Он первым начал целое движение за собирание сведений об этих храмах и их исследование.
В последние годы жизни Федоров зимой живет в Москве, а летом уезжает или в Сергиев Посад, к стенам Троице-Сергиевой лавры, творению преподобного Сергия Радонежского, первого святого в пантеоне учения о воскрешении, или же в Новый Иерусалим. Туда его влек монастырь и храм Воскресения, построенный Никоном как копия Иерусалимского храма Гроба Господня. В это время Николай Федорович начинает напряженно работать над окончательным приведением рукописей в порядок для их обнародования уже под своим именем, но его труд прерывает неожиданная тяжелая болезнь - двустороннее воспаление легких. Умирал он в декабре 1903 г. в Мариинской больнице для бедных, в той самой, где в одном из флигелей в семье штаб-лекаря восемьдесят два года назад родился Ф. М. Достоевский. При жизни Федорова о нем, собственно, никто не писал, он всячески противился даже простому упоминанию своего имени. Зато сразу после кончины восторженные его портреты замелькали в периодической печати. Появились рассказы о последних его днях и буквально минутах: до конца его волновала судьба его главной Идеи, он умирал с именем великого чтителя Воскресения, святого Серафима Саровского на устах, напомнив стоящим у его одра, как тот прямо перед кончиной пел пасхальный канон перед Новым годом и предсказал, что то же услышат в его монастыре однажды летом (это пророчество Серафима, как известно, осуществилось летом 1903 г. во время саровских торжеств по его канонизации).[8] Последним пожеланием (или скорее мечтой) Николая Федоровича, испустившего дух 15 (28) декабря, было, чтобы и Москва, по примеру своего любимого святого, встретила наступающий 1904 г. пасхальным каноном. Похоронили Федорова на кладбище московского Скорбященского монастыря (на нынешней Новослободской улице). В 1929 г., когда переламывался становой хребет народа, выкорчевывалось и крестьянство, тот коренной слой, на которой мыслитель "неученых" возлагал основные надежды, и христианство, духовное обеспечение народного мировоззрения и уклада, да и федоровского учения, могила философа, в числе других могил, подверглась надругательству. Кладбище Скорбященского монастыря было стерто с лица земли, утрамбовано под парк и игровую площадку, буквально, по мрачному пророчеству Федорова, обращено в "гульбище". Симптом нравственного одичания, о котором предупреждал философ памяти, призывавший живущих обратиться сердцем и умом к кладбищам, отчетливо выступил наружу: "сыны человеческие" с очевидностью превращались в "блудных сынов, пирующих на могилах отцов".
Работу по подготовке к изданию написанного Федоровым завершили его ученики Н. П. Петерсон и В. А. Кожевников, выпустившие два тома "Философии общего дела", первый в городе Верном (ныне Алма-Ата), второй в 1913 г. в Москве. Предполагавшийся к изданию третий том статей и писем Федорова так и не увидел света.
"Общее дело" – преодоление смерти
Комплекс идей, которые развивал Николай Федорович Федоров (1828-1903), нередко называют "философией общего дела.
Понятие "общее дело" появилось в общественном сознании XIX века благодаря литературному персонажу - герою "Бесов" Достоевского Петру Верховенскому. Употребленный у Достоевского в зловещем, гротескно-пародийном ключе, термин "общее дело" уже через несколько десятилетий вполне позитивно воспринимается в русской философии - появляется работа Федорова с многообещающим названием "Философия общего дела". Однако название это было придумано не самим Федоровым, а его издателями Кожевниковым и Петерсоном, - сам же Федоров к философии относился с огромной неприязнью. Так, например, он пишет: "Не одно только идолопоклонство составляет искажение религии; мыслепоклонство или идеолатрия, есть также ее искажение; философия же как произведение отделившегося от других сословия ученых есть наибольшее искажение религии" ; "Философия есть наибольшее искажение религии, она произведение сословия, отделившегося от народа, не желающего знать нужд его, хотя и живущего на счет народа, живущего трудами рук тех, которых сословие это презирает" ; "состояние смерти есть самое философское понятие… воскресение есть самое нефилософское понятие: воскресение все собирает, восстанавливает и оживляет, тогда, как философия не только восстановление делает лишь мысленным, т.е. самым отвлеченным, но даже самый внешний, существующий мир благодаря созерцательной, сидячей, недеятельной жизни обращается в представление, в психический лишь факт, в фантом" .[9]
"Общим делом", которое должно объединить все человечество в великое братство, Федоров считал преодоление смерти. Наверное, до него никто с такой убежденностью и энергией не выдвигал идею борьбы с самой смертью. В ней обычно видели естественный, хотя и прискорбный, порядок вещей, не зависящий от человека, или же наказание рода человеческого за первородный грех, но не рассматривали ее как зло, т.е. явление нравственного порядка.
