Главное в философском учении славянофилов – стремление к целостности и единству, поиск путей преодоления всех форм разрозненности и разделенности. В этой связи ими развивалось учение о соборности. Согласно славянофильству, высшая истина дается не одной способности логического мышления, но уму, чувству и воле вместе, т.е. духу в его живой целостности. Проявление соборности и живой целостности духа славянофилы стремились отыскать в различных феноменах русской истории и культуры. Среди западноевропейских стран они особо выделяли Англию, в которой в отличие от остальных стран Европы наиболее прочен дух солидарности и здоровый консерватизм. В качестве положительных образов, созданных русской историей, ими подчеркивалось значение крестьянской общины и рабочей артели. Славянофилы выступали против крепостного права, рассматривая его существование как «надругательство над всяким правом». Определяющими в социально-политической области для славянофилов были принципы классового мира и «прогресса без хирургического вмешательства», т.е. эволюционного прогресса. Свои воззрения славянофилы противопоставляли воззрениям западников, а также стихийному подражательству западным образцам, небрежению собственной историей и культурой, нигилизму.
Историческое значение славянофильства в том, что оно стало выражением идеологии русского либерализма. Отстаивая реформы «сверху» славянофилы объективно были выразителями перехода России от феодально-крепостнического строя к буржуазной монархии.
2.2 Западничество
Западничество – направление русской общественной мысли 40-х гг. XIX в. Под безобидными географическими названиями «западничество» и «западник» подразумевается определенная программа – программа европеизации России, продолжение петровских реформ.
Поначалу в России преобладало влияние Германии, хотя и Франция продолжала играть важную роль; влияние Англии было сравнительно невелико, а Италии и других европейских стран – и вовсе незначительно.
Расхождения между западниками и славянофилами сначала не были очевидными, как и не были они одинаково резкими по всем вопросам. Славянофилы были единодушны с западниками в признании того, что между Россией и Западом существуют огромные культурные различия, оба лагеря соглашались во мнении, что русским надо бы поучиться у Запада. Расхождения между двумя направлениями начались с ответа на вопрос о том, имел ли Петр I перед собой, как выражался Чаадаев, «не что иное, как чистый лист бумаги» – имелись ли у России собственные, ценные элементы культуры, которые желательно было сохранить и культивировать наряду с европейскими. Ответ западников отличался от ответа славянофилов.
Западничество XVIII и начала XIX в. было «просветительским». В нем содержались элементы рационализма, свойственного немецкой философии эпохи Просвещения.
К западникам принято относить таких наиболее известных мыслителей, как А.И. Герцен, Т.Н. Грановский, Н.П. Огарев, В.П. Боткин, Н.Х. Кетчер, Е.Ф. Корш, П.Г. Крюков, К.Д. Кавелин, П.Я. Чаадаев. Тесную идейную связь с западниками поддерживали В.Г. Белинский, И.С. Тургенев, П.В. Анненков и многие другие.
Сам термин «западники», стихийно возникший в XIX в. в ходе дискуссий о путях развития России, следует считать условным, в полной мере не отражающим сути воззрений, подразумеваемых под ним мыслителями. В действительности их взгляды не укладываются в черно-белую схему только лишь положительного отношения к Западу и только лишь отрицательного отношения к России. Для западников, как и для славянофилов характерны стремление теоретически осмыслить историю России и Европы, их будущие перспективы, критику бездумного заимствования и подражания Западу, осуждение самодержавного произвола и крепостничества. Воззрения западников противостоят вульгарному материализму и нигилизму, философии стяжательства и грубой силы. Западники делали акцент на творческом усвоении опыта Западной Европы, особенно в области общественно-политической. Целью социально-политических преобразований российского общества для представителей западничества являлось установление в России либерально-демократического порядка, подразумевая отмену крепостного права, обеспечение прав и свобод личности.
Западники скептически или полностью отрицательно относились к исторической роли православия и не находили в нем достаточного потенциала быть основой для будущего развития России. Допетровский период русской истории оценивался западниками отрицательно, лишь как проявление отсталости и косности. Славянофильские стремления к возрождению народного быта, поддержанию и сохранению народных традиций и обычаев воспринимались ими как нечто искусственное и театральное.
