Волков В. А.
В исторической науке события Смоленской войны, как правило, соотносятся с Тридцатилетней войной 1618-1648 гг. - первым масштабным всеевропейским вооруженным конфликтом. Однако, при очевидном антипольском, а в итоге и антигабсбургском курсе Московского государства, включение России в группировку стран, борющихся с Католической лигой и Империей Габсбургов, стало бы большой и серьезной ошибкой. Русское правительство, используя благоприятную международную обстановку, стремилось решить свои территориальные проблемы, порожденные неудачным исходом войны с Польско-Литовским государством в начале XVII в. Совпадение дат - заключения русско-польского соглашения в с. Деулино и начала Тридцатилетней войны примечательно. Империя, нанося удар по протестантским государствам Германии, теперь могла рассчитывать на упрочившую свои позиции Речь Посполитую, ставшую своеобразным форпостом католического мира против серьезно ослабленного в Смутное время Московского государства, значительно окрепшей в военном отношении Швеции и все еще грозной Турции.
К началу 1630-х гг. Россия, смогла оправиться от удара нанесенного ей в начале XVII в., что стало неприятным сюрпризом для руководителей объединения католических государств, полагавших, что в момент решительного столкновения с коалицией протестантских стран и Францией, ослабленная прошлыми поражениями Россия окажется вне начавшейся в Европе большой войны. С целью нейтрализации быстро крепнувшего Московского государства, финансовая стабилизация которого была достигнута благодаря жестко контролируемой царской монополии на продажу хлеба и других важнейших экспортных товаров, Империя на долгие годы отказалась от помощи одного из первейших и надежных своих союзников - Польско-Литовского государства, действия которого были связаны нависшей над его восточными границами русской угрозой.
Для антигабсбургской коалиции, и прежде всего для Швеции, произошедшее быстрое государственное возрождение России и нескрываемая враждебность, выказанная ее правительством к Польше, открывали заманчивые перспективы для использования русской финансовой и военной поддержки. Расчеты шведского короля Густава II Адольфа, стремившегося втянуть Московское государство в орбиту своей политики, оправдались. Несмотря на заключение им 26 сентября 1629 г. Альтмаркского перемирия с Польшей, оставившего Россию по сути наедине с Речью Посполитой, правительство Михаила Федоровича, продолжило согласованную ранее со Швецией подготовку к войне с Польско-Литовским государством. Москва не скрывала намерения вернуть Смоленщину и Черниговщину, а при успешном развитии событий отвоевать белорусские и украинские земли. Свою роль сыграла не только не оправдавшаяся надежда на турецкую помощь, но и обещание военно-технического содействия со стороны Швеции. Об этом недвусмысленно говорили в Москве представители Стокгольма Ж. Руссель, И. Меллер и А. Мониер, разъяснившие русским властям причины прекращения польско-шведской войны, начатой еще при его отце Карле IX в 1598 г. Шведские дипломаты, оправдывая действия своего короля, ссылались на необходимость начала военных действий против войск союзной Польше Католической лиги, теснившей слабые армии немецких протестантов. Определенная помощь России была действительно оказана. Необходимо отметить факт передачи шведами, по прямому распоряжению Густава II Адольфа, секретной технологии отливки легких (полевых) пушек, использование которых в военных действиях давало в то время шведам решающее преимущество перед вражескими армиями. В январе 1630 г. в Москву приехал пушечный мастер Ю. Коет, наладивший производство артиллерийских орудий нового образца. В 1632 г. под техническим руководством другого посланца шведского короля А. Виниуса основаны тульский и каширский оружейные заводы. Впрочем, содействие Густава II Адольфа в техническом переоснащении русской армии и пополнении ее нанятыми в Германии военными специалистами, было щедро оплачено поставками русского хлеба. Швеция, испытывавшая серьезные финансовые трудности, могла содержать огромную армию, насчитывавшую в 1632 г. 147 тыс. человек, лишь за счет французских субсидий и спекуляций русским зерном, перепродававшимся затем в Голландии. За шесть лет (1628-1633 гг.) санкционированный властями вывоз из России дешевого хлеба принес королевской казне чистого дохода 2 408 788 рейхсталеров. На это обстоятельство первым из исследователей обратил внимание К.И. Якубов, позднее его расчеты были подтверждены Б.Ф. Поршневым.