Не следует думать, что Федоров строит свое учение на пустом месте. Корни его учения можно увидеть, например, в культе мертвых, характерном для религии древних египтян, веривших в то, что сознание продолжает жить после физической смерти. По их представлениям человеческое существо состоит из не только видимого и явно ощутимого физического тела, но и еще из нескольких субстанций, при обычных условиях не видимых для человеческого глаза. Важнейшие из этих субстанций - "ка" и "ба". После смерти человека его души ведут себя по-разному: "ба" возносится к солнцу, а "ка" остается с телом. От степени сохранности тела и "ка" зависят как благополучие умершего в загробном мире, так и возможность возрождения. Именно поэтому тело фараона тщательно бальзамировали, делали из него мумию, а для его души "ка" создавали благоприятные условия. По вероучению египетских жрецов всякий человек обладал вечной жизненной силой, всякому человеку обеспечивалось бессмертие, если прах его будет окружен надлежащей заботой. Обретение вечной жизни египтяне связывали с сохранением тела (отсюда появление бальзамирования). Египтяне не разделяли мир земной и небесный, потусторонний. Они, скорее, подчеркивали сходство загробного мира с потусторонним, считали, что там так же, как здесь. Смерть считалась прелюдией к загробному бытию. Они возлагали надежды на нетленность тела того человека, власть которого была нерушимой при жизни. Культ мертвых составлял важнейшую характеристику египетской культуры. Искусство бальзамирования и мумифицирования, строительство грандиозных гробниц, увековечивания памяти ушедших - все служило одной цели: обеспечить символическое бессмертие. С.Н. Булгаков отмечает: "Нельзя не поражаться близостью основного и наиболее интимного мотива федоровской религии; религиозной любви к умершим отцам, к существу египетской религии, которая вся вырастает из почитания мертвых: весь ее культ и ритуал есть разросшийся похоронный обряд. Федоровская религия есть как бы христианский вариант египетского мировоззрения".[10]
Значительное влияние на мировоззрение Федорова оказала китайская культура, в которой ухода из жизни в потусторонний мир, по сути, не происходит. Мертвые уходят от живых условно. Мир плотно заселен "живыми мертвецами", они переходят в другое состояние, но не уходят в иной мир, они нас не покидают. Древние китайцы верили, что благополучие их жизни полностью зависит от покровительства умерших предков. Погребальные обряды в Китае имели особую пышность, а украшению гробниц придавался необыкновенно важный смысл. Несомненно, что на мировоззрение Федорова оказало глубокое влияние конфуцианство с его положениями об укорененности истинной морали в культе предков, когда родственность равна нравственности, о государстве как семье и государе как отце.[11]
По Федорову языческое поклонение своим богам было в то же время самоотверженным служением своим отцам, христианство же поставило своей целью заменить суеверное служение отцам, которых признавали живыми, всеобщим воскрешением. Христианского Бога он называет не иначе как "Бог отцов". "Истинная религия есть одна - культ предков, притом всемирный, культ всех отцов, как одного отца, неотделимых от Бога Триединого, Отца, Сына и Св. Духа, в Коем обожествлена неотделимость сынов и дочерей. <…> Нет других религий, кроме культа предков; все же другие культы суть только искажения (идололятрия) или отрицание (идеолятрия) истинной религии…"[12]
У Федорова мы видим своеобразное представление о соборности. Он упрекает славянофилов за то, что они не ответили на главный вопрос: для чего необходимо соборное единение людей? Собирание русским народом вокруг себя других народов и христианских и не христианских на основе поминовения предков, есть, по мнению Федорова, лишь первый шаг, ведущий к исполнению "супраморализма " - долга воскрешения умерших предков. Забвение этого долга неизбежно ведет к вырождению и вымиранию и потому вопрос стоит так - воскрешение или вымирание. Поминовение же, или культ предков и есть первобытное выражение долга воскрешения: а потому путь, ведущий к действительному исполнению этого долга, легко примиряет все эти народы и делает из них действительную семью и внутренне и внешне связанных общим делом воскрешения. «Кто даст себе труд подумать, тот поймет, что нет ничего нелогичнее, бессмысленнее, как, отвергая воскрешение (отцов), требовать от людей братства (сынов), ибо это значит, отвергая причину, признавать следствие, если, конечно, разуметь под братством не отсутствие лишь неприязненных отношений, а действительное чувство родства и именно братского, предполагающего и полное знание братьями друг друга, а, главное, знание ими своего единства в отцах.»[13]
