Он вводит понятие модусов, под которым он понимает конкретные формы бытия субстанции (всеобщих начал), в которых так или иначе представлена сама субстанция и ее свойства (атрибуты) – вечность, бесконечность, динамичность, несотворимость и т.д. Б. Спиноза для характеристики субстанции и модусов вводит понятие атрибутов (свойств), которые присущи и субстанции, и модусам, но также имеющие и отличие. Он выделяет два типа модусов:
1) Модусы, которые обладают протяжением, пространственными характеристиками и движением, главным образом механическим. Этот модус в реальности предстает как мир природных, вещно-телесных явлений, которому присущи свои собственные законы бытия – механико-динамические, которые предопределяют последовательность и связь событий. В мире природы царит только необходимость, там нет места случайностям. Движение скорее атрибут модусов природы, чем субстанции. В тоже время тела и предметы природы обладают и единством, и отличием друг от друга. Единство выражается в том, что все они есть проявление единой субстанции, единого начала. А отличие отдельных, единичных предметов друг от друга зависит от характера движения и покоя, скорости и медленности перемещения в пространстве. Но в целом для всей природы, как модуса, характерны механические законы, как они понимались в XVII веке. Поскольку она действуют объективно, то и в природе есть свои причины, ее порождающие. В этом аспекте Б. Спиноза склоняется к материализму. Через движение единичные предметы как модусы связаны с субстанцией.
2) Второй тип модусов Б. Спиноза отождествляет с мышлением как бестелесной духовной деятельностью, пребывающей в вечности и бесконечности. Этот модус обладает особым атрибутом (свойством) – разумом. Мышление в разуме находит свою реальную, действительную бесконечность и безграничность, оформляющаяся как потенциально-бесконечная способность человеческого интеллекта понимать рационально все и всегда. Поскольку этому модусу единой субстанции также присущи законы причинно-следственного характера, приобретающих форму логики, то Б. Спиноза сближает на этом основании действие обоих модусов. В своей "Этике" он оформляет это сближение в виде афоризма: "Порядок и связь идей те же, что порядок и связь вщей"1. То есть, он устанавливает наличие единых законов и для природы, и для мышления на том основании, что они суть проявления одной и той же субстанции как единой формы проявления Бога, мира (приро ды) и души (мышления).
Исходя из такой трактовки субстанциональных основ бытия мира Б. Спиноза создает и свою рационалистическую теорию познания, т.е., решает одну из сложнейших гносеологических проблем – о познаваемости мира и "получении" достоверного истинного знания. Он направляет свои усилия против скептицизма, который выражался в ту эпоху в сомнении наличия возможности получить достоверное, беспристрастное и объективное знание о чем-либо, питательной средой которого выступает трудности самого процесса познания, религиозные догмы и предрассудки. Вслед за Р. Декартом, Б. Спиноза также обращается к силе математического знания, способного достигать достоверных и неопровержимых истин, очевидных человеческому разуму и рассудку.
Б. Спиноза, как и Декарт, не игнорирует эмпирический уровень познания, основанием которого являются чувственно-непосредственный опыт и эксперимент. Но, по его мнению, он крайне, во-первых, субъективен, во-вторых, очень непостоянен, в-третьих, дает нам знание об отдельных вещах и главным образом внешних их свойствах. Слишком большое место в чувственном познании принадлежит случайности и зависимости познающего субъекта от степени активности на него воздействия объекта. Наконец, эмпирическое познание не дает нам знание о сущности явлений, тем более от него "скрыто" сущностная сторона субстанциональных основ бытия мира. В лучшем случае эмпирическое познание и в частности, представление как его одна из форм, позволяет нам сформировать субъективное мнение (opinio) о чем-либо, в котором недостаточно достоверности и очевидности.
Поэтому Б. Спиноза основное внимание уделяет рациональному познанию и его формам. И здесь он обращает свой взор на аналитически-аксиоматические математические методы познания, которые скорее оперируют понятиями об объектах, чем самими объектами. Дедуктивное мышление, оперирующее общими понятиями абстрактно-логического порядка, носящих сверхиндивидуальный характер, дает подлинно истинное знание. Такие понятия составляют основу единства человеческого разума, которые нейтрализуют элемент субъективности, а значит, и неопределенности. Рациональное познание, как деятельность ума посредством логической связи между общими понятиями, не исчерпывается дедуктивными суждениями, дедуктивным методом. Он даже называет дедуктивное мышление "неким духовным автоматом". Но этой сферой рассудок (рацио), а часто он называет его разумом (интеллект), рассудочное рациональное познание не исчерпывается. Он выделяет интуитивное мышление, интуицию как специфически рациональную форму познания, достигающая цели – очевидность истины, вскрывающей сущность вещей, но особенно сущность субстанции, как всеобщей основы бытия.
