Анализ косвенных оценочных высказываний об интеллекте человека, представленный Л.Б. Никитиной [Никитина, 2002, Никитина, 2003], расширяет представление о симптоматике внутреннего человека. Объектами непрямых характеристик интеллектуальных проявлений человека, наряду с деталями внешнего облика человека, могут служить, во-первых, номинации результатов его деятельности (в высказываниях, построенных по модели Х какой/каков , ср.: Глаза умные - Доклад умный ) и, во-вторых, развернутые описания самих физических действий, поступков, состояний, которые "оцениваются носителями языка в связи с интеллектуальной ипостасью и ее активным, определяющим влиянием" [Никитина, 2003, с. 131] (в высказываниях, реализующих модель Х что делает , даже при отсутствиипредиката интеллектуальной сферы, например: Он защитил докторскую диссертацию - положительная косвенная оценка умственных способностей человека, Он плохо, с трудом учится - отрицательная оценка).
Кроме того, в русском языке есть группа глаголов (в значении которых сема проявления, выражения является ядерной), традиционно выступающих в качестве предикатов вышеупомянутых "знаков" внутреннего человека: выражаться, изображаться, проскальзывать, сквозить и т.п. К ним примыкает группа семантических дериватов, созданных по модели "процессы окружающего мира - наблюдаемые процессы внутреннего мира человека", типа светиться, сверкнуть, потухнуть, озариться и др. Метафора, обозначающая определенные физические симптомы психического, исследована, в частности, ЮД. Апресяном [Апресян, 1995, Апресян, 1993], Н.Д. Арутюновой, Е.Н. Ширяевым - в аспекте изучения бытийных предложений личной сферы [Арутюнова, Ширяев, 1983].
Своеобразными "знаками" внутреннего человека являются и так называемые симптоматические глаголы и глагольные словосочетания со значением произвольных и непроизвольных проявлений внутренних состояний. Маркированными членами этой оппозиции выступают предикаты психофизиологических реакций (бледнеть, краснеть, дрожать, вздрогнуть и др.), немаркированными - предикаты внешних проявлений внутренних состояний в выражении лица, мимике, движении (ср.: Он нахмурился - Он специально нахмурился; Он поднял брови от удивления - Он нарочно поднял брови, демонстрируя свое удивление ) [Вольф, 1989, с. 71-73; Апресян, 1995].
Наряду с лексико-семантическими средствами в описании внутреннего человека по его внешнему облику и поведению, важную роль, а в некоторых случаях определяющую, играет и грамматический строй речевого сообщения. Показательно в этом смысле сопоставление предложений, тождественных по лексическому наполнению, но различающихся грамматически. Ср., например, предложение, построенное по так называемой дативной синтаксической модели, - Человеку грустно - с предложениями, созданными по адъективной и глагольной моделям, - Человек грустен; Человек грустит. В первом случае высказывание представляет собой сообщение о внутреннем состоянии субъекта как о ненаблюдаемом, незаметном и неизвестном окружающим (признак внешней выявленности оказывается немаркированным). Во втором - грамматическая организация высказываний позволяет интерпретировать психическое как обнаруживаемое вовне – в некоторых внешних признаках, побуждающих наблюдателя предположить соответствующее состояние у этого человека [Золотова, 1998, с. 191-192].
Выбор синтаксической структуры со значением внешней выраженности внутреннего состояния, кроме того, позволяет дифференцировать способы его проявления, ср., например: В гневе Петр был грозен до ужаса… (Д. Гранин. Вечера с Петром Великим) и Немудрено, что в Немецкой слободе Петр дышал полной грудью, веселился … (Там же). Адъективная модель ориентирована на передачу сообщения о состоянии, проявляющегося во внешнем облике человека. Постановка прилагательного в позицию предиката означает, что субъект всем своим внешним видом (мимикой, взглядом, позой и т.п.) выражает испытываемое чувство, эмоцию, ментальное состояние, ср.: высказывания типа Он грозен (задумчив, грустен, весел) с синонимичными: У него грозный (задумчивый, веселый) вид; Он выглядит грустным (печальным, веселым) . Глагольная модель позволяет говорить о внутреннем состоянии, обнаруживаемом в поведении человека. Высказывания типа Он грустит (веселится) могут быть интерпретированы следующим образом: «Он ведет себя так, что обнаруживает состояние грусти (веселья), Он проявляет своими действиями это состояние» [Золотова, 1998, с.193].
Система многообразных способов (лексических, фразеологических, грамматических) вербального представления концепта "Выражение" (внешнее проявление психического) - одного из базовых в концептосфере внутреннего мира человека и, следовательно, важного аспекта исследования языкового образа человека, в общих чертах представлена в функционально-когнитивном словаре В.И. Убийко [Убийко, 1998].