Соборным духом проникнута главная мысль Федорова - мысль о всеобщем родстве как модели и проекте всемирного родства, когда все сознают себя братьями, чувствуя себя сынами умерших. До сих пор сознание, разум, нравственность были локализованы на земной планете; чрез воскрешение же всех живших на земле поколений сознание будет распространяться на все миры вселенной. Но только при соединении религии и науки возможно дальнейшее распространение влияния разумных существ и вне нашей земли. Хотя воскрешение всех предков может показаться конечной целью общего дела, но оно - лишь средство достижения настоящей конечной цели - объединения всего рода человеческого в единое, родственное по крови братство и отечество. Исходной моделью такого единения и братства является нераздельная единосущная христианская Троица.[14] Таким образом, чтобы объединиться, всем нужно признать Троицу, а чтобы признать, нужно объединиться. Федорова вдохновляла вера в то, что на смену человеческой розни и враждебности должно прийти в будущем всеобщее братство людей, – вот исходная идея, из которой выросли все его проекты.[15] Почему люди живут в "небратстве"? Потому что на Земле недостаточно пространства и ресурсов для жизни, вследствие чего люди соперничают, враждуют.
В связи с этим он пишет: "Обращая бессознательный процесс рождения, а также и питания в действие, во всеобщее воскрешение, человечество через воссозданные поколения делает все миры средствами существования".[16] Следовательно, на Земле и в космосе будет жить стабильная по численности популяция бессмертных людей-ангелов: никто не умирает, никто не рождается. Люди делаются некоторым подобием ангелов, могут жить во всех "средах" и посещать расселенных на других планетах предков. Федоровская схема бессмертия позволяет окончательно решить демографическую проблему - она просто исчезнет, перестанет существовать.
Концепции Федорова характерна своеобразная женофобия. Женщина, жена, мать, по существу, не представлены в его учении, а к рождению Фёдоров относится с брезгливой стыдливостью и отвращением: "Существенною, отличительною чертою человека являются два чувства - чувство смертности и стыд рождения"; "Вопрос о силе, заставляющей два пола соединяться в одну плоть для перехода в третье существо посредством рождения, есть вопрос о смерти; это исключительное прилепление к жене, заставляя забывать отцов, вносит политическую и гражданскую вражду в мир…" Отвращение к деторождению и необходимость закрепления связи с родителями заставляют основоположника патрофикации подвергнуть сомнению положение официального богословия, объясняющее брак как таинство. Он выдвигает философскую предтечу клонирования - идею "всеобщего воскрешения" и окончательного прекращения беременностей (беременная женщина казалась ему безобразной).
Федоров твердо уверен в том, что его учение строится на основе христианской религии: об этом свидетельствует как одна из его главных целей - воскрешение из мертвых, так и средства его осуществления - общество должно заняться религиозным обучением и религиозно-практической деятельностью. Предусматриваются многочисленные воспитательные меры: возвращение сынов к могилам отцов, строительство многочисленных храмов, обучение священной истории и естественным наукам в храмах-музеях, снабженных астрономическими вышками, обращение всего рода человеческого при всеобщей воинской повинности в естествоиспытательную силу, прекращение классовой борьбы, примирение верующих с неверующими в одном "общем деле". Все эти мероприятия должны осуществляться под руководством царя и православной церкви.
