Для Фрейда быть сознательным - значит иметь непосредственное и надежное восприятие. Говоря же о восприятии в сфере бессознательного, он сравнивает восприятие сознанием бессознательных процессов с восприятием органами чувств внешнего мира. Причем Фрейд исходит из тех уточнений, которые были внесены Кантом в понимание данной проблемы. Если Кант подчеркивал субъективную условность человеческого восприятия с неподдающимся познанию воспринимаемым, то и Фрейд акцентирует внимание на неправомерности отождествления восприятия с бессознательными психическими процессами, являющиеся объектом этого сознания.
Это дальнейшее развитие кантовских идей выливается в психоанализе в утверждение, согласно которому бессознательное психическое признается как нечто реально существующее, но восприятие которого сознанием требует особых усилий, технических процедур, определенных навыков, связанных с умением истолковывать воспринимаемые явления.
Рассматривая вопрос об отношениях между сознанием и бессознательным, Фрейд исходит из того, что всякий душевный процесс существует сначала в бессознательном и только потом может оказаться в сфере сознания. Причем переход в сознание - это отнюдь не обязательный процесс, ибо, по мнению Фрейда, далеко не все психические акты становятся сознательными. Он сравнивает сферу бессознательного с большой передней, в которой находятся все душевные движения, а сознание - примыкающей к ней узкой комнатой, салоном. На пороге между передней и салоном стоит на посту страж, который не только пристально рассматривает каждое душевное движение, но и решает вопрос о том, пропускать ли его из одной комнаты в другую или нет. Если какое то душевное движение допускается стражем в салон, то это вовсе не означает, что оно тем самым становится непременно сознательным. Оно превращается в сознательное только тогда, когда привлекает к себе внимание сознания, находящегося в конце салона. Т.е., если комната - это обитель бессознательного, то салон, по сути дела, вместилище предсознательного, и только за ним находится келья собственно сознательного.
Позднее в 20-е годы, Фрейд использует иное сравнение для характеристики структуры человеческой психики, которая понимается как структура состоящая из трех слоев, или инстанций, о чем мы говорили выше. И задача психоанализа может быть сравнима с задачей криптографа, помочь нуждающимся в переводе бессознательного в сознание. (Привлечь внимание сознания к необходимому душевному движению, и тем самым разрешить внутренний конфликт)
Фрейд исходит из того, что психически реальное существует в различных точно так же, как бессознательное психическое может проявляться в разнообразных выражениях. С его точки зрения, одно из основных свойств бессознательных процессов заключается в том, что "для них критерий реальности не имеет никакого значения"[4]. Независимо от того, с чем имеет дело человек, с внешней ли действительностью или с какими-либо мысленными продуктами деятельности, будь то фантазия, грезы или иллюзии, все это может восприниматься им в качестве психической реальности. Поэтому он высказывает мысль о том, чтобы "не делать различия между фантазией и действительностью"[3]. Более того, для Фрейда фантазия оказывается такой формой человеческого существования, в которой индивид освобождается от каких либо притязаний со стороны внешней реальности не обретает былую свободу, ранее утраченную им в силу необходимости считаться с окружающим его реальным миром.
Здесь Фрейд вторгается в традиционную область философских споров, которая касалась соотношения свободы и необходимости, случайности и закономерности. Фрейд занимает в этом вопросе своеобразную позицию. С одной стороны его взгляды совпадают с философией Фихте, бессознательное руководствуется "принципом удовольствия", т.е. не имеет каких-либо ограничений, в то время как в сфере сознания действует "принцип реальности" с присущими ему социокультурными запретами. С другой стороны, фрейдовские размышления о бессознательном лежат в русле философии Шеллинга, поскольку Фрейд не рассматривает психические процессы как нечто произвольное, ничем не детерминированное.
Фрейд не отвергает случайности как таковую, полагая, что бытие человека в мире не редко зависит от случая, хотя в самом мире действуют довольно строгие и устойчивые закономерности. Но он не абсолютизирует роль случайности в развитии мира. В отличии от тех философов, для которых только случай является причиной возникновения того или иного явления. Фрейд признает закономерности, действующие в реальном мире и стоящие за каждой случайностью. Другое дело сфера психической реальности, внутренний мир человека. Здесь по убеждению Фрейда, нет места для случайности, связанной с желаниями отдельного человеческого существа.
В психоаналитической философии, следовательно, отстаивается точка зрения, согласно которой человеческая деятельность подчиняется определенным закономерностям, а психические процессы имеют свою детерминацию, выявление и понимание сути которой должно стать объектом пристального внимания исследователей.
