Философия науки

МИРОВОЗЗРЕНИЕ + МЕТОДОЛОГИЯ.

Итак, можно утверждать, что первым или основным вопросом философии явля­ется достоверное установление ИСТИНЫ . Если философия не может решить этот вопрос (отсутствует система критериев истины), возникает неоп­ределенность, которая превращает философские доводы в схоластику, в пустую бол­товню, несмотря на актуальность рассматриваемых проблем. Вопрос об истинности будет решаться субъективно либо большинством при голосовании, либо мнением не­пререкаемого авторитета, с которым все обязаны согласиться.

Вопрос об отношении материи и сознания , как и вопрос о характере самой истины (абсолютная, объективная, субъективная и т.д.) решается в рамках самой теории позна­ния каждой философской системы. Эти вопросы есть частные , хотя и достаточно важ­ные, случаи основного вопроса философии. Они служат демаркационной линией , отде­ляющей материалистическую философию от идеалистических философских систем.

2.2 Проблема истины

Марксистско-ленинская философия, решая проблему истины, опирается на из­вестное положение Маркса, согласно которому "вопрос о том, обладает ли человече­ское мышление предметной истинностью, - вовсе не вопрос теории, а практический вопрос. В практике должен доказать человек истинность, т.е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления. Спор о действительности или недействительности мышления, изолирующегося от практики, есть чисто схоластический вопрос ".

При всей своей правильности это положение не решает и не может решить проблему истинности научного знания. Оно верно, поскольку оно, по сути, совпадает с целевым назначением и функциями науки. Последнее связано не только с функциями описания и объяснения явлений материального мира, но и с другими, не менее важны­ми функциями (прогностическая, эвристическая, ценностная и др.).

Поясним на примере недостаточность определения Маркса в указанном ранее смысле. Допустим, мы имеем область экспериментальных фактов, на которых построе­но N различных теорий Тi (i=1,…,N). Все эти теории не только объясняют факты, на которые они опираются. Некоторые из них дают предсказания, которые также под­тверждаются. При дальнейшем развитии эмпирической базы и появлении новых фак­тов часть теорий отсекается, но часть остается, не будучи опровергнута фактами, и по­являются новые гипотезы (теории).

Можем ли мы дать предварительную оценку имеющимся теориям на выживае­мость и выявить наиболее сомнительные?

Если мы не имеем такой возможности, тогда для того, чтобы не утратить воз­можность познания истины, нам придется "тащить" за собой весь спектр теорий и ги­потез. Иначе мы рискуем потерять теорию, наиболее отвечающую объективной реаль­ности. Если мы не хотим сохранять все возможные теории (мнения), тогда мы будем вынуждены сделать субъективный выбор и принять только одну версию объяснения явлений, превратив ее в догму.

Положение Маркса не решает и не может решить эту проблему. В марксистско-ленинской философии цитированное выше положение Маркса было абсолютизировано (стало догмой). Приведем одно из многочисленных интерпретаций положения Маркса. Этот розово-опереточный шедевр мы нашли в “толстом” 5-ти томном издании “Материалистическая диалектика” [9]:

“С превращением науки в важный фактор социального, экономического и куль­турного прогресса общества резко сокращается разрыв между оценкой истинности и ее проверкой, а возрастание плановых начал в развитии научного познания сужает поле возможных заблуждений, снимаемых в общем потоке научно-технического прогресса. Тем самым и ход разрешения противоречий между истиной и заблуждением утрачива­ет прежний затяжной и драматический характер”.

“Выпечка” истины на конвейере в условиях “планового начала в развитии науч­ного познания” - это “открытие” марксистов-ленинцев[2] . Такая "выпечка" возможна только в условиях догматизма.

Перейдем теперь от грустного к серьезному. Что же такое "научная теория"? Научная теория есть обобщение экспериментальных результатов и опыта. Она есть такое обобщение , в котором схвачены все главные связи и закономерности, обнару­женные человеком и существующие в данной предметной области. Как известно, лю­бое обобщение предполагает выделение главных связей и отсечение всего второсте­пенного, т.е. идеализацию реальных явлений и связей.

В этом смысле научная теория всегда ограничена своей предметной областью и областью своей применимости , за пределами которой она теряет свою силу и не предсказывает правильных результатов. Иными словами, любая научная теория огра­ничена. Помимо этого, любая теория не может претендовать на абсолютную точность, поскольку она не в состоянии учесть все без исключения тонкости рассматриваемых явлений (она отсекла "второстепенное"). Она есть приближение к абсолютной истине, т.е. объективная истина.

В то же время научная теория выступает как особая форма практики , т.е. как обобщение результатов эмпирической деятельности человека и человеческого опыта в широком смысле этого слова. Именно при таком понимании сути любой теории (физи­ческой, химической и др.) исчезает разрыв между теорией (как бы связанной только с мыслительным процессом) и практикой (как исключительно материальной деятельно­стью человека).