Приведенные факты свидетельствуют о том, что Россия, не участвуя в Тридцатилетней войне, поддерживала те воюющие государства, на помощь которых она могла рассчитывать в предстоящей борьбе с Речью Посполитой. Но отсутствие формального договора о взаимодействии русских, шведских и турецких войск спасло Польшу от неминуемого разгрома. В решающий момент военного столкновения Москва оказалась один на один с Польско-Литовским государством, еще в 1628 г. проинформированном французским правительством о начатой в России подготовке к войне с поляками. Благодаря этому предупреждению, Речь Посполитая спешно заключила мир со Швецией и сумела подготовиться к отражению русской атаки на Смоленск.
Обзор событий Смоленской войны необходимо предварить кратким перечнем ошибочных, с нашей точки зрения, утверждений и предположений, высказанных историками, изучавшими внешнюю политику России 30-х гг. XVII в. и военные действия русской армии в годы этого вооруженного конфликта.
Так, Б.Ф. Поршнев полагал, что перед командовавшим русской армией воеводой Шеиным была поставлена задача "вовсе не взятия Смоленска, а отвлечения на себя и сковывания своими превосходящими силами в Смоленске польской армии в целях обеспечения вторжения другого русско-шведского наемного войска в Речь Посполитую с запада, из Силезии". Такой вывод историк сделал достаточно вольно трактуя фразу из наказа Шеину "идти под Смоленск", а не "на Смоленск". Исследователю стоило обратить внимание на то, что в том же наказе, воеводы М.Б. Шеин и А.В. Измайлов получили приказ "под Смоленеском промышляти, и немецким людем и русским салдатом велети промышляти накрепко, и туры поставить и из наряду бить, и подкопы подвесть, и всякими меры промышлять с великим раденьем,, чтоб Смоленеск взять". Проект Ж. Русселя об организации на русские деньги нападения на западные границы Польши, на который ссылается Б.Ф. Поршнев, так и остался проектом, эти смелые планы в то время не могли быть реализованы.
В другой своей работе Б.Ф. Поршнев попытался обосновать существование "тайны Шеина", который, находясь в польском плену, якобы, присягнул на верность королевичу Владиславу. Патриарх Филарет, по утверждению Поршнева, знавший об этом добился назначения Шеина главным воеводой, рассчитывая, что нарушение присяги обяжет его биться с врагами до победы. Факт обязательства Шеина не воевать с поляками был хорошо известен современникам, привыкшим в эпоху Смутного времени к вольному обращению с присягами, поэтому данная в плену клятва вряд ли заслуживала с их точки зрения большого значения. Использование этого факта в обвинительном приговоре Шеину призвано было оправдать кару, обрушившуюся на проигравшего войну воеводы.
Излишне категоричным представляется тезис А.А. Новосельского, полагавшего, что татарские нападения 1632 и 1633 гг. оказали "самое непосредственное и совершенно очевидное действие на армию Шеина под Смоленском". Нельзя не согласиться, со справедливой критикой этого утверждения Б.Ф. Поршневым, отметившим, что "абсолютно никаких татарских набегов на рубежи Московского государства не было с сентября 1633 г. до июля 1634 г., то есть как раз в течение того почти годичного периода, когда Смоленская война круто пошла к трагической развязке и завершилась поспешным Поляновским миром в июне 1634 г. <...> Указанный интервал в истории вторжений из Крыма исключает возможность видеть в них главный фактор неудачи Смоленской войны". Последствия крымского удара по территории союзного Турции государства проявились по иному – со времени нападений 1632 и 1633 гг. заметно изменилось отношение русского правительства к обеспечению безопасности южных рубежей.
* * *
Подготовка к войне потребовала от Москвы чрезвычайных усилий и огромных денежных затрат. Основное внимание было уделено улучшению организации и вооружения русской армии. К 1630 г. общая численность московского войска достигла 92 555 человек. Однако использовать в военных операциях командование могло менее четверти всех наличных боевых сил. На городовой службе находилось в то время около 72 тыс. человек. Оставшихся 20 тыс. человек полковой службы не хватало даже для обороны границ. Необходимость реорганизации вооруженных сил была очевидной.
