Метафорический потенциал слова и его реализация в поэме Т.С. Элиота The Waste Land

искусства и действительно не имела прямого отношения к чувствам, разочарованиям поколения. Поэтому, с точки зрения Элиота, говорить об их связи – «чистейший вздор».

Перед искусством, в особенности когда оно находится в состоянии кризиса,  стоят иные цели. И главной задачей своего произведения автор считает восстановление литературной традиции, разрушенной позднеромантической поэзией. Таким образом, цель «Бесплодной земли» – устранить разрыв между прошлым и настоящим и вернуть языку былую эмоциональную и смысловую насыщенность.

Рассмотренные выше основополагающие принципы литературно-критической теории Элиота касаются главным образом проблемы поэтической формы, но в их основе лежат некие общие идеи о мире и человеке. Несомненно, «Бесплодная земля», являясь высшей точкой философских и творческих исканий раннего Элиота, дополняет понимание этих общих идей. Но если в критике они реализуются в виде рассуждений частного порядка, то в поэме они воссоздаются при помощи сложной системы художественных образов.

Элиот, создавший весьма оригинальную литературно-критическую теорию, не был новатором в области этики и философии. Он не разработал собственной этико-философской системы и его воззрения отличались крайним эклектизмом. Общее понимание проблемы бытия, вселенной и человека не выходило в его представлениях за рамки традиционной христианской этики, которая была опосредована некоторыми философскими (Бергсон, Брэдли), культурологическими (И.Бэббит, П.Э.Мор, Ш.Моррас) и антропологическими (Дж.Фрэзер, Л.Леви-Брюлль) теориями. Элиотовскую картину мира, конечно, усложняло его увлечение восточными верованиями, в частности, буддизмом и индуизмом.

Согласно воззрениям Элиота, отразившимся в его эссеистике и поэтическом творчестве, причиной вечной трагедийности бытия людей является их собственная человеческая природа. Первородный грех разделил человека и Бога. Возможность приблизиться к Богу заложена в смирении, в осознании человеком своего места в системе мироздания по отношению к Богу. Однако история человечества, как ее мыслит Элиот, представляет собой не движение к Богу, а извечное повторение первородного греха. Человек подчиняет свою жизнь земным желаниям, отказываясь признать власть Бога, внеположенных абсолютных ценностей над собой. Греховное начало вытесняет в его душе божественное. Он сам стремится к власти, к обладанию миром, т. е. принимает на себя роль Бога. Пренебрежение этическими нормами приводит к распаду  внутренней целостности. Человек замыкается в сфере собственных обыденных чувств, иными словами в сфере своего сугубо человеческого «я», отчуждаясь от Бога, первоосновы всего сущего, от мира  и от людей. Его речь перестает быть адекватным выражением восприятия мира.

Такими Элиот видит своих современников. Именно человек начала ХХ века, эпохи распада всех ценностей, и то состояние, в котором он пребывает, становятся предметом размышлений автора «The Waste Land». Передо читателем последовательно развертывается сознание человека и художника, принадлежащего постромантической культуре. В этом смысле поэма неотделима от своего времени. И, несмотря на категорическое нежелание Элиота   быть причисленным к тем писателям, которые говорили о проблемах «потерянных», по своему духу, настрою, определенным мотивам поэма все же неразрывно связана с литературой «потерянного поколения». Конфликты эпохи за счет смещения временных планов перерастают у Элиота во вселенскую катастрофу, в универсальные проблемы бытия человека, и этот момент всегда следует иметь в виду при анализе «The Waste Land».

