационального? Философия есть прежде всего стремление понять сущность и смысл бытия. Познавая мир, философ пользуется как рациональными, так и иррациональными средствами, а сам мир несет в себе столько иррационального, что впору задаться вопросом: да есть ли в нем хоть гран рационального? Вот и попробуем разобраться во всем этом, дав для начала самые общие определения рационального и иррационального.
Рациональное - это логически обоснованное, теоретически осознанное, систематизированное универсальное знание предмета, нечто "в масштабе разграничивания" (Хайдеггер). Это в гносеологическом плане. В онтологическом - предмет, явление, действие, в основании которых лежит закон, формообразование, правило, порядок, целесообразность. Рациональное явление прозрачно, проницаемо, а потому его можно выразить рациональными средствами, т.е. понятийно, вербально, оно имеет коммуникабельный характер и потому способно быть передаваемо другому в рациональной форме.
Иррациональное имеет два смысла. В первом смысле иррациональное таково, что вполне может быть рационализировано. Практически это есть объект познания, который поначалу предстает как искомое, неизвестное, непознанное. В процессе познания субъект превращает его в понятое, логически выраженное, всеобщее знание. Зачастую это иррациональное в нашей литературе называют нерациональным, но это в сущности неполный перевод на русский язык иррационального, где "ир" заменено "не". Более корректно подобное иррациональное следует обозначить как "еще-не-рациональное".
Взаимозависимость и противоборство рационального и иррационального как еще-не-рационального достаточно ясны.
62
Субъект познания стоит перед проблемой, которая поначалу скрыта от него под флером иррационального. Используя имеющиеся в его арсенале средства познания, он овладевает непознанным, превращает в познанное. Еще-не-рациональное становится рациональным, т.е. абстрактным, логически и понятийно выраженным, короче - познанным объектом.
Наличие рационального знания признается как рационалистами, так и иррационалистами. Отрицание его привело бы к самым абсурдным последствиям - абсолютной разобщенности людей, не имеющих никаких точек соприкосновения в своей духовной и практической деятельности, к полной анархии и хаосу. Но отношение рационализма и иррационализма к рациональному знанию прямо противоположно. Рационалист убежден, что, получив рациональное знание о предмете, он тем самым познал его подлинную сущность. Иное в иррационализме. Иррационалист заявляет, что рациональное знание не дает и в принципе не может дать знание сущности предмета и мира в целом, оно скользит по поверхности и служит исключительно для целей ориентации человека в окружающей среде. Так, компас в руках путника - совершенно необходимая вещь, если путник идет по неизвестной местности в определенном направлении, а не праздно шатается в воскресный день по аллеям парка. Но разве компас может дать описание и характеристику местности? Так и абстрактное рациональное знание - поводырь в мире, знакомом ему исключительно в самых приблизительных чертах. Короче: рациональное знание возможно лишь относительно мира явлений, мир вещей самих по себе ему недоступен. А.Шопенгауэр, продолжая кантовскую мысль, объявил: познанный мир есть мое представление. Познаваемый мир расщеплен на субъективное и объективное. Формой объекта являются время, пространство, причинность, законом для него является закон достаточного основания в различных ипостасях. Но - главное - все это суть априорные формы субъекта, которые он в процессе познания накидывает на познаваемые объекты, к подлинной действительности они не имеют никакого отношения. Время, пространство, закон достаточного основания - только формы познания, а не свойства вещей самих по себе. Следовательно, мы всегда познаем только содержание нашего сознания, а потому рационально познанный мир есть исключительно представление - и не больше. Это отнюдь не означает, что он не реален. Мир в пространстве и времени реален, но это эмпирическая реальность, ряд представлений, общей связью которых для всех субъектов служит закон основания.
Мир как представление рационален, по Шопенгауэру, и в гносеологическом, и в онтологическом планах, ибо и там, и там работает закон достаточного основания. В реальном мире он проявляется в виде причинности, в мире мыслей - как закон об основании познания. Разумно и само сознание человека, утверждает немецкий философ, ибо оно способно "к неинтуитивному познанию, т.е. к понятиям и мыслям".
Итак, мир явлений рационален, ибо в нем с жесткой необходимостью действуют закон основания, причинность и т.п. Соответственно рационально познаваем: рассудок, разум, понятия, суждения и все прочие средства рационального познания
63 задействованы Шопенгауэром для познания мира явлений. Рационалист вполне согласен со всеми этими положениями немецкого философа, но с оговоркой: благодаря всем этим средствам рационального познания мы также познаем и само бытие. Иррационалист категорически возражает против этого, ибо мир вещей самих по себе иррационален для него не в первом смысле слова (как еще-не-рациональное), но во втором.