Его не удовлетворяет сложившееся до него понимание интуиции как непосредственного, чувственного созерцания истины, которая является субъекту в виде "внезапного озарения" т.е., интуиция представала как мистический процесс, никак не связанный с рационально-дедуктивным мышлением. Как бы утверждалось, что в интуиции нет логики и нет рационально-рассудочного. Он понимает интуицию как интеллектуально-рассудочную деятельность разума предельно ясно и отчетливо схватывать сущность вещей, "всю природу, как она реально существует в себе"1. И предпосылкой проявления этой способности является способность человеческого разума к дедуктивному мышлению, к ана литической деятельности. Но поскольку интуиция достигает истинного знания как выражения совершенно адекватных свойств, связей вещей, их сущности всегда и везде, то одной дедуктивной способности недостаточно. Хотя интуиция и есть проявление внутренней активной деятельности души, стремящейся к целостному знанию о Вселенной, ее субстанциональных основах бытия (единых и всеобщих), сама интуиция должна иметь фундаментальное основание, которое соразмерно и Вселенной, и Природе. Он выдвигает предположение (гипотезу) "о существовании в самой природе такой объективной способности, которую он назвал бесконечным разумом (intelectus infinitus)"2. А человеческая способность к интуиции – конкретная форма ее и отражения, и бытия. Он как бы переносит способность этого беско нечного разума – познавать всегда все ясно и отчетливо"3 на разум человеческий, которым обладают конкретные субъекты. Конечно, в этом есть выражения пантеизма и даже некоторой спекулятивности. Но главное в позиции Спинозы заключается в том, что он выражает и утверждает веру и уверенность в способность человеческого сознания, рассудка и разума в рациональной форме, на основе истинного знания объяснить и понять всеобщие законы бытия мира так, как они существуют на самом деле.
Исходя из рационалистической методологии, Б. Спиноза решает и проблему человека, воли и свободы. Мы помним, что природа рассматривается им с точки зрения механицизма и натурализма. Человек не есть противоположность природы, а органическая часть природы, подчиняющаяся всеобщим законам природы. Но человек особое природное существо, обладающее мышлением и духом. Правда душа "есть вещь мыслящая"1, а содержанием души являются идеи ей выдвигаемые. Поскольку человек включен в систему мировой детерминации (а детерминацию он понимает как цепь посл едовательных событий, вытекающих с необходимостью из механических законов) и подчиняется в своем действии ей, то он (человек), по мнению Б. Спинозы, не имеет свободы воли. Раз в природе она есть фикция, то и у человека ее быть не может. Свобода воли – иллюзия. Но поскольку человек разумное существо, способное действовать последовательно, то "воля и разум одно и тоже"2. А все аффекты, влечения, удовольствия есть выражение состояния души человека. Но все же, как Б. Спиноза разрешает проблему человека? Посколь ку субстанция действует само по себе свободно, порождая объективную цепь событий (необходимость), а человек действует в границах необходимости, то в своем бытие человек сталкивается с решением проблемы достижения единства с необходимостью, а не противопоставления ей. Как рационалист, он считает, что свобода, как действие без принуждения, достижима лишь на путях только рационально-научного познания необходимости, природных законов. Именно знание необходимости является основанием творческой деятельности. Сама свобода состоит в достижении господства над своими влечениями и чувствами, а также в сознательном следовании законам необходимости. Лапидарно Спинозовское понимание свободы можно выразить кратко: "Свобода есть познанная необходимость". Но важно подчеркнуть, что познание необходимости есть ключ к познанию и самого себя. "Дух тем лучше понимает себя, чем лучше он понимает порядок природы", подчеркивает Б. Спиноза в своем "Трактате об усовершенствовании разума"1. Но так понятая свобода сама становится необход имостью, если мы желаем стремиться к безошибочным поступкам и действиям. Т.о., Б. Спиноза последовательно рационалистически, как это было возможно в XVIII веке, решает фундаментальную проблему свободы и необходимости, как все другие рассматриваемые им проблемы бытия мира и человеческого сознания. Можно в заключение сказать, что Б. Спиноза развил и уточнил основные принципы рационалистической философии той, далекой от нас эпохи, но не потерявшей значения и в наши дни.