Человек (художник) как субъект культуры оказался предоставлен самому себе. Романтизм уничтожил традицию  (систему устойчивых эстетических принципов), которая была для художника источником творчества. Современный художник пытается обрести вдохновение, обращаясь к своему обыденному «я», но подлинное творчество связано не с обыденной личностью, не с импульсивным вдохновением, а с традицией. Последняя же разорвана в сознании героя «The Waste Land». Прошлое и настоящее культуры изолированы друг от друга. Прошлое замкнуто на себе самом и возникает в поэме в виде обрывочных воспоминаний, бессвязного нагромождения вырванных из контекста цитат и образов. Настоящее в свою очередь не несет в себе прошлого, ибо  герой не  ощущает и не осознает из глубинной тождественности той метафизической основы, которая их объединяет. Следовательно, и прошлое, и настоящее лишены для него смысла. Е.Ганнер полагает, что возникающие в пятой части «Бесплодной земли» видения повествователя, которые символизируют крушение западной культуры заставляют его искать истину в восточной мудрости. Идеи буддизма и индуизма создают, по мнению исследовательницы, нравственную основу для возрождения героя[цитата по:Ганнер,1958:133]. С этим утверждением вряд ли можно согласится, ибо поэтический текст делает очевидным, что постулаты «Бхагават-гиты» и Упанишад превратились в современном мире в пустые абстракции и утратили всякий смысл. Восточная мудрость - такая же бесплодная пустыня для героя, как и западная.

Распад европейской культуры Элиот мыслил не только в историческом, но и в синхроническом срезе. Ее жизненность заключена в единстве всех ее составляющих, т. е. национальных культур. Такое единство, по мнению поэта, со всей очевидностью демонстрировало позднее средневековье. Однако с течением времени произошло обособление национальных культур, поскольку у европейцев исчезло ощущение актуальности для современной жизни основы всей европейской культуры – античности. Идея распада европейского древа передается Элиотом в «The Waste Land» при помощи смешения различных языков. Цитаты на семи языках, которые включаются в английскую речь повествователя, создают ощущение языковой сумятицы, Вавилонского столпотворения, которое достигает кульминации в финале поэмы:


London Brige is falling down falling down falling

down

Poi s’ascose nel foco che gli affina

Le Prince d’Aquitaine a la tour abolie

This fragments I have shored against my ruins

Why then Ile Fit you. Hieronimo’s mad againe.

Datta. Dayadhvam. Damyata.

Shantih Shantih Shantih


Весь этот комплекс идей представлен в поэме двумя центральными темами. Первая из них традиционно обозначается в как «смерть-в-жизни». Герой «Бесплодной земли» утратил жизненные силы: его бытие лишено смысла. Оно бессознательно,  автоматично. Такого рода существование связано не с миром жизни, а с миром смерти. Смерть в контексте поэмы перестает быть освобождающей силой и становится формой зкзистенции. Эта идея задана уже в эпиграфе, где говорится о умской Сивилле, которая от старости превратилась в горсточку пыли, но тем не менее не прекратила своего земного существования.

В «The Waste Land» Элиот демонстрирует различные вариации темы смерти-в-жизни. Мария Лариш с ее беспредметными воспоминаниями; сам повествователь поэмы, переживший любовный экстаз в гиацинтовом саду; мадам Созострис; толпа безликих людей, движущаяся по Лондонскому мосту; великосветская дама, вульгарная девица Лил, клерк и машинистка и другие персонажи поэмы – существование всех этих героев есть смерть-в-жизни.

Этический смысл, который данная формула подразумевает, также чрезвычайно важен для понимания проблематики «Бесплодной земли». В III главе поэмы («The Fire Sermon») читатель оказывается свидетелем любовного свидания клерка и машинистки. Оно наглядно демонстрирует концепцию Элиота. Читатель видит, что любовь превратилась для современных людей в своеобразное телесное упражнение, вошедшее в привычку. Здесь нет ни животной страсти, ни осознанного зла, ни любви и добра. Акт живой природы напоминает нам скорее механический процесс, работу раз и навсегда заведенных автоматов. Итак, согласно Элиоту, неспособность людей различать добро и зло неизбежно связана с формой их существования, смертью-в-жизни.

К сожалению, в элиотоведении, как правило, упускается из виду актуальнейший вопрос о возможных литературных источниках центральной темы поэмы, которую Элиот сам называл «смерть-в-жизни». Из всех известных исследователей  эту проблему рассматривает в своей работе лишь Е.Ганнер. Она полагает, что основная тема «The Waste Land» была подсказана автору знаменитой поэмой С.Т.Кольриджа «Сказание о старом мореходе». Элиот, как указывает Ганнер «заимствует у Кольриджа образ жизни-в-смерти и переосмысляет его в тему смерти-в-жизни» [цитата по: Gunner:143]. Исследовательница подробнейшим образом аргументирует свое предположение, проводя сопоставление центральных тем двух поэм. Однако конкретных фактологических доказательств того, что Элиот взял образ именно у Кольриджа нет. Мотив жизни-в-смерти был широко распространен в литературе XIX века, и вполне мог быть заимствован Элиотом у Гофмана, Шелли, Э.По, Т.Готье и др.

