Философия и мудрость

и суровость лица его изменяется» (8:1). «Итак, иди, ешь с весельем хлеб твой, и пей в радости сердца вино твое, когда Бог благоволит к делам твоим» (9:7). [14]

Первый шаг мудрости – возвыситься над суетой человеческих дел, оплакать их тщетность и смертность. Второй шаг мудрости – возвыситься над собственным отрешенным суемудрием, принять и благословить дела, которые поручены человеку Господом. Таков «танец» мудрости, перемена ее шага, переход от печали к веселью.

Новая встреча мудрости и философии

Философ – далеко не всегда мудрец, и подчас философия, одной своей стороной приближаясь к мудрости, другой удаляется от нее. Философ, придерживающийся определенного «изма», бывает слеп к целому. Вообще «изм» – знак умствующей глупости, методологической одержимости. Мудрый человек понемногу сочувствует и сомыслит всем «измам» и не принадлежит ни одному из них.

Мудрость дофилософична и постфилософична. Соломон, Лао цзы, Конфуций, Гераклит, Эпикур, Сократ, Иисус сын Сирахов – это начало мудрости. Но уже Аристотель превращает мудрость в особую науку, философию, которая хочет больше научать и наставлять, чем научаться. .. «Мудрому надлежит не получать наставления, а наставлять, и не он должен повиноваться другому, а ему – тот, кто менее мудр». [15]

Возможно, что именно теперь, в начале 3-го тысячелетия, когда философия разочаровалась в своей способности чему-либо научить, наступает момент ее обратного превращения в мудрость. Это не значит, что время развития философии было потеряно для мудрости и что ей надлежит просто вернуться к мудрости древних, к мудрости античной, библейской, конфуцианской. Мудрость многое приобрела, многому научилась – и, в частности, тому, что дело мудреца – учиться, а не поучать. Если, по Аристотелю, «мудрому надлежит не получать наставления, а наставлять…», то по словам Гоголя, мудрый человек – тот, кто

«постигает всю чудную сладость быть учеником. Все становится для него учителем; весь мир для него учитель; ничтожнейший из людей может быть для него учитель. Из совета самого простого извлечет он мудрость совета; глупейший предмет станет к нему своей мудрой стороной, и вся вселенная перед ним станет, как одна открытая книга ученья…» [16]

Мудрость новейшего времени лишена спокойно-созерцательного характера: она одновременно и трагична, и комична, поскольку сознает невозможность и нелепость всеобъемлющей мудрости. Отсюда еще одно отличие: мудрость в наше время обходится без мудрецов. Нет, да и не может быть людей, вполне воплощающих мудрость, потому что и сама мудрость усложнилась и перестала отождествляться с отдельными индивидами. По словам Габриеля Марселя,

…Пора, пожалуй, забросить традиционное представление о некотором привилегированном существе, якобы вступающем в необратимое обладание определенным качеством бытия. Так понятый мудрец грозит предстать перед нами сегодня как мирской – и, несомненно, смехотворный – вариант святого… Мудрость… представляет собой не столько состояние, сколько цель… [17]

Мудрость тогда есть подлинная мудрость, когда она не вполне знает себя в качестве мудрости, когда она больше учится, чем учит, больше находит поучительного в чужих знаниях и добродетелях, чем в себе. Вот почему к природе мудрости относится забвение себя как мудрости. Вот почему и философия, как любовь к мудрости, легко забывает о мудрости даже и тогда, когда не перестает ей служить. Не потому ли философия на протяжении последних веков забывала о мудрости, что самой мудрости принадлежит способность себя забывать?

И в новейшее время, выбросив мудрость из своих словарей и учебников, философия тем не менее сохраняет ее как сердцевину своих учений, хотя и преследующих совсем разные цели. Феноменология и экзистенциализм, аналитическая философия и Л. Витгенштейн, структурализм и деконструкция – все они, хотя и ослепленные страстями рассудка, по-своему пролагают путь мудрости.

Разве не мудро от абстракций умопостигаемой сущности вернуться к самим вещам, доверять тому, как они являют себя нашему сознанию (феноменология), или вернуться к самой личности, которая предшествует всем актам мышления о мире (экзистенциализм)? Разве не мудро отграничить наши языковые средства от природы самих вещей и не выдавать законы сочетания слов за законы мироустройства (аналитизм)? Разве не мудро от постижения явлений в их раздельности перейти к струиктурному познанию их взаимосвязей, так что каждый элемент целого обретает значение лишь по отношению к другим элементам (структурализм)? Разве не мудро искать в значениях слов больше того, что хотел вложить в них сам пищущий, и находить противоречия там, где он сам себе казался ясным (деконструкция)? Во всех этих философских движениях 20-го века можно усмотреть восполняющее движение самой мудрости: от смешения к разделению – от раздельности к целому – от целого к пониманию внутренней разнородности его частей… Мудрость не задерживается там, где она стояла вчера.

Исполнение философии как единого проекта, во всем разнообразии ее учений, может быть достигнуто, однако, не в каком-то одном, самом истинном из этих направлений, а лишь в софии, к которой философия есть только путь. [18] Поступательно-возвратное движение каждой дисциплины, возможно, состоит именно в забвении и последующем восстановлении ее исходного понятия.

Рано или поздно философия придет к осознанию, что все ее враждующие направления – это проявления мудрости, которая враждует не только с глупостью и суетностью, но и сама с собой – с суемудрием. Именно когда философия возвратится к мудрости, к тому, что составляет ее сердцевину, – труд любви, означенный в самом слове «фило-софия», будет увенчан. И тогда все далеко разошедшиеся части философии – онтология, гносеология, логика, этика – обнаружат свою взаимосвязь именно в понятии мудрости, как истоке и устье всех философских дисциплин и направлений.

