Онтологический статус идеологии в современности

жизни и проектов ее изменения. При переходе от традиционных обществ к современным (индустриальным, техногенным) необходимо было осмыслить открывшиеся перспективы, «переварить» тот объем свободы, который появился в результате отказа от привычных схем легитимации социального порядка, рациональными средствами наметить и объяснить план дальнейших действий. «Общественные теории были попыткой восстановить предсказуемость и тем самым стабильность общественной жизни через обнаружение “объективных закономерностей общественных процессов”» [8, 50], а идеологии касались организации общественной жизни и защиты публичных, рационально обоснованных проектов перестройки общества, опираясь на очевидность (evidence) и разум: «Идеология поэтому знаменует возникновение нового способа политического дискурса; дискурса, который призывал к действию, но не оправдывал его за счет привлечения авторитета или традиции или только эмоциональной риторикой. Это был дискурс, основанный на идее обоснования политического действия средствами секуляризированной и рациональной теории… Идеология отделяет себя от мифологического или религиозного сознания; она оправдывает предлагаемый курс действий логикой и очевидностью, к которым привязаны ее взгляды на социальный мир, а не путем привлечения веры, традиции или авторитета говорящего» [11, 30].

Позиция Гоулднера представляется достаточно сильной и интересной. Фактически идеология и социальные науки оказываются на одном историческом поле, отделенном от традиционных дискурсов временной границей. Становление индустриального общества Нового времени радикально меняет парадигму обоснования социальных проектов. Идеология как секуляризованный политический дискурс (и понимание идеологии в качестве секуляризованного политического дискурса) — продукт и механизм согласования хронотопических перспектив людей в такомтипеобщества, как общество индустриальное.

Идеология как схема и структура

Как работает идеологический механизм? Классическим в философском словаре слово «схема» становится, пожалуй, со времен «Критики чистого разума» И. Канта. Главный вопрос «Критики…» «Как возможны синтетические суждения априори?» требует прояснения самих принципов работы рассудка, обнаружения чистых форм человеческого мышления. Собственно человеческое знание есть совокупность суждений, последние могут быть разделены на две группы: суждения эмпирические (основаны на опыте, а потому случайны) и априорные (могут быть извлечены из опыта, но основаны на чем-то другом, необходимом), а также суждения аналитические (предикат содержится в субъекте, и такие суждения не дают прироста новому знанию) и синтетические (предикат приписан субъекту извне, это новое знание). Вопрос о синтетических суждениях априори — вопрос о том, может ли такое приписывание быть необходимым.

Кант занимает трансцендентальную позицию (мир определяем по отношению к субъекту и разум исследуется самим разумом) и обнаруживает априорные формы чувственности и рассудка соответственно. Пространство и время упорядочивают внешний и внутренний опыт (мы видим окружающий мир определенным образом (пространство как априорная форма чувственности), а также фиксируем изменения в нем и в нашем внутреннем мире (время)). Рассудок теперь уже обрабатывает восприятия, но для того, чтобы «судить», нужны «правила», под которые подводятся «частные случаи» — конкретные восприятия. Кант идет «от обратного», восстанавливая работу рассудка по его «продуктам» — суждениям. Последние делятся на четыре группы, за каждой из которых скрыта своя априорная форма — понятие или категория, однако априорный инструментарий рассудка на этом не заканчивается. Продуктивная способность воображения позволяет «выбирать» человеку те или иные наглядные представления. Но главным звеном в работе рассудка выступает схема как средство выхолащивания эмпирического содержания опыта, как способ соединить понятия (всегда общее, форма) с наглядным представлением (всегда част-ное содержание). Схема — это опосредующее звено между абстрактным статичным (у Канта) понятием и случайной динамичной эмпирией.

В каком смысле идеология может быть рассмотрена как схема и структура?

1. Сам принцип действия механизма идеологии представляет собой схему. «Точка пристежки», идеал, ценность, символическое «слепое пятно» стыкуется с «наглядными представлениями» — конкретными поступками, людьми, странами. Когда мы мыслим « идеологически », мы выхолащиваем, просеиваем, «судим», подводим «эмпирический» материал под идеологическую ценность, которая, как понятие — априория у Канта, уже «задана». Расисту нет дела до тонкостей душевных порывов человека с другим цветом кожи, ярому противнику демократии нет дела до мотивов человека, говорящего как демократ: идеологическое восприятие делает частично невоспринимаемым то, что воспринимается, — запускается механизм обобщения. Идеология — мощнейшее средство типизации социального мира, более того, это способ осуществить типизацию необходимым , согласованным образом.

Как это происходит?