Вторую важнейшую тему поэмы исследователи определяют как тему метаморфозы, изменения или возрождения. Метаморфоза, что с очевидностью демонстрирует «The Waste Land», согласно Элиоту, есть сущность бытия и искусства. В материальном мире все изменяется, происходит непрерывная смена одних форм другими. Здесь нет ничего устойчивого, сущностного. Постоянен только сам процесс метаморфоз. Тема представлена в “The Waste Land” многочисленными образами, ситуациями, цитатами  реминисценциями и имеет в поэме два плана: реальный и идеальный. Последний ориентирует читателя на “норму”, показывая, каким образом герой способен вновь обрести жизненные силы. Идеальный план темы, как правило, непосредственно связан с контекстом того источника, откуда заимствована цитата или реминисценция, вводящая данную тему. Реальный план представляет собой трансформацию идеального в событийном контексте «The Waste Land», демонстрируя читателю то, что происходит с героем на самом деле.

Прежде всего необходимо выяснить, что же составляет содержание идеального плана. Оно связано с целью, к которой стремится герой поэмы, - преодолеть собственное бесплодие (физическое и духовное), выйти из состояния смерти-в-жизни, возродиться к новой, подлинной жизни, наполненной смыслом. Герой должен завершить свое существование в качестве единичного, отчужденного субъекта и приобщиться к некоему вечному началу в мире. Такого рода предельно упрощенная схема идеи возрождения лежит в основе элиотовского понимания древних ритуалов. Кроме того, схема объясняет, согласно Элиоту, два литературных памятника: «Метаморфозы» Овидия и «Бурю» Шекспира. Реминисценции и цитаты из этих двух произведений постоянно возникают на страницах «Бесплодной земли». Особое значение для понимания поэмы имеет упоминание мифа о Филомеле, заимствованного из «Метаморфоз» и фразы «жемчужинами стали глаза», взятой из «Бури» Шекспира. Овидиевский миф и песня Ариэля объединены в представлении Элиота общей идеей: человек умирает и одновременно возрождается в новой форме. Он преодолевает собственную ограниченность телесным началом, отчужденность от мира и сливается с природой. Напомню, что метаморфоза всегда была для Элиота метафорой истинного искусства. Она очень точно воссоздает логику его рассуждений в поэтической форме. Согласно теории Элиота «частные идеи человека, личностные эмоции возрождаются и обретают универсальный смысл в искусстве, трансформировавшись в новые единства» [цитата по: Элиот,1953:146].

Реальный план темы возрождения, существенно корректирует идеальный. Элиот дает читателю понять, что все благое в мире обретает противоположный, зловещий смысл. Герой проходит стадию возрождения. Он умирает для своей прежней жизни и обретает новое существование в и иной качественной форме. Однако смерть героя, поэтически воссозданная Элиотом, полностью лишается высшего смысла. Она представляет собой естественный, бессознательный процесс, который свойственен органической природе. Читатель видит не возрождение к подлинной жизни, не слияние с божественным началом. Он становится свидетелем внешних изменений, происходящих с героем.

Так в IV главе поэмы («Death By Water») Элиот описывает смерть Флеба-финикийца, где метаморфоза затрагивает лишь облик героя: некогда он был красив и юн, теперь от него остались лишь кости. Сущность его экзистенции не изменилась, ибо земная жизнь Флеба, подчиненная эфемерным, корыстным целям, нисколько не отличается от его существования «под водой» в виде разрозненных костей.

Одна форма смерти-в-жизни сменяет другую, и происходит возрождение-в-смерть. Идея повторяемости различных форм смерти определяет понимание Элиотом истории человечества. Последняя предстает в поэме как бесконечный процесс чередования различных форм смерти-в-жизни. Вырваться из этого круга дурной бесконечности человеку не дает его греховность, его неспособность признать, что высшие ценности существуют вне его «я».