Таким образом, любая философская концепция или система может быть прочитана как зашифрованная мудрость, как иносказание, или аллегория мудрости. Таков софийный подход к философии, софийный метод ее интерпретации. Со временем реализм и номинализм, эмпиризм и рационализм, феноменология и экзистенциализм, структурализм и деконструкция будут поняты как разные грани мудрости, способы ее самопознания и саморазличения, позволяющие ей возвышаться над суемудрием. Философия, которая станет говорить на языке всех этих движений как равно необходимых и дополняющих друг друга, – уже выйдет за границы философии и определится в прямом отношении к своему началу – мудрости. Так проясняется перспектива, в которой все линии философии, далеко разошедшиеся от начальной точки «наивной мудрости», заново сходятся в направлении «искушенной» или «умудренной» мудрости, т.е. мудрости вдвойне.

1. The Oxford Companion to Philosophy, ed. by Ted Nonderich, Oxford, New York: Oxford University Press, 1995, p. 912.

2. Routledge Encyclopedia of Philosophy, 10 vv. London and New York: Routledge, 1998, vol. 9, p. 752.

3. Характерно, что статьи о мудрости отсутствуют в пятитомной «Философской энциклопедии» (М. Советская энциклопедия», 1962-70), в «Философском энциклопедическом словаре» (1989), во «Всемирной энциклопедии. Философия» (М. Аст, Минск Харвест. Современный литератир, 2001, 1312 сс.)

4. Платон, Федр 278 c, d, в его кн. Соч. в 3 тт. М., Мысль, 1970, т. 2, с. 221.

Отдаление мудрости от умения и сближение со знанием обобщается у Платона в формуле: «…Ведь стремление познавать и стремление к мудрости – это одно и то же». Платон. Государство, 376 b. Соч. в 3 тт. М., Мысль, 1971, т. 3, ч. 1, с. 154.

5. Аристотель. Метафизика, кн. 1, гл. 2. Соч. в 4 тт., М., Мысль, 1975, т. 1, с. 68.

6. Тамже, с. 69.

7. Routledge Encyclopedia of Philosophy, 10 vv. London and New York: Routledge, 1998, vol. 9, p. 753.

8. И. Кант. Критика практического разума. Соч. в 6 тт., т. 4, ч. 1, М., Мысль, 1965, с. 464.

9. Там же, сс. 439-440.

10. Это высказывание приписывается то американскому теологу 20 в. Рейнолду Нибуру (Reinhold Niebuhr), то немецкому церковному деятелю 18 в. ИоганнуЭтингеру. См. Respectfully Quoted. A Dictionary of Citatyions, ed. Suzy Platt. NY, Barnes and Noble Books, 1993, p. 276.

11. John Kekes. Wisdom, in American Philosophical Quarterly, vol. 20, No. 3, July 1983, p. 286.

12. Платон. Апология Сократа, 23 b. Соч. в 3 тт. М., Мысль, 1968, т. 1, с. 90.

13. Сходного мнения придерживался кардинал Ньюмен. «Есть предел человеческому знанию; как духовные, так и мирские писатели свидетельствуют, что чрезмерная мудрость есть безумие» (overwisdom is folly). «Опыт о развитии христианского вероучения», ч. 2, V, 6.

14. См. также образ веселой Художницы – Премудрости в Книге притчей Соломоновых, 8:30-31. Эта общность мудрости и веселости получила дальнейшее осмысление у Спинозы: «…Дело мудреца пользоваться вещами и, насколько возможно, наслаждаться ими (но не до отвращения, ибо это уже не есть наслаждение). Мудрецу следует, говорю я, поддерживать и восстановлять себя умеренной и приятной пищей и питьем, а также благовониями, красотой зеленеющих растений, красивой одеждой, музыкой, играми и упражнениями, театром и другими подобными вещами, которыми каждый может пользоваться без всякого вреда другому». Б. Спиноза. Этика, пер. с латин. Н.А. Иванцова, ч. 4. Теорема 45, схолия 2.

15. Аристотель. Метафизика, кн. 1, гл. 2, цит. изд., с. 68.

16. Н. В. Гоголь. Христианин идет вперед, из «Выбранных мест из переписки с друзьями», Соб. соч. в 7 тт., М., «Худ. лит.», 1986, т. 6, с. 220.

17. Г. Марсель. К трагической мудрости и за ее пределы, в кн. Самосознание европейской культуры ХХ века. М., Изд. полит. литературы, 1991, с. 358. Еще И. Кант указывал, что «быть мастером в знании мудрости… это больше того, на что может притязать человек скромный… Притязать на обладание этим идеалом под претенциозным именем философа вправе только тот, кто мог бы указать влияние мудрости… на себе как на примере…» (цит. изд., сс. 439-440).

18. Одна из немногих разработок этой темы – статья американского феноменолога Дориона Кэрнса (1901-1973) «Философия как стремление к универсальной софии в интегральном смысле». Dorion Cairns. Philosophy as a Striving toward Universal sophia in the Integral Sense. Essaysin Memory of Aron Gurwitsch, ed. Lester Embree. Washington, D.C.: The Center for Advanced Research in Phenomenology, Inc. and University Press of America, 1984, pp. 27-43. Автор, один из ближайших учеников и последователей Э. Гуссерля, использует феноменологический метод, чтобы, вопреки раннему гуссерлевскому идеалу «строгой науки», возвратить философию к мудрости как целостному опыту согласования знания с искусством доброй, полезной и счастливой жизни. Мудрость в интегральном смысле, по Кэрнсу, включает не только мнения, но и эмоциональные и волевые установки.




11-09-2015, 00:45

Страницы: 1 2
Разделы сайта