Второй смысл иррационального состоит в том, что это иррациональное признается в его абсолютном значении - иррациональное-само-по-себе, то, что в принципе непознаваемо - не познанное, но вообще никем и никогда не познаваемое, поэтому мы со своим интеллектом, говорит немецкий философ, "повсюду наталкиваемся на неразрешимые проблемы, как на стены своей темницы". Мир - "вечно тревожная загадка", его загадочность проявляется не только в целом, но в каждом кусочке: "...нет такого ничтожного глиняного черепка, который бы весь не состоял из необъяснимых свойств"2. Поэтому на вопросы о сущности мира, утверждает Шопенгауэр, "невозможен ответ не только для нас, но и ни для какого познания вообще, т.е. никогда и нигде..."3.
Итак, иррациональное в первом смысле, как еще-не-рациональное равно признается и рационализмом, и иррационализмом. Иррациональное во втором смысле - только иррационализмом, ибо иррациональное-само-по-себе абсолютно и не может быть рационализировано. Здесь пути рационалиста и иррационалиста полностью расходятся. Взаимозависимость рационального и иррационального прекращается, уступая место противоборству двух систем - рационалистической и иррационалистической. Начинается это противоборство уже с прямо противоположного их отношения к месту и роли разума в познании. В иррационализме разум, который дает строго объективное, рациональное знание о мире явлений, становится препятствием для познания вещи самой по себе. Для рационалиста разум - высший орган познания мира, "высшее апелляционное судилище" (Шопенгауэр). Чтобы утвердить эту роль разума, пишет Шопенгауэр, послекантовские философы (Фихте, Шеллинг, "бездарный шарлатан Гегель") даже прибегали к недобросовестной жалкой уловке: слово "Vernunft" ("разум") происходит от "vernuhmen" ("слышать"), следовательно, говорят они, оно обозначает, что разум есть способность слышать так называемое "сверхчувственное" (Nephelococcygia, Тучекукуевск, - не жалеет иронии Шопенгауэр). Выдумка эта, пишет он далее, была встречена с беспредельным сочувствием, неустанно, с несказанным удовольствием повторялась в Германии целых тридцать лет, даже легла в основу самых разных философских систем. Конечно, соглашается Шопенгауэр, "Vernunft" происходит от "Vernehmen", но лишь потому, что человек в отличие от животного может не только слышать, но и разуметь, однако разуметь "не то, что происходит в Тучекукуевске, а что один разумный человек говорит другому: вот что он ____________________ 2 Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Шопенгауэр А. Полн. собр. соч. Т. I. М., 1910. С. 131.
3 Шопенгауэр А. Соч. Вып. IX. С. 668.
64 разумеет, и способность к этому называется разумом4. Как видим, для Шопенгауэра разум жестко ограничен одной функцией - функцией абстрагирования и соответственно коммуникации, а потому он стоит ниже рассудка: разум способен образовывать лишь абстрактные понятия, тогда как рассудок непосредственно связан с наглядным миром. Рассудок собирает в живом опыте материал для разума, на долю которого выпадает простая работа абстрагирования, обобщения, классификации. Рассудок интуитивно и бессознательно без всякой рефлексии (для Шопенгауэра как иррационалиста явление вторичное) перерабатывает ощущения и преобразовывает их, опираясь на закон основания в формах времени, пространства, причинности. Только от рассудка, утверждает немецкий философ, зависит интуиция внешнего мира: разум к этому не приспособлен, а ощущения, чувства далеко еще не интуиция, а всего лишь материал для нее. Потому "рассудок видит, рассудок слышит, прочее глухо и слепо"5.
На первый взгляд, может показаться, что Шопенгауэр просто поменял местами рассудок и разум в пику столь нелюбимой им немецкой классической философии. Нет, ведь как бы ни был хорош рассудок, он познает исключительно феноменальный мир, не имея ни малейшей возможности проникнуть в мир ноуменальный. Традиция же немецкой классической философии состояла в признании разума как высочайшей способности познания подлинного бытия. Лжефилософы, заявляет Шопенгауэр, приходят к нелепому выводу, что разум есть способность, по самой своей сущности предназначенная непосредственно и интуитивно познавать последние основания всех вещей и всякого бытия, т.е. для метафизики. Если бы господа эти, говорит Шопенгауэр, вместо того, чтобы обоготворять свой разум, "пожелали им воспользоваться, давным-давно должно было бы выступить то простое соображение, что если бы человек, благодаря особому органу для разрешения загадки мира, представляемому его разумом, носил в себе врожденную и только в развитии нуждающуюся метафизику, то по вопросам метафизики среди людей царило бы такое же полное согласие, как и относительно истин арифметики и геометрии"6. Тогда на земле не существовало бы такого разнообразия религий и философий, "напротив, тогда на всякого, кто расходился бы с остальными в религиозных или философских воззрениях, тотчас должны были бы смотреть как на человека, который не совсем в своем уме"7.