В окончательном варианте «The Waste Land» греховная интенция субъекта очевидна в сцене любовного свидания в Гиацинтовом саду, которая завершается утратой чувственных способностей индивида:


                                   I could not

speak, and my eyes failed, I was neither

Living, nor dead, and I knew nothing,

Looking into the heart of light, the silence.                      

Она возникает и в конце первой главы, где герой опасается собаки, которая может откопать труп.

Стремление преодолеть свою изолированность от мира (возродиться) выплескивается у великосветской дамы (глава «A Game Of Chess») в импульсивный порыв: «What shall I do?/ I shall rush out as I am/ walk the street with my hair down». Глубинный смысл, заложенный в этой фразе, легко объяснить в контексте другой цитаты из финала поэмы:               


.... I have heard the key

Turn in the door once and turn once only

We think of the key, each in his prison

Thinking of key, each confirms a prison.

Обе цитаты имеют внутреннее тождество. Гипертрофированная страсть, проявляющаяся в попытке человека внутренне освободиться (возродиться), лишь усугубляет его страдания. Чувственная (греховная) по своей природе страсть к возрождению оказывается причиной еще большей замкнутости, смерти-в-жизни: думая о ключе (т.е. об освобождении), субъект, согласно Элиоту, сам строит себе тюрьму.

Итак, рассмотренные выше две центральные темы «The Waste Land», отразившие христианское мировидение Элиота, определили художественный принцип воссоздания облика современного человека в поэме, лирический герой Элиота по мере творческой эволюции поэта предстает все более и более деиндивидуализированным. «The Waste Land» со всей очевидностью подтверждает эту мысль.

«The Waste Land» – это набор голосов, порой не имеющих конкретных субъектов, которые переходят друг в друга, сливаются с событиями и предметами. Человек, живущий не подлинной эмоцией, а эмоцией толпы, превращается в функцию и занимает место в мире, равноправное по отношению к бездушным предметам, которые его окружают.

Необходимо отметить, что в процессе работы над поэмой Элиот сам стремился к предельной деперсонализации своих персонажей. Он согласился с редакцией Эзры Паунда, который вычеркивал из «The Waste Land» все то, что давало бы читателю возможность воспринимать кого-либо из действующих лиц как цельную личность, т. е. Паунд изымал из текста те куски, где дается характеристика героя или описание обстоятельств его жизни.

Многие исследователи творчества Элиота стремятся идентифицировать повествователя, связать его роль с каким-то конкретным персонажем в поэме. Чаще всего функции повествователя и главного героя приписываются Тиресию, персонажу древнегреческой мифологии, слепому прорицателю, который появляется в III главе поэмы («The Fire Sermon»). Фигура Тиресия действительно важна для понимания поэмы в целом, поэтому следует остановиться на ней несколько подробнее.

Элиот дает характеристику своему герою в комментариях: «Tiresias, although a mere spectator and not indeed a ‘character’, is yet the most important personage in the poem, uniting all the rest. Just as the one-eyed merchant, seller of currents, melts into the Phoenician Sailor, and the latter is not wholly distinct from Ferdinand of Naples, so all the women are one women, and the two sexes meet in in Tiresias. What Tiresias sees? In fact, is the substance of the poem».

При всем разнообразии исследовательских трактовок их, как можно понять, объединяет общий недостаток. Элиотоведы оставляют без внимания то, что данный эпизод несет в себе иронический подтекст. Действительно, само по себе комично уже то, что свидетелем банальнейшей любовной сцены оказывается не какой-нибудь лондонский зевака, а мудрый прорицатель. Перед Тиресием некогда трепетали даже могущественные цари. Именно он разгадал страшную тайну Эдипа. Даже после смерти, в Гадесе он не утратил свою силу и предсказал Одиссею его судьбу. В поэме читатель видит, что прошлое Тиресия иронически противопоставлено его настоящему. В самом тексте «The Fire Sermon» воспоминания прорицателя выделены синтаксически и стилистически: они заключены в скобки и переданы возвышенным слогом:


«And I Tiresuas have foresuffered all

Enаcted on the same divan or bed;

I who have said by Thabes below the wall

Or walked among the lowest in the dead». 