2. Если рассматривать социальность как воспроизводящийся во времени процесс практик, то идеология предстает схемой, определяющей «системные» характеристики определенного региона социального бытия. Действуя « идеологически », мы воспроизводим определенные структуры, отношения, практики, наконец, условия (в том числе и временные) для последующих отношений и практик 2 . Подобно тому как понятия у Канта обеспечивали возможность общезначимых (истинных) суждений, идеология обеспечивает возможность общества в самом широком смысле слова.

Очевидно также, что любая схема а) выражает, б) ориентирует, с) имеет код. Обычная схема эвакуации при пожаре в утрированном виде «представляет» здание, этаж или комнату и дает алгоритм действий. С другой стороны, для прочтения схем «нужно уметь читать», иметь способность наглядно представлять. Для того чтобы социальное пространство не исчезло , его необходимо воспроизводить . Для того чтобы действие оставалось социальным , оно должно быть типизировано . Типизация социального пространства идеологией в качестве «обратной связи» со стороны пространства имеет код как условие последующих действий. Идеология как схема всегда «адресована», контекстуально ориентирована. Ролан Барт, размышлявший по поводу фотографии «Афроамериканец в форме под флагом Франции» или вида баскского домика, отдает себе отчет, что есть те, кто увидит в этих фотографиях не «имперскость Франции» и не «баскскость» соответственно, а просто темнокожего человека под странным флагом или домик с непривычно яркой черепичной крышей [1]. Сбой в?идеологической коммуникации имеет следствием разрушение хронотопа (никто не воспроизводит «имперскость» и, следовательно, определенный жизненный уклад со своей пространственно-временной метрикой). Идеологическое поле подразумевает «код», и функционально включение идеологических схем означает удачное «подключение» сознания индивида к региону социальности. Но, в отличие от априорных форм, о которых пишет Кант, идеологические схемы не предзаданы человеческой природой и не существуют вне фактов, которые упорядочивают. Идеология работает как структурирующая структура, определяет и определяется человеческим взаимодействием. Далее, идеология может быть рассмотрена и как система (элементов); нормативная нагруженность последних отличает составные части идеологии от элементов схемы «эвакуация при пожаре». Для иллюстрации этого тезиса я остановлюсь на концепции Мартина Селиджера [13].

По мнению Селиджера, понятие «идеология» применимо ко всем системам убеждений, независимо от того, будут ли эти системы руководить действиями, направленными на изменение, сохранение или разрушение социальной (в случае Селиджера — политической) реальности. «В качестве того, что управляет и влияет на политическое действие, идеология должна определяться лишь в отношении к системам политических убеждений безотносительно к тому, будут ли они революционными, реформистскими или консервативными при взгляде со стороны» [13, 91–92]. Идеологии, по Селиджеру, это ориентированные на действие совокупности убеждений, организованные в качестве систем. Составляющими любой идеологии будут следующие элементы:

— Описание (description);

— Анализ (analysis);

— Моральные предписания (moral prescriptions);

— Технические предписания (technical prescriptions);

— Инструментарий (implements);

— Отрицания (rejections).

Селиджер считает, что только теоретически мы можем разложить идеологию на составные части. В реальности идеологии смешивают воедино анализ ситуации и описание действительности с моральным предписанием, основанным на ценностях; смешение фактического положения дел с моральным императивом, дополненное «техническим» вычислением эффективности, придает, согласно Селиджеру, идеологии привлекательность в качестве руководства к?политическому действию. Инструменты идеологии представлены правилами, которые суть способы и пути выполнения «моральных обязательств» или «адаптации их к требованиям обстоятельств». Отрицание или «отклонение» (rejection) позволяет любой идеологии позиционировать себя в качестве противоположной другим (идеологиям), а потому уже внутренне содержит, по Селиджеру, отказ от определенных принципов и идеалов.

На основе подобного формального анализа элементов идеологии автор представляет и полное определение понятия: «Идеология есть совокупность положений, состоящих как из убеждений в чем-либо, так и отказа допускать что-либо, выраженная в ценностных суждениях, призывах (appeal sentences) и аргументации. Она предназначена служить относительно постоянной группе людей для того, чтобы оправдать на основании доверия к моральным нормам и до очевидности связной аргументации легитимность императивов и технических предписаний, которые должны обеспечить согласованное поведение, направленное на сохранение, изменение, разрушение или реконструкцию существующего порядка» [Там же, 119–120].