3. Внутренний человек как микрокосм - ряды образов. Обратимся к исследованиям, направленным на расшифровку метафоры, при помощи которой, как известно, "мы понимаем абстрактные понятия, представляющие систему внутреннего мира человека, и можем рассуждать о них" [Пименова, 1999, с.24]. В зависимости от того, чтó положено в качестве интегрирующего компонента в основу семантического анализа образных выражений - представление: 1) о каком-либо конкретном, чувственно воспринимаемом предмете, служащем ассоциативно-образным основанием метафорического обозначения; 2) о некоем метафорически переосмысленном качественном признаке объекта физического мира, - определяют тип модели лингвистической интерпретации. В первом случае она представляет внутренний мир человека в виде аналога физической реальности – своего рода микрокосмом, включающим все, что есть в живой и неживой природе:
· основные стихии мира: воздушная (ветер, ураган), огненная (пожар, огонь), водная (жидкость), ср.: порыв любви, в пылу страсти, вспыхнуть от обиды, прилив чувств и т.п.;
· болезнь, ср.: душевные муки, сердце ноет ;
· животное, растение, ср.: воспарить душой, совесть гложет , расцветающая любовь;
· свет / солнце – тьма / ночь / мрак, ср.: луч надежды, мрачные мысли ;
· человек, ср.: сердце заговорило, воспитание чувств ;
· текст, знак, ср.: написанное на лице удивление, прочитать в глазах радость ;
· пища, питье, ср.: горький стыд, сладкие воспоминания .
Подобные образные ряды представляют большой интерес: они наглядны, достаточно конкретны и действительно позволяют представить воплощенный в языке картинно-образный облик внутреннего мира человека. Однако их составление связано с определенными трудностями: далеко не во всех случаях удается точно идентифицировать явление физической реальности, "по образу и подобию" которого изображен тот или иной компонент психики. Если, скажем, в метафорических сочетаниях сердце подсказывает, игра воображения очевиден антропоморфизм, то в метафорах молод душой, совесть проснулась осознается более широкий спектр "-морфности", ибо физиологические признаки 'возраст', 'сон', приписываемые явлениям внутреннего мира, свойственны любому живому существу. В подобных случаях выручает 2-я модель описания образной лексики: она лишь намекает на области физического мира, втянутые в процесс метафоризации, указывая не на предметы и явления, а на их характерные признаки и свойства, положенные в основу универсальной или национально-специфической образной репрезентации психики. Так, воображение, моделируемое "по образу и подобию" живого существа, в английской ЯКМ может наделяться такими свойствами, как 'витальность', 'болезнь', 'сила', 'слабость' и 'бодрость'. Ограничения, накладываемые на сочетаемость лексемы "воображение " в русском языке, показывают, что в нем данному концепту присущи 'сила', 'болезнь', 'витальность' (ср.: сила воображения, больное воображение, живое воображение ), а 'бодрость' и 'слабость' ему чужды (*бодрое воображение, *слабость воображения ) [Пименова,1999].
Представить все многообразие образной репрезентации психики в виде исчерпывающего списка (предметов и их признаков) – задача трудно выполнимая. Диапазон этих образов широк настолько же, насколько сложна и многолика физическая реальность – источник интерпретаций "внутренней вселенной". Возможным выходом из этого положения нам кажется поиск так называемых архетипических образов (см.: [Уилрайт, 1990]). Однако на пути исследователя при расшифровке метафоры неизбежно вырастает и другая проблема, очевидная прежде всего для тех, кто пытается использовать результаты реконструкции ЯКМ в лексикографии: трудно, а то и практически невозможно связать воедино известные в литературе концептуальные метафоры эмоций типа "любовь – путешествие", "радость – легкая жидкость", "страх – спрут", т.к. мотивирующие их образы "относятся к чересчур различным областям природы и деятельности человека" [Апресян, 1993, с.33]. Эта трудность преодолевается в том случае, если расшифровку метафоры осуществляют, исходя из приписываемого наивной антропологии принципа единства человека "внешнего" (тела) и человека "внутреннего" (души). Известный тезис А.А. Потебни о том, что язык является вполне убедительным доказательством общечеловеческой наклонности " находить общее между впечатлениями различных чувств" [Потебня, 1999, с.95], развивается современными исследователями. Стало очевидным, что "телесная метафора души" [Апресян, 1993, с.33] является продуктивной моделью в русском языке и обладает при этом значительной объяснительной силой. Предложенные для эмоций аналоги (страх – холод , жалость – физическая боль , страсть – жар и т.д.) позволяют интерпретировать значение целого круга выражений типа трястись от страха, до боли жалко, кипеть от ярости . Несмотря на то, что языковая концептуализация данной модели ограничена главным образом областью симптоматики чувств, этот путь изучения продуктивен: образы, представляющие "телесную метафору души", складываются в последовательную систему концептуализации внутреннего мира человека.