Теория есть особая форма все той же человеческой практики. Деление результатов человеческой деятельности на теорию и практику и проти­вопоставление их искусственно, в этом смысле. Даже плотник-умелец, который может построить дом без чер­тежей, всегда представляет себе не только будущую конструкцию дома, его размеры и форму, но и технологию строительства. Все это он "проигрывает" в уме, т.е. теорети­чески. Никакая осознанная производственная или материальная деятельность человека не существует без использования опыта в его концентрированной, обобщенной форме, т.е. без, хотя бы, примитивной теории и запечатленного в памяти обобщенного опыта.

Практическая или материальная деятельность как таковая, без опоры на теоре­тическую деятельность, извините, есть "безмозглая" практика. Она есть результат схо­ластического теоретизирования.

Итак, естественнонаучная теория есть обобщение результатов конкретной прак­тики. При обобщении человеческое мышление включает в себя как объективную, так и субъективную составляющие практической деятельности. Именно по этой причине ошибки при обобщении неизбежны. Если мы умеем находить такие ошибки уже на на­чальном этапе обобщения, значит, мы имеем возможность, уклониться от гносеологических ошибок и более успешно приблизиться к абсолютной истине.

Обратимся теперь к философии. Она не выпадает из общего контекста наших рассуждений. Как известно, естественнонаучные теории можно классифицировать по степени обобщения. Однако все эти теории суть феноменологические. Фундаменталь­ность теории обусловлена глубиной ее проникновения в тайны природы. В конечном счете, не человек навязывает природе свои представления о ней, а природа приоткры­вает свои тайны любознательным исследователям. Чем выше степень обобщения, тем более абстрактным будет содержание теории. Философия в этом смысле, имеет наи­высшую степень обобщения и, соответственно, наивысшую степень абстрактности . Она однокачественна с научными теориями, и мы можем их сравнивать. Когда мы говорим: "общенаучное"- мы, тем самым, выражаем отношение к обсуждаемому предмету, взятому в его наиболее обобщенной форме. В этом смысле общенаучное есть философское и обратно, фило­софское есть общенаучное.

Итак, философия есть вся общечеловеческая историческая практика в ее наибо­лее сконцентрированной, обобщенной, лишенной частностей форме. Именно против такого понимания философии и ее функций выступали сотрудники ИФ и ИИЕТ при наших неоднократных попытках обсудить с ними проблемы теории познания объек­тивной истины (1976 – 1990 г.г.).

2.3 Практика как критерий истины

Цитата Маркса, приведенная нами выше, стала абсолютной истиной (догмой) для марксистско-ленинской философии. Вот что пишет Л.Н. Суворов [10]:

“В науках о природе практика выступает как критерий истины в более сложных формах. В теоретической физике ряд положений трудно проверить в текущей общест­венной практике людей. Так обстоит, например, со специальной теорией относитель­ности Эйнштейна. Эта теория, основанная на сопоставлении движения материальных тел со скоростью движения фотона в вакууме, не может найти себе реального подтвер­ждения в непосредственной практической деятельности людей в виду ее ограничен­ного характера. Однако наблюдение движения небесных тел, анализ микромира и т.д. показывает правильность положений теории относительности. В этом случае практика остается конечным критерием, но не прямо непосредственно , а через деятельность че­ловека в познании микромира и космоса. Подобное имеет место и в химии, биологии и других науках о природе. Однако во всех этих случаях конечным критерием выступает именнообщественная практика , т.е. материальная деятельность в целом”. (Курсив наш - авт .)

Итак, общественная практика есть только практическая материальная деятель­ность в целом (схоластическая, так сказать, "безмозглая" практика[3] ), а умственная деятельность не есть практика . Теоретическая деятельность не является результатом обобщения конкретной человеческой практики или деятельности. Она не есть результат, завершающий определен­ный этап научных исследований. Создается впечатление (а это действительно так), что философы не знают, как и за какое место “прицепить” эту общественную практику к научной теории в качестве “критерия истины”. Последнее действительно непросто.

Как (каким образом ) общественная практика (т.е. ”материальная деятельность в целом”), напри­мер, рабов-строителей египетских пирамид или современных погонщиков верблюдов помогает оценить современные квантовые теории? Или же каким образом труд совре­менных нефтяников позволяет проверить Специальную теорию относительности на объективность? Это отнюдь не бессмысленные вопросы.