Тиресий в «The Waste Land» не лишен способностей прорицателя. Но он тем не менее - обитатель современного мира, вовлеченный в круговорот жизни/смерти и возрождений-в-смерть. Проникнуть в сущность мира, то есть возвыситься над миром, Тиресию не дано. Он, подобно другой прорицательнице, героине «The Waste Land», шарлатанке мадам Созострис, видит только внешние формы жизни. Поэтому представляется неправомерным рассматривать его как пророка, которому открыта высшая истина.

Образ Тиресия сложен еще и потому, что он выполняет а поэме чисто формальную функцию. С одной стороны, передо нами - как бы карикатура на неискушенного читателя, который теряется в лабиринтах “The Waste Land”, с другой - дополнительный уровень текста - конвенция между поэмой и ее читателем.

Одним из важнейших факторов, сыгравших немаловажную роль в том, что поэма воспринималась как реальное воссоздание переживания человека, был ее автобиографизм.

Внешний план повествования зачастую отражает личный опыт поэта. Толпы людей, переходящих Лондонский мост и изображенные в финале «The Burial of the Dead», - одно из самых ярких воспоминаний Элиота о его жизни второй половины 1910-х годов. Будучи клерком банка Ллойда в те годы, он мог ежедневно в девять часов утра наблюдать, как одинаково одетые клерки спешат по Лондонскому мосту в Сити, чтобы занять свои места в конторах.

Разговор неврастеничной дамы с ее приятелем («A Game OF Chess») во многом, как установили биографы Элиота, передает сложный характер взаимоотношений самого Элиота с его первой женой Вивьен. Встреча повествователя с мистером Евгенидом («The Fire Sermon») - реальный эпизод из жизни самого Элиота, к которому однажды на улице пристал какой-то коммерсант из Сирии.

Уже не раз отмечалось, что «The Waste Land» стала итогом раннего творчества Элиота. Поэма синтезировала открытия в области поэтической формы, сделанные им в первом и во втором стихотворных сборниках.

Прежде всего, в поэме я наблюдается предельное усиление рефлексии, которая теперь приобретает в творчестве Элиота тотальный характер. Поэт реконструирует разные способы видения мира (с этим связано разделение повествователя на множество масок и голосов), языковые и эстетические практики, представляющие различные ментальности. При этом он охватывает всю европейскую культуру, начиная с ее истоков. Элиот обнажает генезис различных форм ментальности, эксплицирует их внутренние интенции.

Способы языкового освоения мира, соответствующие различных культурным эпохам, представлены в поэме в виде многочисленных цитат, аллюзий, реминисценций из произведений авторов, принадлежащих этим эпохам. Интертекстуальность, предполагающая ситуацию «текста-в-тексте», становится отличительной особенностью поэтики Элиота. Повествователь «The Waste Land» вовсе не делает попытки скрыть заимствованные цитаты. Напротив, он маркирует их; во-первых, он сохраняет особенности стилистики цитируемых текстов; во-вторых, он указывает в комментариях на их источник; в-третьих, неоднократно повторяет их в тексте поэмы.

Цитата, заимствованный эпизод или аллюзия репрезентируют не только само произведение, но и реализованную в нем ментальность, культурный блок, эпоху. Чужое, «готовое» слово возникает в тексте Элиота, неизменно обнаруживая свою природу, внутреннюю структуру, процесс своего рождения. Такого рода «препарирование» готового знака обеспечивается тем контекстом, в который его помещает поэт. Заимствованный знак возникает в тексте «The Waste Land» и сразу же ориентирует читателя на определенный стереотип, на знакомую и предсказуемую ситуацию. Однако Элиот неизбежно обманывает читательское ожидание, предлагая совершенно непредсказуемое развитие художественной реальности, вводя заимствованный знак в «неподходящий» для него контекст. 