4. «Образная грамматика иносознания». Обратимся к исследованиям, выполненным на "макроуровне", направленным на выявление базовых для ЯКМ семантических категорий репрезентации психики. В этом случае языковой образ внутреннего человека представляют в виде системы категорий-ипостасей [Одинцова, 2000б; Пименова, 1999], в основе каждой из которых наглядный, телесный опыт человека, вернее, обобщающие этот опыт повторяющиеся динамические образцы наших процессов восприятия. Так, все многообразие лексико-грамматического представления психики может быть сведено к двум основным способам (называющимся в литературе целостно-субъектным и частично-субъектным, см.: [Одинцова, 1994; Седова, 2000; Арутюнова, 1999],), реализующим одну и ту же образную схему "часть – целое". В одних случаях человек мыслится мельчайшей неделимой частью мира, психическое осознается как неотъемлемое от него (ср.: Человеку страшно; Она очень расстроится ), в других - человек представлен как сложное целое, состоящее из множества частей (Душа радуется; На сердце тревога; Убить в себе человека). Отчужденные от человека "части", будь то органы или квазиорганы (сердце, мозг, душа и пр.), состояния или чувства (любовь, сомнение), плоды духовной деятельности человека (мысль, идея) или его alter ego, выступают в роли одного из персонажей сообщения наряду с реальным субъектом состояния или в роли его метонимического заменителя. Внутренний человек, представленный одной из указанных ипостасей (целостный / частичный), в свою очередь, включен в систему более конкретных семантических категорий, формирующих "грамматику" образов-метаморфоз сознания (в широком смысле), "как бы наблюдаемого со стороны… подлинного (физически реального) Я-субъекта" [Одинцова, 2001, с. 77]. Каждая из них объединяет все многообразие лексической и семантико-синтаксической репрезентации психики (метафоры, сравнения, конструкции из слов с прямым и переносным значением) и представляет особую точку зрения на внутреннего человека в целом или его "части", отводя им определенное, прагматически значимое аргументное место в структуре моделируемой ситуации:
а. Категория субъекта (агенса) внутреннего мира. Подобно реальному субъекту состояния, компоненты внутреннего мира человека могут наделяться признаками самостоятельно действующих субстанций и моделироваться в речи как некие активные существа, изнутри управляющее человеком. [В литературе известны и другие названия этой категории – "внутренний" человек[2] (М.В. Пименова), обитатель "внутренней вселенной" (М.П. Одинцова)]. В роли метафорического субъекта внутреннего мира, как правило, выступает персонифицированный партитив (условный орган психики, чувство, черта характера, alter ego человека и т. д.). Например: Покуда мозг страдал и сомневался , синела и ослабевала ночь (Б. Ахмадулина); Животное и человеческое ежеминутно сражаются в человеке, и слово… "любить" ничего не значит, если первое побеждает второе. (В. Каверин. Наука расставания).
б. Категория вместилища, или - шире - локуса. В русской ЯКМ вместилищем субъектов и объектов внутреннего мира мыслится как человек в целом, так и отдельные его "части". Например: Он завсегдатай сердца моего. (Б. Ахмадулина. Сны о Грузии); Сладкая струна вдохновения вибрировала в желудке . (М. Веллер. Ноль часов). Категория вместилища помогает также представить событие внутреннего мира и как направленное движение одного его элемента внутрь другого (врезаться в память , вбить мысль себе в голову ).
в. Категория объекта. Она позволяет интерпретировать явления внутреннего мира в аспекте способности служить объектом действия, воздействия, чувства, мысли реального субъекта состояния. "Предмет" психики может быть объектом обожания: Все обожают Пушкина и свою любовь к Пушкину. (С. Довлатов. Заповедник) и намеренного истребления: И в конце концов после одного разговора, помолчав, прямо спросила, как Таля думает, может ли Вадим Андреевич жить без нее? И сама ответила. Конечно, может, но постепенно уничтожа я в себе доброго, любящего человека . (В. Каверин. Наука расставания). Кстати, реальный субъект состояния также может получить роль инактивного участника ситуации, испытывающего воздействие со стороны своих эмоций, мыслей и т.п. (На меня напал страх; Эта мысль не дает мне покоя ).
г. Категория инструмента. Она позволяет представить «предмет» психики со стороны его способности служить пассивным передатчиком действия на объект. Например: Это голое давление не поддавалось ни анализу, ни логике: никак не мог Лева расположить его [Мишатьва], поняв, в своей системе, то есть победить, перешагнув разумом . (А. Битов. Пушкинский дом); После того как он работал головой – все по учебе оказалось так примитивно… (Он же).