Таким образом, в психоаналитической философии происходит осмысление онтологической проблематики, рассмотренной под углом зрения человека в мире.
Психоанализ и франкфуртская школа.
Большой вклад в философское осмысление фрейдовских идей внесли представители франкфуртской школы. В основе философских построений франкфуртцев, наряду с идеями Гегеля, Ницше и других мыслителей, лежит психоаналитическое учение Фрейда о человеке и культуре [6].
Как известно, франкфуртцы выступили с обоснованием необходимости "критической теории ", противостоящей ранее существовавшим методам познания, характеризующимся идеалистическо-метафизическими или сциентистско-позитивистскими установками. Эта идея была сформулирована в статье Хоркхаймера "Традиционная и критическая теория" (1937), в которой отстаивалась мысль, что предметом социального познания должна быть система взаимоотношений между природой и человеком, а не отдельные ее состояния.
Хоркхкаймер обсуждает, в частности, вопрос о взаимосвязях сознательной и бессознательной деятельностью людей в обществе. "На высших стадиях цивилизации, замечает он, сознательная человеческая деятельность бессознательно детерминирует не только субъективную сторону восприятия, но в значительной степени также и объект"[6]. Хоркхаймер исходит из того, что дихотомия между объектом и субъектом может быть объяснена с точки зрения признания целеполагающей, сознательной деятельности людей и стихийной, бессознательной ее организацией в обществе. Речь идет уже не об извечном антагонизме между сознательностью, разумностью индивида и бессознательными отношениями, складывающимися в процессе трудовой деятельности людей. Из такого понимания образа человека, а также отношений между личностью и обществом вытекает общая для психоанализа и выдвинутой Хоркхаймером "критической теории" установка на необходимость развития самосознания людей.
Обращение Хоркхаймера к психоанализу является ярко выраженным в тех случаях, когда он стремится осмыслить проблемы, связанные с пониманием отношений в семье, взаимосвязи между семьей и обществом, природы авторитаризма и антисемитизма. По мнению Хоркхаймера, именно Фрейд положил начало переосмыслению традиционных отношений между отцом и сыном. В современном обществе уже не отец, а ребенок становится той реальностью, за которой скрываются движущие силы социального развития. Хоркхаймер и его последователи считают, что психоанализ внес значительны вклад в освещение взаимоотношений между семьей и обществом, родителями и детьми. Фрейд выявил амбивалентную установку детей к своим родителям. Однако в настоящее время ребенок значительно раньше, чем прежде, обнаруживает, что отец не обладает достаточной властью и силой, чтобы защитить его от различного рода социальных невзгод. В поисках авторитета он стремится отождествить себя уже не с отцом, а с его более сильным заместителем "сверхотцом", или образом, созданным "тоталитарной идеологией".
Именно в подобном переосмыслении взаимоотношений между ребенком и родителями многие представители франкфуртской школы пытаются отыскать истоки авторитаризма, антисемитизма, фашизма.
Психоаналитические идеи органически включаются в размышления Хоркхаймера о проблемах рациональности в современной индустриальной культуре, отношениях между человеком и природой, "сциентистской ошибке" разума, приводящей к массовому безумию и "тотальной паранойе". Если Фрейд стремился отыскать связывающие пути между "эдиповым " комплексом и беспомощностью человека, нуждающегося в защите от сил природы, то сходные рассуждения имеются и у Хоркаймера, согласно его взглядам, ребенок наделяет отца сверхъестественной силой, переносит этот образ во внешний мир, пытается преодолеть свое бессилие путем покорения и разрушения природы и, испытывая ненависть к своему отцу, переводит это чувство в "возмущение против самой цивилизации"[5].
Фрейд считал, что каждый человек является противником культуры. Развивая это положение, некоторые его последователи попытались свести агрессивность индивида по отношению к природе и культуре в целом к иррациональным наклонностям человека, возникающим в глубинах человеческой психики и переносимым на внешний мир. Хоркхаймер не разделяет подобной точки зрения, полагая, что "ненависть цивилизации" не является иррациональной проекцией психологических затруднений личности во внешний мир. Он соотносит фрейдовские рассуждения о "сублимации сексуальны влечений" и "принципе реальности" с индустриализмом, подчиняющим сексуальные отношения социальному господству, и с "духом коммерческой культуры", проникающим в кровь и плоть всех взаимоотношений между людьми.