Приведем пример из II главы («A Game of Chess») поэмы «The Waste Land». Она начинается с описания будуара светской дамы: 

The chair she sat in, like a burnished throne

Glowed on the marble…

Cразу же обнаруживается здесь заимствование – цитата из трагедии Шекспира «Антоний и Клеопатра». Элиот перефразирует слова одного из героев пьесы, Энобарба, рассказывающего о первой встрече Антония и египетской царицы:

The barge she sat in, like a burnished throne

Burned on the water. 

Перенесение шекспировской метафоры в контекст поэмы порождает комический эффект. Читатель вправе ожидать соотнесение с лучезарным троном корабля, как это происходит у Шекспира, но вместо корабля в тексте Элиота появляется кресло. Ироническое несоответствие ситуаций обнаруживает интересный диалог двух произведений, поэмы Элиота и трагедии Шекспира. Автор «The Waste Land» вводит всего одной фразой реальность шекспировской трагедии в свою поэму. Антоний, как мы помним, отказывается от борьбы за власть ради любви к Клеопатре, что становится причиной его гибели. Уже роскошь и могущество египетской царицы таит в рассказе Энобарба роковую силу эроса, порабощающего волю человека. Тот же смысл Элиот вкладывает в описание будуара светской дамы, героини “Бесплодной земли”. Здесь, как и у Шекспира, царит скрытый и роковой эротизм. Конфликт и ситуация в данном эпизоде поэмы Элиота, благодаря соотношению с «Антонием и Клеопатрой» выглядят парадигматическими, универсальными. С одной стороны, шекспировская цитата объясняет эпизод поэмы. Но, с другой, сам контекст поэмы интерпретирует реальность шекспировской пьесы. «Исправив» всего одну деталь (заменив корабль креслом), Элиот снижает высокий пафос «Антония и Клеопатры». Его цель – показать обыденность, примитивность гипертрофированной чувственности и фиктивность всяких попыток ее драматизировать.


Цитирование в «The Waste Land», в отличие от предыдущих произведений Элиота, приобретает системный характер. Поэма являет собой сложную многоуровневую систему. Ее уровни составляют культурные блоки, представленные принадлежащими им произведениями. Здесь Элиот шифрует все стадии формирования современного ему менталитета, точнее их художественные эквиваленты.

За цитатами, аллюзиями, формирующими основные уровни повествования, как правило закрепляется вполне определенная тема или мотив.

Следующий уровень повествования, который составляют цитаты и образы, заимствованные из Ветхого и Нового Заветов Библии, обычно в поэме напоминают о вечных духовных ценностях, утраченных современных человеком.

Важнейшей особенностью поэтики «The Waste Land», отчасти связанной с рефлективной стратегией Элиота, является фрагментарность. Этот принцип усиливается автором «The Waste Land» настолько, что фрагментарность в некоторых эпизодах превращается в коллаж. Технику коллажа Элиот заимствовал у художников-кубистов, творчество которых привлекло его в конце 1910-х годов. Кубисты создавали единое изображение, совмещая несвязанные друг с другом фрагменты и, более того, привлекали посторонние, не имеющие отношения к живописи материалы. Элиот, в свою очередь, совмещает описания явлений обыденной жизни, реплики героев, обрывки фраз, цитаты из литературных произведений, образы:


«On Margate Sands.

I can connect

Nothing with nothing.

The broken fingenails of dirty hands.

My people humble people who expect

Nothing»


la la


To Carthage then I came


Burning burning burning burning

O Lord Thou pluskest me out

O Lord Thou pluskest

Burning


Центральным лейтмотивом поэмы является цитата из пьесы Шекспира «Буря»: «Those are pearls that were his eyes». Она возникает дважды. Первый раз в главе «The Burial 0f The Dead», второй раз в главе «A Game Of Chess» как напоминание о переживании в гиацинтовом саду. Еще одна цитата-лейтмотив, играющая важную роль в поэме, была заимствована Элиотом из стихотворения Эндрю Марвелла «Застенчивой возлюбленной». В «Огненной Проповеди» цитата возникает дважды в несколько измененном виде, и один раз иронически обыгрывается Элиотом.

Лейтмотивными в «The Waste Land» оказываются и целые фрагменты текста. Например, описание города в финале “The Burial Of The Dead»:

Unreal Сity

Under the brown fog of winter dawn .