По мнению Селиджера, идеология как система имеет два уровня — долгосрочный и оперативный, соответственно идеологическая аргументация «…разбивается на два измерения: фундаментальные принципы, которые определяют конечные цели и общую перспективу их достижения, и оперативные принципы, лежащие в основании политики (действий) и оправдывающие их» [Там же, 109]. Все элементы идеологии реализуются в обоих измерениях, но с разным акцентом: идеология оперативного уровня центральным делает элементы расчета и эффективности (технические предписания), тогда как идеологии фундаментального уровня удерживают приоритет моральных норм. Сам Селиджер рассматривает только политический модус бытия идеологии и только в географическом пространстве Западной Европы; по его мнению, различия между основными ценностями, составляющими моральное ядро западных идеологий, не являются принципиальными, а потому возможны политический консенсус и формирование единого связного политического пространства в географических рамках Европы. Однако чем такое «политическое» пространство Селиджера, нормативно «нагруженное» за счет идеологии, отличается от «привычного» социального пространства? Имеет ли смысл ослаблять тезис о сфере влияния идеологии?

Идеология и социальный хронотоп: от отражения к конструированию

Теория общества Н. Лумана представляет собой один из возможных ответов на поставленный вопрос. Н. Луман понимает идеологию предельно широко?— как средство самоописания операционально замкнутой самореферентной социальной системы. Для такой системы принципиальными оказываются следующие характеристики.

Во-первых, эта система включает в себя предыдущие уровни организации: системы интеракции, образованные коммуникациями между непосредственно присутствующими, и системы организации, основанные на формальных правилах членства [6]. Во-вторых, оперативная закрытость исключает из общественной системы как людей, так и страны — «…они находятся не в обществе, а в его окружающей среде» [7, 30]. В-третьих, само общество как система, согласно теореме Геделя о неразрешимости, не может непротиворечиво описать себя при помощи самонаблюдения, а потому создает различения (такие, как общество — индивид, общество — государство, общество — природа), симулирующие «позицию вне», точку, с которой возможен взгляд «на общество». Как следствие, социальная система в процессе самоописания наталкивается на проблему тождества себя самой: «Возможны две формы тождества системы: тавтологическая и парадоксальная. Соответственно можно сказать: общество есть то, что оно есть; или же: общество есть то, что оно не есть» [5, 195]. Поскольку оба варианта ведут к замыканию, блокировке последующих подсоединений, социальная система не сознается самой себе, что ее самоописание наталкивается на проблему тавтологии или парадокса. Она зашифровывает свое тождество и поэтому оказывается в состоянии образовывать теории общества в спектре между тавтологией и парадоксом. Консервативные теории общества утверждают, что общество — это то, что оно есть, и речь может идти лишь о том, чтобы сохранить его, а прогрессивные и революционные считают, что общество есть то, что оно не есть, и его следует изменить.

Любая социальная теория оказывается идеологией, поскольку избегает самой «рефлексии над проблемой тождества» и поддерживает миф о реальном существовании различений. Выбрав свою точку отсчета, социальная теория критикует описания, производимые другими теориями. «На место рефлексии тождества, увлекающей назад, к тавтологии или парадоксу, приходит рефлексия противоположности идеологий, противоположности, возникающей из бифуркации. Всякая идеология, в той мере, в какой она способна объяснить, что имеются другие идеологии и каким образом это получается, что они существуют, способна также оформиться в целостную конструкцию» [Там же, 199].

Для наших целей важным представляется следующее: если бы все идеологии были тавтологичны, то аутопойесис был бы редуцирован к повторению того же самого и развитие социальных систем «остановилось». Если бы все идеологии были парадоксальны, то «скачки» общества нельзя было бы назвать самоорганизацией, а само общество собственно системой, обладающей структурой. Теории общества скрывают проблему тождества и конструируемый характер созданных социальной системой различений (т. е. выступают идеологиями), но, функционируя таким образом, они делают возможным продолжение аутопойесиса , т . е . воспроизведение социальной системы во времени и пространстве .

В обществах доиндустриального типа идеологии имеют общую «системную» характеристику: они ориентированы в большей степени на тавтологию и в?качестве базового морального предписания имеют сохранение традиции. В?этом смысле реальной борьбы идеологий как «частных» политических проектов переустройства всего общества в целом еще нет: «Простым сегментарным обществам самоописания доставляли сравнительно мало труда, и семантические затраты могли удерживаться на низком уровне. Дело было в том, что все жизненно важное концентрировалось прежде всего в мельчайших единицах… а?взаимосвязи больших масштабов должны были функционировать лишь по случаю» [5, 195]. Идеологии индустриального общества ориентированы на преодоление традиции (общество есть то, что оно не есть) в форме порождения и освоения новых социальных пространств и рационального управления временем (калькулируемый экономический прогресс), что позволяет «втянуть» даже традицию внутрь системы производства (промышленный конвейер работает по кольцевой схеме, но его показатели бесконечно расширяются).