Западничество, как образ мышления, базировалось на признании ведущей роли человеческого разума в философском, а следом – практическом осмыслении окружающей действительности. Разум потеснил веру, открыл возможности познавать мир (в том числе и мир социальных отношений) как систему причинно-следственных взаимосвязей, управляющуюся по особым законам, единым для живой и неживой природы.
2.3 Еврозийство
Евразийство – идейно-философское направление, которое впервые заявило о себе в 1921 г. изданием сборника «Исход к Востоку. Утверждения евразийцев» и которое рассматривало Октябрьскую революцию как трагический, но закономерный этап развития России.
Евразийцы отмечали, что в течение последних двух веков, предшествовавших революционному перевороту, российская государственная идея пришла в состояние застоя и упадка; православно-национальная идея, одухотворявшая Российскую государственность, оказалась помраченной; утратилось непосредственное живое чутье образности и смысла национально-религиозной символики. Смысл переживаемого исторического момента евразийцы видели в изменении вектора развития России, в частности, и мира, в целом. Если предшествующее движение истории, полагали евразийцы, происходило подобно движению солнца – с Востока на Запад, то содержание новой эпохи – это поворот к Востоку. Обращение к Востоку вытекает из того, что евразийство рвет все связи с Западом, который оно упорно отождествляет с романо-германской культурой. Романо-германская культура, в свою очередь, во многом определявшая путь развития и облик человечества в целом, по мысли евразийцев, исчерпала свой потенциал и склоняется к закату. Теперь задачу созидания новой религии и новой исторической формы государственности под силу исполнить только России – Евразии – континенту, в котором культурно-исторические силы далеко еще не исчерпаны.
Евразийцы часто и много говорят о трагической концепции мира и определяют свою идеологическую позицию как принципиально-трагическую.
У истоков евразийского движения стояли П.Н. Савицкий, Н.С. Трубецкой, Г.В. Флоровский и П.Н. Сувчинский.
Евразийцы пытались основать идею, согласно которой Россия является особой географической и культурно-исторической территорией, третьим континентом, равно отличным от континентов Европы и Азии. В рамках этой концепции представители евразийства разрабатывали вопросы онтологии и гносеологии, философии истории и политики, антропологии и языкознания.
Обращение к идее православной культуры как будто образует (вместе с «восточными» симпатиями) положительное содержание евразийства, но оно так и осталось бедным и неразвитым. В частности, о Православии евразийцы говорят так, что видно, как поверхностно и случайно оно пока входит в их идеологию.
В евразийстве враждебное отношение к Европе глубже его идей – и тем оно исторически знаменательнее.
3. РУССКОЕ САМОСОЗНАНИЕ.
3.1 Мессианизм как форма русского самосознания
Для российской общественной мысли вопрос о национальной идентичности на разных этапах отечественной истории принимал различное звучание и смысл, но всегда оставался традиционно постоянным в своей актуальности. А если говорить о его философском осмыслении, то без преувеличения можно сказать, что русская философская мысль пробудилась именно на проблеме «Что есть Россия и какова ее судьба?» Она всегда, как отмечал В.В. Зеньковский, больше всего была «занята темой о человеке, о его судьбе и путях, о смысле и целях истории… Русская мысль сплошь историософична…». Это исключительное внимание к тематике историософии во многом объясняет, почему поиски национальной идентичности на долгое время стали вектором развития общественной мысли, а мессианские идеи вошли в плоть национального самосознания и культуры.
Зарождение и становление национального самосознания всегда происходит под влиянием встречи одного народа с другим – в какой бы форме она ни происходила, начиная от прямого военного столкновения, кончая торговыми, культурными, религиозными контактами. Для русского народа такой первой значимой встречей явилось знакомство в IV – V вв. с Византией. Контакты с этим государством вплоть до XI в. были наиболее стабильными и основоположными. Генезис, формирование русского самосознания происходили именно под ее влиянием. «Византийские идеи и чувства, – писал К.Н. Леонтьев, – сплотили в одно тело полудикую Русь».