В начале 1630 г. в города Ярославль, Кострому, Углич, Вологду, Великий Новгород прибыли распоряжения о наборе на государеву службу оставшихся беспоместными детей боярских, которым предписывалось быть в "ратном наученье" в Москве у нанятых за границей "кормовых немцев" - А. Лесли и Ф. Цецнера. Предполагалось сформировать два полка "солдатского строя", по 1000 человек в каждом. Всем записавшимся в солдаты детям боярским было обещано "для их бедности" жалованье в размере 5 руб. на человека в год и кормовые деньги по алтыну в день. Каждый из них получал казенную пищаль, порох и свинец. Этим царским указом было положено начало созданию в России полков "нового строя".
Как видно из текста грамоты костромскому воеводе кн. П.Ф. Волконскому, первоначально власти планировали укомплектовать новые полки лишь беспоместными служилыми людьми, неспособными из-за бедности нести полковую службу "со своим городом", сформировав таким образом в дополнение к дворянской коннице дворянскую пехоту нового строя. Весьма показательно, что дворяне-солдаты не лишались сословных прав и продолжали числиться в списках Разрядного приказа.
Однако попытка сформировать солдатские полки лишь из обедневших служилых людей "по отечеству" не удалась. Общее число записавшихся в солдатскую службу детей боярских не превышало 60 человек. Власти вынуждены были допустить также к записи в солдаты вольных людей недворянского происхождения: казаков, татар и их родственников. К декабрю 1631 г. в полках Лесли и Цецнера числилось уже 3323 человека. Каждый полк делился на 8 рот во главе с полковником, полковым большим поручиком (подполковником), майором (сторожеставцем) и пятью капитанами. Под началом ротных капитанов находились: поручик, прапорщик, 3 сержанта (пятидесятника), квартирмейстер (окольничий), каптенармус (дозорщик над ружьем), 6 капралов (есаулов), лекарь, подъячий, 2 толмача, 3 барабанщика и 200 рядовых солдат, из них 120 пищальников (мушкетеров) и 80 копейщиков.
Призывом русских служилых людей дело не ограничилось. В 1630 г. в Россию начинают пребывать, нанятые при шведском посредничестве, иностранные офицеры и солдаты. Их принимали в Великом Новгороде кн. В.Р. Барятинской, Е. Самарин и дьяк Н. Спиридонов.
В начале 1632 г., незадолго до начала русско-польской войны, число солдатских полков было увеличено до шести. Четыре таких регимента, полностью укомплектованные офицерами и рядовыми приняли участие в походе на Смоленск; пятый и шестой были направлены в армию М.Б. Шеина в июне 1633 г.
Успешный опыт создания пехотных полков московское правительство распространило и на конницу. С середины 1632 г. началось формирование первого рейтарского полка, первоначальная численность которого определили в 2000 человек.
Служба в кавалерии являлась более привычной и почетной для служилых людей и, в отличии от солдатских полков, в новый рейтарский полк охотно записывались обедневшие дворяне, неспособные собраться в поход собственными силами. К декабрю 1632 г. в нем состоял на довольствии 1721 рядовой рейтар из дворян и детей боярских. Командование решило увеличить численность полка до 2400 человек, сформировав в рейтарской части особую драгунскую роту. Процессу быстрого комплектования полка способствовали два обстоятельства. Привлекательность рейтарской службы объяснялась, помимо вышеуказанной причины, более щедрой ее оплатой - рядовые рейтары получали ежемесячно по 3 руб. денежного жалованья и по 2 руб. на содержание строевых коней.
Рейтарский полк состоял из 14 рот во главе с ротмистрами и полковыми командирами. Во время Смоленской войны правительство сформировало драгунский полк, 2 солдатских полка и отдельную солдатскую роту. Эти части были укомплектованы даточными людьми, взятыми с монастырей и поместий, владельцы которых сами не могли выступить в поход (отставных дворян и детей боярских, вдов служилых людей, недорослей). На войну брали по одному конному человеку с 300 четвертей земли "добрых и оружных", сроком на один год или до тех пор "пока Смоленск не очистят".