Детрадиционализация общества в целом порождает такой тип идеологий, который становится для индустриальных обществ привычным (А. Гоулднер), для теории идеологии — классическим; нарастающая общественная дифференциация подрывает возможность бесконкурентной репрезентации общества в обществе: «Ни одна из функциональных систем не может востребовать для себя эту позицию; каждая изготавливает свое собственное описание общества с точки зрения того, что именно ее функция имеет в нем примат; но ни одна из них не способна навязать это описание другим функциональным системам, ибо слишком различны для этого их конкретные операции» [Там же, 196]. Люди продолжают вкладывать себя (т. е. фактически — свое время) в объективированную систему социальных связей до той поры, пока не распадается моральное ядро базовых идеологий проекта современности, отвечавших на вопрос о выборе пути в социальном пространстве и легитимировавших ответ в том числе и за счет противопоставления этого ответа прошлому состоянию дел («не так, как раньше»).

Постиндустриальное общество парадоксально-тавтологично, поскольку окончательно теряет референт, по отношению к которому можно выстраивать политику (традиция, которую следует сохранить, или базовые ценности проекта модерности в предыдущих типах), но пытается эту потерю компенсировать. Идеологическое «обеспечение» такого общества (если согласиться с Луманом и включить в идеологический арсенал научные теории) — радикальный конструктивизм, идеал сингулярного ситуативного воспроизведения социальной реальности.

В рассмотренной выше схеме есть недостаток, который тоже может быть использован «идеологически».Схема Белла линейна и, несмотря на трехмерный критерий в основе типологии, позволяет классифицировать общества хотя бы и в форме идеальных типов. Состояние дел осложняется тем, что современное общество сегодня не является однотипным и однородным, в большей степени «современное общество» означает скорее ситуацию, нежели реально существующее единое общество. Современность оказывается «неодномерной», «неклассической»: строго говоря, за вывеской «современное общество» на самом деле скрывается множество обществ, между которыми и внутри которых существуют различия идеологического и, следовательно, пространственно-временного плана. И только к некоторым из них применимы характеристики, ассоциативно закрепляемые за «современным обществом» как обществом пост-индустриальным или индустриальным. С этой точки зрения, например, можно подвергнуть критике однотипные проекты модернизации «отсталых» стран.

Таким образом, концептуальный люфт по отношению к одному понятию (идеологии), возможность выбора между узким и широким ее определением являются симптомом значительных сдвигов не только в философско-методологических установках социальных наук, но и в самой структуре современных обществ, которая более не укладывается в рамки одномерного описания. Здесь теория пересекается с практикой самым отчетливым образом: политические стратегии будут базироваться на определенных решениях в области политической философии. Я полагаю, что приоритет гносеологической традиции рассмотрения идеологии в том виде, в каком мы ее рассмотрели, довольно долго подкреплял определенный режим реальной политики, и наоборот, онтологический поворот в теории идеологии может способствовать открытому отношению к процессам «производства социальных миров». Подводя итог, можно утверждать, что онтологический подход к идеологии выводит нас на проблему согласования различных идеологий, идеологий разных типов в большинстве современных обществ.

Список литературы

1. Барт Р . Мифологии.М., 1996.

2. Белл Д . Грядущее постиндустриальное общество. М., 1999.

3. Бурдье П . Политическая онтология М. Хайдеггера. М., 2003.

4. Кемеров В . Социальный хронотоп — проблема мировоззрения и методологии // Социемы (Екатеринбург). 2006. № 12.

5. Луман Н. Тавтологияи парадокс в самоописаниях современного общества// Социо-логос. М., 1991.

6. Луман Н . Теория общества // Теория общества : сб. ст. М., 2000.

7. Луман Н . Понятие общества // Проблемы теоретической социологии. СПб., 1994.

8. Меньшиков А. Современная социология и/или социология Современности? // Логос. 2008. № 6. С. 50.

9. ЭлиасН. Обществоиндивидов. М., 2001.

10.Eagleton T. Ideology: an Introduction. L.; N. Y., 1991.

11.Geuss R. The Idea of Critical Theory. Cambridge, 1981.

12.Gouldner A. The Dialectic of Ideology and Technology: The Origins, Grammar and Future of Ideology.L., 1976.

13.Seliger M. Ideology and Politics. L., 1976.

14.Thompson J. B. Studies in the theory of Ideology. Los Angeles, 1984.

Примечания

1 Конечно, понятие «современное


11-09-2015, 00:47


Страницы: 1 2 3
Разделы сайта