По учению Соловьева, сущее есть единое, всеобъемлющее. Низший и высший уровень бытия взаимосвязаны, т. к. низшее обнаруживает свое тяготение к высшему, а каждое высшее вбирает в себя низшее. Онтологической основой всеединства у Соловьева выступает божественная троица в ее связи со всеми божественными творениями и, главное, с человеком. Основной принцип всеединства: «Все едино в боге». Всеединство - это единство творца и творения. Бог по Соловьеву - «космический разум», « особая организующая сила, действующая в мире».
Окружающий мир по Соловьеву не может рассматриваться как совершенное создание, непосредственно исходящее из воли одного божественного художника. Божественный ум, органическая сила по Соловьеву распадается на множество элементарных сущностей или вечных и неизменных причин, которые лежат в основании всякого предмета или явления. Эти элементарные сущности он называет атомами, которые своими движениями и колебаниями образуют реальный мир. Сами атомы Соловьев трактует как особые проявления Божества, живые элементарные существа или идеи. Каждая идея обладает определенной силой, что делает ее деятельным существом. Соловьев был сторонником диалектического подхода к действительности. Общий признак всего живущего состоит в последовательности изменений. Для обоснования непрерывной динамики бытия Соловьев вводит такое активное начало как мировая душа, которая выступает субъектом всех изменений и представляет собой энергию, которая одухотворяет все существующее. Но действует она не самостоятельно, она нуждается в божественном импульсе. Импульс - бог дает мировой душе идею всеединства как определяющую форму ее деятельности. Эта идея называется София - мудрости. Понятие Софии вводится для того, чтобы заявить что мир - это не только творение бога. Основой мира является «душа мира» - София - связующее звено между творцом и творением, придающая общность богу, миру и человечеству.
В гносеологическом аспекте принцип всеединства реализуется через концепцию цельного знания, представляющего собой неразрывную взаимосвязь трех разновидностей этого знания: эмпирического (научного), рационального (философского) и мистического (созерцательно-религиозного). В качестве основополагающего принципа цельное знание предполагает в существование абсолютного начала - Бога. Эмпир знание раскрывает внешнюю сторону явлений, рациональное - особенности мышления. Однако истина постигается через непосредственное созерцание, интуицию.
Философской архитектоникой идей Богочеловечества и Всеединства в концепции Соловьева является теургия - мистическое восхождение к Первоединому, Богу. Стремясь к универсальному синтезу науки, философии, религии, Соловьев создает возможность «цельного знания», которое вместе с «цельным творчеством» образует «цельную жизнь». Одним из средств к достижению этого является магия любви, эстетическое творчество как «общение с высшим миром путем внутренней творческой деятельности». Магия любви и эстетического откровения у Соловьева являлась теургическим механизмом, приводящим весь мир к Всеединству и Богочеловечеству, являющемуся центральной категорией историософии мыслителя.
Поднимаясь к Богочеловечеству, люди вместе с собой поднимают природу, которая, обратиться в светлую телесность царства очищенных духом. Но процесс этот длителен. Очищение и возрождение мира должно быть только проявлением свободы воли Запада и Востока. В 3-й речи о Достоевском (1885) Соловьев, отклоняясь от идей писателя, развивает и утверждает свои мысли. Он видит задачу христианства в примирении Запада и Востока. Симптомом «упразднения... многовекового раздора между Западом и Востоком» он считает «упразднение спора между славянофилами и западниками» в русской мысли. «Россия достаточно показала Востоку и Западу, свои силы в борьбе с ними, - теперь предстоит ей показать им свою духовную силу в примирении». Идея «взаимной необходимости» христианского Востока и Запада является развитием «христианской политики» Соловьева в свете очерченной им же всемирно-исторической перспективы человечества, завершающего себя в Богочеловечестве. Идея «собирания» христианского общества в живое «всечеловеческое» единство как «внутренняя русская задача», идея России, «снимающей» все противоречия между Западом и Востоком, сознание неразрывности, единства исторического процесса сохранялись и проповедовались Соловьевым до конца его дней. «Сцена всеобщей истории страшно выросла за последнее время и теперь совпала с земным шаром», - писал он незадолго до своей смерти.