Драгунский полк состоял из 1600 человек (в том числе 1440 рядовых драгун), разделенных на 12 рот, по 120 рядовых в каждой. Драгуны получали из казны лошадей, оружие, денжное довольствие по 4 руб. в год на одежду и седло, и месячный корм. Вооружение драгун состояло из пищали (или мушкета) и пики. Полк имел артиллерию в составе 12 малых пушек с пушкарями и боезапасом 24 ядра на пушку.
Таким образом, за три с половиной года до войны и во время ее правительство сформировало 10 полков нового строя, общей численностью до 17 тыс. человек; из которых к началу войны были готовы 6 солдатских полков (9000 человек). Не довольствуясь, первым опытом формирования полков нового строя, московские власти приняли решение использовать в предстоящей войне с Польшей войска, нанятые за границей. Набор 4 полков ландскнехтов был осуществлен уже упоминавшимся выше полковником шведской службы А. Лесли, направленным в Россию лично Густавом II Адольфом. Получив в русской армии чин "старшего полковника", соответствующий тогда чину генералау, Лесли отправился в протестантские княжества Германии, где набрал около 5 тыс. солдат и переправил их в Россию. Попытка использовать в войне с поляками европейский военный опыт закончилась неудачей. Видимо сказалось обстоятельство, вскрытое А.В. Бородиным, автором рецензии на нашумевшую в свое время монографию Е.Д. Сташевского, посвященную организации и состоянию русской армии в годы Смоленской войны. Исследователь пришел к выводу, что "момент для найма оказался неблагоприятным, так как он совпадал с самым разгаром Тридцатилетней войны, когда спрос на ландскнехтов непрерывно увеличивался, так что Лесли с трудом удалось нанять четыре полка, отличавшихся не только плохими военными качествами навербованных банд, но и своею национальною разношерстностью....". Впрочем, в 1632 г. московское правительство, считало сформированные из иноземцев и русских людей части вполне боеспособными. Полагаясь на их выучку и надеясь на поддержку со стороны Швеции и Турции, оно вступило в решительное вооруженное противоборство с Польско-Литовским государством. Русская военная активность вызвала горячее одобрение у короля Густава. Более реалистично смотрел на состояние московского войска шведский резидент И.Меллер, накануне войны отметивший в своем донесении королю, написанном в июле-августе 1632 г., что Россия к этой войне еще не готова.
* * *
Событием, ускорившим начало военных действий, стала кончина польского короля Сигизмунда III, последовавшая 30 апреля 1632 г. Стремясь использовать сложившуюся ситуацию, русское правительство пошло на демонстративное нарушение условий Деулинского перемирия, заключенного 1 декабря 1618 г. сроком на 14,5 лет. (Формально действие его заканчивалось 1 июня 1633 г.). Решение властей о начале войны с Польшей до истечения перемирных лет поддержал Земский собор, состоявшийся в Москве в июне 1632 г. Военных планов русского правительства не изменило даже произошедшее в те же июньские дни неожиданное нападение крымских татар на южные "украины" Русского государства. Примечательно, что хан Джанибек-Гирей нарушил строжайший запрет своего сюзерена турецкого султана Мурада IV, заинтересованного в сохранении добрососедских и даже союзнических отношений с Россией. Сделанный А.А. Новосельцевым анализ причин этого первого за многие годы большого похода крымцев, не объясняет главного - избранного татарскими и ногайскими мурзами направления своего удара. Исследователь связывал нападение на русские земли с неудачным походом Джанибек-Гирея и Кантемир-мурзы на польские владения на правобережной Украине, состоявшимся в 1629 г. С нашей точки зрения, подобное объяснение лишь запутывает проблему - в условиях разгоравшегося между Москвой и Варшавой конфликта Джанибек-Гирей, наоборот, получил шанс отыграться за упомянутое тяжелое поражение. Тот факт, что вместо польских пределов вся мощь крымских атак обрушилась на русскую границу, ослабленную уходом донских казаков и лучших воинских контингентов в армию М.Б. Шеина, вынуждает более пристально рассмотреть сообщения о происходивших тогда польско-крымских контактах. Ранее считалось, что первое обращение "литовских" властей о помощи против "московитов" было получено Джанибек-Гиреем лишь ранней осенью 1632 г. Однако в показаниях, взятых во время этого набега татарских "языков" содержится любопытное упоминание о том, что еще весной 1632 г. "приехал в Казлев (Гезлев – В.В.) рекою Днестром в судне из Литвы литвин, да с ним крымский татарин, который был взят в полон тому года с три, а привез де тот литвин к крымскому царю грамоты, а говорят де, что тот литвин прислан из Литвы к царю о мире, а они де, после того литвина приезда в Крым, пошли на Русь в войну месяц спустя".