В понимании Фрейда, по мере развития человеческой цивилизации происходит все большее распространение психических заболеваний, сопровождающееся возникновением "невротических культур", когда пациентом становится весь человеческий род. Аналогичные идеи развиваются Хоркхаймером и Адорно в их совместном труде "Диалектика просвещения. Философские фрагменты" (1947), где подробно обсуждается проблема рациональности и "сциентизации разума" в западноевропейской культуре.
Как полагают Хоркхаймер и Адорно, в период мифологического познания мира произошло отделение разума от природы. В дальнейшем это отделение разума от природного мира вылилось в стремление к полной автономии разума от каких либо природных уз и к господству его над природой. "Просвещение" обернулось порабощением природы, а вместе с ним и болезненным расстройством разума, ибо, с одной стороны он пребывает в иллюзии относительно своего могущества над природой, а с другой постоянно испытывает безотчетный страх перед возможностью проявления своего собственного природного начала, связывающего человека с окружающим его миром, что толкает его на выражение враждебного отношения к природе. Безумство, сумасшествие, болезнь разума приняли такие "параноидальные формы ", которые в завуалированном виде выступают в облике "тоталитарной идеологии", культа сильной личности и мании величия, приведших, в частности, к взлету фашизма.
В середине 50-х годов Маркузе попытался по-своему рассмотреть те же самые проблемы, которые затрагивались Адорно и Хоркхаймером.
Специфика маркузианского подхода к осмыслению взаимоотношений между человеком и культурой состоит в том, что, в отличие от Хоркхаймера и Адорно, использовавших психоаналитические идеи для объяснения освещаемых ими явлений, у Маркузе психоаналитическое учение Фрейда высыпает в качестве философской призмы, через которую он стремится осмыслить историческую направленность развития человечества. Маркузе отталкивается от фрейдовских идей о "принципе реальности ", "инстинкте жизни " и "инстинкте смерти ". Он считает, что именно во фрейдовских метапсихологических концепциях содержатся ценные идеи, относящиеся к толкованию истории развития человеческой цивилизации.
Рассмотрение фрейдовской метапсихологии осуществляется Маркузе путем выявления двусмысленностей, свойственных психоаналитической философии культуры. С целью преодоления этих двусмысленностей, свойственных психоаналитической философии культуры. С целью преодоления этих двусмысленностей он вводит такие понятия, как "прибавочная репрессия " и "принцип производительности ". С помощью этих понятий он стремится подчеркнуть исторический характер общественной репрессии и "принципа реальности ", которых расценивались Фрейдом в качестве неизменных. "Прибавочная репрессия " характеризует ограничения, налагаемые на человека социальными институтами бур жуазного общества. "Принцип производительности " превалирующая историческая форма фрейдовского "принципа реальности ", обусловленная господством товарных отношений между людьми и принуждением к труду, являющемся в современном обществе отчуждением. Маркузе приходит к выводу, что в условиях " тотального отчуждения" конфликтная ситуация происходит не между трудом ("принцип реальности ") и Эросом ("принцип удовольствия "), а между отчужденным трудом ("принцип производительности ") и Э росом[6].
"Прибавочная репрессия " и "принцип производительности ", как продукты развитого индустриального общества, могут быть устранены, поскольку достижения "репрессивной цивилизации " с ее рационализаци ей и высоким уровнем производства создают предпо сылки для исключения репрессивности, связанной с принуждением к труду, ибо появляется возможность не только для упразднения отчужденного труда, но и совмещения двух видов человеческой деятельности - трудовой и игровой, когда производство и потребление, работа и наслаждение становятся неотъемлемой друг от друга.
В отличие от Маркса, который выдвигал требования осуществления пролетарской революции, способствующей устранению отчужденного труда, Маркузе считал, что любая революция против существующей общественной репрессии и господства одной социальной группы над другой завершается возникновением элементов "самозащиты ", превращающейся в новое господство.
"Нерепрессивная цивилизация соотносится у Маркузе с новым "принципом реальности ", в соответствии с которым, влечение человека освобождаются от тирании "репрессивного разума ". Речь идет об установлении новых отношений между инстинктами и разумом, когда благодаря "самосублимации сексуальности" и трансформации либидо от генитального удовлетворения к "эротизации всей личности" станет возможной "нерепрессивная организация самих инстинктов человека. Подобная идея в скрытом виде содержалась в психоаналитическом учении, ибо, с точки зрения Маркузе, психоаналитические концепции имели не только психологический, но и социальный смысл.