Результатом этого влияния стало принятие в Х веке Русью христианства, что наложило значительный отпечаток на все последующее культурное развитие русского народа. «Христианство, – отмечал Н.С. Трубецкой, – не есть элемент какой-нибудь определенной национальной культуры, но есть фермент, могущий войти в разные культуры и стимулировать их развитие в определенном направлении, не упраздняя их самобытности и своеобразия». Так произошло и с российской культурой с той лишь особенностью, что-то определенное направление, о котором писал Трубецкой, для нее изначально было окрашено заложенной в христианстве мессианской идеей, в соответствии с которой собственное своеобразие стало осознаваться как специфическая православная миссия. Поиски национальной идентичности осуществлялись под знаком осмысления исторического предназначения русского народа, которое виделось в сохранении чистоты православной веры. Эта идея на долгие годы вошла в структуру национального самосознания, определив его дуальность в форме антитез – вселенское-национальное, православное-христианское, российское-европейское, имперское-народное, став причиной последовавшего позже раскола в русской культуре и в обществе, что тоже наложило свой отпечаток на содержание и формы российской ментальности.
Своими истоками русский мессианизм уходит к известной мифологеме, сформулированной старцем псковского Елизарова монастыря Филофеем в его посланиях князю Московскому Василию Ивановичу и царю Ивану Васильевичу, в которых он писал: «Храни и внимай благочестивый царь тому, что все христианские царства сошлись в одно твое, что два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать». Концепция «Москва – Третий Рим» на долгое время определила представления русского народа о его настоящем и будущем, о характере отношений с Европой, о собственном историческом предназначение.
Русское мессианство имело важные черты.
Первая связана с устремлением на единение вселенского с исторически-конкретным, т.е. судьбы мира, в данном случае христианского мира, с судьбой русского народа, что таит ловушку, в которую Россия довольно скоро попал – Россия стала смотреть на себя как на единственное православное царство, в результате чего произошла национализация идеи. Константой для русского народа стало убеждение, что истинная вера там, где Русь.
Вторая черта национального мессианизма связана с опасностью перерождения его в ложный национализм, т.к. идея избрания слишком легко вырождается в сознание собственной привилегированности, вызывая желание навязать другому народу свою культуру, свой язык, свой образ жизни, свои исторические традиции.
Третья черта мессианского сознания связана с заложенным в нем ожиданием Царства Божия и соответственно идеей праведного общественного устройства, которое, дабы быть способным защитить свои религиозные идеалы, возможно лишь как сильное Царство. Государственная власть стала вполне самостоятельной автономией, покоящейся на признании ее богоустановленности и предопределенности Божественным Промыслом, и поэтому ответственной только перед Богом, на признании, что блюстителем правоверия является царь. Поэтому провиденциалистское содержание мессианской идеи довольно скоро было затуманено обоснованием воли к могуществу, мыслью, что утверждение православной веры требует не только силы духа, но и силы оружия.
Названные черты русского мессианизма, обнаруживающие его внутреннюю противоречивость (ложь) во многом объясняют, почему идея Филофея со временем должна была либо изжить себя, либо трансформироваться в иную, либо кончить «бесовскими танцами», что и произошло в петровское и послепетровское время.
3.2 Русская идея
Русская идея есть нечто живое, простое и творческое. Россия жила ею во все свои вдохновенные часы, во все свои благие дни, во всех своих великих людях. Об этой идее можно сказать: так было, и когда так бывало, то осуществлялось прекрасное; и так будет, и чем полнее и сильнее это будет осуществляться, тем будет лучше…
В чем же суть этой идеи?
Русская идея есть идея сердца. Идея созерцающего сердца. Сердца, созерцающего свободно и предметно и передающего свое видение воле для действия и мысли для осознания и слова. Вот главный источник русской веры и русской культуры. Вот главная сила России и русской самобытности. Вот путь нашего возрождения и обновления. Вот то, что другие народы смутно чувствуют в русском духе, и когда верно узнают это, то преклоняются и начинают любить и чтить Россию.
Русская идея утверждает, что главное в жизни есть любовь и что именно любовью строится совместная жизнь на земле, ибо из любви родится вера и вся культура духа. Эту идею русско-славянская душа, издревле и органически предрасположенная к чувству, сочувствию и доброте, восприняла исторически от христианства. Русский народ принял христианство чувством, добротою, совестью, сердечным созерцанием. Когда русский человек верует, то он верует не волею и умом, а огнем сердца. Когда его вера созерцает, то она не предается соблазнительным галлюцинациям, а стремится увидеть подлинное совершенство. Когда его вера желает, то она желает не власти над вселенной, а совершенного качества. В этом корень русской идеи.