Татарское нападение задержало выступление главных русских сил к Смоленску. Только 3 августа 1632 г. передовые части армии, верховное командование которой было вручено боярину М.Б. Шеину и окольничему А.В. Измайлову, выступили в поход. Разрядным делопроизводством при больших воеводах ведали дьяки А. Дуров и Д. Карпов.
9 августа Москву покинули главные силы армии Шеина, двинувшиеся к приграничному Можайску, где было продолжено комплектование походного войска. Из-за сохраняющейся военной опасности на южных границах сбор полков затягивался, поэтому воеводы вынуждены были задержаться в Можайске. Лишь 10 сентября Шеин получил долгожданный указ с повелением начать военные действия против Польши. Несмотря на осеннее ненастье, задержавшее продвижение обозов и артиллерии, поход начался успешно. В октябре-декабре 1632 г. русскими войсками были заняты Кричев, Серпейск, Дорогобуж, Белая, Рославль, Трубчевск, Стародуб, Почеп, Новгород-Северский, Батурин, Невель, Себеж, Красный и некоторые др. города.
5 декабря 1632 года русское командование начало наступление на Смоленск. К тому времени численность армии Шеина достигла 32 тыс. человек. Ей были приданы 151 орудие и 7 "верховых" пушек-мортир, при которых состояло 184 пушкаря. В числе этих орудий были огромные пищали "Инрог" (стрелявшая ядрами весом в 1 пуд 30 гривенок), "Пасынок" (1 пуд 15 гривенок), "Волк" (1 пуд), две "верховые" пушки, вес ядра которых достигал 2 пуда и несколько мортир, стрелявших ядрами в 2 пуда и меньше. Однако транспортировка "стенобитного наряда" затянулась на долгие месяцы. "Великие" пушки были доставлены к армии лишь в марте 1633 г.
Осада Смоленска началась 17 сентября 1632 г. Русские не торопились штурмовать первокласную крепость, но окружили город, "поделав сильные блокгаузы, острожки, рвы, перекопы, шанцы и проч.".
Смоленский гарнизон насчитывал, по сообщению перебежчика ("выезжего немчина") поручика Р. Стивенса, 2090 человек. Оборону города возглавил подвоеводье капитан С. Соколинский, помощником его был поручик Я. Воеводский. Осажденные имели достаточные запасы продовольствия и испытывали нужду лишь в боеприпасах. В направленном в Москву донесении воеводы, со слов Стивенса, сообщали: "А зельем де в Смоленску незапасно, только ныне в Смоленску пушечного и ручного зелья 90 бочек, и те бочки небольшие, потому де и стрельбы из города живет мало, что поблюдают зелья". Однако, несмотря на это затруднение, о котором стало известно русским властям, полякам удалось продержаться в осажденном городе 8 месяцев, дождавшись подхода к Смоленску польской армии во главе с избранным 13 ноября 1632 г. королем Владиславом IV.
Мощную
крепость, укрепленную в свое время лучшими военными инженерами, можно было
взять лишь долгой правильной осадой. Время года, избранное русским
командованием для начала военных действий под Смоленском, не способствовало их
благополучному завершению. С началом осеннего ненастья, полевые армии
отводились на зимние квартиры. Редкие отступления от этого правила, при
отсутствии регулярного
3-11-2013, 01:27