В основу избранного нами подхода к изучению языкового образа внутреннего человека был положен именно этот категориальный принцип семантического описания. Безусловным достоинством категориального похода, как, впрочем, и трех предыдущих, является то, что в его рамках можно выстроить целостную языковую модель внутреннего человека. При всем этом он обнаруживает ряд дополнительных преимуществ. Плюсы категориального семантического подхода, по нашему мнению, состоят в следующем.
Во-первых, он в определенной степени гарантирует защиту от произвола в интерпретации языкового материала (чего не избежать, например, при составлении образных рядов путем расшифровки метафоры). Реконструкция языкового образа внутреннего человека осуществляется с опорой на формализованные, получившие системно-языковое воплощение смыслы – семантику выработанных в языке грамматических форм, классов, конструкций, что позволяет свести к минимуму субъективизм в интерпретации языкового и речевого материала.
Во-вторых, категориальный семантический подход обладает значительной (по сравнению с «анатомическим» и «симптоматическим») объяснительной силой. Языковые категориальные смыслы максимально абстрактны, универсальны (они соответствуют предельно общим понятиям о действительности), и, следовательно, с их помощью может быть охвачен самый разнообразный языковой и речевой материал, демонстрирующий и реалистические, и мифопоэтические способы репрезентации явлений внутреннего мира человека, в том числе сообщения о феноменах психики, не включенные наивным сознанием в число органов внутренней жизни, а также высказывания, не маркированные по признаку внешнего симптоматического выражения внутренних состояний.
По нашему мнению, категориальное семантическое исследование внутреннего человека особенно эффективно, если рассматривать "образную грамматику иносознания" (М.П. Одинцова) в расширенном виде, включая в нее и категории низшего уровня (указывающие на сферы – источники концептуализации психики: человеческое, животное, растительное и т.п.), реализующиеся в сфере идиоматики, лексической метафоры, сравнений и т. п.; рассматривая органы внутренней жизни в границах инструментальной категории. Изучение семантических категорий в системе дифференцирующих их субкатегоральных смыслов, регулярных семантических оппозиций позволяет повысить «иллюстративность» результатов исследования, увидеть за ними национально-специфические образы, формирующие языковую КАРТИНУ внутреннего мира человека.
Таким образом, полное, системное описание словесных образов внутреннего человека может быть получено только в результате интеграции (несводимой, естественно, к простому суммированию) исследований, выполненных в рамках рассмотренных нами подходов к материалу. Основным инструментом описания, реализующего интегративный подход, является семантическая категория в системе ее субкатегориальных смыслов, воплощенных в значениях различных по уровневой принадлежности языковых единиц, обладающих значительным образным и прагмастилистическим потенциалом. Рассмотрим подробнее историю понятия семантической категории, определим его содержание.
1.2. Категории и категоризация в семантических описаниях языка, науке и философии. Определение межуровневой семантической категории как инструмента интерпретации и языковой репрезентации
внутреннего мира человека
Известно, что ЯКМ, как всякая картина мира, имеет двойственную природу. С одной стороны, это некое идеальное, ментальное образование - сумма значений и представлений о мире, упорядоченных по тем или иным основаниям в интегральную систему [Телия, 1998, с.176-177], - результат репрезентации сущностных свойств мира в понимании ее носителей, результата всей духовной деятельности человека [Постовалова, 1998, с.21]. С другой стороны, это объективированное образование, опредмеченное в знаковых, в нашем случае языковых формах. ЯКМ - это, таким образом, вторичный, идеальный мир в языковой плоти [Колшанский, 1990], соответственно и семантическим категориям, его формирующим, также присущ двойственный характер. Они имеют самое непосредственное отношение к сфере мышления, точнее, к определенным структурам сознания человека, каждая из которых есть форма ментальной репрезентации действительности - "форма созерцания, восприятия, представления вещей" [НФЭ, т. Ш., с. 370], необходимое человеку "средство вариативной интерпретации действительности" [Иссерс, 1999, с. 42] и "осознания мира " [СПП, с. 272]), и в то же самое время к языку, реально всегда выступая в его определенном воплощении, «преломлении» (они выступают в качестве инвариантных компонентов плана содержания языковых единиц разных уровней [Бондарко 1985, 2001; Сусов, 1985; Литвин, 1985]). Эти концептуально обусловленные категории, воплощающиеся в языковой семантике и формирующие языковой образ мира, называют семантическими категориями (СК).
1.2.1. Категория и категоризация в научных и
философских концепциях
Исследователи (А.В. Бондарко, Л.М. Васильев, Т.И. Стексова) отмечают, что семантические категории связаны со сферой мышления, и в частности с категоризацией - мыслительной операцией, направленной на формирование категорий как понятий, предельно обобщающих и классифицирующих результаты познавательного деятельности человека [НФС, с.480].
Неслучайно категорию
29-04-2015, 05:00