5. Идеи рационалистического объяснения и понимания бытия мира развил дальше, хотя и на свой лад, Готфрид Лейбниц (1646 – 1716 гг.), выдающийся немецкий ученый и философ. Как и многие рационалистически мыслящие философы того времени, он также отдает дань аналитически-математическим методам познания, пытаясь соединить точность математики с фундаментальностью и всеохватностью философии, направленной на самое главное – постижение сущности бытия мира и принципов его саморазвития, его единства и многообразия. Г. Лейбниц создал (или по крайней мере предпринял попытку) одну из универсальных философских систем. Исходная проблема, которую решает он – как объяснить, как воспроизвести в системе философского знания все многообразие качественно различных явлений в мире, которые, по его мнению, сугубо индивидуальны (он называет это принципом всеобщих различий), и в тоже время их единство, совпадение в определенных отношениях (принцип всеобщего тождества). Важное значение для решения этой сложнейшей теоретической задачи для Лейбница приобретают категории сущность и явление. Сущность (такая сторона явлений, которая указывает на то, чем объективно вещь является сама по себе) может выражаться в многообразии явлений, как внешне конкретных ее форм бытия. Он, как и Декарт, и Спиноза, обращается к категории субстанции. Но в отличие от них он признает наличие в объективном мире множества отдельных субстанций, которые он называет монадами, которым свойственно индивидуальность, простота и неделимость. Все субстанции объединяет то, что им изначально присуща одна и также духовная сила и энергия, и предстают как живые точки. Они вечны, для них пространственные различия несущественны, они и не протяженны (своеобразная разновидность пантеизма). Одновременно монады и субстанциональны и субстратны (т.е. имеют конкретно-предметные формы бытия, почему мы их и можем созерцать). В тоже время они активны, посредством созидательной деятельности духа1. Для него активность монад есть синоним жизни, поскольку она есть проявление духовной силы и мощи. Жизнь и деятельность монад он рассматривает по аналогии с духовной и психической деятельностью человека. В тоже время каждая из монад представляет собой замкнутый космос, т.е., они бесконечны сами в себе и сами по себе. Они не подвержены какому-либо внешнему воздействию, но и не могут воздействовать на что-либо вне себя. Они самодостаточны и совершенны и отличаются по степени совершенства (минимум и максимум совершенства).
Но связаны ли эти монады друг с другом? Если да, то каким образом? Если же они сугубо индивидуальны – то как они образуют единство и целостную системность бытия?
По степени проявления силы и мощи деятельностного духа Г. Лейбниц выделяет три вида или класса монад: 1) самые низшие монады принадлежат сфере неживой, неорганической природы. В них скорее дремлет деятельностная сторона духа, чем "действующая". Они "спят без сновидений", по его образному выражению. 2) более высокие монады составляет живая и растительная природа, которой свойственны ощущения и восприятия, как бессознательные формы созерцания. Например, деятельность животных является пассивно-страдательной, им не присуще самосознание. 3) самый высокий класс монад, нам известных, образуют души людей, обладающие сознанием, самосознанием, самопознанием и способностью к мышлению. Она (душа) является "монадой монад" и отличается способностью к беспредельному развитию и саморазвитию, к самосовершенствованию в виде совершенствования знания о себе. Пределом такого бесконечно богатого проявления и выступает Бог, сущность которого он своеобразно интерпретирует. Он как бы является высшим пределом прогрессивного развития монад, как бесконечного и безграничного утверждения созидательно-деятельностной силы и мощи духа. Бог как бы утрачивает свою телесность и приобретает черты безликости. Но, по логике Лейбница, монады не бывают не телесными. Но с другой стороны он есть такой предел, который обладает и монадностью. Бог не является и творцом мира, ибо творение мира Лейбниц приравнивает к чуду, в котором он не видит никакого положительно рационального содержания. Как точно выразился И.С. Нарский, Лейбниц в решении данного вопроса оказался "между религией и безбожием"1. Бог, в таком случае, утрачивает черты персональности и личности, оставаясь, лучше сказать, становясь лишь достаточной основой бытия всех монад. Он всего лишь символ всеобщего осно вания мира.