Вернемся к теории и эксперименту. Эксперимент, как известно, не падает с неба. Прежде, чем провести эксперимент, экспериментатор продумывает его реализа­цию, условия проведения эксперимента. Используя существующую теорию и теорети­ческие предпосылки (гипотезу), которые он намерен проверить, он оценивает возмож­ные варианты результатов эксперимента и ошибки измерений, чтобы не принять ожи­даемое (желаемое) за истинное, чтобы вытащить результаты эксперимента из "облака" побочных эффектов. Это, согласитесь, сугубо теоретическая (мыслительная) деятель­ность, которая требует глубокого знания и понимания сути физических явлений. Она опирается на известные теоретические представления и предполагаемые закономерно­сти.

После проведения эксперимента и обработки данных экспериментатору необхо­димо их правильно интерпретировать , истолковать, сопоставить с исходными пред­ставлениями и сделать выводы. Вновь теоретическая работа! Вот почему нет "чисто­го эксперимента ", свободного от теоретических представлений. Эксперимент, как го­ворят, нагружен теорией.

Точно также можно утверждать, что нет "чистой " фундаментальной теории, т.е. теории вне мировоззрения, вне теории познания объективной истины. Здесь мы не бу­дем останавливаться на доказательстве. Оно впереди. Мы укажем на следующее.

Любой термин в фундаментальной научной теории, любое определение, как по­казано в Первой части, жестко связаны с философскими категориями. Одна из наибо­лее характерных ошибок философов и физиков в неумении видеть и правильно исполь­зовать эту связь. В силу этого они не способны распознать принципиальные гносеоло­гические ошибки в современной физике.

Философия, являясь наивысшей степенью обобщения человеческого опыта (не только практической деятельности людей, но и различных теорий фундаментального и прикладного плана) связана с каждой теорией не только общими методами, но и общи­ми принципами. Философия есть общенаучная теория.

Итак, можно ожидать, что философия, как наивысшее обобщение общечелове­ческой исторической практики, способна выполнять критериальные функции по от­ношению к естественнонаучным теориям. Этот вывод вызывал у марксистов-ленинцев ИФ и ИИЕТ АН СССР взрыв негодования: "Опять возврат к метафизическому догматизму?" Нет, это не так. Ниже мы рассмотрим, как реализуется этот вывод.

2.4 Требования к критериям истины

Научная истина (в том числе и философская) отличается от прочих “истин” (га­дания, предсказаний прорицателей, истолкований “вещих снов” и т.д.) тем, что она имеет достоверное основание , опирающееся на исторически сложившееся системное знание и теорию познания . Системное знание имеет свою конкретную предметную об­ласть, основополагающие законы и принципы, свои методы и т.д.

Когда мы говорим о научной истине, необходимо сразу же отмежеваться от догматизма, утверждающего, что мы сразу же познаем абсолютную истину и все наши знания покоятся на абсолютных началах (абсолютных истинах или догмах). Если мы действительно сразу познаем абсолютную истину в ее завершенной, конечной форме, то результаты наших исследований не должны никак противоречить уже найденным абсолютным истинам и взглядам научных авторитетов (гениев науки), которые “подарили” людям эту абсолютную истину.

Вся история науки, ее достижения и рост наших знаний доказывают, что истина никогда не открывается нам сразу, целиком и в готовом виде. Процесс познания исти­ны сложен. Он идет через преодоление заблуждений и предрассудков по пути уточне­ния “начальной” идеи, ее очищения от всего наносного, второстепенного, ошибочного, путем переосмысления стереотипов и предрассудков. В этом смысле истина есть не­прерывный процесс познания, который не может стоять на месте. Истина, принятая научным сообществом, постоянно перепроверяется. Углубляется и уточняется содер­жание, которое в нее вложено. Устанавливаются связи одного научного положения с другими научными положениями и истинами. Здесь никак не должно быть места дог­матизму.

С другой стороны, мы должны отмежеваться от релятивизма, утверждающего, что абсолютной истины (как предела, к которому могут стремиться наши знания) нет и не может существовать, или же, если истина все-таки существует, она принципиально непознаваема. С позиции релятивистов всякая истина субъективна, представляет собой лишь некое мнение и не содержит в себе даже зерен абсолютной истины. Но история развития науки показывает, что объем научной практики, которая плодотворно исполь­зуется людьми, растет, а научные положения, зафиксированные в форме законов, опре­делений понятий и т.д. сохраняются достаточно длительное время до нового качест­венного скачка в науке, до нового открытия. Каждая такая фиксация знаний есть сту­пенька в познании. Развитие науки невозможно без таких ступенек и скачков в позна­нии.

Научная теория не может быть построена на пустом месте ни из чего”, не опи­раясь на знание и опыт предшествующих поколений, на знания, полученные при обу­чении и самообучении. Все эти факты отвергают релятивистский подход к знанию, по­скольку подтверждают существование зерен абсолютной истины в объективном знании и накопление их в этом знании, т.е. подтверждают, так называемый, “кумулятивный эффект в науке”. Однако не следует думать, что процесс познания идет всегда “по вос­ходящей” траектории, т.е. тенденция к накоплению знаний монотонно возрастающая кривая без спадов, а познанию не свойственны заблуждения и ошибки.