Для Шопенгауэра разум не только не высшая способность, но даже вторичное явление по отношению к организму, ибо подлинное ядро, "единственно метафизическое и потому неразрушимое в человеке" есть бессознательная воля. Больше того, воля - слепое влечение, темный, глухой порыв - и есть та ____________________ 4 Шопенгауэр А. Свобода воли и нравственность.
М., 1992. С. 158-159.
5 Там же.
6 Там же.
7 Шопенгауэр А. Свобода воли и нравственность.
С. 158-159.
65 самая искомая вещь сама по себе, составляющая суть и смысл мироздания. Иррациональный характер воли как "всеединого зерна каждого явления" исключает для разума возможность познания мира вещей самих по себе. (Читатель вправе задаться вопросом: если воля абсолютно непостижима, как мы узнаем о ней? И.Кант вроде бы был более последователен, когда вещь саму по себе и считал только вещью самой по себе. Но Шопенгауэр в отличие от Канта превыше всех познавательных способностей чтит интуицию. Кант, писал он, исходил из посредственного, рефлексивного познания, я - из непосредственного, интуитивного, а абстрактное познание относится к интуитивному, как тень к действительным предметам. Так вот, по Шопенгауэру, вещь сама по себе раскрывается как воля во внутреннем чувстве человека. Погружаясь в созерцание своего я, мы обнаруживаем причину своего существования - волю. Затем обратив взор во-вне, обнаруживаем, что воля проявляется буквально во всем, начиная с неорганической природы и кончая высшим ее творением - человеком. Подробнее об этом - далее в статье.) Итак, основой мира, силой, управляющей миром вещей самих по себе и миром явлений, является иррациональная воля - темная, мрачная, бессознательная. Воля для собственной объективации создает в неудержимом порыве, столь же иррациональном, необъяснимом, как она сама, мир представлений, в котором буквально все, включая человека, служит интересам воли. Воля как бессознательная сила не знает, почему она хочет быть, но, глядя в феноменальный мир, как в зеркало, понимает, чего она хочет: оказывается, предмет ее хотения - "не что иное, как этот мир, жизнь, именно такая, как она есть"8.
Поскольку эту жизнь создает слепая воля в бессознательном порыве, то и ждать от этой жизни чего-либо хорошего - дело безнадежное. Зрячая воля, с горечью констатирует немецкий философ, никогда не сотворила бы тот мир, который мы видим вокруг себя, - со всеми его трагедиями, ужасами, страданиями. Только слепая воля могла построить жизнь, обремененную вечной заботой, страхом, нуждой, тоской и скукой.
Итак, воля хочет объективироваться, и поэтому создает жизнь, а мы оказываемся несчастными заложниками темной воли. Она в слепом порыве самореализации создает индивидуума, который получает свою жизнь как подарок, приходит из ничего, в смерти своей несет утрату этого подарка и возвращается в ничто. Поначалу, читая эти рассуждения Шопенгауэра, я невольно сравнивала его с Сереном Кьеркегором, который отчаянно и страстно боролся за каждого отдельного, единичного, в то время как немецкий философ писал: не индивид, "только - род - вот чем дорожит природа и о сохранении чего она печется со всей серьезностью...
Индивидуум же не имеет для нее никакой ценности"9. Только ____________________ 8 Шопенгауэр А. Мир как воля и представление.
С. 283.
9 Шопенгауэр А. Мир как воля и представление.
С. 284.
66 потом поняла, что и Кьеркегор, и Шопенгауэр озабочены одним и тем же каждым отдельным человеком. То, что я сначала восприняла у Шопенгауэра как холодное, равнодушное утверждение всенепременной истины, с которой нельзя бороться, на самом деле имело лишь внешнюю форму, за которой скрывалась мучительная мысль - как обороть эту истину? Мыслитель не мог примириться с ролью человека как жалкого раба слепой воли, с его неизбежным исчезновением в ничто. Не может быть, чтобы человек явился на свет в качестве убойного скота. Конечность бытия человеческого - вот руководящая пружина философии Кьеркегора и Шопенгауэра. Оба были уязвлены фактом смерти и оба искали - каждый по-своему - выхода из тупика. Слепая, иррациональная сила распоряжается нашей жизнью и
11-09-2015, 00:44