Но поскольку мир монад все же динамичен, то между монадами есть бесконечные переходные моменты, но не взаимосвязи и взаимопревращения. Мир монад есть внешним образом организованная система, которая стремится к полноте своего совершенного и полного проявления созидательного духа, посредством самосознания и достижения абсолютного знания как своей собственной цели, или самоцели. Лейбницианской концепции бытия мира присущ элемент телеологичности.
И все же перед Лейбницем возникла трудная проблема: как объяснить, а главное понять, целостное, системное, а не конгломеративное состояние мира, если каждая из монад субстанционально самостоятельна и индивидуальна? Он выдвигает принцип предустановленной гармонии мира, его упорядоченности, взаимосогласованности различных монад. Сама возможность предустустановленной гармонии проистекает из деятельностной сущности Бога как безличной мыслящей сущности. Бог не творит мир, а всего лишь упорядочивает его на основе взаимосогласования, а не взаимозависимости. Благодаря предустановленной гармонии монады принуждаются к взаимоприспособлению, а не к обособленности. В тоже время ограничивая каждая себя. Можно сказать, что мир монад существует на основе принципа взаимодополнения. А раз так, то в мире все причинно обусловлено, поскольку предустановленная гармония носит всеобщий характер, а не подвергается действию случайности и произволу. Именно благодаря предустановленной гармонии наличный, действительный мир является "лучшим из миров". Ведь именно благодаря предустановленной гармонии монады и "сочувствуют друг другу", и взаимно способствуют друг другу"1.
Исходя из понимания бытия на основе предустановленной гармонии, Г. Лейбниц столкнулся с проблемой (которая была актуальна и в XVII веке, несмотря на развитие рационально-научных методов познания, а может быть и в силу того) обоснования бытия бога, которое бы не противоречило рациональному мышлению и было очевидным для разума, тем самым подкрепляя отологические доказательства бытия бога, которые всегда уязвимы для критики.
Он изобретает особый термин для решения этой задачи – "теодицея", что означает "богооправдание". Он пишет и одноименный труд "Теодицея". По сути дела, богоправдение зиждется на выдвижении теоретических предположений логически не противоречивых и потому доказательных и очеидных для мыслящего субъекта.
Так, он выдвигает утверждение: Если необходимое бытие возможно, ибо из него вытекает существование конкретных реальностей, а без признания объективности необходимого бытия все в мире было бы случайно и недерминировано. Но это не так. Значит утверждение "Бог существует" – истинное, а не ложное. Конечно, доказательство Лейбница уязвимо. Но нельзя забывать, что он стремится противопоставить рациональное понимание Бога мистическому, недоступному рационально-разумному пониманию.
Второе доказательство носит космологический характер. Хотя в эмпирическом мире события носят случайный характер, но должна быть и первопричина случайностей, имеющая необходимый характер. Стало быть "бог есть последнее основание вещей"1.
Третье доказательство основано на существовании вечных и абсолютных истин, которые есть результат познавательной деятельности человека. Раз они существуют и являются продуктом деятельной души, то логично предположить существование мыслящей души, называемой Богом.
Наконец, четвертое доказательство вытекает из принципа предустановленной гармонии. Раз она есть и бытие ее не противоречит, разуму, то естественно предположить, что силой предустановленной гармонии является Бог.
Эти доказательства есть дань пантеизму, свидетельствует об ограниченности рационализма XVII века. Но в тоже время опровергаемость этих доказательств еще более усиливало сомнение в вере как доказательстве бытия Бога.
Через призму рационализма Г. Лейбниц рассматривает и познавательную деятельность, способности к которой принадлежат человеку и которая носит всеобщий характер. Он следует уже известному принципу врожденности идей и врожденности познавательных способностей. Нам даны (врождены) не только ощущения и чувства, посредством которых мы воспроизводим и схватываем, созерцаем свойства реальных предметов, но и задатки, способности к теоретическому познанию, вскрывающего сущность вещей и предметов, делающего их доступными и очевидными для нашего рассудка и разума, приобретающих форму бытия в виде понятий о сущностях. Но наши задатки, по Лейбницу, к теоретическому познанию реализуются только через образование и просвещение. Но поскольку развитие монад есть саморазвитие содержащегося в них знания, приобретающего полноту выражения в разуме, необходим наиболее широкий исходный принцип интерпретации самого процесса познания. "Нет ничего в разуме, чего не было бы в ощущениях, кроме самого разума"2 – таков исходный постулат – принцип
10-09-2015, 22:47