Русское государство, пишет Федоров, на протяжении столетий собирало земли и народы, защищало их от распада. Собирание это было необходимо во имя предков и ради предков, соединения всех живущих для воскрешения всех умерших. И в реализации федоровского проекта важное место отводится царю: самодержец возглавляет "всеобщее дело" как патриархальный глава государства, исповедующего родственно-нравственный принцип устроения; царь будет самодержцем, властителем, управителем слепой силы материи, повелителем внешнего, материального мира и освободителем от юридического и экономического закона. Русский самодержец - управитель и регулятор всей периоды, душеприказчик всех умерших предков, воспитывающий человечество для совершеннолетия. Самодержец - заместитель всех отцов, представитель всего рода, он поставлен отцами, которых должно воскресить, и потому не может быть устранен сынами. Н. Бердяев считает, что "в основе теории самодержавия у Федорова лежит религиозный материализм, материализация и натурализация Св. Троицы, материализация и натурализация человеческого духа. Фантастика самодержавия, распространенная на небесные пространства и на воскрешение мертвых, не заключает в себе ничего реального, не имеет никакой связи с историей и с конкретной жизнью. <…> У Федорова самодержавие есть просто грандиозная утопия, [совершенно иллюзионистическая]"[17]
Регуляция природы в федоровском проекте связана не с городом, а с селом, не с промышленностью, а с землей. Для осуществления "патрофикации" человечество должно соответствующим образом подготовиться. Подготовка должна начаться в России, поскольку эта страна сельскохозяйственная, самодержавная, православная, крестьянская. Федоров исповедует сельскую, крестьянскую религию, он всерьез полагает, что «как кочевники по природе - магометане, так горожане по природе - язычники, и только земледельцы - природные христиане».[18] Отсюда следует, что Россия христианская страна, потому что она крестьянская страна. Таким образом, Федоров прикрепляет христианство к земледелию и земледельческому быту, а христианина отождествляет с крестьянином.
Важное преимущество России Федоров видит в ее социальной отсталости, в неразвитости личного начала, в вымирающих и разлагающихся остатках русского быта, связанных с русским язычеством, с земельной общиной, патриархальной властью и т.п. Сельский благородный, "земляной труд", рождающий "хлеб насущный", и кустарное ручное домашнее производство, не отчуждающее от земли, от села, не уводящее от рода, в частности от могил предков, - все это Федоров противопоставляет капиталистическому производству. Целью крестьянского и ремесленного труда, по его мнению, является поддержание жизни, спасение от смерти; целью же капиталистического производства - роскошь, комфорт, прихоть, богатство. Ученые "в угоду женской прихоти, создав и поддерживая мануфактурную промышленность, этот корень неродственности, изобретают все новые и новые средства для выражения ее, т.е. изобретают орудия истребления для защиты порожденной женской прихотью мануфактуры".
Прежде всего в сельские общины должны вернуться оставившие ее "блудные сыны". Помещики и крестьяне будут заниматься земледелием; помещики будут регулировать земледелие, управлять атмосферными явлениями и т.п. Они же привлекают к сознательному участию в земледелии крестьян, делаются учителями естествознания в своей местности. И в деле осуществления космического проекта главное значение приобретают "такие слои, группы человечества, которые при прежней форме жизни находились в презрении, крестьяне-пахари имеют наибольшее значение в деле небесном; для банкиров же и фабрикантов нет места в мировой, небесной деятельности". Как это напоминает слова Интернационала: "весь мир насилья мы разрушим - кто был ничем, тот станет всем"!
Итак, для Федорова город несовместим с христианством, развитие города гибельно для христианской религии, необходим переход от города к селу. Помимо сельских жителей большие надежды в деле регуляции природы Федоров возлагал на армию, которая в его проекте не только не упраздняется, но преображается в силу борьбы со стихиями природы и управления природой. Всеобщая воинская повинность должна превратиться в обязательный для всех долг участвовать в активной борьбе с бессознательными силами природы. А вот это уже подозрительно похоже на политику активного участия военных в освоении космоса, уборке урожая, тушении лесных пожаров, патрулировании в городах и пр. и пр. в нашей совсем недавней советской истории!
Община,
10-09-2015, 23:43