Согласно Соловьеву, единое свободно от всего и, следовательно, определяется отрицательно по отношению к другому. В то же время оно не может иметь ничего вне себя и тем самым определяется по отношению к другому положительно. В нем, стало быть, совпадают противоположности, от века присутствуют два полюса, или центра: первый - свобода от всяких форм, от всякого проявления; второй - производящая бытие сила, т. е. множественность форм. Теперь первый полюс получает название единого, а второй - потенции бытия, или первой материи, которая, таким образом, входит в Абсолют как «его другое», как первый субстрат, или «основа» Бога. «...Если высший, или свободный, полюс есть самоутверждение абсолютного первоначала, как такого, то для этого самоутверждения ему логически необходимо иметь в себе или при себе свое другое, свой второй полюс, то есть первую материю, которая поэтому, с одной стороны, должна пониматься как принадлежащая первому началу... а с другой стороны, как необходимое условие его существования: она первее его, оно от нее зависит». Неразрывность двух полюсов сущего означает, что Абсолют не может представать иначе, как осуществленным в материи, а материя в свою очередь - не иначе, как идея, как осуществленный образ единого. Оба полюса «вечно и неразрывно между собою связаны... каждый есть и порождающее и порождение другого». Пантеистическая подоплека такого построения очевидна[8] .
В «Критике отвлеченных начал» Соловьев характеризует второй полюс всеединства, т. е. первую материю (она же идея, или природа), как становящееся всеединое, в отличие от первого полюса как сущего всеединого. Главный тезис состоит в том, что абсолютное не может существовать иначе как осуществленное в своем другом. Такое понимание отношения между Богом и миром существенно отличается от христианской идеи творения мира. Становящееся всеединое - это душа мира, которая, будучи основанием всего мирового процесса, лишь в «человеке впервые получает собственную, внутреннюю действительность, находит себя, сознает себя». Божественный элемент мировой души, т. е. всеединство, в дочеловеческом, природном мире существует лишь потенциально и только в человеке получает актуальность, хотя и предстает вначале только идеально, в сознании, как цель и норма человеческой деятельности. Осуществление этой цели реально составляет задачу мировой истории как богочеловеческого процесса.
В «Чтениях о Богочеловечестве» философ пытается перевести описанный им процесс самораздвоения Абсолюта на язык христианского богословия, давая свое толкование догмата о Троице. Он отличает Бога как абсолютно-сущего от его содержания (сущности, или идеи), которое предстает в лице Бога-Сына, или Логоса; воплощение же этого содержания, или идеи, осуществляется в мировой душе, Софии, представляющей, стало быть, третье лицо божественной Троицы - Дух Святой. «...Как сущий, различаясь от своей идеи, вместе с тем есть одно с нею, так же и Логос, различаясь от Софии, внутренне соединен с нею. София есть тело Божие, материя Божества, проникнутая началом божественного единства. Осуществляющий в себе или носящий это единство Христос, как цельный божественный организм - универсальный и индивидуальный вместе, - есть и Логос и София».
Деятельное единство - это мировая душа в Боге, а произведенное - Его органическое тело. В Христе предстают оба эти единства: первое, или производящее, есть в нем Бог, действующая сила, или Логос, а второе, «произведенное единство, которому мы дали мистическое имя Софии, есть начало человечества, есть идеальный или нормальный человек».
2.3. Этика всеединства в философии Владимира Соловьёва
В наиболее разработанном и глубоком труде В.С. Соловьёва «Оправдание добра» (1897) основные проблемы всеединства рассмотрены в свете проблемы этического, т.е. проблемы добра. Этическое тем самым образует систему нравственного космоса, морального миропорядка, поскольку идея добра пронизывает и природу, и общественно-исторический процесс, и общество, и все его институты, все формы объективного духа (религию, науку, искусство, право, экономическое сознание), все сферы практической деятельности.
Всеобщий характер идеи добра отрицается многими, но, как замечает Соловьёв, лишь по недоразумению: «Нет, правда, такой мерзости, которая не признавалась бы где-нибудь и когда-нибудь за добро; но вместе с тем нет и не было такого людского племени, которое не придавало бы своему понятию добра (каково бы оно ни было) значение постоянной и всеобщей нормы и идеала»[9] .