Оно предваряет размышления повествователя  о толпах безликих неиндивидуальных людей. Описание почти дословно повторяется в “Огненной Проповеди”:

Unreal Сity

Under the brown fog of a winter noon...

Наряду с фразами, цитатами, описаниями, функцию лейтмотивов осуществляют в «The Waste Land» образы, в частности, метафорические образы скалы (rock), воды (water), реки (river), тумана (fog), города (city), крысы (rat) и т.д.

Отличительное свойство поэтики «The Waste Land» - актуализация многозначности ключевых слов. Слово помещается поэтом в контекст, способный выявить все его основные значения, многие из которых утрачиваются в обыденной речи.

Достаточно привести пример из главы «The Burial Of The Dead», где мадам Созострис появляется с картами Таро. Ее колоду повествователь аттестует, как “a wicked pack of cards”. Слово “wicked” употребляется не только в значении “коварный” или “ведьминский”, но и в значении “греховный”. Согласно Элиоту, гадание современной шарлатанки, то есть неподлинное постижение мира, всегда является греховным.

Элиот создал уникальный художественный мир, в котором слова обыденной речи, трансформировавшись в поэтической реальности, обретали колоссальную силу.

При помощи рассмотренных художественных приемов он активизировал возможности английского поэтического языка.

2.3.Анализ контекстуальной значимости метафоры в тексте поэмы.

Определяя тематическую целостность поэмы можно сказать, что «The Waste Land» посвящена теме безуспешных действий и бессмысленных треволнений человека, неотвратимо ведущих к смерти, представленных в ярких ассоциативных образах о деградации современного общества, о безжизненности буржуазной цивилизации.

Так, в 1-ой части , которая называется «Погребение мертвого» ( The Burial of the Dead), возникает тема смерти. Ясновидящая Созотрис предсказывает смерть. Лейтмотив этой части выражен в стихе: «Я покажу тебе ужас в пригоршне праха».

Во 2-ой части – «Игра в шахматы» (А Game of Chess)- поэт развивает идею о том, что жизнь- это игра в шахматы, перестановка фигур, перемена ситуаций; в жизни нет сильных чувств: любовь- это не страсть, а просто игра и здесь настойчиво говорится о смерти.

В третьей части «Огненная проповедь» (The Fire Sermon) - говорится о том, что в холодном ветре не слышится ничего, кроме хихиканья смерти и лязга костей. Слепой прорицатель Тересий рассказывает об отношениях между мужчиной и женщиной, незнающих, что такое любовь, об объятиях без взаимного влечения.

В четвертой части – «Смерть от воды» (Death by Water) – главенствует мотив: труп финикийца в море.

В пятой части-«Что сказал гром» (What the Thunder Said)- поэт акцентирует тему смерти, тему гибели всего живого. В безводной каменной пустыне гремит гром, но нет дождя. Каждый живет в страхе, как заключенный в тюрьме. Поэма заканчивается мотивом безумия и троекратным погребением санскритского слова «шанти» - «мир».

Таким образом, основной целью моей работы является выявление закономерностей построения метафорических комплексов, позволяющих наиболее полно реализовать эстетическую и прагматическую информацию, заложенную в основу замысла автора. Лингвистический анализ данного стихотворного текста - это, прежде всего, изучение речевой художественной метафоры.

В целом ритмико-мелодическое построение этой поэмы непростое. Уже при первом взгляде на то, как написана поэма, можно выделить характерную закономерность: чередование более длинных и более коротких строк, но именно это чередование и является основой формирования поэтической ритмичности. Произведение с первого прочтения поражает тем, как Элиот свободно обращается с метрикой и конструкцией стиха; образы, свободно сменяющие друг друга, связаны между собой лишь субъективными ассоциациями автора, не всегда понятными читающему; они произвольно переходят один в другой. Поэтический рассказ ведется от лица человека, не ограниченного ни временем, ни пространством, и при этом представленного многолико: это и Тиресий из Финикии и одновременно рыцарь из легенды о святом Граале…Фонетико-динамическое оформление стиха является изобразительным средством. Именно такое оформление, а также ритмико-мелодическое построение помогает выявить ряд метафор как явления синтаксической семантики уже в первых четырех строках:

April is the cruelest month, breeding

Lilacs out of the dead land, mixing

Memory and desire, stirring

Dull roots with spring rain.