Кумулятивный эффект в науке пытались подвергнуть сомнению некоторые фи­лософы. Так, например, Западный философ Т.Кун [11] пишет, что кумулятивный эф­фект в науке отсутствует, каждая новая теория полностью отвергает свою предшест­венницу (механика теории относительности концептуально отвергает ньютоновскую механику, квантовые теории точно также несопоставимы и несовместимы с классиче­скими и т.д.), а потому научная теория умирает только тогда, когда умирают ее аполо­геты.

Здесь мы вправе задать курьезный вопрос: неужели для научного прогресса, для появления новых, более общих и точных научных теорий мы должны ждать смерти апологетов? или же их необходимо “отстреливать” для пользы человечества?

Эти релятивистские настроения навеяны махровым догматизмом, который уже долгое время господствует в физике. Если дело обстоит так, как его описывает Т.Кун, то ни о какой объективной истине не может быть и речи. Ее отсутствие превращает науку в собрание субъективных мнений авторитетов и, следовательно, наука становит­ся предметом спекуляции, способом получения выгод и привилегий. Ученый превра­щается в заурядного прагматика (истинно то, что мне полезно) или же идеалиста-ро­мантика, ищущего несуществующую истину.

Рассмотрим теперь требования к системе критериев. Коль скоро историческая общечеловеческая практика признана материализмом в качестве критерия истины (а основания для этого вполне законны, поскольку иного мы не имеем), необходимо ос­мыслить те требования, которые должны предъявляться к конкретным критериальным принципам, вытекающим из этой практики.

Начнем с аналогии. Может ли человек объективно оценить свой характер и свои действия во всех без исключения случаях, отвлекаясь от эмоций? Даже те, кто отлича­ется особой объективностью и критическим отношением к себе, не смогут этого сде­лать в полной мере. Обязательно нужен взгляд со стороны , который как зеркало отра­жает отношение окружающих и позволяет сравнить свою оценку с оценкой других лю­дей. То же происходит и с оценкой объективности научной теории. Чтобы оценить ее на объективность нужно выйти за рамки теории , необходимо иметь какие-то более общие и устойчивые признаки , независимые от теории, которые мы назовем критерия­ми. Совокупность всех этих критериев образует систему критериальных принципов или критериальную систему. Она должна удовлетворять следующим требованиям.

1. Она должна вытекать из общечеловеческой исторической практики , опи­раться на нее и быть ее обобщением (концентрированным выражением).

2. Она должна включать в себя в достаточно полной мере признаки необходи­мости и достаточности .

3. Она должна быть достаточно общей , универсальной и устойчивой по от­ношению к развивающимся научным теориям и представлениям.

4. Она должна развиваться и уточняться вместе с развитием этой практики (динамизм ).

5. В то же время она должна быть достаточно конкретной , поскольку она наце­лена на оценку конкретного положения, претендующего на статус объективной исти­ны.

Итак, критерии должны быть: 1) общими и универсальными для конкретной об­ласти познания и, в то же время, конкретными , 2) устойчивыми по отношению к раз­вивающейся науке и, в то же время, динамичными , чтобы впитывать в себя все дости­жения человеческой практики, 3) помимо этого они должны включать в себя признаки необходимости и достаточности.

Сразу же заметим, что в силу ограниченности человеческой практики критери­альная система не может быть абсолютно полной и абсолютн о точной. Абсолютная полнота и точность системы позволяли бы сразу достоверно устанавливать абсолют­ную истину, что невозможно. Признаки “неполноты и неточности” могут гарантиро­вать только поиск объективной истины и фиксировать наличие гносеологических ошибок в теории, т.е. противоречий между теорией и критериальной системой.

Изложенное выше свидетельствует, что ученый должен иметь дело не с ”размазанной и бесформенной“ материальной деятельностью в целом, а с ее концен­трированной формой, в которой человеческий опыт имеет наивысшую форму обобще­ния. Такая форма обобщения есть теория познания объективной истины. Возможно, что для многих этот вывод будет выглядеть странным, но другой формы практики как критерия истины отыскать нельзя.

2.5 Структура теории познания

Прежде, чем переходить к изложению содержания различных критериев для фи­зики, необходимо познакомиться со структурой философии как научной дисциплины. Эта структура аналогична структуре любой естественнонаучной теории. И это не слу­чайный факт.

Фундаментальная естественнонаучная теория содержит:

а) частно-научные категории (в прикладных дисциплинах они становятся


10-09-2015, 23:17


Страницы: 1 2 3 4 5 6
Разделы сайта