Отстаивая тезис о внутренней связи концепции всеединства с этикой всеединства, нельзя не упомянуть о проблеме статуса этики (философии практического разума) в отношении к теоретической философии (метафизике и гносеологии), а, с другой стороны, в отношении к положительной религией (или теологии).
В своем основном труде по нравственной философии, в отличие от более ранней работы «Критика отвлеченных начал» (1980), Соловьёв склоняется к трактовке этики как автономной науки, т.е. независимой от религии, метафизики и гносеологии. Как известно, это — исходная идея и в понимании этики Кантом, который отрицал всякую зависимость должного от сущего, а, следовательно, этики от теоретической философии и религии. И, более того, утверждал «примат практического разума над теоретическим» (первенство нравственности над наукой). Иначе говоря, в дилемме: 1) нравственность должна быть разумной и 2) разум должен быть нравственным В.С. Соловьёв отдает предпочтение второму тезису. При этом делается попытка доказать имманентную принадлежность нравственности разуму. «Создавая нравственную философию, разум только развивает, на почве опыта, изначально присущую ему идею добра… и постольку не выходит из пределов внутренней своей области», — пишет Соловьёв[10] .
Соловьёв, безусловно, прав в том, что нравственное сознание человека настоятельно требует осуществления абсолютного добра, какие бы идеи им ни овладевали (религиозные, политические, экономические, гносеологические, метафизические и пр.), и разум может развивать концепцию, соответствующую этому требованию, только руководствуясь идеалом абсолютного добра. Концепция эта включает нравственность в самое логику мышления. Или, как говорит Соловьёв, «нравственный элемент требуется самими логическими условиями мышления», в «мериле истины заключается понятие добросовестности»[11] . Или: «Истина есть лишь форма Добра», — утверждает Соловьёв, заканчивая этой формулой свой знаменитый трактат «Русская идея».
Однако нравственное начало независимо и от религии. Соловьёв, вслед за Кантом, склонен считать религию не причиной морали, а ее следствием. Мораль не возникает из божественных установлений. Но этот тезис дополняется и другим: мораль неизбежно ведет к религии.
Самостоятельность нравственной философии в ее собственной области, — считает Соловьёв, — не исключает внутренней связи самой этой области с предметом теоретической философии. «Оправдавши Добро как таковое, в философии нравственной, мы должны оправдать добро как Истину в теоретической философии»[12] .
«Положительное всеединство», по Соловьёву, предстает как благо, истина и красота. Для метафизики и гносеологии всеединства важны прежде всего эти наиболее насыщенные содержательные категории. Однако полная концепция всеединства предполагает значительно более расширенную систему категорий. Так, философия, призванная выразить концепцию всеединства, рассматривается и в таких категориальных триадах, как опыт-мысль-вера, наука-философия-религия, эмпиризм-рационализм-мистицизм и т.д.
Важной чертой концепции всеединства русского философа является утверждение неразрывной связи добра с единым космоэволюционным процессом, что существенно отличает этику всеединства от идеалистических учений платоновско-гегелевского типа.
Таким образом, объективно человек участвует в мировом процессе. На этом убеждении строится вся онтология добра Соловьёва. Это же убеждение составляет основу его идеи богочеловечества — центральной идеи всей жизни и творчества Соловьёва. С этой идеей было связано его своеобразное понимание христианства. Вл. Соловьёв, отмечает Н.А. Бердяев, был прежде всего и больше всего защитником человека и человечества. Для него свобода и активность человека есть неотъемлемая часть христианства. Христианство для него — религия богочеловечества, предполагающая веру в Бога столь же значимой, как и веру в Человека. [13] По Соловьёву, Человек совечен, а в итоге эволюции и сомогущ Богу. (Следовательно, мы имеем дело с существенно измененным христианством). Субъективно человек также опирается на определенные начала нравственности, которые философ называет первичными данными. Эти начала: стыд, жалость (сострадание), благоговение. Вл. Соловьёв подробно и весьма логично разъясняет, почему основу «субъективной» морали составляют именно эти три чувства, эти три переживания.