И все это не идеализация и не миф, а живая сила русской души и русской истории. О доброте, ласковости и гостеприимстве, а также и о свободолюбии русских славян свидетельствуют единогласно древние источники, и византийские, и арабские. Русская народная сказка вся проникнута певучим добродушием. Русская песня есть прямое излияние сердечного чувства во всех его видоизменениях. Русский танец есть импровизация, проистекающая от переполненного чувства.
И при всем том первое проявление русской любви и русской веры есть живое созерцание.
Созерцанию нас учило, прежде всего, наше равнинное пространство, наша природа, с ее далями и облаками, с ее лесам, реками. Отсюда наше неутолимое взирание, наша мечтательность, наша созерцающая «лень», за которой скрывается сила творческого воображения.
Но сердце и созерцание дышат свободно. Они требуют свободы. Отсюда исконное славянское свободолюбие и русско-славянская приверженность к национально-религиозному своеобразию. Отсюда и древняя русская терпимость ко всякому иноверию и ко всякой иноплеменности, открывшая России пути к имперскому (не «империалистическому») пониманию своих задач.
Русскому человеку свобода присуща как бы от природы. Она выражается в той органической естественности и простоте, в той импровизаторской легкости и непринужденности, которая отличает восточного славянина от западных народов.
Но вместе с этим, русская идея – это еще и предчувствие общей беды, и мысль о всеобщем спасении. Русская идея имела целью объединить человечество в высокую общность. Есть еще нечто существенное, на что обратил внимание В.В. Розанов в своей статье «Возле “русской идеи”…». Это – общая тягостная ситуация русской жизни. Народ, живущий в смирении и терпении, не может не тянуться к мечте о всеобщем братстве. В целом русская идея звучит как призыв к национальному возрождению и сохранению материального и духовного возрождения России.
Таков основной смысл русской идеи. Ее возраст есть возраст самой России. А если обратиться к ее религиозному источнику, то можно увидеть, что это есть идея православного христианства. Она является составной общечеловеческой христианской идеи, изложенной в терминах современной диалектики. Россия восприняла свое национально задание тысячу лет тому назад от христианства: осуществить свою национальную земную культуру, проникнутую христианским духом любви и созерцания, свободы и предметности. Этой идее будет верна и грядущая Россия.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Подытожить все, что изложено в данной контрольной работе я хотела бы словами все того же великого философа П.Я. Чаадаева, которые, на мой взгляд, наиболее метко отражают конкретные черты современного ему русского общества: «Посмотрите вокруг себя. Все как будто на ходу. Мы все как будто странники. Нет ни у кого сферы определенного существования, нет ни на что добрых обычаев, не только правил, нет даже семейного средоточения; нет ничего постоянного, непременного: все проходит, не оставляя следов ни на внешности, ни в вас самих. Дома как будто на постое, в семействах как чужие, в городах как будто кочуем…».
И сейчас, по прошествии более чем полутора столетий, Россия, и русский человек, по-прежнему в поиске своего, особенного, пути развития, способного гарантировать стабильность и процветание на долгие годы.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Краткий философский словарь. Москва, 1997.
2. Гулыга А.В. «Русская идея и ее творцы». Москва, 1995.
3. Гуревич П.С. «Философия культуры». Москва, 2001.
4. Зеньковский В.В. «Русские мыслители и Европа». Москва, 2005.
5. Масарик Т.Г. «Россия и Европа». Санкт-Петербург, 2000.
6. Олейников Д.И. «Классическое русское западничество». Москва, 1996.
7. Спиркин А.Г. «Философия». Москва, 1999.
8. «Философия» под ред. Кононович Л.Г., Медведевой Г.И. Ростов-на-Дону, 1996.
9. Ильин И.А. «О русской идее» // «Русская идея» сост. Маслин М.А. Москва, 1992 с. 436 – 443.
10. Сиземская И.Н. «Мессианизм как форма русского самосознания» // «Философские науки», 2008 №7 с. 39 – 52.
10-09-2015, 23:34