Подобные идеи вызвали негативного реакцию среди тех франкфуртцев, которые не разделяли взглядов Маркузе на его толкование психоаналитического учения Фрейда.
Так, резкое критическое отношение к маркузнанской инерпретации психоанализа и стратегии развития "нерепрессивной цивилизации " выражает Фромм. Он считает, что понимание Маркузе "нерепрессивной цивилизации " не только не имеет ничего общего с фрейдовским учением о человеке и культуре, но, по сути дела, свидетельствует о контрреволюционных тенденциях, отстаиваемых этим теоретиком, ибо акцент на "освобождение Эроса" и развитие "новой чувственности" означает не реальное освобождение человека, а регрессию к инфантильной либидозной цивилизации.
Фромм считает, что Маркузе допустил серьезные ошибки при толковании "принципа удовольствия " и "принципа реальности ". Он рассматривал "принцип удовольствия " как обусловленный всецело гедонистическими целями, а "принцип реальности ", как относящийся исключительно к социальным нормам. В то время как, согласно Фромму, во фрейдовском учении "принцип реальности " является определенной модификацией "принципа удовольствия ", а не его противоположностью. "Принцип реальности ", как он трактовался у Фрейда, не соотносится с нормами конкретной социальной организации бытия людей. В одном обществе он может служить средством жестокого подавления бессознательного влечения человека, в другом не является причиной сексуальной репрессии. "Принцип реальности " остается одним и тем же в обоих случаях, но то, что подавляется, "зависит от системы социального характера, а не от различных "принципов реальности "[6].
Кроме того, Фромм обнаруживает "ошибку" в маркузианской интерпретации фрейдовской концепции подавления влечения человека, поскольку в его варианте "репрессия" в равной степени распространяется на сознательные и бессознательные действия, в то время как в классическом психоанализе "репрессия" рассматривалась в динамическом смысле, в форме вытеснения бессознательного.
По-своему интерпретируя психоаналитическое учение Фрейда, франкфуртцы порой не только не соглашаются друг с дротом, но и высказывают противоположные суждения, как это имело место в работах Маркузе и Фромма. Подобная ситуация характерна для западной философии в целом, в рамках которой отношение к психоанализу неоднозначно и противоречиво.
Не соглашаясь в оценке идей Фрейда и развивая его различные концепции, франкфуртцы единодушны в одном: каждый из них считает, что классический психоанализ включает критическое содержание, которое должно служить основой "критической теории", разрабатываемой в лоне франкфуртской школы, но все последующие ревизии его являются отходом от "революционного ядра" психоаналитического учения Фрейда.
Итак, как показано выше, психоаналитические идеи органически вписываются в концептуальные построения ведущих представителей франкфуртской школы. Каждый из них по-своему пытается переосмыслить психоаналитические концепции.
При этом все они аппелируют главным образом к самосознанию человека, к его критической саморефлекции как к единственному средству разрушения "ложного сознания " и излечения разума от его "помрачения ".
Отсюда их помрачение к психоанализу, который рассматривается в качестве терапии индивидуальной и социальной патологии, обеспечивающей устранение агрессивных и деструктивных влечений людей, направленных как против их самих, так и против человечества в целом.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
На основании вышесказанного можно сделать вывод, что взаимоотношения между психоанализом и философией весьма устойчивы и многогранны. Во-первых, философские идеи мыслителей прошлого оказали существенное влияние на становление и формирование психоаналитического учения Фрейда о человеке и культуре. Во-вторых, в своем органическом единстве фрейдовские представления о психической реальности и бытии человека в мире образуют психоаналитическую философию, оказывающую не меньшее влияние на общественное сознание в странах как Запада, так и России, чем другие философские течения. В-третьих, психоаналитические идеи все активнее вторгаются в различные направления современной философии. Более того, по словам Лейбина, можно с "полным основанием говорить о том, что в ближайшем будущем психоаналитическое учение Фрейда о человеке и культуре не только утратит своего влияния на развитие западной философской мысли, но, напротив, сохранит свою значимость в условиях сближения между собой различных философских школ "[6].
Главное состоит в том, что психоаналитические концепции оказываются центром притяжения философов различных мировоззренческих ориентаций, независимо от того, насколько остро и принципиально они критикуют отдельные психоаналитические положения или, напротив, некритически заимствуют основополагающие идеи Фрейда.
В связи с этим, одной из важных задач исследований ныне существующих и в перспективе возможных философских школ является дальнейшее осмысление психоаналитической философии.
СПИСОК ЛИТЕРАТУР Ы
10-09-2015, 22:30