Здесь привлекают внимание ряд метафорических эпитетов, таких как “the cruelest month” –жесточайший месяц, “the dead land”-мертвая земля, “dull roots”- дряблые корни, самих по себе ничего не значащих, но лишь в контексте приобретающих силу и мощь элиотовской трактовки замысла: мрачные предостережения, угроза, подсказывающая, что ничего хорошего нас не ждет, не стоит и надеяться. Здесь кроме двучленных метафор и само четверостишье метафорично. Начало первой главы “The Waste Land” представляет повествователя в образе умирающего/возрождающегося бога растительности. Весна возвращает повествователю “The Waste Land” жизненную силу и заставляет его вспомнить о прошлом, о чувственной былой страсти. Происходит некий объективный процесс, очередная смена времен года. Возрождение, которое переживает субъект, задано ему извне [цитата по: Ганнер,1959:108], и оно не зависит от его воли и желания. Это не подлинное, осознанное возрождение, а вынужденное возрождение-в-смерть, изменение, затрагивающее лишь материальный мир. Автор пытается описать весну, создает ей образ совсем иной - не тот, который мы обычно представляем в радужных красках.

Тему возрождения-в-смерть Элиот в начале “The Burial of the Dead” связывает с метафорическим символом сирени (lilac). Образ сломанной ветки сирени появляется в раннем стихотворении Элиота “Женский портрет” как иронический намек на потаенную в человеке страсть, как знак связи с первоосновой жизни. В поэме Элиота “Пепельная Среда”, написанной после “The Waste Land” и опубликованной в 1930 г., сирень обозначает любовное желание, которое герою необходимо преодолеть. В главе “The Burial of the Dead” ‘lilac’ - не только метафорический символ жизненности и первоначала, но и возрождения, таящего в себе дурман и в конечном итоге смерть-в-жизни.

Автор настаивает на том, что всех без исключения ждет бездна смерти, в первой части акцентируется тщета и бесплодность всего сущего. Тема смерти отражена в ключевых словах и выражениях, таких как “the dead land”, “a dead sound”, “my brother wreck”, “where the dead men lost their bones”, “he who was living is now dead”, “we who were living are now dying”, “dead mountain”. Сами по себе ключевые слова и выражения метафоричны. Они представляют собой простые и расширенные метафоры. Ключевые слова включены в контекст, что позволяет автору создать метафорический образ поэмы «Бесплодная земля». Метафорические образы сезонов “бесплодной земли” можно найти на первой странице:

Winter kept us warm, covering

Earth in forgetful snow, feeding

A little life with dried tubers.

Подобные развернутые метафоры помогают автору озвучить композиционную метафору в своей поэме и представляют особый интерес. Композиционная метафора охватывает весь текст, и вполне оправданно можно считать контекст поэмы целиком композиционной метафорой. Вынесенный в заголовок произведения метафорический эпитет «The Waste Land» является концептуальной метафорой, что становится понятным только после прочтения всей поэмы. Постигая истинный смысл данного словосочетания, понимаешь, что этот концепт с каждой новой строчкой становится уникальным, обретающим новое звучание, создающий настроение гнетущей тоски, а порой и ужаса. Это не просто «опустошенная земля», а это «буржуазная цивилизация, которая неминуемо разрушается».

Метафорические образы времен года в «The Waste Land» помогают Элиоту создать четкую, ясную картины «зимы», «лета», «весны». Это достигается благодаря не только определенной конструкции стиха и метрики, рифме, но и метафорическому потенциалу слов, используемых автором поэмы. Эти метафоры возникают прежде всего, в результате определенной синтаксической сочетаемости слов в пассажах произведения.

Winter kept us warm, covering

Earth in forgetful snow, feeding

A little life with dried tubers.

Так появляется “forgetful snow”- снег забвенья - метафорический эпитет, который делает картину более мрачной и удручающей – все говорит о том, что «жизнь застыла на месте», что неизбежно идет к гибели.




29-04-2015, 05:01


Страницы: 1 2 3 4 5
Разделы сайта