Обратим внимание на еще один момент метафизики Соловьёва, свидетельствующий о том, что идея «положительного всеединства» более этическая, нежели «чисто» онтологическая категория. Перемещение смыслового центра с бытия на сущее у Соловьёва произошло по целому ряду взаимосвязанных мотивов. Это прежде всего реакция против имперсонального, обезличенного духа гегелевского учения о бытие. Определенное значение имела и особенность веры русского философа в Христа как богочеловеческое существо. Переосмысление этих категорий было обусловлено и стремлением укрепить личностное начало в философии всеединства, возвысить учение о человеке. Вот почему тенденцию Соловьёва к построению философии сущего нужно связать с попыткой выйти за рамки традиционного объективного идеализма. Отрицание первичности бытия и обоснование приоритета субъекта как сущности роднит онтологию Владимира Соловьёва с такими последующими направлениями философской мысли, как экзистенциализм и персонализм, в которых этические решаемые проблемы онтологии выступают на первый план. Онтология В.С. Соловьёва приводит нас к этической евангельской формуле: «Бог есть любовь».
Возвращаясь к понятию сущего у Соловьёва, обратим внимание, что сущее — единая первооснова бытия. Но, будучи единым, сущее не может быть беднее бытия, а, напротив, должно быть богаче, должно включать все, но в форме единства. Благо, истина и красота и представляют собой три вида или образа единства. А так как всякое внутреннее единство есть безусловная благость или любовь, то благо, истина и красота являются тремя образами любви. В благе мы имеем любовь в особом, приоритетном смысле, как идею идей: это есть единство существенное. Истина есть та же любовь, т.е. единство всего, но уже как объективно представляемое — это есть единство идеальное. Наконец, красота есть та же любовь, но как проявленная — это есть единство реальное.
Отношение этих трех образов любви В.С. Соловьёв выражает в следующей формуле: «Абсолютное осуществляет благо через истину в красоте». Но если вспомнить, что абсолютное есть идея идей, что оно есть абсолютная благость и, следовательно, совпадает по своему значению с собственно благом, то преимущественно этический смысл этой рационально доказываемой формулы Соловьёва станет очевидным.
Этика всеединства — это наиболее важная и оригинальная часть философии всеединства Владимира Соловьёва. Уже в первой своей большой работе «Кризис западной философии» Соловьёв заявляет, что «философия в смысле отвлеченного, исключительно теоретического познания окончила свое развитие». Устарелость философии «отвлеченных начал» заключатся в том, что она все время имела в виду лишь субъекта познающего — вне всякого отношения к требованиям субъекта как хотящего, волящего, что и создает проблему всеединства и вместе с тем является предпосылкой ее решения.
Только через связывание в философии теоретической и этической ее составляющих, через разрешение проблемы сущего и должного преодолевается, по Соловьёву, прежний «отвлеченный» характер философии. Единство сущего и должного, науки и нравственности создает возможность цельного знания, а «цельное знание» вместе с «цельным творчеством» образует в «цельном обществе» «цельную жизнь».
«Само по себе связывание теоретической и этической сферы чрезвычайно типично вообще для русской мысли, — здесь Соловьёв явно продолжает линию Киреевского и Хомякова, — не говоря уже о других мыслителях его эпохи (Лавров, Михайловский, Толстой)»[14] . Примат этики в философии Соловьёва объясняется тем, что «от начала до конца философской деятельности Соловьёва практический интерес действительного осуществления всеединства жизни стоит для него на первом месте»[15] .
Парадокс, однако, состоит в том, что вместе с этикой в проблему всеединства вносится не только гармонизирующее начало, но также и разлад, дисгармония, ибо проблема мирового добра диалектически сопряжена с проблемой мирового зла. Трагизм данной ситуации показан в последней книге В.С. Соловьёва (своеобразном его завещании) «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории», в целом «нетипичной» в ряду его работ по философии всеединства.
«Грусть от того, что не видишь добра в добре», — эти слова Н. Гоголя, взятые в качестве эпиграфа Н. Бердяевым к его книге «О назначении человека. Опыт парадоксальной этики», передают антиномичность идеи «положительного всеединства» Вл. Соловьёва столь четко и выразительно, как ни какие логические и метафизические ее формулировки.
3. Религиозно - философское обоснование всемирной теократии
В. Соловьеву принадлежит заслуга в постановке и разработке проблемы, которую принято с тех пор обозначать словосочетанием «русская идея».
10-09-2015, 23:45